- Это грим?! - неожиданным фальцетов взвизгнул вальяжный. - Это не грим! Она превратилась в старуху буквально на глазах у двух партнеров и режиссера. А сейчас... - тут он перешел на свистящий шепот, - сейчас появился ещё какой-то хрыч, который говорит, что он ни кто иной, как Олег Евгеньевич Ступин. Ступин! А Ступину ведь лет тридцать пять, ну сорок максимум! А этому деду не меньше семидесяти.
- Так прогоните его! - предложил худой.
- А вдруг это и есть Ступин? - вальяжный заломил руки.- Ведь Анна-то... Вся надежда только на медицину!
- Но медицина в данном случае бессильна. Мы не можем уговорить госпожу Свидерко даже в больницу отправиться, чтобы пройти обследование! Вы от нас лишком многого хотите.
- Попробую ещё раз, - простонал вальяжный и тут его взгляд упал на Нику. В глазах буквально высветились два огромных вопросительных знака: - А вы, собственно, кто такая?
- Я... - начала, было, Ника, и тут, словно кузнечик из травы, из-за его плеча вынырнула вахтерша и проблеяла:
- Журналистка это.
- Журналистка! - вальяжный выпучил глаза и схватился за сердце. - Только журналистов нам тут не хватало! Уважаемая, давайте вы как-нибудь в другой раз придете! У нас тут видите, с актрисой плохо, сердце прихватило. Так что не до прессы...
Нике и самой было не с руки оставаться - мало ли кому придет в голову попросить предъявить её журналистское удостоверение или что они там носят. Так что лучше на неприятности не нарываться. Тем более что вряд ли она узнает что-то новое, а слушать истерические рыдания и крики ей уже поднадоело.
Выйдя из театра, Ника, за неимением скамеек, устроилась около служебного входа на поперечине щербатого штакетника и закурила. Делала она это нечасто и обычно под влиянием сильных эмоций.
Спустя несколько минут, из дверей появилась процессия - две женщины в белых халатах вели под руки древнюю старуху все в той же прозрачной кофточке. Она еле ковыляла, переставляя худые ноги, обутые в сабо, разноцветные волосики на голове изрядно поникли. Следом за ней семенил старик, размахивая руками, что-то объяснял худому в белом халате. Все быстро погрузились в две машины - "скорую помощь" и зеленый джип-"субару" - и отбыли.
- Наконец-то свалили, - тот самый парень, который носился с коробками, подошел, доставая из кармана сигареты. - Бр-р... Ну и бабка-ёжка из Анны получилась. Интересно, это чего же она наглоталась, что её так скрутило? Если бы сам не видел - не поверил бы.
- Наверное, что-то гормональное, - пожала плечами Ника. - Сейчас какой только дрянью не торгуют. Но, конечно, выглядела она не очень.
- И вообще, чертовщина у нас какая-то творится... С утра младенца подкинули, днем вот это.
- Какого младенца? - удивилась Ника. - В театр, что ли, подкинули?
- Ага, - кивнул парень. - Меня, кстати, Сашкой зовут.
- А я - Ника. Так что за младенец?
- Представляешь, прихожу на работу, как всегда к десяти... Ну, не совсем, скорее, к половине одиннадцатого - в мастерскую. Нам с Петровичем надо реквизит для "Белоснежки" быстрей поросячьего визга делать - премьера через полмесяца. А там...
- В реквизите?
- Да нет, в мастерской, в раздевалке. А там - ребенок в углу на тряпках лежит. Голый, в одной мужской майке. Хорошо хоть не на бетонный пол положили. Я - к Коломийцеву, тот велел завхозу ребенка в милицию отнести. Там Петровича рубашка валялась, в неё и завернули. А потом с Анной началось. Дурдом какой-то!
- И большой ребенок?
- Да откуда мне-то знать, я в младенцах не разбираюсь. Коломийцев с Марией Степановной сказали - полгода примерно. Не ходит ещё.
Сашка швырнул окурок в урну и нервно дернул плечом.
