- Майкл Салливан, - проговорила она. - Сколько мы с тобой не виделись? Лет пятнадцать?
- Что-то в этом роде. Спасибо, что согласилась принять меня сразу же.
Заговорил Энтони:
- Мистер Салливан, могу я предложить вам что-нибудь выпить? У нас есть "Пеллегрино"…
- Кофе будет в самый раз, - перебила его Сэм. - Заходи, Салли.
Кабинет Сэм размерами не уступал гостиной Майка. Вдоль одной стены выстроились книжные шкафы вишневого дерева, но самым впечатляющим предметом мебели оказался стол - или даже целых полтора. Длиной он превосходил раму грузовика, и на нем уместились компьютер, принтер и факс, да еще осталось вдоволь места для ее бумаг и книг.
- Вот это да, - протянул Майк. - У тебя есть даже собственный туалет.
- С собственным душем. Вот что получаешь взамен рабочей недели в девяносто часов и полного отсутствия личной жизни.
Сэм села за стол. Майк опустился в одно из мягких кресел черной кожи перед ним. В комнату торжественно вплыл Энтони, держа в руках поднос с двумя фарфоровыми чашечками и кофейником. Поставив поднос на угол стола, он поинтересовался, не желает ли Сэм еще чего-нибудь. Она ответила отрицательно, поблагодарила его и разрешила идти домой. Энтони пожелал им доброго вечера и плотно прикрыл за собой дверь.
Сэм надела очки в черепаховой оправе и, держа в руке чашечку с кофе, откинулась на спинку кресла.
- Полагаю, это не просто визит вежливости.
- Хотелось бы мне, чтобы это было не так. Ты, наверное, в курсе последних известий.
Сэм кивнула, и лицо ее смягчилось.
- Билл рассказал о том, что случилось, когда мы случайно столкнулись, - сказала она. - Мне очень жаль.
- Куртка моей дочери лежит в лаборатории уже две недели. Но всякий раз, когда я пытаюсь разговорить детектива, работающего по этому делу, его зовут Меррик, он уходит от ответа.
- Быть может, он еще Не получил результаты исследования.
- Получил. И уже давно.
- Ты уверен?
- Один человек, имеющий отношение к расследованию, рассказал мне об этом. Мой вопрос - и ради этого я пришел к тебе - заключается в следующем: имеет ли он законное право так поступать? Я имею в виду, если Меррику известно что-либо, он не может скрывать это от меня, верно?
- Начнем с того, что я не специализируюсь на уголовных делах. Я занимаюсь главным образом работами по контрактам. Слияние, поглощение и приобретение. Не волнуйся, я не стану утомлять тебя подробностями. Но я могу сказать, что формально Меррик не обязан делиться с тобой информацией. Я знаю, такое поведение кажется тебе жестоким, но детективы из отдела по расследованию убийств, как правило, начисто лишены сентиментальности. При этом они вовсе не бессердечны, и я бы сказала, что Меррик обязательно держал бы тебя в курсе, разве что у него есть веская причина не делать этого.
Его стычка с Джоуной по-прежнему не сходила со страниц газет и экранов телевизоров.
- Меррик считает, что я снова покушался на Джоуну, - признался Майк.
- Это уважительная причина для беспокойства с его стороны. Если уж строить догадки, я бы предположила, что он боится, что ты можешь развалить все дело, тогда как его, будем говорить откровенно, интересует лишь возможность поскорее закрыть его.
- Если так, то он уже давно должен был упрятать Джоуну за решетку.
Сэм сочувственно кивнула.
Майк выставил руки перед собой.
- Извини. Я вовсе не хотел нагружать тебя своими проблемами.
- Я прекрасно понимаю твое негодование и отчаяние.
- Сэм, ты не подскажешь, как можно узнать, о чем идёт речь в отчете лаборатории?
- Тебе лучше поговорить с адвокатом по уголовным делам. Как насчет того, что занимался твоим уголовным делом?
- Он умер год назад.
Сэм ненадолго задумалась.
- У нас есть свой адвокат по уголовному праву. Его зовут Мартин Вайнштейн. Это лучший специалист в штате. Сейчас он в отпуске, но должен вернуться во второй половине недели, и я смогу ему позвонить.
