- Я знаю, что это не очень удачно, - попыталась обороняться Сириль, - но это мой последний шанс. Жюльен Дома, вероятно, опасен. У меня на руках должны быть все данные, чтобы я могла найти его и вылечить. Или же отправить в больницу.
Нино потер глаза, потом тряхнул головой.
- Porco Dio, это что, скрытая камера? - Он внимательно посмотрел на Сириль. - В какую игру ты играешь?
Сириль почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Она ничего не понимала.
- Но я не играю, я…
Нино резко встал и воскликнул:
- Вон!
- Простите?
- Вон, тебе говорят! Ты больше ни на секунду не останешься в моем доме.
Он бросился к входной двери, и Сириль против воли последовала за ним. Вдруг дверь открылась, и вошел высокий антилец с пакетами в руках. Сириль едва поздоровалась с ним и оказалась на лестничной клетке. Не оборачиваясь, она принялась спускаться по лестнице. Ей хотелось убежать и забиться в норку, как мышке.
За ее спиной Нино и его друг обменялись ошеломленными взглядами. Оба смотрели на Сириль, спускавшуюся по ступенькам.
Нино перегнулся через перила.
- Сириль! - закричал он.
Сириль подняла на него глаза.
- Поднимайся!
- Что?
- Поднимайся, тебе говорят!
Она остановилась, держась рукой за перила.
- Я… Я ничего не понимаю…
Нино спустился на несколько ступенек и взял ее за руку.
- Поднимайся и заходи.
- Но вы…
- Ты не узнала Тони?
- Кого?
Нино взглянул на друга, пожал плечами и покачал головой. Потом снова обратился к Сириль, и на этот раз его голос был мягче:
- Пойдем. Похоже, у тебя большие проблемы.
Несколько секунд спустя Сириль снова сидела на том же диване. Этот диалог был самым странным в ее жизни. Нино чуть не силой заставил ее подняться наверх и усадил в гостиной. Она в полной растерянности повиновалась. Тони, тот самый Тони, которого должна была узнать Сириль, скрылся в кухне. Нино снова закурил. Сириль не курила уже много лет, но сейчас не отказалась бы от сигареты. Однако она не осмелилась попросить, а ей никто не предложил закурить. Тони вернулся, неся в руках поднос с тремя стаканами, наполненными оранжевым напитком с зелеными трубочками. Празднично, но не вполне уместно. Сириль сначала отказалась, но в результате уговоров все же попробовала пунш домашнего приготовления. Королевский вкус, с примесью имбиря и зеленого лимона. В конце концов она выпила около трети стакана и почувствовала себя более комфортно.
- Ну что ж, Сириль, продолжим. Ты утверждаешь, что не знаешь Тони.
- Мне очень жаль, но нет. А что, я должна его знать?
Нино уклонился от ответа.
- А меня, Сириль? Меня ты узнаёшь?
Она раздраженно пожала плечами. Она сделала это скорее из-за тона Нино, чем из-за самого вопроса. Старший медбрат обращался с ней, как с вновь прибывшей пациенткой. Он говорил твердым и уверенным голосом, достаточно властным.
"Он обращается ко мне на "ты" и разговаривает, как с сумасшедшей, честное слово!"
- Послушайте, я не сумасшедшая! Вы старший медбрат Сент-Фе. Именно поэтому я здесь.
- И это все?
Сириль прикусила губу.
- Что значит "и это все"? Вы старший медбрат Сент-Фелисите, один из немногих, о ком у меня остались хорошие воспоминания. Именно поэтому я и решила, что могу обратиться к вам с просьбой.
Теперь она задумалась над тем, почему Нино ведет себя как инспектор на допросе. Все это было очень неприятно.
Нино наклонился и оперся локтями на колени.
- Это действительно все?
- Господи, да! Что вы хотите от меня услышать?
Нино обменялся с другом взглядом, вздохнул и покачал головой.
