Нас определили в один класс, но как зовут эту девочку, я еще не знала, и вообще она была мне неинтересна. Поначалу все новенькие почему-то норовили держаться вместе, выглядели бесцветными и скучными, на одно лицо.
Сейчас я хорошо понимаю, какими униженными чувствовали себя девчонки, приложившие столько стараний, чтобы попасть в эту школу, и рассчитывавшие, что их способности здесь оценят. Так проходила юность Кадзуэ. Для таких, как она - с сильным характером и тягой к самовыражению, - это было тяжелое, горькое время.
Хотите знать, какие у меня были с ней отношения? Хорошо. Я заметила Кадзуэ после одного случая. Произошло это дождливым майским днем на уроке физкультуры. Мы должны были играть в теннис, но из-за дождя нас загнали в зал на ритмику. В раздевалке одна девчонка подняла что-то с пола и крикнула:
- Это чье? Здесь валялся.
На нее посмотрели и тут же отвернулись без всякого интереса. Она держала темно-синий гольф с красной эмблемой Ральфа Лорена. Это не ко мне: я покупала себе гольфы в "Дайэй", самые простые, белые. Я сидела и спокойно стягивала гольфы. Я всегда стирала их сама. И все же я никак не могла понять, с чего это она так закричала. Подумаешь, какой-то гольф. Вещами здесь никто не дорожил, бросали как попало. Никто не знал, дорога брошенная вещь хозяину или нет, поэтому ее не подбирали и по доброте душевной оставляли на том же месте. Так было в школе заведено. И потом, даже если кому-то и взбрело бы в голову взять ее себе, все сразу узнали бы об этом - ведь у нас на потоке училось всего сто шестьдесят человек.
В школе я не раз видела не только брошенные ручки и тетрадки, но и дорогие часы, кольца, проездные в кожаных корочках. Однако никто из-за них не переживал. В отличие от меня хозяйки этих вещей всегда могли купить новые. И тут вдруг из-за какого-то гольфа такой шум.
- Поглядите-ка! - взывала девчонка, демонстрируя находку подругам.
Послышались смешки. Ее тут же обступили.
- Ого! С вышивкой!
- Вот уж шедевр!
На простом темно-синем гольфе его хозяйка вышила красными нитками метку. Под Ральфа Лорена.
Нашедшая гольф руководствовалась отнюдь не похвальным желанием вернуть потерю хозяйке. Ей лишь хотелось выяснить, чей он.
Потому она и подняла шум. Но никто не отозвался. Новенькие в молчании продолжали переодеваться, каста тоже молчала, очевидно предвкушая сцену, которая разыгралась на следующем уроке.
Вы, верно, думаете, что женщины по природе такие вредные. Но ведь им нужно выстоять в этом соревновании, добиться победы. Поэтому надо всегда держать ухо востро, чтобы вас за что-нибудь не прищучили. Если вам это не по нутру, остается только выйти из игры и записаться в чудаки, как это сделала я. В школе Q. я стала свидетельницей того, как разворачивалась эта борьба.
Следующим уроком был английский. Оживленно болтая, девчонки быстро закончили переодеваться и поспешили в аудиторию. В такие минуты различия между новенькими и "старенькими" исчезали. Если появлялась возможность потравить кого-то, все сбивались в одну стаю.
В раздевалке остались трое: одна пигалица из "стареньких", невысокого роста, Кадзуэ и я. Кадзуэ как-то замялась, и я подумала, что это она вышила метку на гольфе. Тут пигалица протянула Кадзуэ пару гольф со словами:
- Вот, бери.
Гольфы были новые, темно-синие. Кадзуэ со страдальческим видом прикусила губу. Решив, наверное, что деваться некуда, она тихо выдавила из себя:
- Спасибо.
Когда мы втроем вошли в аудиторию, одноклассники сидели как ни в чем не бывало. Пусть автор вышивки остался неизвестным. Зато позабавились. И начались шуточки… Так из мелкой злой выходки развился вирус неприязни и недоброжелательства, постепенно заразивший всю школу.
