Самая лучшая месть - Стивен Уайт 7 стр.


- Тогда, может быть, поговорим о Томе? Я смотрел выпуск новостей. Его все-таки выпустили из тюрьмы.

Щеки его порозовели, и Кельда уже не в первый раз подумала, что он похож на Стэна Лорела.

- Верно, выпустили. Я сама его видела. И даже не по телевизору. Сегодня утром у меня изменились планы. Пришлось ехать за ним в тюрьму. А потом я отвезла его в Боулдер.

Подумав, она решила не упоминать о завтраке в "Бродмуре".

Его руки замерли.

- Ты серьезно? Не уверен, что это была хорошая идея. И как все случилось?

Она легонько шлепнула его по руке.

- Не останавливайся, продолжай. Вчера поздно вечером мне позвонил его адвокат, Тони Ловинг, и сообщил, что судья округа Парк только что подписал распоряжение о его освобождении. Ну и вроде как попросил помочь. Начальник тюрьмы хотел выпустить Тома пораньше, на рассвете, чтобы избежать наплыва репортеров. Сам адвокат прикован к инвалидному креслу, к тому же он посчитал, что мне будет интересно посмотреть на его подопечного. Я не стала отказывать, и вот…

- Ну и как?

- Получилось действительно интересно. Детектив, который арестовывал когда-то Клуна, следил за нами, наверное, от самой тюрьмы. А потом, должно быть, бросил что-то на дорогу, в результате чего у нас лопнуло колесо и мы едва не перевернулись. Хотел припугнуть Клуна.

- А что ты?

- У меня был с собой пистолет.

- И ты им воспользовалась?

Айра снова остановился.

- Продолжай. Я просто наставила на него пистолет.

- От него можно ожидать неприятностей?

- Кого ты имеешь в виду?

- Детектива.

Кельда пожала плечами:

- Меня он волнует меньше всего. И уж по крайней мере меньше, чем возможная реакция на работе.

- Твой босс в курсе того, что ты помогла адвокату?

- Пока он знает только, что произошла утечка информации и результаты лабораторной экспертизы стали известны Тони Ловингу. Список подозреваемых невелик, и я в нем на самом верху. Не думаю, что он может что-то доказать, но…

Айра начал обрабатывать ее левое колено.

- Но зачем ты повезла Клуна в Боулдер? Я думал, что он отправится прямиком в Криппл-Крик или вернется в Денвер. Клун ведь оттуда, верно? Если не ошибаюсь, он учился в медицинском колледже. И разве он не поспешил в суд? Отсидев тринадцать лет…

- Все так, но только прежде он собирается пожить какое-то время у своего деда в Боулдере. Осмотреться, пообвыкнуть.

Айра кивнул:

- Понятно. И где именно в Боулдере?

- Небольшой домик на Хай-стрит. Знаешь, где это? Почти в центре города, на горе. Потрясающий вид на Молл и Чаутаукуа.

Пальцы Айры опустились ниже, к лодыжке, постепенно осваивая новую территорию.

- Ты… Как ты себя чувствуешь, милая? Не передумала? Не жалеешь о том, что мы сделали?

Она улыбнулась одними глазами.

- Нет, не жалею. Все в порядке. Мы сделали то, что было нужно.

- Ради справедливости?

- Да, Айра. Ради справедливости.

- А если это закончится тем, что у тебя возникнут проблемы на работе? Полагаешь, оно того стоит?

- Если я не совладаю с этой болью, мои дни в Бюро в любом случае сочтены. Я не могу продолжать принимать лекарства и делать вид, что у меня все в порядке. Рано или поздно все откроется. Надеюсь только, что Роза Алиха еще послужит мне защитой и поможет протянуть до того дня, когда я сама решу, что пора уходить. К счастью, в Бюро не хотят, чтобы их обвиняли в плохом отношении к своим героям.

- Надеюсь, ты права.

Кельда вздрогнула.

- Немного полегче, ладно?

Он ослабил давление.