- Что ж, похоже, мы в тупике…
Тони молчал. Он, даже когда сидел, казался очень высоким. Стройный, прекрасно сложенный, уравновешенный. Сейчас он, нахмурив брови, взволнованно наблюдал за Сириль.
- Это какая-то шутка… Да, так и есть, это шутка, - наконец негромко сказал он.
У Сириль возникло ощущение, что она оказалась не в том месте не в то время. У нее было лишь одно желание: побыстрее уйти отсюда. Но Нино с его твердым взглядом не отпускал ее.
- Итак, ты пришла, чтобы я передал тебе дело одного из твоих пациентов… Верно?
И снова этот тон врача, который беседует с больным, боясь его оскорбить. Она попыталась сохранять спокойствие и четко произнесла:
- Да, дело Жюльена Дома, молодого человека, страдающего депрессией, который в двухтысячном году наблюдался в Сент-Фелисите и который пришел ко мне на консультацию в Центр на улице Дюлак. Я опасаюсь, как бы он не оказался потенциально опасным. Все это я уже говорила вам пятнадцать минут назад.
- Жюльен Дома, говоришь?
- Именно так. И если вам не трудно, не могли бы вы перестать обращаться ко мне на "ты"?
- А его ты тоже не помнишь? Nada?
Сириль взглянула на Нино и ничего не ответила. Он принялся кусать губы, превратившиеся в две бледные полоски. Воцарилась гнетущая тишина. Прошло несколько минут, и Сириль почувствовала, что ее охватывает гнев. Она раздраженно прервала молчание:
- Ладно, месье, послушайте. Вы мне очень симпатичны, но у меня еще много дел. Сегодня ночью у меня дежурство, и вообще я глава учреждения, которым необходимо управлять. Если вы хотите мне что-то сообщить, сделайте это сейчас, хватит ходить вокруг да около. Или же мы распрощаемся.
Нино молчал еще несколько секунд. Сириль казалось, что она видит, как активизируются клетки его мозга. Он мысленно прокручивал в голове все, что хотел сказать, и раздумывал над тем, что предпринять дальше. В конце концов он произнес:
- Я не знаю, что с тобой произошло за последние десять лет, Сириль, но ты забыла некоторые очень важные вещи. Это, впрочем, может объяснить твое поведение.
Сириль откинулась на спинку дивана. Она чувствовала, что сейчас на ее голову обрушится нечто серьезное.
- И что же я забыла?
- Ты знаешь Тони, причем очень хорошо. Потому что десять лет назад ты, он и я были неразлучными друзьями, еще теми гуляками.
Граната…
Без чеки…
Взрывается…
У нее в голове…
Сириль закрыла глаза.
"Что это еще за глупости?"
Во-первых, она никогда не была гулякой. Во-вторых, если бы у нее в Сент-Фелисите были друзья, она бы непременно помнила их. На ее губах появилась легкая улыбка.
Нино встал и направился к китайскому секретеру, стоявшему у стены напротив окна с орхидеями. Он повернул ключ в замке внутреннего отделения и выдвинул ящик. Большой ящик, заполненный документами, письмами, фотографиями. Сириль и Тони смотрели на него. Некоторое время Нино рылся в ящике и наконец нашел конверт размером 10х15 см. Он сел на диван, выбрал несколько снимков и протянул их Сириль.
- Смотри. Вот ты с короной на голове. Я хорошо помню этот день, мы праздновали мое назначение на должность. А это вечеринка. Я еще задавался тогда вопросом, не станет ли Тони снова гетеросексуалом. Взгляни, как он пялится на твои бедра. А эта фотография, наверное, лучшая из всех. Тони приготовил нам огромную лепешку.
