Он вновь находился в большом внутреннем дворе какого-то здания, только это здание сверкало белизной. Из автобуса вылезали другие пленники, служители строили их по трое в ряд, а потом повели внутрь. Проходя через распахнутые двери, Роберт заметил часы над головой -- семь утра. Какие-то люди встречали каждую тройку, сверялись со списками, а потом пропускали пленников дальше. Когда очередь дошла до Роберта, служитель бросил беглый взгляд на список, прикрепил к его ошейнику какое-то устройство, несколько раз нажал на клавиши этого устройства, отсоединил его и только тогда заговорил:
-- Отныне, ты лот номер семь. Повтори.
-- Лот номер семь, свободный.
-- Хорошо, проходи.
Роберт шагнул вперед, и ему показалось, будто он вновь попал на конвейер. Какие-то люди передавали их из рук в руки, кормили, раздевали, осматривали, брили и мыли, подкрашивали, несколько раз велели почистить зубы и прополоскать рты, обрызгивали одеколоном, потом опять осматривали, водили в туалет, вновь мыли и ароматизировали, наконец, в очередной раз построили и куда-то повели.
В голове Роберта не осталось ни одной мысли. За время заключения он отвык от такого количества людей, и сейчас у него кружилась голова, а перед глазами плыли разноцветные круги. Молодой человек даже не мог понять, действительно ли он видел Пат или ему это привиделось -- среди стольких нагих бритых тел даже его взгляд художника оказался бесполезен.
Крепкий служитель скомандовал "Стоять!", и Роберт обнаружил, что перед ними появился какой-то важный мужчина. Роберт не знал, кто это, но с его появлением все смолкло и даже их "наставники" явственно напряглись. Роберт догадался, что этот человек был здесь главным.
-- Дети мои, -- внушительно произнес Томас Лонгвуд, оглядывая питомцев, -- сегодня у вас счастливый день. Время ученичества закончилось, и вы, наконец, встретите своих опекунов, людей, которые возьмут на себя все ваши заботы, будут любить вас как собственных детей и оберегать от превратностей судьбы. Мы обучили вас всему, что необходимо для жизни и теперь вам надо лишь произвести на опекунов хорошее впечатление. Сегодняшние смотрины помогут свободным приглядеться к вам, а вам приглядеться к вашим опекунам -- не упустите этот шанс. Вы знаете, как себя вести во время осмотра, и я верю, что вы не разочаруете своих будущих покровителей. Надеюсь, их выбор будет окончательным и никому из вас не придется возвращаться сюда в поисках новых опекунов. Сейчас вас разведут по смотровым залам, а пока я объясню, как будут проходить смотрины. Вам предстоят четыре сеанса осмотра по два часа каждый и три перерыва: первый продлится пятнадцать минут, второй полтора часа и третий опять пятнадцать минут. А теперь, дети мои, с Богом!
Когда Роберта, Джека и еще несколько человек ввели в светлый зал с круглыми окнами в потолке и принялись расставлять по невысоким помостам, он вспомнил квартал красных фонарей в Амстердаме -- дешевые шлюхи по тридцать евро, сладковатый запах марихуаны, толпы туристов, ощущение всеобщего убожества -- и сам почувствовал себя шлюхой, выставленной на обозрение. Служители включали и выключали подсветку, расставляли какие-то таблички, проверяли наличие салфеток, урн и Бог знает, чего еще, а у Роберта крепло ощущение, будто что-то идет не так.
-- Десять минут до открытия, -- объявил один из служителей. -- Последняя проверка. Автоматическая подсветка?
-- Работает.
-- Ручная?
-- Работает.
-- Начальная цена лотов есть?
-- Стоит.
-- Проверяем. Лот номер пять?
-- Семьсот долларов.
-- Лот номер шесть?
-- Семьсот долларов.
-- Лот номер семь?
-- Четыреста долларов.
-- Лот номер восемь?
-- Четыреста долларов...
Роберт слушал перекличку обслуги, и его убеждение в вопиющей неправильности происходящего принялось вопить в полный голос. Однако в последнее время в его жизни все шло настолько наперекосяк, что он уже не мог понять, что в этом театре абсурда показалось ему особенно нелогичным.
-- У восьмого нет салфеток! -- ворвался в его мысли голос очередного работника и вокруг постамента образовался маленький тайфун.
-- Пять минут до открытия!
Линкольн Райт рассеянно листал красочные рекламные буклеты, подготовленные для аукциона, наблюдал за Робертом Шенноном и с потрясением спрашивал себя, неужели это он автор подобного совершенства. Недавняя неприязнь, почти ненависть к молодому человеку исчезли без следа, и сейчас Линкольн Райт испытывал к Роберту почти отеческую любовь и нежность. Бывший нумер чувствовал себя Пигмалионом, превратившим грубый кусок плоти в безупречную машину. Послушный, идеально вышколенный, незаметный, но при этом всегда находящийся под рукой, прекрасно знающий свое дело и место, выставленный на продажу питомец ничем не напоминал того самолюбивого, недоверчивого и упорного молодого человека, которого Райт встретил два месяца назад в комнате собеседований.