- У нас с тобой все по-прежнему, да?

- Что ты имеешь в виду?

- Ничего не изменилось?

- Нет. Ничего не изменилось. Надо только подождать, пока все поутихнет. Месяц или немного больше. А потом начнем. Все по-прежнему.

Она скрестила руки на груди.

Айра заметил сжавшиеся в кулак пальцы и сделал соответствующий вывод.

- Больно? Сменила пластырь?

- Понимаешь, его уже не хватает на полных трое суток. А с последним я просто немного запоздала. Ничего, новый скоро подействует. К утру наверняка. Так что я буду в порядке.

Его пальцы проскользнули между ее ног. Кельда затаила дыхание, потом, приняв решение, потерлась лодыжкой о его грудь.

- Почему так получается, что есть лишь две вещи, которые полностью отвлекают меня от боли, и одна из них горячая, а другая холодная?

- Первая - я, а вторая - лед? - усмехнулся Айра.

- Да, - прошептала Кельда.

- Наверное, все дело в том, что мы оба твердые, я и лед.

- Может быть, - согласилась она. - Может быть.

Часть вторая
Необходимая ложь

Глава 10

Табличка у входной двери на кирпичной стене старого, в викторианском стиле, дома на Уолнат-стрит в центральной части Боулдера разделена на две части. Верхняя половина содержит такую информацию: "Доктор Алан Грегори", нижняя гласит: "Доктор Дайана Эстевес". Первоначально мы с Дианой подумывали о том, чтобы добавить к именам краткое пояснение, что-нибудь вроде "Клиническая психология", но так увлеклись спором о том, чье имя должно быть вверху, а чье внизу, что в итоге упустили из виду главное.

За нас все решил мастер, взявшийся за изготовление знака. В результате получилось так, что несведущий прохожий вполне мог принять нас за пару, например, геологов-нефтяников.

Что касается нашего спора, то здесь пришлось прибегнуть к классическому средству. Правда, учитывая, что одним из спорящих была Дайана, монетку пришлось бросать не один раз, а три. Дважды победил я - и мое имя украсило верхнюю половину таблички. Впрочем, впоследствии побежденная сделала все, чтобы я пожалел об одержанной победе.

В тот жаркий летний день одной из моих пациенток была женщина, твердо уверенная в том, что существует один-единственный правильный способ закладки тарелок в посудомоечную машину. Не более предпочтительный, а именно правильный. Про себя я называл ее Кухонная Леди. Детали доказательства, которые она обрушила на меня в свой первый визит, были настолько ошеломительны, что, признаюсь, не задержались в моей памяти, но один из наиболее страстно отстаиваемых ею пунктов основывался на некоей таинственной концепции под названием "закладка посуды".

Концепция эта с завидной регулярностью возникала в ходе наших последующих встреч. Нечего и говорить о том, с каким нетерпением я ждал очередной возможности обсудить ее.

Моя пациентка упрямо доказывала, что каждый, кто не загружает посуду в машину должным образом, либо не имеет понятия о том, как это нужно делать, либо, что более вероятно, является полным идиотом. В данном конкретном случае мы имели дело со вторым вариантом, причем в роли идиота выступал не кто иной, как муж моей Кухонной Леди. Своеобразие ситуации состояло в том, что она вовсе не ставила под сомнение умственные способности супруга и даже полагала, что интеллектуальные достоинства являются одной из наиболее привлекательных его черт. При этом нежелание загружать тарелки в правильном порядке служило неоспоримым доказательством того, что он не любит ее по-настоящему.

Его точка зрения, как следовало из комментариев моей пациентки, сводилась к тому, что существует множество способов загрузки посудомоечной машины и что разумные люди, вполне естественно, могут расходиться в оценке их практичности и целесообразности. Насколько я мог понять, вышеозначенный супруг отказывался идти на какие-либо компромиссы по спорному вопросу и не желал, чтобы степень его любви измерялась с помощью столь сомнительных средств.