Отделавшись легким испугом, Кадзуэ успокоилась. В тот день на уроке она все время поднимала руку; ее вызвали, и она, стоя перед всеми, зачитывала из учебника. Несколько человек из класса жили с родителями за границей, многие неплохо знали английский. Но Кадзуэ это не смущало, она все равно упорно тянула руку. Я посмотрела на девчонку, которая одолжила ей гольфы. Уткнувшись подбородком в ладонь, она сонно уставилась в учебник. Симпатичная, с чуть выступающими вперед зубами. Как ее зовут, я не знала. Почему она решила выручить Кадзуэ? Это сбивало меня с толку. Нет, я вовсе не сторонница злых шуток и не люблю, если кого-нибудь начинают травить, и к Кадзуэ я относилась нормально. Но она меня раздражала. Выкинет какой-нибудь глупый номер и сидит с наглым видом, будто ничего не произошло. Вела себя дерзко. Плохо соображала, что ли? Или наоборот, чересчур хитрая была? Даже я не могла разобраться, в чем дело.
После занятий, когда я запихивала в портфель учебник по классической литературе, Кадзуэ подошла ко мне.
- Знаешь, я про это хотела…
- Про что?
Я сделала вид, что не поняла, и Кадзуэ покраснела от злости. Подумала, видно, что я прекрасно все понимаю.
- Думаешь, мы бедные?
- Да ничего я не думаю.
- Думаешь-думаешь. А мне надоело слушать всю эту бодягу: у кого есть дурацкая метка, а у кого нет.
Все стало ясно. Кадзуэ вышила свой гольф не потому, что у них в семье не хватало денег, а из чистого рационализма, хотя, на мой взгляд, ее рационализм, основанный на стремлении подстроиться под установленный в этой школе уровень богатства, - это абсурд. Она была личностью мелкого калибра. Кому такая интересна?
- Ну ладно.
Кадзуэ вернулась на свое место. Из-за стола мне были видны лишь ее худосочные ноги, обтянутые новенькими гольфами. Символ богатства. Знак женской школы Q. Красная эмблема. Интересно, что Кадзуэ собирается делать дальше. Девчонка, одолжившая ей гольфы, над чем-то смеялась со своими подружками. Встретившись со мной взглядом, она опустила голову, точно ей стало за что-то стыдно.
Мы иногда обменивались с ней парой слов. Ее звали Мицуру. Она пришла в Q. после начальной школы.
Так началась наша жизнь в школе: новенькие - сами по себе, каста - сама по себе. Старожилки всегда держались в классе вместе, красили ногти, смеялись. Днем, когда в занятиях наступал перерыв, выходили за территорию школы в кафе, наслаждались свободой. После уроков у ворот их встречали ребята из мужской школы. Некоторые девчонки завели поклонников-студентов и уезжали с ними кататься на дорогих иномарках - "БМВ", "порш".
Парни эти были под стать своим подружкам. Модные, самоуверенные, материально благополучные. И конечно же, циничные и распущенные. Были, должно быть, среди новеньких и такие, кто поглядывал на эту красивую жизнь косо и думал, что на этом фоне выделиться можно только хорошими отметками. Решили взять свое зубрежкой. Хотели пережить годы в школе Q., добившись превосходства над кастой, не утруждавшей себя учебой.
Через месяц после начала занятий у нас был первый экзамен. Новенькие во что бы то ни стало хотели доказать, что не уступают касте, которая продолжала их третировать. Все, не говоря уже о зубрилах, с необычным рвением взялись за подготовку. Девчонок еще подогревало объявление, что десять лучших по результатам экзамена будут отмечены. Ну как же: разве отличницы могут быть хуже других?! Поставив цель войти в первую десятку, новенькие, долго остававшиеся в положении "второго сорта", воодушевились и получили шанс доказать, что встали почти вровень с кастой.