Снова ждать… Майк научился справляться с бессонными ночами, волоча на себе днем, подобно кандалам, усталость и изнеможение вкупе с растущей тягой к выпивке, но ожидание сводило его с ума. Люди, подобные Меррику и Сэм, не цеплялись за последнюю надежду, как за соломинку. Они делали свое дело и уходили домой, возвращаясь к другой, настоящей жизни.
Сэм спросила:
- Можно задать тебе личный вопрос?
- Конечно.
- Почему я?
- Ты имеешь в виду, почему я обратился именно к тебе?
Сэм кивнула.
- Ты наверняка должен знать и других адвокатов.
- Ты удивишься, но больше я никого не знаю. Ты единственная. А те, с кем мне приходилось сталкиваться за прошедшие годы, - просто дерьмо.
- Это одно из условий работы.
- К тебе это не относится. Ты никогда не притворялась.
- Ты мог сказать Энтони по телефону, что тебе нужно, - сказала Сэм, - и я бы тебе перезвонила.
- Мне нужно было поговорить с живым человеком, а не с телефонной трубкой. Честно говоря, ожидание меня убивает. Билл обмолвился, что видел тебя, и я решил позвонить. Если и есть адвокат, который может мне помочь, так это ты.
Сэм сдержанно кивнула.
- У меня есть номер сотового телефона этого адвоката, но я ничего не могу обещать. Как тебя найти в случае необходимости?
Майк опустил чашечку и блюдце на край стола и достал из бумажника визитную карточку. Написав на обороте свой домашний телефон, он протянул визитку Сэм.
- Спасибо, - сказал он.
- Посмотрим, что ты скажешь, когда Мартин пришлет тебе счет.
Она проводила его до двери и распахнула ее.
- Билл рассказал мне о тебе и твоей жене, - сказала она. - Я сама прошла через это. Поначалу бывает нелегко, но потом привыкаешь. Во всяком случае, сейчас свидания стали намного интереснее. Два месяца назад один парень прокатил меня в Европу на своем частном самолете.
- Должно быть, это очень мило.
- Он повез меня туда на концерт Дэвида Хассельхофа.
- А вот это уже не очень мило.
- Точнее, полный отстой. Не пропадай, Салли.
Сэм улыбнулась и потрепала его по руке.
Десять минут спустя, заведя мотор своего грузовичка, он по-прежнему ощущал прикосновение ее ладони. Пятнадцать лет… Может, и нельзя повернуть время вспять, зато можно вновь пережить события, воспоминания о которых греют тебе душу.
ГЛАВА 20
У Фанга приключился приступ колита, поэтому, услышав жалобное тявканье, Майк откинул одеяло, как был, в одних трусах пробежал по полутемному дому и застал пса поскуливающим в гостиной. Бедняга прижался носом к стеклянной раздвижной двери.
Майк откатил ее в сторону, и пес сбежал по ступенькам крыльца, мгновенно исчезнув в густом белом тумане, окутавшем землю перед рассветом. Майк зевнул, прислушиваясь к тому, как Фанг мечется по заднему двору, обнюхивая траву и выискивая подходящее местечко, чтобы сделать свои дела. Как бы сильно собаке ни хотелось облегчиться, она должна сделать это именно в правильном месте…
Фанг залаял. Громкий, раскатистый звук прорезал раннее утро, и, прежде чем Майк успел позвать его домой, пес метнулся в лес и растворился в нем.
Майк взбежал наверх, поспешно влез в джинсы, сунул ноги в кеды, набросил на себя фланелевую рубашку, в которой был вчера вечером, распахнул москитную дверь и побежал по тропинке, ведущей в лес. Где-то впереди, в тумане, по-прежнему раздавался лай Фанга. Под ногами трещали сухие ветки.