В тот жаркий летний день монолог моей пациентки завершился тем, что она попросила меня определиться по вопросу отношения к изложенной проблеме. Впрочем, точнее будет сказать, что от меня настоятельно потребовали подтвердить законность ее точки зрения. Являюсь ли я сторонником ее метода, единственно правильного и принимающего во внимание вышеупомянутую концепцию, или же защищаю некий иной радикальный или даже губительный способ, следуя в этом примеру ее идиота-мужа?

Искусно уклоняясь от прямого ответа - сознаюсь, что в предыдущие визиты я как-то пропустил мимо ушей основные особенности посудозагрузочного этикета и в силу недостаточной информированности не мог сделать рациональный выбор между различными методологиями, - я высказался в том смысле, что она, несомненно, права, делая со мной то же самое, что делает и с собственным супругом.

- Что? О чем это вы говорите?

Кухонная Леди изумленно посмотрела на меня, не понимая, к чему я клоню.

Пришлось повторить. Иногда прием мягкого несогласия срабатывает.

Но не в этом случае. Она все еще ничего не понимала.

Я попытался объяснить:

- Мне представляется, что вы решили приравнять любовь мужа к его согласию загружать посудомоечную машину в соответствии с вашими желаниями. Теперь, похоже, вы намерены поставить мои профессиональные возможности в зависимость от того, разделяю я или нет вашу точку зрения по тому же вопросу.

Закончив, я откинулся на спинку стула, ожидая, что своей интерпретацией вполне заслужил одобрительной реплики, например, восхищенного "О, какой же вы умный".

Ничего подобного не произошло. Вместо комплимента моей гениальности я услышал короткий горловой звук и удостоился взгляда, который бросают на нагадившего на ковер щенка.

- Уж не хотите ли вы сказать, что я приму ваше согласие с моим методом закладки посуды за признание в любви?

Профессиональная этика требует от психотерапевта ставить на первое место интересы пациента, но в тот момент я не мог не посочувствовать ее идиоту-мужу.

Я сделал кое-какие пометки в блокноте, ответил на пару звонков, договорился о времени встречи с новым пациентом и собрался уходить. Захлопнув дверь офиса, я увидел выходящую из машины Дайану Эстевес, мою как бы партнершу по психологической практике. Мы так долго были друзьями и коллегами, что оба потеряли счет годам нашего знакомства. Приятное чувство.

Хотя мы и работали порознь и совершенно независимо, маленький домик в викторианском стиле на Уолнат-стрит в центре Боулдера принадлежал нам обоим. Помимо наших офисов, в нем разместилась контора нашего съемщика, крохотного, похожего на гнома пакистанца, который на протяжении последних пятнадцати месяцев использовал нашу мансарду под какой-то бизнес, имеющий отношение к безопасности в Интернете. В первые пару недель мы с Дайаной пытались понять стратегию его бизнеса, но ломаный английский пакистанца и наше полное невежество в технических вопросах стали непреодолимым препятствием на пути нашего любопытства.

Жара стояла невыносимая. На стене ветхого гаража, строения, которое по всем показателям уже должно было рухнуть под напором зимних ветров, висел громадный, поразительно безвкусного вида термометр с рекламой сигарет - ""Лаки страйк" - отличный табак". Заглянув за угол, я посмотрел на него и убедился, что окружающий меня воздух прогрелся на девяносто шесть градусов. И это в тени.

Дайана открыла дверцу "сааба" и выступила на тротуар, сопровождаемая тепловыми волнами, которые испускали обитые кожей сиденья. Я распахнул дверцу своей машины, хотя мои сиденья покрывали обычные матерчатые чехлы.

- Привет, - сказала она. - Давненько тебя не видела.

- Да, мне тоже тебя не хватало. Знаешь, у нас с Лорен все перепуталось. Мы оба только и делаем, что перекраиваем графики, пытаясь проводить побольше времени с малышкой. У вас с Раулем все в порядке?