Лот номер семь виделся Линкольну Райту образцовым произведением искусства. На какой-то миг свободный даже задумался, не купить ли ему молодого человека, но вскоре с сожалением сообразил, что интенсивность работы не позволит ему уделять достаточно времени для заботы о питомце, да и конечная стоимость домашней мебели класса "А" вряд ли будет такова, чтобы можно было легко выложить подобные деньги. К тому же, признавал Райт, ни художник, ни скульптор не могут загромождать рабочие студии образцами собственного творчества, а вынуждены отдавать творения, пусть даже самые любимые, в мир -- на благо свободного общества. Как ни грустно было признавать, судьба питомца отныне находилась в чужих руках, и с этим надо было смириться. Оставалось приглядеть за малышом в ходе смотрин, а потом взять на память о своем первом творении рекламный буклет с номером семь...
-- Минута до открытия! Питомцам -- внимание! Приготовиться!..
Ладони Роберта стали влажными. Он представил, как откроются двери и в зал войдут мужчины в одинаковых серых костюмах и темных очках -- агенты спецслужб, как их изображали в кино...
-- Отсчет... Пять, четыре, три, два, один... Открывайте!
Двери открылись, но ничего не произошло... Минуты текли, волнение Роберта возрастало, а потом в зал вошли обыкновенные люди: мужчины, женщины и... Роберт не мог поверить своим глазам -- дети! Какая-то женщина в просторном голубом платье в белый горошек вела за руку мальчика лет шести. Ребенок лизал сахарную вату и глазел по сторонам.
-- Мам, мам! Смотри, какой смешной, давай его купим, -- попросил малыш и ткнул пальцем в сторону Роберта.
Женщина бросила на Роберта беглый взгляд и покачала головой.
-- Джерри, солнышко, домашняя мебель у нас уже есть, сейчас нам нужен садовник.
-- Садовое оборудование в другом зале, -- подсказал появившийся рядом с женщиной служитель. -- Я вас провожу...
Остановившимся взором Роберт смотрел вслед покупателям и думал, что теперь знает, что его мучило и казалось неправильным. Этот размах... эта отлаженная машина... рутинные действия "наставников"... В жизни все можно подделать, думал Роберт, ну, почти что все... Можно поставить ребенка в красивую позу для написания портрета, но нельзя подделать все остальное -- обыденность... и привычку... целый мир...
Их похитители не лгали. Это он придумал себе утешительную сказку, не желал смотреть правде в глаза, на что-то надеялся, чего-то ждал... Но они не лгали... Это и правда был иной мир. С другими обычаями. С другими законами. И с рабством. И в этом мире он был никем -- обычным товаром, выставленным на продажу. Говорящим орудием... Вещью...
На Роберта навалилось оцепенение. В глазах потемнело и ему пришлось прилагать все усилия, чтобы не упасть.
Мысли о побеге поблекли, осыпались тысячью осколков, как осыпается разбитое камнем окно.
Бежать?! Куда, как, а главное, зачем? Здесь не было ФБР, полиции и прессы, точнее, что-то подобное здесь обязано было быть, но кого бы в этом мире возмутил его рассказ? Спасения ждать было не от кого... Хотя, это еще вопрос, что понимать под спасением, сообразил Роберт. Если он обратится в полицию, его непременно "спасут" -- вернут обратно... как потерявшегося породистого щенка... и, должно быть, накажут... для его же блага.
Какой-то свободный приказал ему повернуться и Роберт тупо подчинился.
"Это происходит не со мной, -- твердил он, -- это только сон... глупый розыгрыш... игра..."
Покупатели подходили, бесцеремонно щупали его мускулы, смотрели зубы, приказывали приседать, поворачиваться, нагибаться и открывать рот. Роберт выполнял все приказы и видел, как в соседнем ряду покупатели так же тщательно осматривают Джека...
Вокруг стоял непрекращающийся гул голосов, и как сквозь вату до Роберта вдруг донесся чей-то слегка раздраженный возглас: "Дайте больше света!". В глаза ударили лучи прожекторов, и Роберт порадовался, что больше не может видеть лиц осматривающих его покупателей.
Глава 6
О страхах и заботах свободного мира
Запах нашатыря ударил в нос, и пелена перед глазами рассеялась.