Тропинка вывела его на главную дорогу, являвшую собой утрамбованный грунтовый проселок, который позже превратится в непролазную грязь. Этот поросший лесом район оставался последним незастроенным участком земли в Белхэме, частью природоохранной зоны, и зимой, на выходные, пруд Салмон-Брук кишел детишками, которые только учатся стоять на коньках, подростками постарше, играющими в хоккей, и взрослыми, надзирающими за своими чадами или просто собравшимися поболтать. Майк повернул налево и побежал по дороге. Туман плотной пеленой окутывал землю, и впереди по-прежнему раздавался лай Фанга, достаточно громкий, чтобы разбудить всю округу. Наверное, его сосед, Боб Доуэри, отставной пилот авиалиний, заслуживший репутацию местного жандарма, уже проснулся. Майк знал, что позже Боб непременно заявится к нему с унылым выражением на лице и примется читать нудную нотацию о том, каким должен быть ответственный владелец собаки.
Лай оборвался. Майк перешел на шаг и через несколько минут заметил Фанга, ожесточенно помахивающего хвостом в манере, которая безошибочно давала понять миру, что он пребывает в состоянии собачьего экстаза. На краю крутого склона на животе лежал человек. Мужчина, скорее всего. Женщина не стала бы надевать бушлат военного моряка и ярко-оранжевую охотничью шапочку, закрывавшую уши.
Мужчина застонал. Майк заметил, что ноги его изогнуты под каким-то неестественным углом.
Это сделал Фанг, своим весом в сто с чем-то фунтов сбив этого невезучего на землю.
- Фанг, ко мне!
Но пес был слишком занят, обнюхивая лежавшего. Майк слепил снежок и, привлекая внимание собаки, бросил его в сторону главной дороги, подальше от пруда. Фанг с восторгом припустил за ним, а Майк перенес все внимание нa мужчину.
- Прошу прощения, но он сорвался в лес раньше, чем я успел остановить его. Вы ранены?
Мужчина отмахнулся от его извинений. Он приподнялся на руках, опустив голову, так что лица его не было видно, и пополз по снегу к своей тросточке и маленькой красной пластмассовой трубочке - астматическому ингалятору. Майк наклонился и поднял его, уже собираясь передать мужчине, как вдруг обратил внимание на руки в коричневых пятнах и крючковатые паучьи пальцы.
- Дайте… его… мне, - прохрипел мужчина.
Звук этого задыхающегося хриплого голоса пронзил Майка, как удар током. Он выпрямился и отступил на шаг.
"Отдай ему ингалятор и уходи".
Да. Правила его условного освобождения предусматривали - нет, требовали! - чтобы он отдал ингалятор и ушел.
Вложи ингалятор ему в руку, бегом возвращайся домой и позвони по номеру 9-1-1, а потом Меррику. Произошел несчастный случай, детектив. Клянусь, во всем виноват пес. Я подобрал ингалятор, отдал его ему, ушел и набрал 9-1-1. Видите, какой я добрый самаритянин и законопослушный гражданин. Видите, я держу свой гнев под контролем, доктор Ти. Ну, давайте сюда свой анализатор дыхания, мистер Теста, и сами увидите, что я чист, как агнец…
И тут Майк вспомнил гаденькую довольную улыбочку Джоуны в бакалейной лавке. Ты - мой, говорила она. Я забрал у тебя дочь, а теперь и ты сам принадлежишь мне и ничего не можешь с этим поделать.
"Отдай ему ингалятор и уходи!"
- Что вы делаете здесь в такую рань?
Джоуна не поднимал голову, и пар от дыхания клубился вокруг его лица.
- Рассвет. Я пришел сюда, чтобы посмотреть на… рассвет… перед тем, как… - Каждое слово давалось ему с невероятным трудом, словно на грудь ему возложили мельничные жернова. - Ингалятор…
Майк присел рядом с ним на корточки и зажал ингалятор между большим и указательным пальцами.
- Посмотри на меня.
Бывший священник медленно поднял глаза на Майка.
- Ты скажешь мне, где Сара, - потребовал Майк. - Ты скажешь мне то, что я хочу знать, а я отдам тебе ингалятор.
- Мне… нечем… дышать…
- Очень хорошо. Теперь ты представляешь, что я чувствую каждый день в течение последних пяти лет.
В глазах Джоуны отразилась паника. Легкие его захрипели, словно мокрый цемент всасывали шлангом пылесоса.
- Мне… нечем…
- Что ты с ней сделал?
