Траву все же надо постричь, отметил про себя Ханс-Петер. Придется заняться этим завтра.
Ханс-Петер стоял в холле верхнего этажа, служившем также библиотекой, и смотрел на воду, ее причудливые переливы и течения. Лодки у пирса не было.
Жюстина, – подумал он, и внутри засвербило беспокойство. Вскоре он заметил лодку и крошечную фигурку, припавшую к веслам.
Глава 5
Видение посещало ее по утрам, совсем рано, перед самым рассветом. Проснувшись, она лежала на спине, и на потолке над ее телом проступали контуры. Она хотела закрыть глаза, но не могла. Хотела повернуться на бок, укрыться одеялом, спрятаться. Но шея, выгнутая назад, не слушалась, и веки не желали прикрыть глаза. Под грудью было влажно от пота, а руки лежали безвольно, точно гири.
Покалеченное лицо, одна глазница пуста, будто вырезанная в листе бумаги, после скомканном. Она видела полуоткрытый рот, из которого сочилась вода.
На месте носа – следы рыбьих зубов, но второй глаз цел. И это было самое невыносимое. Глаз наблюдал за ней, неотрывно; лицо колыхалось, но пристальный взгляд оставался неподвижен.
"Я сплю, – повторяла она, – это всего лишь сон".
Но сны видят с закрытыми глазами, а ее глаза были открыты; она лежала на спине и вглядывалась в сумерки. С ясным, неспящим сознанием. И вот лицо принимало окончательные очертания в рассеянном свете – такое же, как всегда.
Язык прилипал к нёбу, разбухая мертвым звериным тельцем.
– Ханс-Петер, – шептала она, но тихо-тихо, чтобы он не услышал.
Глава б
Йилл проснулась от шелеста дождя. Тело помнило движения судна: Йилл казалось, что ее все еще качает. Она лежала, вытянувшись, в светлой комнате и, несмотря на беспокойную ночь, чувствовала себя отдохнувшей. Они остановились в новом отеле с маленькими опрятными номерами. В ванной был пол с подогревом, на котором Йилл нравилось стоять по возвращении из очередного похода.
Они решили снять двухместный номер на всю неделю отпуска, ведь Йилл и Тор были как брат и сестра. О другом не могло быть и речи. Тор – муж ее пропавшей без вести подруги.
Тор спал, измученный вчерашним морским переходом. Йилл почувствовала укол совести. Он лежал на боку, повернувшись к ней худой спиной, храпел, и Йилл ночью несколько раз пришлось поддеть его ногой, чтобы он перестал.
Она потратила немало времени, уговаривая Тора выбраться из дома и поехать вместе с ней. Ему нужно было развеяться. После исчезновения Берит он перестал работать и, хотя прошло уже немало лет, все еще числился в неоплачиваемом отпуске по болезни. Если бы не наследство, доставшееся ему от родителей, то неизвестно, на что бы он жил.
В нем была какая-то маниакальная отчаянность. Он не сдавался, не желал смириться. Йилл не раз думала, что все было бы гораздо проще, если бы Берит погибла в автокатастрофе или умерла от тяжелой болезни. Тогда осталось бы тело, с которым можно попрощаться, и траур рано или поздно закончился бы.
Всю сознательную жизнь Йилл мечтала побывать на Лофотенских островах. А еще на Шпицбергене, но это намного дороже. Да еще и опасно из-за белых медведей. Туда отправляются с оружием, а это Йилл не нравилось, все существа имеют право на жизнь. К тому же дикие животные появились в тех краях раньше, чем человек.
Коллега Йилл, парень по имени Даг, рассказывал, как работал инспектором на Шпицбергене. Восемь летних недель он проверял документы прогулочных судов, считал белых медведей и птиц. Однажды утром он повстречал старика, который проснулся от грохота в доме и, вскочив, обнаружил в комнате медведя. Ружье висело на стене позади медведя, добраться до него не было возможности. Старик инстинктивно бросился на пол и притворился мертвым. Он мог закричать и замахать руками, чтобы испугать медведя и прогнать прочь, но знал, что это может оказать на зверя прямо противоположное действие и спровоцировать нападение. До смерти перепуганный, старик слышал свистящее дыхание и прочие звуки, издаваемые зверем, чувствовал прикосновение шершавого носа. Голодный белый медведь – смертельная опасность. Старику это было прекрасно известно.
Рассказывая эту историю, Даг обычно делал паузу именно здесь. Было заметно, что он наслаждается реакцией.
– Наконец зверь убрался восвояси. Мы встретили старика сразу после – и отправились вместе с ним к его жилищу. Зрелище было – не приведи господь. Медведь нашел бочку старого сала и повсюду его размазал. Еще он разворотил небольшую купальню неподалеку. Старик жутко перепугался, жутко. Хоть и совсем не божий одуванчик был.
Йилл хотелось в туалет. Тихо ступая, она пробралась в ванную. Часы показывали шесть. Йилл спустила воду и вернулась в комнату. Тор спал. Она осторожно приподняла край занавески, чтобы взглянуть на зябкое утро. Птенец чайки за стеклом нахохлился, будто от холода. Ночью Йилл слышала его тонкий, пронзительный писк. Птенец и теперь пищал, словно выталкивая звуки всем телом. Озирался в поисках мамы, неспособный понять, что она сделала свое дело и теперь он предоставлен самому себе.
