Хорек нажал на кнопку соединения, хотел что-то сказать в трубку, но замолчал. С секунду он удивленно смотрел на телефон, затем поднял взгляд на Баумхоффа. Тот знаком велел передать трубку ему. Хорек повернулся за инструкцией к высокому копу, тот кивнул и произнес короткую фразу, видимо разрешение, тогда как опасающийся потерять звонок Баумхофф поспешно схватил телефон и прижал его к уху.
- Алло? - небрежно произнес он.
Миа видела, как лицо его становится все серьезнее. До нее доносились звуки говорившего на том конце связи - мужчина говорил с американским акцентом. Послушав минутку, Баумхофф сказал:
- Нет, мисс Бишоп сейчас нет. Простите, а кто говорит?
Миа слышала, как звонивший что-то коротко ответил, и Баумхофф раздраженно сказал:
- Я коллега мисс Бишоп. Пожалуйста, назовите ваше имя.
Выслушав ответ, Баумхофф удивленно поднял брови.
- Да, конечно, с ней все в порядке. А почему вы думаете, что с ней что-то случилось? Кто вы? - Он потерял терпение и придушенно прорычат в трубку: - Мне нужно, чтобы вы назвали себя, сэр!
Через две-три секунды Баумхофф нахмурился и, отняв трубку от уха, раздраженно уставился на нее, затем перевел взгляд на детективов.
- Не знаю, кто это звонил. Он отсоединился, а его номер не определился.
Он вопросительно посмотрел на Миа, взглядом дающую ему понять, что знает не больше его. Хорек протянул руку за телефоном. Баумхофф вернул его и обратился к Миа:
- Итак, я вернусь утром. - И ретировался.
Миа сверлила ему спину негодующим взглядом, но толстокожий болван ничего не почувствовал. Следом за ним комнату покинули детективы, заперев за собой дверь. Она стала расхаживать по комнате, возмущенно оглядывая голые стены. Постепенно злость и раздражение уступили место невыносимой усталости и ощущению катастрофы.
Миа опустилась на корточки, прижавшись спиной к ледяной стене, и обхватила голову руками.
Все казалось таким простым, а обернулось кошмаром "Полночного экспресса".
Глава 10
Каждый толчок больно отзывался в голове Эвелин.
Хотя пол в кузове машины застелили одеялами, это не спасало. Мало того, что дорога состояла из рытвин, которые порой оказывались настоящими расселинами - какая-то горная тропа, а не шоссе, в редкие моменты прояснения сознания думала Эвелин, но и сама езда состояла из бесконечных крутых поворотов, из подъемов и спусков, так что ее мотало из стороны в сторону, как бутылку на бурных волнах, при каждом повороте ударяя о стенки кузова.
Ее мучения усиливали липкая лента, стянувшая ее рот, и мешок из дерюги на голове. Полная изолированность от внешнего мира и сама по себе неприятна, но Эвелин к тому же нечем было дышать, и она жадно втягивала ноздрями слабые струйки влажного воздуха, проникающего сквозь вонючую ткань мешка. Она очень боялась, что ее начнет тошнить. Тогда она может захлебнуться собственной рвотой, а ее даже не услышат. При мысли об этом ее бросило в жар. От постоянных толчков у нее болело все тело, нейлоновые наручники на молнии натерли ей кожу на кистях и щиколотках.
Ей даже хотелось отключиться, лишь бы не чувствовать страданий. Несколько раз она начинала погружаться во тьму бессознательности, но очередной резкий толчок причинял ей боль и приводил в себя.
Добравшись до южной окраины города, "БМВ" въехал на стоянку за разрушенным до основания зданием. Эвелин вытащили, связали, заклеили рот, надели на голову мешок и быстро затолкали в кузов ожидавшего их грузовика. Сквозь туман в голове она слышала, как ее похитители о чем-то посовещались, затем дверцы кузова захлопнулись, и машина рывком дернулась с места. Она не представляла, сколько именно времени провела в кузове, но наверняка уже несколько часов, и гадала, долго ли еще продлится мучительное путешествие.