Губы Джоуны шевелились, пытаясь сделать глоток воздуха. Трахею у него свело судорогой, и сейчас он тонул и океане свежего воздуха. Майк вдруг понял, что какая-то часть его наслаждается этим зрелищем панического ужаса в глазах калеки.
Майк покрутил ингалятором перед носом Джоуны.
- Одно впрыскивание, и ты снова сможешь дышать.
- Мне… нечем…
- Сможешь и будешь.
- Пожалуйста. - Джоуна умолял, и теперь отчаяние звучало уже и в его голосе.
- Ты хочешь умереть здесь?
Джоуна отчаянно рванулся к ингалятору, но Майк вовремя сжал руку.
- Никто тебе не поможет, - сказал Майк, глядя, как костлявые пальцы Джоуны тщетно пытаются разжать его кулак. - Ты скажешь мне, что случилось с Сарой и двумя другими девочками, и скажешь это сейчас или так и сдохнешь здесь.
Джоуна не отвечал. Майк нажал большим пальцем на металлический колпачок, ингалятор зашипел и выпустил в воздух струйку лекарства.
- Мне… нечем…
Майк все нажимал и нажимал на колпачок, а Джоуна следил за ним полными слез глазами.
- Скажи мне, - сквозь стиснутые зубы процедил Майк. - Скажи мне, и я подарю тебе жизнь.
Джоуна повалился на снег. Лицо его покраснело от напряжения. Майк сел на него верхом и обеими руками ухватился за воротник бушлата.
- Ты должен мне сказать. Ты ведь был священником, помнишь? Тебе нужно мое прощение. - Майк встряхнул его. - Говори, что случилось с моей дочерью?
Джоуна пошевелил губами, но не произнес ни слова.
Майк наклонился над лежащим, приблизив ухо к его губам. Он оказался настолько близко от своего врага, что уловил его гнилостное дыхание, в котором чувствовался страх. Это был запах Смерти.
- Отче наш… Иже еси на небесех…
Майк отдернул голову. Джоуна смотрел в небо. Бескровные губы его шевельнулись, на них пузырилась пена, выкашливая мокроту и прочую жидкость, что закупорила его дыхательное горло.
- …да святится… имя…
Майк снова встряхнул его.
- Я нужен тебе, чтобы простить.
-.. да приидет Царствие Твое…
- Покайся. Я дам тебе шанс искупить свою вину. А теперь говори, сукин ты сын!
-.. яко на небеси и на земли…
Майк тряхнул Джоуну так, что у того лязгнули зубы.
- Говори, будь ты проклят! ГОВОРИ!
В глазах Джоуны появилось мечтательное, отсутствующее выражение. Туман начал рассеиваться, и краем глаза Майк заметил Фанга на другой стороне дороги. Пес увлеченно елозил носом по земле, вынюхивая что-то и приближаясь к пруду "Вертолетик! - сказала Сара, тыча пальцем в телевизор, на экране которого девочка каталась по льду на коньках, а потом вдруг подпрыгнула и сделала в воздухе пируэт, прежде чем приземлиться. - Я тоже хочу научиться крутить вертолетик, папочка". И он повел ее на пруд, надел ей коньки, зашнуровал их, а потом поставил на лед два ящика из-под молока. Прижав к ним ее ладошки, он показал дочери, как надо отталкиваться и сохранять равновесие. Сара внимательно выслушала его, но потом опять пожелала узнать, когда он покажет ей, как прыгать вертолетиком. Сможет ли она научиться такому прыжку, когда вырастет? О да, конечно, на свете нет ничего невозможного, надо только верить, верить искренне и вести себя хорошо, и еще молиться, и тогда Господь защитит тебя, потому что Господь - это и есть любовь, и свет, и…
- ГОВОРИ!
Пар от дыхания уже не клубился вокруг посиневших губ Джоуны.
"Он умирает".
"Пусть умирает. Мне все равно".
"Если он умрет здесь, то унесет свои тайны с собой".
Майк сунул ингалятор в рот Джоуне и нажал на колпачок контейнера. Раздалось шипение. Он снова и снова впрыскивал лекарство, и губы умирающего шевельнулись, сначала неуверенно, а потом с жадностью впились в насадку ингалятора, словно новорожденный - в материнскую грудь.