- Пойду я. А то шеф мой, похоже, опять в штопор ушел, так что реквизит самому колотить придется.
- Это в каком смысле - в штопор?
- В том самом. Мастер-то он на все руки, но пару раз в квартал уходит в запой на неделю. У директора целая пачка заявлений от него на отпуск за свой счет припасена, на такие случаи - только даты проставить. Потом выходит - и снова работает.
- Знакомо, - кивнула Ника. О том, что у них в театре точно такой же стиль жизни сразу у троих реквизиторов, она предпочла промолчать.
- Но самое странное вот что... - парень задумчиво уставился на пыльный куст. - Майка на младенце тоже Петровича была. Я её сразу узнал - шеф её на прошлой неделе краской испачкал. И как же ребенка голым несли, да ещё через нашу вахту? Мария Степановна сразу бы шум подняла. А она ничего такого не видела...
- Ну могли и не голым, это потом уже раздели.
- Зачем?
- Понятия не имею. Может, чтобы милиция по пеленкам следов не нашла?
- И решили поэтому подозрения на Петровича навести? Логично.
Сашка с уважение посмотрел на девушку. Красавица, журналистка, да ещё и умная. И лицо знакомое - популярная, наверное. Он печально вздохнул - шансов у него нет никаких, и пытаться не стоит. Такие штучки предпочитают не помощников бутафора, а крутых мужиков с бабками.
Но Нике до Сашкиных страданий никакого дела не было - она пыталась сообразить имеет ли отношение то, что произошло в театре, к пропавшей "Капле огня". И если имеет, то какое. Собственно, никакой связи она обнаружить не смогла, кроме одного - Анна Свидерко, любительница антикварных камней, странно видоизменилась и состарилась. Ну и что? И было ещё что-то, связанное с театром...
- Слушай, а ты не знаешь такого - Прибыткова Максима Кузьмича?
- Макса? - удивился Сашка. - Часовщика, который одно время без ума за Свидерко ухлестывал? Так в Репьеве его каждая собака знает. А зачем он тебе?
- Ну вот, так я тебе все профессиональные секреты и выложи. Надо. Раз уж со Свидерко облом вышел. Так могу я его найти?
Парень пожал плечами и задумался.
- Живет он в доме, где центральный гастроном, тут рядом, за углом. Но сейчас он на работе - в своей мастерской. Напротив мэрии Дом Быта, вот там на втором этаже он и окопался. Наверное, с обеда уже пришел.
- Спасибо тебе огромное, - искренне поблагодарила нового знакомца девушка.
- Да не за что. Пойду я... а то коробки растащат, - вздохнул Сашка.
- Ну давай. До встречи.
- Мы увидимся? - с некоторой надеждой оглянулся парень.
- Понятия не имею, - честно призналась Ника.
* * *
С рынка Орландо вернулся в глубокой задумчивости.
- Прекрасная донна, - обратился он к дремлющей в кресле Антонии. Старуха открыла глаза. - Меня беспокоит некоторая абсурдность ситуации...
- Думаешь, меня она не беспокоит? - Антония с чувством потянулась и встала. С колен сползла недочитанная газета. Дремавший на бюро попугай немедленно вытащил голову из-под крыла и с интересом уставился на банку пива в руках карлика. Вернее, не на саму банку, а на колечко, которое всегда получал в качестве игрушки.
- Кстати, присмотрелся я к этим южанам. Очень они мне не нравятся - рожи хитрые, глаза бегают. А когда я одного Осирисом назвал, он аж подпрыгнул.
- Тебе бы в контрразведке служить, - отмахнулась старуха. - Только пустое все это. Даже если они и жрецы-храмовники, даже если решились соединить "Каплю пламени" с "Каплей льда", то все равно - кража не их рук дело.
- Почему вы так решили, леди? - насупился карлик.
- Потому что тогда они бы отсюда сразу усвистали, - хмыкнула Антония. - Или ты думаешь, что они решили до скончания века на репьевском рынке курагой торговать?
- Ну хорошо. Даже если я неправ и эти остроглазые парни не при чем, все равно - Миллер уехал в Италию, откуда шлет нам телеграмму, а камень исчез в России. Как это понимать?