Сириль почувствовала, как ледяная рука погладила ее по спине, сжала сердце, потом пронзила грудь. Ее знобило, она задыхалась. Это была она. Или ее клон. Длинные светлые волосы, на каждом снимке - бокал пива в руке. Это была она в окружении своих друзей, Нино и Тони…
- Если хорошенько поискать, я найду и другие снимки, - сказал Нино. - А помнишь пьянку, после того как на тебя напал сумасшедший в диспансере? Мы пытались тебя успокоить. А еще однажды мы сделали куклу Маньена и вонзали в нее иголки.
Сумасшедший… Да, его она помнила. Сириль прикусила губу. Кукла Маньена… Это ей что-то напоминало… но что-то очень отдаленное, размытое… Все остальное… вечеринки… нет…
Нино увидел в ее глазах растерянность.
- Мне продолжать?
Сириль подняла голову. Она чувствовала себя так, словно оказалась в ловушке.
- Это всего лишь фотографии. Они не являются доказательством нашей дружбы.
Нино прищурился. Сириль боролась с собой, не желая уступать тому, что казалось очевидным.
- Хорошо… Дай-ка я подумаю… - Несколько секунд он молчал. - Я знаю, как звали твоих родителей - Луи и Франсина. Твоя мать умерла, когда тебе было десять лет. Ты выросла на севере страны. После смерти матери отец отправил тебя в пансионат Амьена.
Сириль съежилась в кресле. Она разрывалась между желанием убежать и умереть на месте. Она боялась пошевелиться.
Нино добавил:
- А еще я знаю, что бы ты хотела делать, если бы не была врачом.
- Что? - прошептала она.
- Играть на бандонеоне. Или же давать уроки танго.
У Сириль перехватило дыхание.
- Один-единственный раз мы слышали, как ты играла на бандонеоне. Ты никогда ни перед кем не играла… Это было в девяносто девятом году, на следующий день после Рождества, когда брат Тони разбился на мотоцикле. Ты играла композицию под названием Milonga del Angel, настолько красивую, что мы втроем плакали.
17
22.00
В лаборатории сна Центра "Дюлак" было пусто. Кровати стояли застеленные. Работа здесь возобновится не раньше следующей недели. Только в двух палатах из трех, расположенных на втором этаже, были пациенты, которых лечили мезератролом. Сириль задумавшись шла по слабо освещенному коридору. Не слышно было ни звука. Пациенты спали. Она прошла в ординаторскую и окинула взглядом датчики. Все было в порядке.
Положив в карман прибор, уведомляющий о вызове из палаты, Сириль прошла в свой кабинет, включила лампу, заполнила карточки пациентов и расставила их по порядку. Затем перебрала все анкеты и бланки, не пропустив ни одного. Поправив диванные подушки и разложив на низком столике разбросанные журналы, она взяла в руки тряпку, которой каждое утро пользовалась уборщица, и принялась энергично вытирать невидимую пыль. Сириль протерла мебель, кофейник, африканские статуэтки на японской этажерке и даже две абстрактные картины на стенах.
Выключив лампу, она вышла в коридор и направилась в лабораторию сна. Она решила не включать свет - почти полная луна достаточно освещала помещение. В ящике стола Пани она обнаружила пачку "Мальборо" и зажигалку. Сириль запретила курение в своем учреждении, но закрывала глаза на некоторые нарушения Пани. Достав из пачки сигарету, она сбросила мокасины и устроилась на подоконнике широкого окна, выходившего во двор, приоткрыв окно, чтобы в комнату проникал свежий воздух.
Огонек зажигалки осветил ее бледное лицо. Сириль глубоко затянулась, отчего у нее закружилась голова. Она провела рукой по волосам, обхватила руками колени и медленно выдохнула дым через нос. Долгое время она сидела не двигаясь, ни о чем не думая, лишь наблюдая за движением машин, за тем, как зеленый свет светофора сменялся желтым, затем красным, потом снова загорался зеленый. Две слезинки скатились по ее щекам. Она чувствовала себя покинутой и одинокой, стоящей на краю пропасти. Что сказал Нино Паки? Ах да, что у нее большие проблемы. Она кусала большой палец руки до тех пор, пока не почувствовала боль. Теперь она и сама была в этом уверена.