- Да, конечно. Этот новый бизнес требует постоянных разъездов. Но все хорошо. Как Грейс?

- Это какой-то ужас. Растет. Ходит, говорит…

- Писает и какает.

Наши с ней представления о родительской доле никогда не совпадали. В основном потому, что она больше концентрировалась на подгузниках и тому подобном.

- И это тоже, - согласился я, кидая на заднее сиденье свой летний дипломат. - Скажи, тебя работа когда-нибудь достает?

- Ты имеешь в виду нашу работу?

- Да.

Она взглянула на часы, потом посмотрела на меня и неожиданно сказала:

- А ну-ка сними очки.

Я послушно сдвинул их на лоб.

- Так я и думала. У тебя есть время пропустить по стаканчику?

Я бросил взгляд на часы. Предложение звучало заманчиво. Интересно, что такое она увидела в моих глазах?

- Что ж, было бы неплохо. Я только позвоню Вив и предупрежу, что буду чуть позже.

- Это ваша няня, да? Не хотелось бы оказаться впутанной в какую-нибудь интрижку с любовницей.

- Мы с Лорен считаем Вив нашей спасительницей и богиней. Но при посторонних называем ее няней. Это более привычно.

- Ты хочешь поесть? Я весь день представляла, как прихожу в "Эмилиану" и заказываю все, что они могут предложить. Так что ты можешь спасти меня от меня самой. Как насчет того, чтобы прогуляться до "Трианы"? Конечно, там нет десерта из шести блюд, как в "Эмилиане", но я могла бы в качестве утешительного приза обойтись тапас и шерри. - Она помахала рукой перед разгоряченным лицом. - Все равно для полновесного обеда сегодня слишком жарко.

Полное название упомянутой Дайаной "Эмилианы" звучало так: "Дом сладостей и ресторан "Эмилиана"". Моя жена, Лорен, говорила, что владельцы поступили совершенно правильно, поставив на первое место именно десерт.

- Любишь шерри? - спросил я.

- Нет. Я люблю пиво. Но в сочетании с тапас шерри звучит лучше. Ты так не думаешь?

- Это Рауль так говорит?

Семья мужа Дайаны была откуда-то из-под Барселоны.

- Нет, он говорит "снэки" и "пиво". Но я-то знаю, что ему просто нравится злить меня.

* * *

От "Трианы" до главного торгово-развлекательного центра Боулдера буквально рукой подать. Несколько лет назад ресторан поглотил то, что на протяжении десятилетий было едва ли не достопримечательностью города: букинистический магазин "Стейдж-бук хаус".

Бар был почти полон, но Дайана все же отыскала пару свободных мест за уютным столиком в том самом месте, где когда-то, во времена процветания "Стейдж-бук хаус" я отыскал подлинное сокровище: политические карикатуры девятнадцатого века. Моя спутница помахала рукой, подзывая официантку, достаточно молодой возраст которой позволял надеяться, что нас обслужат еще до ее кончины, потом повернулась ко мне:

- Думаю, для шерри сегодня слишком жарко, так что я тоже возьму пиво.

Решительное выражение ее лица произвело на меня должное впечатление.

- Хорошо, пусть будет два пива.

Дайана первой схватила со стола меню.

- Ты не возражаешь, если я закажу тапас?

- Разве от моих возражений что-то изменится? Валяй, заказывай, но смотри, чтобы хватило нам обоим. И не забудь, что я не люблю оливки.

- А я уже позабыла. Ага, ты ничего не имеешь против оливкового масла, но не ешь оливки. Так? Кстати, чем тебе не нравятся оливки?

- Ты действительно хочешь это услышать?

- Пожалуй, нет. Итак, Алан, ты устал от работы? Спекся? Или все дело в кризисе середины жизни?

За годы общения с Дайаной я привык к тому, как она излагает мысли, и приобрел определенный навык, позволявший не спотыкаясь следовать по петляющей тропинке ее логики.

- Может быть. Не знаю. Вообще-то я об этом не думал, но, возможно, в твоем предположении что-то есть.