Тогда я как раз с головой ушла в дело "неверного мужа" (мы фотографировали его жену), порученное нам с дедом страховщицей, поэтому с самого начала махнула на экзамен рукой. Я только недавно избавилась от Юрико и наслаждалась свободой. Происходящее в школе меня тогда мало волновало. Учеба мне была до лампочки. Не самая последняя - и ладно. Впрочем, пусть даже и последняя. Главное - я в этой школе. Так же относилась к этому делу и каста - жила свободно, как хотела. Пока новенькие поднимали свой боевой дух, каста тоже засуетилась. В воскресенье накануне экзамена они собрались у кого-то на даче переписывать друг у друга конспекты. И класс снова разделился надвое.
Через неделю всем раздали отпечатанные результаты экзамена. Новенькие, наверное, думали, что большинство мест в десятке достанется им. Так оно и вышло - они получили шесть из десяти. Однако, как ни удивительно, в первой тройке оказалась девочка, поступившая в школу Q. после окончания начальной школы, в седьмом классе. Пятой в списке стояла фамилия ученицы, числившейся в системе с первого класса. А в первой тройке лучшей была Мицуру.
Такие результаты стали для всех новеньких потрясением. Они превзошли тех, кто учился с самого начала, но как получилось, что пришедшая после начальной школы оказалась сильнее? Выходит, самые гламурные и богатые - те, кто здесь с первого класса, а учатся лучше всех те, кто пришел после начальной школы и растворился в этой среде. Новенькие же, примкнувшие к системе Q. на последнем этапе, - ни то ни се. Такого быть не может. В стане новеньких наступило уныние.
- Ты в теннис играешь? - спросила меня Мицуру на следующем уроке физкультуры. Прошел месяц после начала занятий, и каста наконец стала замечать меня.
На уроках, когда играли в теннис, девчонки, ходившие в секцию, сразу занимали главный корт, будто он был их собственностью. Кому теннис не нравился или кто боялся обгореть на солнце, устраивались на скамейках поболтать. Те же, кто не входил в этот круг, вроде меня, прохлаждались за обнесенным сеткой кортом, делая вид, что ждут своей очереди. А что Кадзуэ? Та перебрасывалась мячом с кем-нибудь из новеньких на боковом корте. Она терпеть не могла проигрывать и с громким боевым кличем гонялась за каждым мячом. Скамеечники коротали время, отпуская шуточки в ее адрес.
- Да так, не очень.
- Я тоже.
У худенькой Мицуру были пухлые щеки и два больших передних зуба, как у зайца. Мягкие завитки каштановых волос, милое личико с веснушками. В подругах у нее недостатка не было, но, даже болтая с ними, она то и дело поглядывала по сторонам и обязательно встречалась глазами со мной. Это началось с того самого случая с гольфами Кадзуэ. Мицуру притягивала меня к себе.
- А что у тебя лучше всего получается?
- Даже не знаю.
- И я.
Мицуру провела пальцем по струнам ракетки.
- Ты учишься здорово. Экзамен лучше всех написала.
- Тоже мне достижение. Просто интересно, - равнодушно проговорила Мицуру. - Хочу поступить на медицинский.
Мицуру перевела взгляд на Кадзуэ. Та была в спортивных шортах и темно-синих гольфах.
- Зачем ты ей гольфы дала?
- Зачем? - Мицуру наклонила голову. - Не люблю, когда издеваются над людьми.
- Разве это издевательство? - спросила я, вспомнив, как Кадзуэ после физкультуры спокойно пришла на следующий урок. Похоже, ей и в голову не приходило, что, отдав ей гольфы, Мицуру хотела защитить ее от насмешек одноклассниц. Больше того, даже если бы стало ясно, что найденный гольф принадлежит ей, она на полном серьезе дала бы всем понять, что не видит в этом ничего особенного: "Что здесь такого? Из-за какой-то красной меточки вдвое платить? Ну вышила я ее. Кому от этого хуже?" Честно бы сказала, что думает. И это было бы справедливо. В обыкновенной школе такая прямота, может, и достоинство, но здесь, как ни странно, она вызывала смех.