* * *
Большой американский холодильник состоял из двух отделений. Слева была морозильная камера. Именно там ее дядя хранил свое любимое мороженое с кусочками печенья. Мари-Жанна засунула руку в сокровищницу Бенуа и вытащила ведерко с мороженым.
Было уже больше одиннадцати вечера. Они с Жюльеном занимались любовью целый день, и им захотелось чего-нибудь сладкого. В небольшом холодильнике в комнате Мари-Жанны были лишь йогурты нулевой жирности, и она подумала, что может позаимствовать что-нибудь у четы Блейков. Ее дядя не будет сердиться. А завтра она зайдет в супермаркет и купит взамен два таких же ведерка с мороженым. Закрыв дверцу морозилки, она поставила мороженое на стол и включила лампу на вытяжке, которая слабо освещала комнату. Мари-Жанна не боялась никого потревожить: она знала, что ее родственников нет дома. Бенуа отправился играть в покер и вернется лишь к утру. Что касается Сириль, то она будет дома не раньше шести утра. Мари-Жанна оставила открытой дверь, выходившую в кухню и в прачечную. На керамической подставке лежали две роскошные кисти винограда. Мари-Жанна отломила веточку с одной из них и положила ее на ведерко с мороженым.
- Можно?
Девушка подскочила.
Жюльен.
- Ну, ты даешь! Ты меня напугал!
Молодой человек натянул на голое тело джинсы и бесшумно спустился по лестнице, соединявшей квартиру Блейков и комнату Мари-Жанны наверху. Он бросил в рот виноградину.
- Нашла?
Мари-Жанна гордо указала ему на мороженое.
- Молодец. Это мое любимое.
- Вернемся?
Но Жюльен уже обошел вокруг кухонного стола и прошел в гостиную. Он сел на диван и погладил кожаную обивку.
- Итак, здесь она живет…
Мари-Жанна, на которой была лишь широкая мужская рубашка (она выглядела в ней очень сексуально), последовала за ним. Она испытывала смущение от того, что так запросто заходит среди ночи в гостиную своих родственников. Она нарушала правило номер один, установленное Сириль в то утро, когда она поставила на кровать комнаты наверху свой рюкзак с вещами:
- Никаких незнакомых людей в нашей квартире. В своей комнате можешь делать все, что хочешь, меня это не интересует.
Мари-Жанна растерянно поправила прядь рыжих волос. Она не знала, как сказать об этом своему любовнику.
- Жюльен, нам лучше вернуться.
Молодой человек разглядывал комнату, хотя смотреть было особенно не на что: африканские безделушки, картины, видео- и стереоаппаратура. Он остановился перед фотографией, на которой были запечатлены Бенуа и Сириль. Они стояли перед храмом, который Жюльен сразу же узнал. Это был королевский храм в Бангкоке. На губах Сириль витала легкая улыбка, которая делала ее несколько таинственной.
- Пойдем, Жюльен.
- Ты же говорила, что они не скоро вернутся.
- Да, но я все равно чувствую себя неловко.
- Хорошо.
Он не спеша обошел комнату, потом вернулся в кухню и склонился над тенью у своих ног.
- Привет, киса, ты кто?
- Это Астор, - ответила Мари-Жанна. - Старый кот моей тети.
Жюльен присел на корточки и почесал его между ушами. Кот принялся мурчать и тереться об его руку.
Мари-Жанна тоже присела на корточки.
- Надо же… Ты умеешь обращаться с животными. Это самый несговорчивый кот из всех, каких я видела. Он не признает никого, кроме своей хозяйки!
У нее вдруг возникло ощущение, что она превратилась в невидимку: Жюльен перенес все свое внимание на животное. Он чесал ему спину, шею и между ушами. Они как будто общались между собой на своем собственном языке.