Еще через мгновение взор Джоуны прояснился.
Майк выпрямился во весь рост, тяжело дыша. Несколько минут они просто смотрели друг на друга - двое мужчин, последними прикасавшиеся к Саре.
- Скажи мне, что она жива, - пробормотал Майк. - Хотя бы это ты можешь мне сказать?
Прошла еще целая минута, прежде чем к Джоуне вернулась способность дышать.
- Только Господу известна вся правда.
Краем глаза Майк заметил его тросточку. Взгляд его устремился на колено Джоуны, и он воочию представил себе, как трость ударяет по нему, круша кости.
Майк выронил ингалятор и, спотыкаясь, побрел прочь. Ему показалось, будто он услышал, как Джоуна заплакал, но он заставил себя идти дальше, не оглядываясь.
ГЛАВА 21
В тот же день, в воскресенье, после обеда Билл устраивал пикник с жаренным на углях мясом. Майк заехал к нему с утра пораньше и принялся помогать по хозяйству. Он не стал рассказывать другу о своей встрече с Джоуной.
На краю просторной веранды стояли два бочонка, а из динамиков неслись заводные ритмы музыкальной передачи "Рок из Бостона". Майк пил ледяную колу из баночек, через силу улыбался и старательно делал вид, что все в порядке, пытаясь поддерживать непринужденную беседу с друзьями и соседями Билла, а в ушах у него назойливо звучал плач Джоуны.
Быть может, тот факт, что сегодня утром Джоуна взглянул смерти в лицо, заставит его осознать, что ему осталось жить всего несколько дней или даже часов. Быть может, тот факт, что он получил свою жизнь обратно - то, что от нее осталось, во всяком случае, - пробудит в нем давно уснувшие человеческие качества.
"Мне не следовало уходить, - думал Майк. - Я должен был подождать еще немного. Он наверняка рассказал бы что-нибудь, а так я все испортил".
"Еще несколько минут не сыграли бы никакой роли".
"Я должен был попытаться!"
"А если бы он не дал того, что тебе было нужно, что бы ты сделал? Разбил бы ему тростью коленную чашечку?"
Майк не понимал, что вселяло в него больший ужас: холодное спокойствие, с которым он наблюдал за тем, как Джоуна старается проглотить хоть каплю воздуха, или потрясающая легкость, с которой он вернулся в свое прежнее состояние. Состояние, которое, как он был уверен вплоть до сегодняшнего утра, пробуждала в нем только выпивка. Он вдруг понял, что тлевшая в душе ярость не угасла и никуда не исчезла, она всегда жила в нем, и спиртное было лишь неубедительной отговоркой, чтобы она вспыхнула ярким пламенем.
Он посмотрел на часы. Начало четвертого. Может, Меррик уже узнал что-то.
Майк вынул свой сотовый, отошел в уголок двора, где было поспокойнее, и набрал прямой номер Меррика в участке.
Звонок.
"Джоуна умирает".
Звонок.
"И ты ничего не можешь с этим поделать".
Звонок.
"Но тебе придется смириться с этим".
Включилась голосовая почта Меррика. Майк оставил сообщение с просьбой перезвонить немедленно и закрыл телефон. Сердце гулко колотилось у него в груди, на лбу выступил пот.
В то последнее утро он вошел в спальню Сары и поцеловал ее в лобик. Это был неизменный и ежедневный ритуал, и он всегда изумлялся тому, как один вид малышки, которая одновременно была частью его и не походила ни нa него, ни на кого-либо еще во всем мире, наполнял его любовью и страхом. И эти чувства жили в нем постоянно. Эту любовь можно познать только тогда, когда у вас родится ребенок, когда вы станете менять ему пеленки, баюкать его на руках ночи напролет и класть его с собой в постель, когда он заболеет. И только когда ваш ребенок впервые взглянет вам в глаза и улыбнется, вы поймете, насколько редко встречается такая любовь и как она вас изменила. В то утро, глядя на нее, он понял, что у него уже есть все. Если в жизни у него больше не будет радости, то он все равно будет счастлив. Он искренне верил в это.
"Та жизнь закончилась. Ты не сможешь вернуть ее обратно".