В голове у нее одна за другой проносились смутные сцены. Вот она бежит неизвестно куда, задыхаясь и чувствуя, как ноги отказывают ей. Перед ней мчится Фарух. Его искаженное ужасом лицо.
Фарух! А что с ним? Удалось ли ему убежать? Его не было с ней в машине. Она вспомнила, как он ускользнул от похитителей и побежал по переулку, проскользнув мимо машины, в которую ее успели запихнуть. И в это мгновение она услышала громкий крик "Мама!".
Миа! Уж не приснилось ли ей это? На самом ли деле там была ее дочь? Образ потрясенно застывшей на месте Миа снова всплыл в ее мозгу - она кричит, стоя у входа в злосчастную улочку. Значит, Миа поняла, что происходит. Но как она там оказалась? Да еще так быстро? Эвелин помнила, как они сидели с дочерью в баре. Потом она ушла, а Миа осталась сидеть за столиком. Зачем она пришла в переулок? А главное, все ли с ней в порядке?
Сердце Эвелин болезненно сжалось. Там были убитые, в этом она не сомневалась. Она слышала выстрелы. Видела, как машина сбила солдата. Помнила оглушительный глухой шлепок, когда его тело шмякнулось на ветровое стекло, будто кусок теста, и на стекле образовалась паутина трещин. Она пыталась четко восстановить все события, но мысли ее путались от постоянных толчков, сотрясающих ее тело.
Эвелин старалась расслабиться, чтобы сознание заволокло темнотой, но этому мешали боль и неудобное положение тела. Она стала думать о поездке и испугалась по-настоящему. Она длилась уже много часов, а это не предвещало ничего хорошего - тем более в такой маленькой стране. Куда ее везут? Она припомнила противоречивые слухи, газетные статьи прошлых лет, "черных дней" Ливана. Похищения людей, журналистов, схваченных на улице наугад в качестве заложников. Вспомнила их рассказы, как их везли куда-то, обмотав скотчем, как мумии, засунув в клетку или в багажник автомобиля. Ее охватил ужас, когда она представила камеры, где их содержали, - голые холодные комнаты, где их приковывали к неработающим батареям. Несчастных держали на голодном пайке. И вдруг в голове у нее пронеслась самая жуткая мысль.
Главное - никто не знал, где их прятали!
Годы плена. Их не могли найти самые мощные разведки в мире. Ни следа, ни информаторов, ни требований выкупа. Ничего! Как будто они исчезли с лица земли, только для того, чтобы потом вновь появиться - если кому повезет.
Очевидно, на этот раз машина нырнула в очень глубокую рытвину - голова Эвелин откинулась назад и ударилась о металлический лист. Боль от удара оказалась настолько сильной, что наконец-то она погрузилась в спасительное забвение и потеряла сознание.
Глава 11
Фарух растерянно посматривал на хаотично разбросанные пятна палаток и тентов. Даже в густом мраке, который лишь изредка рассеивал слабый свет керосиновых ламп, в царящей над лагерем ночной тишине явственно ощущались страдания и безнадежность. Неестественную тишину лишь подчеркивали едва различимые звуки из радиоприемников, включенных в некоторых палатках. Большинство беженцев в конце концов сморил сон.
Среди каменных джунглей Бейрута сквер на площади Санай оставался одним из редких мест, где можно было увидеть зелень. Впрочем, назвать это место зеленым можно было только с большой натяжкой, поскольку даже в мирное время трава на газонах была выжженной и неухоженной. Когда же на юге страны началась война, сотни беженцев превратили сквер в свой дом, как и Фарух, которому не к кому было обратиться в этом городе. Точнее, теперь уже не было.
Он в последний раз затянулся сигаретой и потушил ее о землю. Похлопал себя по карманам и нашел пустую пачку. Он пожат плечами и, скомкав, отшвырнул ее в сторону. Потом поднял воротник пиджака и прислонился к низкой ограде сквера.