- А так и понимай - или он узнал об исчезновении камня и хочет обозначить свою непричастность...
- Или наоборот?
- Или он вообще не в курсе произошедшего, а телеграмма обычная бравада. Вот, дескать, посмотрите - жив я, курилка, по Венециям разъезжаю.
Карлик почесал нос и уселся на диван. Пухлые подушки под его весом слегка просели, но короткие ножки все равно не доставали до пола.
- Примадонна, вот скажите мне, почему два таких древних ордена, от которых и осталось-то всего ничего, не могут объединиться? Активной деятельности оба давно не ведут, чахнут помаленьку, но шаг навстречу ни один сделать не желает. Почему?
- Традиционная неуступчивость, - пожала плечами старуха. Она подошла к шкафу и выбрала книгу - не толстый старый фолиант, а современный глянцевый томик пестрой окраски. - Плюс инертность. Мы все стали ленивы и неповоротливы. Давно нет притока свежей крови, давно все идет, как шло, без изменений. Всем удобно, и ничего делать не нужно. Только раз в пять циклов собраться для совершения ритуала, и всё.
- Это печально. - Орландо вздохнул так, словно впервые узнал об этом.
- А объединиться... Магистр категорически против. Есть "Капля огня", есть "Капля льда", и они веками не сближались. Теперь уже никто толком и не знает, что будет, когда это произойдет. И только юные авантюристы могут рискнуть и нарушить запреты старейшин.
В комнате воцарилась тишина, разбавляемая лишь тиканьем часов и писком дерущихся воробьев, доносящимся сквозь приоткрытое окно.
* * *
Ника вернулась на площадь и отыскала двухэтажное строение с давно проржавевшей когда-то неоновой вывеской "Дом быта". Внутри гнездилось не менее десятка магазинчиков и куча самых разнообразных фирм и фирмочек, начиная с фотоателье и туристического бюро и заканчивая конторой, принимавшей заказы на истребление тараканов. Поплутав в узких проходах, Ника отыскала лестницу и поднялась на второй этаж. Тут было попросторнее, и часовую мастерскую она нашла практически сразу. Но, увы, в стеклянном окошке маячила картонка "Закрыто".
- Вы заказ пришли получать? - высунулась из соседнего окошка с надписью "Целебные таёжные бальзамы" пожилая женщина. - Сейчас выдам. Макс отошел, но мне оставил ключи.
- Нет, мне нужен сам Прибытков, - покачала Ника головой. - А он не сказал, когда вернется?
- Сказал, после обеда, в три часа, точно будет. У него бабушка приболела, к ней и пошел.
- Спасибо, тогда я после обеда зайду.
- Может, передать ему чего? - явно скучающая со своими бальзамами дама наполовину высунулась из своего отсека.
- Нет-нет, не надо.
Ника поспешно спустилась вниз. С часовщиком ясно, он никуда не денется. Ну не топать же ей обратно к театру, чтобы отыскать гастроном и квартиру, в которой проживает Макс. Да и не факт, что его заболевшая бабушка не обитает где-то в другом месте.
До трех оставалось ещё достаточно времени, чтобы поговорить с мемуаристкой Джеммой, тем более что её телефон имелся в наличии.
После третьего гудка трубку сняли.
- Джемму? - отозвался мяукающий голосок. - Джемму... Я слушаю. Встретиться? Зачем? Ах, Антония Илларионовна просила? Да-да, я с удовольствием. Приходите завтра, а ещё лучше - на следующей неделе.
- Мы должны встретиться сейчас, - твердо заявила Ника. - Куда мне подойти?
- Ко мне на работу, - нехотя мяукнула трубка. - Жду.
И отключилась.
Пришлось звонить ещё раз, чтобы выяснить, где эта Джемма изволит работать.
- В редакции, первый этаж, комната двадцать три, - ответила она и снова мгновенно отключилась. Ника ненавидела такую манеру вести разговор и со злости едва не шваркнула трубку об асфальт.