Я никогда не считал себя человеком, склонным сомневаться в своей профессиональной пригодности или терзаться сомнениями по поводу избранного пути, но все же потратил несколько минут на то, чтобы ввести Дайану в курс дела. Я рассказал ей о пациентке, считающей своего мужа идиотом, и о дилемме с загрузкой посудомоечной машины, попытавшись таким образом прояснить для собеседницы ситуацию, которая подорвала мою веру в собственные силы.

- Рауль бы с ней согласился. Иногда я ловлю его на том, что он переставляет после меня грязные тарелки в посудомойке.

- Нет, нет, нет! - запротестовал я. - Разница в том, что Рауль не считает тебя ущербной из-за того, что ты не так поставила тарелки, как не считает и твою неспособность освоить правильную технику их закладки доказательством того, что ты его не любишь.

- Ошибаешься, - возразила Дайана. - Рауль определенно считает меня ущербной, но он считает меня ущербной независимо от того, как я ставлю эти дурацкие тарелки. Он все равно меня любит. Почему он все равно меня любит? Потому что мои недостатки не перевешивают моих достоинств. Между прочим, именно в этом и состоит, как говорил Фрейд, психическое здоровье - ощущать себя достойным, несмотря на недостатки.

- Нет, Дайана, Фрейд так не говорил. Он говорил, что психическое здоровье - это способность любить и работать. Но в остальном ты права. Именно это я и пытался сказать. Молодец. Запиши себе балл.

Дайана нахмурилась. Ей не нравилось, когда ее поправляли, а особенно когда уличали в мошенничестве с цитатами из великих мертвецов.

Вовремя подошедшая к столику официантка вежливо выслушала наши последние ремарки, делая вид, что такого рода перебранки ей не в новинку. Затем, приняв от Дайаны заказ, она неспешно удалилась в направлении той части ресторана, которая в моей памяти все еще ассоциировалась с отделом интеллектуальной литературы.

- Мы оба прекрасно понимаем, что беспокоит тебя вовсе не принцесса посудомойки, - сказала Дайана. - Тогда что?

- Мне больше нравится называть ее Кухонной Леди. Но, отвечая на твой вопрос, скажу так: я не знаю.

Она рассмеялась:

- Да уж, похоже, тебя действительно зацепило. Ты в последнее время часто такой задумчивый?

Я ответил ей улыбкой.

- Нет, Дайана, я действительно не знаю. Просто не знаю.

Если я сам ничего не знаю, у Дайаны всегда найдется парочка объяснений, которыми она не преминет поделиться.

- Может быть, прошлогодний диагноз?

- Что?

Официантка вернулась с пивом. Я приложился к стакану и осушил его не менее чем на треть. В жаркий день нет ничего лучше первого глотка холодного пива. Ничего. К сожалению, в это "ничего" входит и второй глоток холодного пива в жаркий день, а потому я и постарался насколько возможно удлинить первый.

Дайана, прежде чем прояснить брошенное обвинение, наполовину осушила свой бокал.

- Помнишь ту женщину, что погибла от взрыва на улице возле нашего офиса? Твои… э… скажем так, "просчеты" - это не слишком сильное слово? - в том деле стали косвенной причиной гибели нескольких человек. Я правильно говорю?

Я откинулся на спинку стула.

- Ну-у, - проговорил я, вытаскивая из груди нож, чтобы использовать его для самозащиты.

Она подалась вперед, положила левую руку на мое запястье, а правой поднесла к губам стакан.

- Теперь ты меня слушаешь?

- Конечно.

- На твою долю выпало несколько очень тяжелых дел. Вся эта прошлогодняя заварушка с детьми и бомбами. Защита свидетелей, в которую ты сам впутался. В общем, тебе бы никто не позавидовал. Иногда я думаю, что правительству следовало бы повесить на двери твоего офиса что-то вроде предупреждающего знака. Все это не могло не сказаться.

Назад Дальше