Вот до чего он дошел. Один и бездомный в чужом городе, тоже разрушенном войной, сидит под открытым небом на высохшей земле. Грядущий день нес ему еще меньше надежд, чем несчастным и измученным людям, чьи жалкие палатки заполонили весь сквер.
Он обхватил голову дрожащими руками и попытался забыться, но стремительные и страшные события последних суток не давали ему покоя. Он с силой потер лицо, проклиная себя за то, что вспомнил про Эвелин с ее интересом к вещам со знаком уроборос, за то, что ввязался в злосчастную сделку, за то, что явился виновником всего этого несчастья… Потом уставился в темноту, размышляя, как быть дальше.
Уйти отсюда? Вернуться домой, в Ирак… Но что его там ждет? Разоренная до нищеты жестокой гражданской войной страна, где каждый день похищают людей, взрывают автомобили, разъезжают антитеррористические команды. Страна, погруженная в хаос и страдания. Фарух удрученно покачал головой. Ему не к чему возвращаться и некуда идти. Его родины больше нет. И вот он сидит здесь один, чужак в чужой стране, а его единственный друг похищен.
Из-за него.
Он втянул Эвелин в эту историю, и в результате ее увезли неизвестно куда.
Мысль об Эвелин ранила его, будто кинжалом. Он сокрушенно качал поникшей головой. Как он такое допустил? Он не мог отделаться от горького сознания своей вины. Ведь он видел этих людей, знал, что они выслеживают его, и все-таки привел их к ней, и вместо него они схватили ее. Он вспомнил истерзанное тело Али и содрогнулся. Его единственный друг, ситт Эвелин, - в руках чудовищ! Он даже подумать боялся, что они могут с ней сделать.
Нужно каким-то образом помочь ей. Помочь найти ее, подсказать, где ее можно найти. И не забыть предостеречь их, чтобы они знали, с кем имеют дело. Но как это сделать, кому все это рассказать? К копам он пойти не может. Он проник в страну незаконно и пытался продать украденные древности. При всем их желании копы не смогут проявить снисходительность к нелегально проникшему в страну иракскому контрабандисту.
И тут он вспомнил о молодой женщине, внезапно появившейся в улочке за мечетью. Если бы не она, его схватили бы вместе с Эвелин. И сейчас его бы… Он представил себе, как сверло дрели, вращаясь, врезается ему в череп. Тряхнул головой, отгоняя жуткое видение, и снова стал размышлять об этой женщине. Сначала он думал, что она оказалась там совершенно случайно, просто свернула не в тот переулок. Но потом вспомнил - женщина закричала, кажется, она кричала "Мама!", что его озадачило. Неужели это была дочь Эвелин? Но даже если это так, то как она там оказалась? Договорилась ли Эвелин встретиться с ней или это было просто совпадением?
Впрочем, все это были чисто теоретические рассуждения. Он не знал ни ее имени, ни адреса. После своего бегства он не решился вернуться на место схватки и понятия не имел о дальнейшей судьбе девушки. Судя по всему, бандиты увезли и ее.
Из сумятицы воспоминаний всплыло одно лицо. Лицо человека, с которым Эвелин была в Забкине. Кажется, его зовут Рамез. Что тогда сказала Эвелин?.. Он работает с ней в университете.
Этого человека он может найти. Он уже заходил на археологический факультет, который расположен в университетском городке в Постхолле. Эвелин могла сообщить коллеге о встрече с Фарухом. И теперь он наверняка очень волнуется за нее. Он не прогонит Фаруха, выслушает.