-- Спокойно, малыш, все будет хорошо, -- благодушно проговорил Линкольн Райт, похлопывая Роберта по щекам. -- Конечно, ты переволновался, но сейчас попьешь водички, дадим тебе витаминчиков, и будешь как новенький.
Что-то, похожее на пистолет, ткнулось в плечо Роберта, и он непроизвольно напрягся.
-- Да что ж ты всего боишься, глупенький? Это обычные витаминчики, -- Линкольн Райт ласково погладил Роберта по выбритой голове. -- Эту штучку специально придумали для деток и питомцев, чтобы маленьким не было бо-бо.
-- В первый раз всегда так, -- между делом бросил один из служителей, высматривая, что надо поправить, пока не закончился перерыв. -- Потом привыкают.
-- Ну-ну, малыш, успокойся, твой опекун ни за что от тебя не откажется, -- продолжал сюсюкать Райт, и от этого сюсюканья Роберта вновь замутило, -- ты ведь у нас хороший мальчик, правда? Тебя обязательно купят и будут о тебе заботиться, и ты не останешься один. Видишь, всего два часа постоял, а уже три покупателя. Ты же у нас умница, все умеешь, опекунов слушаешься и больше не шалишь. А сейчас ты встанешь на ножки, тебя отведут в туалет, ты сделаешь свои дела, тебя помоют, и ты опять встанешь на помост. Давай, малыш, шевелись.
Служитель взял Роберта за локоть, и он вновь ощутил себя породистым домашним животным, может быть, немного нервным и капризным, как и любой породистый пес с длиннющей родословной, но при этом полезным, старательным и туповатым. Животным, которое можно почесать за ухом, погладить ему животик, положить на него ноги, но для которого -- на всякий случай -- на стене висит плетка, чтобы пес не гадил под столом и не грыз антиквариат. Да и поход в туалет и душ ничем не отличался от привычного выгула собаки, разве что разговоры служителей, заключавших пари, за кого из питомцев дадут лучшую цену, больше смахивали на беседы в конюшне перед особо важным забегом.
Когда Роберта и Джека вернули в зал, служители велели им занять свои постаменты и вновь начали отсчет. Двери открылись, и новая партия покупателей двинулась между рядами.
Роберт стоял на помосте, терпеливо сносил ощупывания покупателей и щипки детей, желавших убедиться, что он настоящий, послушно приседал, поворачивался, открывал рот и размышлял, как быть. Теперь он был спокоен, собран и сосредоточен. Назавтра его должны были купить, и Роберт размышлял, что будущие хозяева вряд ли станут заковывать его в цепи. Все же его натаскивали на лакея, а не галерника, да и все эти люди, такие обычные и ничем не примечательные, не могли превратить свои дома в крепости из опасения, что кто-то из лакеев надумает бежать. А еще он размышлял, что там, где есть рабство, непременно найдутся люди, которые этим недовольны. Таких людей просто не могло не быть!
-- И что за световое шоу вы тут устроили? -- недовольный женский голос ворвался в мысли Роберта. Маленькая светловолосая женщина шла по смотровому залу в сопровождении человека, который был здесь главным.
-- Вы давно не были на аукционах, сенатор, -- заметил ее спутник.
-- И прекрасно обошлась бы без этого и впредь, -- парировала женщина. -- Что нового вы можете предложить, Лонгвуд? Попаданцев? Так это давно не новость. Вы вылавливаете их не реже раза в год. На что здесь смотреть?
-- Ну вот, к примеру, на этот экземпляр, -- мужчина остановился прямо напротив Роберта. -- Обратите внимание на экстерьер -- он безупречен. Домашняя мебель класса "А". Прекрасные руки -- оденет, разденет, помоет, так что у опекуна не возникнет ни малейших неприятных ощущений. Образцовое послушание -- обучался по специальной программе. Не хотите его осмотреть?
-- Зачем? -- в голосе женщины вновь послушалась неприязнь. -- Вся медицинская информация есть в ваших буклетах и в сети. Что нового можно высмотреть за пару минут, чего не заметили бы врачи?
-- Многие предпочитают смотреть питомцев лично, -- примирительно заметил мужчина. -- Не все понимают данные медиков.
-- Если не понимают, тогда к чему им права опеки? -- раздраженно поинтересовалась женщина. -- Объясните, Лонгвуд, зачем вы показываете мне этого дискобола?
-- Я хотел, чтобы вы провели маленькое сравнение. Посмотрите внимательно на этого питомца. Но послушен, прекрасно вышколен, великолепно знает свое дело. Но так было не всегда. Взгляните, каким он был два месяца назад.
Мужчина открыл небольшой планшет и что-то показал женщине, со своего места Роберт не мог видеть -- что. Пару минут женщина смотрела, затем отвернулась.
-- Сравните с нынешним обликом, сенатор, и согласитесь, что этот экземпляр представляет немалый интерес.