- Где тут у вас редакция? - спросила она у девушки, торговавшей квасом.
- Около театра, - меланхолично ответила та, подсчитывая монетки в жестяной банке. - Желтый дом.
Выпив ещё стаканчик кваса и глубоко вздохнув, Ника отправилась обратно к театру. Желтый дом она нашла без труда но, войдя внутрь, немедленно потеряла ориентацию в темных коридорах. Похоже, у неё пространственны кретинизм в запущенной форме. Хотя раньше ничего такого не замечалось. Наконец какой-то сердобольный толстяк довел её до двадцать третьей комнаты, дверь которой оказалась запрета.
Подавив желание при первой же возможности придушить создание по имени Джемма, Ника как следует запомнила расположение комнаты и отправилась искать место для курения. Ориентиром послужила вонючая консервная банка, набитая окурками. В закутке, кроме банки, оказалась субтильная девушка в зеленом шифоновом платье, похожая на богомола - сходство усугубляли крошечная голова и длинные руки. Ника поздоровалась. Девушка моргнула глазками, поджала тонкие губы, но промолчала. Потом нервно швырнула в банку сложенную чуть ли не гармошкой "беломорину" и удалилась.
В очередной раз подивившись нестандартному поведению местных жителей, Вероника докурила и почти без всякой надежды отправилась к двадцать третьей комнате. К её удивлению, на этот раз дверь оказалась распахнутой настежь, а за ней в крошечном кабинетике сидела все та же девушка-богомол и что-то быстро строчила от руки на стопке листов бумаги.
- Здравствуйте ещё раз, вы - Джемма? - взяла Ника быка за рога.
- Здрасти, - отчего-то перепугалась девушка и судорожно сжала в крошечных лапках шариковую ручку, словно это был чудотворный крест, которым можно было отогнать нечистую силу. - Я - Джемма. А вы от Антонии?
- Да, - Ника протиснулась в кабинет, уселась без приглашения на стул и только тут поняла, что понятия не имеет, как ей разговаривать с этим чудом природы.
- А... что, она недовольна моими записями? - Джемма заерзала на стуле, и стало вдруг понятно, что она пребывает в жутком волнении. И связано это волнение с Антонией. Выглядело это достаточно подозрительно.
- Скажите, Джемма, - вкрадчиво начала Ника, - чья это была идея, писать мемуары?
- Как чья? - Джемма скукожилась на стуле и отвела глаза. - Я не помню. Мы договорились - я выполняю литературную обработку и получаю за это гонорар. Остальное меня не касается. А что?
- Антония собирается издавать воспоминания?
- Я не знаю, моё дело - записать, остальное... А что?
- Да нет, пока ничего, - посетительница многозначительно выделила это "пока" и хозяйка кабинета занервничала ещё больше. - Просто со старыми людьми, наверное, работать сложно - у них склероз, маразм (прости меня, Антония!- мысленно извинилась Ника), они капризны и сами не знают, чего хотят.
- Разве? - удивилась Джемма. - Но госпожа Романовская совсем не такая, у неё отличная память.
- И что, когда вы приходите, она вот так по нескольку часов вам все и диктует? И не вздремнет?
- Вы о чем? Вздремнет? Ах, да, бывает. Но это простительно - человек она немолодой. Это нестрашно.
- А когда она дремлет, вы ведь скучаете? - Ника вплотную придвинулась к столу, входя в роль проницательного сыщика. - Наверное, рассматриваете обстановку, книги в шкафу?
То, что произошло в следующий момент, было диким и нелепым. Джемма вдруг побледнела до синевы, потом заломила руки и тонким голосом запричитала:
- Отстаньте от меня немедленно! Я сейчас позвоню своему адвокату и дяде, он у меня бандит, он быстро приедет и разберется с вами!
Ника подскочила и быстро захлопнула дверь. Ещё не хватало, чтобы на эти крики сбежались люди.
- Ну-ка, быстро говори, что ты взяла у Антонии! - потребовала она. - Иначе против твоего адвоката и дяди-бандита будет пара ментов с наручниками! Лучше признайся и верни похищенное, тогда ничего не будет.