Правильно, это лучшее, что он может сделать. Чем дольше он думал, тем более привлекательной казалась ему возникшая в голове идея. Ему нужны деньги. Те, что у него были, почти закончились, а положение у него отчаянное. Речь шла уже не о том, чтобы обосноваться в более спокойном месте, чем его родина, а всего лишь о выживании. Ему необходимо скрыться, а для этого нужны деньги. Он должен найти человека, который купит коллекцию Абу Барзана. Он не звонил ему с тех пор, как покинул Ирак. Может, толстяк уже нашел покупателя, тогда Фаруху и продавать-то нечего. А ведь коллега Эвелин наверняка имеет связи с какими-нибудь состоятельными ливанскими коллекционерами. Может, Фарух сумеет его заинтересовать, и он поможет продать вещи. Предложить ему хорошую скидку. Сейчас здесь между богатыми и бедными огромная разница, основное население не очень-то состоятельное. А законопослушным и порядочным гражданам тоже нужно есть и платить за квартиру.
Он почувствовал, как усталость пригибает ему голову, соскользнул на землю и съежился в комочек, надеясь уснуть. Утром он первым делом пойдет в университет, найдет там Рамеза, поговорит с ним. И может быть - только может быть, - для них это кончится лучше, чем для его друга Али.
Хотя он уже в это не верил.
Глава 12
Том Вебстер положил мобильник и выглянул в огромное, от пола до потолка окно своего офиса на набережную де Берджес. В Женеве наступил холодный ранний вечер. Солнце садилось за скалистые Альпы, отражаясь в озере и золотя его неподвижные воды. Снег еще не выпал, но до него оставалось недолго.
Телефонный разговор поверг его в глубокое недоумение. Он припомнил его, обращая внимание на каждый нюанс, обдумывая каждое слово. Сначала, когда ему ответили на звонок, последовала пауза. На том конце связи определенно колебались. Потом послышалась какая-то тарабарщина, но он понял - говорят по-арабски. А потом с ним заговорил человек, заявив, будто он коллега Эвелин. Его голос звучал как-то сухо и слишком официально, а настойчивое желание узнать, кто звонит, ясно указывало на то, что этот человек вовсе не являлся другом Эвелин, случайно ответившим на звонок по ее телефону.
Она оказалась замешанной в эту историю, с волнением подумал он. А затем появилась более пугающая мысль - не случилось ли с ней беды?
Сообщение, полученное им от телефонистки из института, застало его врасплох. Ведь с тех пор прошло столько времени, не меньше тридцати лет!
Он размышлял о том, что заставило Эвелин позвонить ему после столь долгого перерыва.
На этот счет у него имелись свои соображения.
Два события - неожиданный звонок одного из его разведчиков в Ираке, чуть больше недели назад, и звонок Эвелин на коммутатор института Холдейна - непременно должны быть как-то связаны между собой, это ясно. Но дальнейших проблем он никак не ожидал. Он и его партнеры в основном действовали вне зоны действия радиолокаторов. Разумеется, им приходится быть осторожными - в их деле секретность превыше всего, - но никаких причин ожидать осложнений у них не было.
Он попытался рационально объяснить звонок Эвелин, пытаясь избавиться от тревоги, но это не помогло. Ситуация не предвещала ничего хорошего. Он уже давно привык доверять своей интуиции, а сейчас она буквально била в набат. Необходимо срочно выяснить, что там происходит. А для этого придется позвонить своим партнерам, рассказать обо всем и, как всегда, втроем выработать план действий.
Он взглянул на часы. В Бейруте день начинается на два часа раньше, значит, придется не ложиться и тогда он успеет до наступления утра сделать несколько звонков. Но ему не привыкать.
Как и другие до него, он посвятил этому делу всю свою жизнь.
И если интуиция его не обманывает, теперь оно коснулось и Эвелин.
Опять!
Тяжело вздохнув, он повернулся к письменному столу, где лежала древняя рукопись, которую он достал из сейфа перед тем, как позвонить Эвелин. Она лежала там, с виду совершенно невинная. Том некоторое время смотрел на нее, затем взял в руки и слегка покачал головой.
Невинная.
Как бы не так!
Книга затянула его, да и не одного его, в свою губительную паутину. Перед ней невозможно устоять, и тому имелись серьезные причины. Да, книга того стоила!
Пожав плечами, он открыл книгу на первой странице и задумался, вспоминая, с чего все началось.