-- Знаете что, Лонгвуд, -- Эллис Дженкинс сверкнула глазами, -- если мне понадобится античная статуя, я ее и закажу. Но я не увлекаюсь ни механическими куклами, ни дрессированными обезьянами. Предложите свою игрушку кому-нибудь другому!
Если бы полгода назад Роберту сказали, что ему захочется ударить женщину, он бы в недоумении пожал плечами, но сейчас ему хотелось свернуть шею дряни, что отзывалась о нем подобным образом. И все же он молча смотрел прямо перед собой, ничем не показывая, до какой степени был оскорблен словами сенатора. Дело было не только в надежде на будущий побег -- Роберт пока не мог решить, чем именно была недовольна женщина.
-- Кстати, у нас есть еще один питомец, обучавшийся по той же программе. Он довольно забавен, взгляните -- домашний любимец класса "А".
Эллис Дженкинс недовольно повернулась и заметила питомца, которого окружала еще более плотная толпа покупателей, чем "дискобола". Один из покупателей обернулся, и сенатор узнала первого мужа.
-- Эллис, -- строго заметил старый Дженкинс, -- этого питомца уже выбрал я.
-- Конечно-конечно, -- холодно подтвердила сенатор, -- не буду тебе мешать. Можешь покупать хоть всех!
Когда сенатор отошла прочь, Роберт с трудом удержал вздох облегчения. Представить, что его купит женщина, которая отзывалась о нем с таким презрением, было невыносимо. Раб не выбирает хозяев и все же Роберт от души молился, чтобы это была не она!
-- Повернись. Медленно, -- новый покупатель занял место перед помостом, и Роберт подчинился приказу. -- А теперь протяни правую руку. Нет, не так. Слегка согни ее. Поклонись.
Роберт выполнял приказ за приказом и чувствовал себя деревянной куклой.
-- Скажи: "К ногам склоняюсь господина...".
-- "К ногам склоняюсь господина", -- повторил Роберт.
-- Неплохо. Встань на колени, открой рот и покажи зубы.
И вновь чужие пальцы полезли в рот, что-то выщупывали, старались расшатать зубы. Наконец, покупатель оставил его в покое и сбросил перчатку.
-- Можешь закрыть рот.
Свободный ухватил его за подбородок, повернул голову в одну сторону, потом в другую.
-- Вы интересуетесь нашим товаром? -- Линкольн Райт вновь оказался рядом.
-- Да, этот мне подходит. Но я хотел бы ознакомиться с более полной документацией. Этот питомец действительно умеет рисовать или это рекламный трюк?
-- Это не трюк, свободный. Он действительно прошел специальное обучение и вполне способен написать картину. Но самое главное, он образцовая домашняя мебель. Вот взгляните, -- Линкольн Райт раскрыл папку, принялся демонстрировать документы, покупатель задавал вопросы, большая часть которых была Роберту непонятна, и выслушивал столь же малопонятные ответы. Судя по радостному блеску глаз Линкольна Райта, этот покупатель имел больше всех шансов стать его хозяином. Когда покупатель удалился, свободный Райт повернулся к Роберту и потрепал его по щеке.
-- Молодец, малыш... Видишь, как все славно получилось? Тебя купит свободный Эллендер -- это большое везение. У тебя все будет хорошо. А теперь можешь встать.
Эллис Дженкинс, наблюдавшая всю сцену с расстояния в пару шагов, повернулась к Лонгвуду:
-- А если бы ему не сказали закрыть рот и встать, он что -- так бы и стоял на коленях с открытым ртом?
-- Его натаскивали на послушание, сенатор, -- ответил Томас Лонгвуд. -- На полное послушание.
Эллис с отвращением поморщилась.
-- Сенатор, мы можем поговорить наедине? -- Лонгвуд не собирался отступать.
-- Конечно.
Одну из стен аукционного кабинета Лонгвуда полностью занимали экраны смотровых залов, но сейчас шеф Службы адаптации не собирался их изучать. Предложив сенатору кресло, Лонгвуд сел напротив Эллис.
-- Скажите, сенатор, -- после непродолжительной паузы заговорил он, -- почему вы так дурно ко мне относитесь? Ведь мы делаем общее дело.
-- Я к вам вообще никак не отношусь, -- холодно парировала Эллис. -- К чему все эти беседы, Лонгвуд? Я не собираюсь покупать ваших питомцев, по-моему, это не требует разъяснений. У меня достаточно подопечных и достаточно забот. И в любом случае, мне не нужны безмозглые болваны, которые без приказа не в состоянии закрыть рот!
-- Сенатор, вы знаете, какое у меня происхождение? -- не ответил на гневную тираду Эллис Лонгвуд.
-- Естественно. Это моя обязанность.