"Думаешь, мы бедные?"
Я вспомнила возмущение Кадзуэ, когда я пыталась уверить ее, что у меня и в мыслях такого нет. Мицуру легко тряхнула мягкими волосами, и я почувствовала сладковатый запах шампуня.
- Конечно издевательство. А что же еще, если все смеются над человеком, потому что у него плохо с деньгами?
- Но это же в самом деле глупо - на гольфах вышивку делать, - проговорила я с раздражением. Мне хотелось проверить реакцию Мицуру.
- Глупо, но ее тоже можно понять. Кому хочется быть девочкой для битья?
Не зная, что еще возразить, Мицуру неуверенно ковырнула сухую землю носком кроссовки. Мои слова задели самую толковую ученицу, лучшую из всех на нашем потоке в школе Q.! Пустячок, а приятно. Все-таки она очень славная девчонка!
- Верно, конечно, хотя я не знаю, обиделась она или нет. А смеялись все в раздевалке потому, что гольфы вышивать - полная дурь. Не со зла же.
Я рассмеялась и хотела было продолжить, но Мицуру серьезно оборвала меня:
- Когда целая компания за спиной у других сговаривается против кого-то - это и есть издевательство.
- Ладно, тогда скажи: почему так происходит, почему старички все время что-то замышляют против новеньких? Почему все нас игнорируют? Ты же из их стаи.
Мицуру вздохнула. Огорчать ее не хотелось. Я думала, что члены касты вряд ли понимали, что превращают Кадзуэ в объект насмешек, поэтому слова Мицуру не совпадали с моими представлениями.
Касте было наплевать на новеньких, она изначально не собиралась смешиваться с нами, доводить отношения между двумя группами до насмешек и издевательств. Однако новенькие этого не понимали и настойчиво добивались равенства в правах, чтобы к ним больше не относились с пренебрежением. У этой любви без взаимности не было конца.
- Правда, почему? - Задумавшись, Мицуру пощелкала ногтем по передним зубам. Позже я узнала, что она всегда так делала, если не знала, что сказать. Мицуру резко подняла голову. - Тут другое. Дело в условиях. У нас разные условия. Поэтому и отношение ко всему разное.
- Ну это понятно, - ответила я, провожая глазами метавшийся по корту желтый мячик.
Ракетки, спортивная форма, кроссовки - все у членов секции было свое, особенное, не как в обыкновенных школах. Вещи очень дорогие, раньше мне таких видеть не приходилось. На корте бушевали страсти, игроки с пылом отдавались игре. Здесь царили восторг, наслаждение жизнью. Жар молодых потных тел, лихорадка борьбы, радость оттого, что ловишь на себе взгляды болельщиков, как подчиняется тебе хорошо сработанная ракетка. За эти ощущения заплачено большими деньгами и временем, потраченным на тренировки. Это был мир, никак не связанный с мелкотравчатыми прилежными ученицами, изводившими себя подготовкой к экзамену. Им оставалось только смотреть и кусать локти от зависти. Были среди них и личности вроде Кадзуэ, которые далеко не заглядывали и ничего не замечали.
Мицуру меж тем продолжала:
- Здесь у нас классовое общество в классическом виде. Больше нигде такого не найдешь. Внешность решает все. Поэтому внутренний круг не смешивается с внешним.
- Внутренний круг?
- Принцессы. Из тех, кто учится здесь с первого класса. Дочки владельцев крупных компаний. Они и дня работать не будут. Работа для них - унизительное занятие.
- Но это уже не модно, - фыркнула я, но Мицуру была серьезна.
- Я тоже так думаю. Но у внутреннего круга такое отношение к жизни. Может быть, это и отклонение, но они твердо стоят на своем и всех с толку сбивают. Начнут из тебя дуру делать - поневоле засомневаешься в себе. Вот так.
- Ну а внешний круг?