- Любишь котов?
Он кивнул. Мари-Жанна потянула его за руку.
- Пойдем.
Жюльен встал, еще раз почесал коту спину и тихо вышел из комнаты. Они зашли в кухню, чтобы забрать еду, затем прошли через прачечную. Отсюда выходили две двери: одна была черным ходом, другая вела наверх, в комнатку Мари-Жанны.
* * *
Оба кармана ее халата завибрировали одновременно, и Сириль пришла в себя. Вот уже час она сидела здесь и глядела в окно. Она погасила второй окурок о подоконник и взглянула на телефон и на сигнальное устройство. Из второй палаты шел вызов, а на экране мобильного высветилось сообщение, отправленное с незнакомого Сириль номера. Она поднялась, потянулась, потерла глаза.
"Я найду выход. И стану еще сильнее благодаря этому испытанию. Паниковать - только терять время и силы. Я справлюсь".
Она прошла по коридору и направилась к лестнице. Во второй палате находилась молодая женщина, Матильда Томсон. Ее изнасиловал какой-то тип, которого полиция арестовала два месяца назад. Матильда не смогла вернуться к прежней жизни, рассталась с мужем и собиралась прекратить отношения с детьми. Сириль была тронута ее горем. Она взяла ее под свою опеку, предложив лечение мезератролом и несколько дней отдыха и психотерапии, которую проводила лично. Первые результаты были удовлетворительными.
Она быстро спустилась по лестнице и прочитала сообщение на телефоне: "Мы тебе поможем. По старой дружбе. Нино и Тони".
Сириль на несколько секунд остановилась, перечитывая сообщение. Ее сердце бешено билось. Она крепко сжимала телефон в руке.
"Боже мой…"
Ей приходилось рассчитывать на людей, которых она едва знала.
Когда первый шок Сириль прошел, Нино предложил ей еще стакан пунша. Она взяла его и принялась потягивать через соломинку.
Она провела рукой по лицу, пытаясь сохранять здравомыслие и рассудительность. В конце концов, может, во всем виновато чрезмерное количество спиртного, заглушившего ее воспоминания о годах учебы?
- Я бы посоветовал тебе сделать томографию, - сказал Нино.
- Я уже делала ее три дня назад. Ничего.
- А ты помнишь, почему ушла из Сент-Фелисите?
- Это я как раз помню! - ликующе ответила Сириль. - Сдав экзамены, я отправилась с Бенуа в Бангкок на конгресс и… не захотела возвращаться в больницу. Мы вернулись обратно, затем уехали в США, а после этого я стала главой Центра.
- Верно. И мы больше ничего не слышали о тебе.
Сириль встала и принялась мерить шагами комнату.
- Вернувшись из Таиланда и США, я… я не думала обо всем этом. Я хотела покончить с Сент-Фелисите раз и навсегда.
Она уселась на подлокотник дивана. Следующий вопрос мог запросто разрушить ее уверенность в себе, как шар валит кегли.
- А… относительно Дома… Его я тоже должна помнить?
Нино улыбнулся.
- Да. Ты принялась опекать его, как только он прибыл в больницу после попытки самоубийства. В конце двухтысячного года он был совсем плох.
Сириль сжала зубы. Но она была настолько взволнована, что не чувствовала этого.
- А потом?
- Больше я ничего не могу тебе рассказать, поскольку в то время меня там не было: я заканчивал обучение госпитализации на дому. Я знаю лишь то, что ты мне тогда говорила.
Сириль нахмурилась.
- И что я тебе говорила?
Она перешла на "ты", даже не заметив этого. Ей хотелось бы сбежать туда, где никто не знает, что она сошла с ума.
- Он не желал разговаривать ни с кем, кроме тебя. Тогда Маньен поручил тебе его дело, что вызвало немало ревности со стороны других студентов интернатуры. А через три недели ты уехала, и я больше тебя не видел. До сегодняшнего дня.