Джемма посмотрела на неё с отчаянием и замотала головой:
- Нет, нет! Не могу! Это невозможно!
- Почему? - искренне удивилась Ника. - Неужели ты уже успела кому-то это сплавить?
- Нет! Нет! - Ещё немного и девица, похоже, начнет биться головой о стол.
- А ну тихо! - рявкнула Вероника. Потом подскочила к подоконнику, на котором среди горшочков с чахлыми геранями и кактусами возвышалась пластиковая бутылка с мутноватой водой. Поискала какую-нибудь чашку, но не нашла, и сунула бутылку Джемме: - На, попей и успокойся!
- Не буду! - взвизгнула Джемма, глядя на бутылку с таким ужасом, словно Ника предлагала ей выпить серной кислоты. - Отстань!
- Ну, как хочешь. А теперь признавайся быстро, куда дела то, что у Антонии взяла.
- Съела! - выдохнула девица и сжалась в комочек. - Съела!
- Чего-о? - обалдела Ника. Потом опять обошла стол и уселась на прежнее место. - Как съела? Сожрала рубин в золотой оправе?
- Какой рубин? Какая оправа? - в свою очередь изумилась Джемма. - Я конфеты съела! Орешки в шоколаде...
- А камень?
- Какой камень?... Орешки и ещё эти... мармеладки.
Губы девушки искривились, а из глаз покатились слезы, и она принялась громко рыдать. Никакие попытки уговорить её успокоиться не действовали, она заходилась в истерике и отчаянно отбивалась от бутылки, не желая из неё пить. В конце концов, потеряв терпение, Ника набрала немного воды в ладонь и плеснула Джемме на макушку. Та взвилась чуть ли не до потолка:
- С ума сошла?!! Сдурела?!!
Выхватив из ящика стола бумажные салфетки, девица принялась судорожно вытирать голову.
- Там удобрения растворены! Хочешь, чтобы я облысела?!
- Ничего, не облысеешь, - подумав, фыркнула Ника. - Наоборот, волосы лучше расти будут.
- От куриного помета?
- От него тоже. И уж точно от помета не облезешь.
Кое-как промокнув прическу и хлюпая носом, Джемма буркнула:
- Что ещё тебе от меня надо? Я все сказала.
- Нет, не все милая, - Ника снова плюхнулась на стул и повела носом. Да, теперь стало понятно, почему девушка категорически не хотела пить водичку - пахло не слишком приятно. - Значит, мы выяснили, что ты, пока Антония дремала, таскала у неё из шкафа конфеты.
- Почему из шкафа? - шмыгнула носом Джемма. - Со стола. Из коробок.
- Как из коробок? - в очередной раз поразилась Ника. - То есть конфеты и мармелад были на столе в качестве угощения?
- Угу...
- Так почему же ты их просто так не ела?! Их же для тебя ставили.
- Неудобно как-то... Дорогие конфеты. Одну возьму и всё... А я сладкое очень люблю.
- И ты, скромница, дожидалась, пока Антония глаза закроет, и сразу принималась шоколадом рот набивать?
Джемма, потупившись, кивнула. Ника начал приходить в себя. Нет, людей, страдающих тайными пороками, она встречала и до этого, но не таких же...
- Ё-моё... и из-за этой ерунды ты тут такой цирк устроила и адвокатом с каким-то дядей-бандитом грозила?
- Там ещё одна коробка была... Деревянная.
- Где? - напряглась Ника. - В шкафу?
- Говорю, в шкаф я не лазила, - твердо заявила Джемма. - На другом столике она стояла. С папиросами.
- Слушай, - рассердилась Ника. - Из тебя все клещами надо тянуть? Говори сразу - что и где брала, а то у меня времени в обрез.
- А больше ничего - только конфеты, мармелад, папиросы и...
- И что?
- З-зажигалку. Но её я, честное слово, случайно прихватила! Могу отдать! - Джемма сорвала со спинки стула мышиного цвета ридикюль и принялась в нем копаться.