- Дети сарариманов, - с грустью в голосе сказала Мицуру. - Дочерям тех, кто работает за зарплату, не суждено войти во внутренний круг. Ни за что, хоть ты отличница, хоть ты семи пядей во лбу. Тебя даже замечать не хотят. А станешь набиваться к принцессам в подруги - затравят. Раз тебя записали в убогие уродины, значит, ты мусор, даже если у тебя голова хорошо варит.
Мусор? Что это значит? Ведь я не относилась к высшему классу, о котором говорила Мицуру, да и дочкой сараримана, чье положение хотя бы обеспечено, не была. То есть во внешний круг тоже не помещалась. И что? Получается, я еще хуже мусора? И мне остается только глазеть на бурный поток, стоя на бережке? У меня появилось ощущение, будто я открыла источник нового удовольствия. А может, у меня такая участь? Судьба родиться сестрой Юрико? Ведь командовать мне доводилось только своим дедом, который не в ладах с законом.
- Правда, есть один способ проникнуть во внутренний круг. - Мицуру снова щелкнула ногтем по зубам.
- Какой?
- Надо быть сногсшибательно красивой. Тогда могут сделать исключение.
Знаете, о ком я подумала в тот момент? Конечно же, о Юрико. Что было бы, если б Юрико училась в этой школе? Там никто даже близко не мог с ней сравниться. Так дьявольски красива она была.
На нашем потоке была пара девчонок, которые по праву считались красавицами. Обе из внутреннего круга: одна - из группы поддержки, другая - из секции гольфа с романтическим названием "Девичья дорожка из цветов". В группу поддержки отбирали по внешности. Что касается гольф-секции, она представляла собой шикарный клуб, и членство в нем стоило сумасшедших денег. Девчонка из группы поддержки была исключительно стильной и яркой, а та, что из секции, - вообще как модель. Но Юрико обе они уступали. Вот если бы Юрико училась в школе Q…. Хотя тогда я и не думала о такой возможности… Ладно, мы еще поговорим об этом.
Мои раздумья о Юрико прервал тихий голос Мицуру:
- Эй, я слышала, ты живешь в районе Р. Правда, что ли?
- Правда. Сажусь на электричку на станции К. и домой.
От школы до станции было рукой подать.
- На нашем потоке оттуда больше никого. Хотя пару лет назад, я слышала, был парень. Он вроде жил в соседнем районе.
На том месте, где я жила, раньше было море. Потом его засыпали и соорудили весьма симпатичный микрорайон, где во множестве обитали чудаковатые старики, но жить там очень неудобно. Свободы нет. Такое закрытое, изолированное общество.
- Мы живем с дедом в муниципальном доме, - сообщила я Мицуру - по большей части, чтобы спровоцировать ее интерес. - Дед - пенсионер, подрабатывает по соседям.
Что его выпустили из тюрьмы под поручительство, я говорить не стала, но и без того впечатление на Мицуру произвела. Она подтянула сползшие гольфы и неуверенно проговорила:
- Я и не думала, что у нас учатся такие люди.
- Из другого круга?
- Какой круг?! Ты вообще как инопланетянка. Никто над тобой не насмехается, никто не задевает. Живешь, как будто тебе все до лампочки!
- Спасибо, утешила.
Мицуру улыбнулась до ушей:
- Знаешь, что я тебе скажу? Никому, только тебе. Мы с тобой из одного района. Мать сказала, что об этом никто не должен знать. Она для меня специально снимает квартиру в Минато. А мы всем говорим, что купили. Она ко мне каждый день ездит - убирается, стирает, готовит.
Думаете, она это выдумала насчет квартиры? Ничего подобного. Я сама слышала, что одной девчонке из нашей школы, которая жила на озере Бива, купили квартиру в Токио в прекрасном месте. Говорили, там у нее все время собираются одноклассники.
- И зачем это вам надо?
- Чтобы в школе не дразнили.
- Выходит, ты - как все они.
Мицуру посмотрела на меня с несчастным видом. Видно, мои слова задели ее за живое.
- Мне самой врать противно. Я себя ненавижу за это. И мать тоже. Но если под них не подстраиваться, сразу станешь белой вороной.