Глава 13
Томар, Португалия, август 1705 года
Спускаясь за стражником по узкой винтовой лестнице, Себастьян ощущал, как влажный холод, исходящий от голых каменных стен, пробирает его до самых костей.
Он смотрел под ноги, стараясь не ослепнуть от яркого пламени факела, высоко поднятого стражником. При неверном освещении он заметил в середине ступеней глубокую выемку и не сразу догадался, что это след от множества кандалов.
Здесь, в Томаре, уже томятся множество заключенных, и еще многих ожидает та же участь.
Он следовал за стражником по длинному узкому проходу, мимо дверей из толстых неотесанных досок с большими навесными замками. Наконец стражник остановился перед одной из них. Выбрав нужный ключ из нанизанной на кольцо большой связки, он отпер замок и потянул на себя тяжелую дверь. Перед Себастьяном возникло черное отверстие, напоминающее вход в пещеру. Он неуверенно взглянул на стражника, равнодушно кивнувшего ему. Себастьян собрался с духом, снял со стены в коридоре факел, зажег его от факела стражника и шагнул внутрь.
Несмотря на огромные колеблющиеся тени, он сразу узнал человека, скорчившегося в дальнем углу, и сердце его сжалось от тоски.
- Не бойся, - слабым голосом прохрипел старик. - Заходи.
Себастьяна будто приковало к полу, он не мог сделать ни шага.
- Прошу тебя, - прошептал старик. - Войди, посиди со мной.
Себастьян сделал неуверенный шаг, затем другой и с ужасом уставился на обитателя камеры, отказываясь верить своим глазам.
Изуродованный побоями человек поманил его к себе, с трудом подняв закованную в кандалы руку. Юноша заметил - два пальца на ней оставались неподвижными, а большой вообще отсутствовал.
Исаак Монталто являлся очень хорошим, добрым человеком и близким другом отца Себастьяна. Оба были учеными, учили и воспитывали детей в богатых семьях и многие годы вместе работали в замечательном городе Лиссабоне, занимаясь изучением и переводом старинных арабских и греческих рукописей. Опасная болезнь, по теперешним понятиям обычный грипп, прервала работу друзей, отдававших ей все свое время и силы. Разразившаяся в ту зиму эпидемия беспощадно косила людей, опустошив город. Не пощадила она и семью Себастьяна. Уцелел только он один, бывший еще младенцем, - при первых признаках заболевания отец немедленно отдал сынишку на попечение старого друга Исаака, жившего неподалеку от Томара. Исаак и его жена преданно заботились о малыше, но через несколько недель она и сама заболела. Старику ничего не оставалось, как поручить Себастьяна заботам монахов из монастыря Томара. Той же зимой жена Исаака скончалась.
Овдовевший Исаак не мог забрать к себе такого малютку, и ему пришлось расти в монастыре вместе с другими осиротевшими детьми. Но Исаак никогда его не забывал. По мере того, как малыш подрастал и превращался в мальчика, а затем в юношу, Исаак всегда оставался для него другом и наставником, внимательно следил за его развитием и воспитанием. С тяжелым сердцем отпустил Исаак молодого человека, когда тот решил посвятить себя служению Богу в кафедральном соборе Лиссабона. Но с тех пор прошло уже три года. И вот старик оказался здесь, в этой камере - жертва безжалостной инквизиции, бледная тень человека, которым он был прежде.
- Исаак! - С искренней болью и раскаянием тихо ахнул Себастьян. - Бог мой!
- Да, - горько усмехнулся Исаак и поморщился от боли в груди. - Твой Бог… - Он с трудом перевел дыхание и кивнул. - Должно быть, он очень гордится, когда видит, до чего готовы дойти его слуги, стремясь доказать свою преданность его учению.
- Я уверен, он никогда и не помышлял о чем-либо подобном! - горячо возразил Себастьян.
В страдальческих глазах старика промелькнуло слабое подобие улыбки.
- Будь осторожен, мой дорогой мальчик, - предостерег он. - За такие слова ты можешь угодить в соседнюю камеру.