Тор зашевелился и внезапно открыл глаза. Посмотрел в сторону окна, будто ожидая увидеть кого-то другого, не Йилл.
– Доброе утро, – тихо проговорила она.
Он кивнул и закутался в одеяло. Как улитка, прячущаяся в домик.
– Который час?
– Можешь еще поспать.
– Нет, хватит.
– Как ты?
– Ну, так. Нормально.
– Больше не тошнит?
Он отрицательно покачал головой.
– А ты?
– Да вот смотрю на птенца чайки, которого мы видели вчера вечером. Все еще ищет маму.
– Хм.
– Надеюсь, выживет.
Тор не ответил. Она привыкла к этому. К его молчанию, к тому, как он замыкается, словно прячется внутрь себя. Через минуту он прокашлялся.
– Она снова мне приснилась.
– Берит?
– Да.
– Хороший сон? – осторожно поинтересовалась Йилл.
– Она жила в квартире. Я чуть с ума не сошел от радости, когда узнал. Позвонил в дверь, она открыла. Такая гладкая, округлившаяся. Не толстая, но будто округлая, холеная. Она сказала: это ты? Как будто не удивилась. И лицо точно фарфоровое.
– Фарфоровое?
– Такая красивая, накрашенная, она всегда была такая… – Он запнулся и натужно исправился: – Она всегда такая.
– Да, она всегда такая, – повторила Йилл.
Некоторое время Тор молча лежал, затем потянулся за сигаретами. Вытащил одну, покрутил в руках.
– Она стояла в дверях и улыбалась, приглашая внутрь, и губы у нее были, как всегда, такие красные, блестящие, но, как только она заговорила, я понял, что она нетрезва.
– Как это?
– Ну, пьяная. Напилась, но не так чтобы в хлам, а как будто… как будто я тоже пьянел, стоя на пороге и глядя на нее.
– Хм. Ты можешь как-то истолковать этот сон?
– Нет.
Йилл и сама порой видела сны о Берит – болезненные, тяжелые, – но теперь это происходило все реже. Ведь Берит пропала так давно. В глубине души Йилл знала, что надежды снова увидеть подругу нет.
Она знала, что никогда не забудет первый разговор. Рано утром в понедельник, на следующий день после исчезновения Берит. Она работала в ночную смену и только что вернулась домой. Машина не завелась, так что пришлось идти пешком в темноте всю дорогу. Тротуары покрывала корочка льда, и несколько раз Йилл чуть не упала. В голове шумело от усталости. Уже во дворе она услышала звонок телефона.
Это был Тор Ассарсон, муж Берит. Он был на взводе, практически рыдал в трубку.
– Но ты-то должна, должна знать, где Берит!
Должна! Как заклинание.
Они с Берит не виделись неделю, лишь раз наскоро поболтали по телефону. Договорились сходить в кино. Йилл незадолго до этого переехала в Сёдертэлье, и если допоздна задерживалась в Стокгольме, то оставалась ночевать у Берит и Тора, в Норра-Энгбю, в кабинете.
Тор приехал к Йилл поздно вечером в понедельник. Какой-то съежившийся. Йилл никогда не видела его таким. Она сварила крепкого черного кофе, но никто не стал его пить. Йилл только что закончила смену, за двое суток она спала всего четыре часа. От усталости внутри царила пустота. Йилл казалось, что Тор преувеличивает. Он схватил ее за руки:
– Она что-нибудь говорила тебе? Что она говорила?
– Тор…
– Обо мне, о нас!
Насколько откровенно следовало отвечать?
– Ну… что-то такое намекала, – пробормотала она.
Тревога пульсировала в висках, Йилл бросило в жар. Пришлось встать и открыть окно. Сырой февральский воздух ворвался в кухню.
Тор сжал пальцами виски. На щеках его пролегли серые полоски.
– Мужчина, муж всегда все узнает последним!
– Ты о чем?
– Я говорил с той женщиной, Дальвик. Та, что из Хэссельбю, больная, ну, у которой конфеты. Вы учились в одном классе.
– Жюстина? – еле произнесла Йилл.
– Да, Жюстина. Ну и имечко! Моя жена поехала к ней, чтобы облегчить совесть. И эта чужая баба из Хэссельбю рассказала, что Берит была несчастна со мной! Недовольна нашей жизнью.
Он закурил, не спросив разрешения.
– Не удивлюсь, если весь Стокгольм осведомлен о подробностях интимной жизни супругов Ассарсон. – И фыркнул, выпуская дым, – на этой стадии гнев еще брал верх над страхом.
– Это не так! – возразила Йилл.
– Откуда тебе знать? Что она сказала тебе? На что намекала? – Тор передразнил интонацию Йилл, затем встал и начал метаться от стола к раковине и обратно. Темно-синие брюки были ему коротковаты.
– Только то, что она… что-то насчет спячки…
Тор обернулся и посмотрел на Йилл покрасневшими глазами.
– Но это со всеми бывает, – поспешно добавила она. – Рано или поздно. Это скорее правило, чем исключение.
Он открыл кран, загасил окурок, произнес четко:
– Как ты думаешь, могла она уехать? Чтобы припугнуть меня?
– Зачем ей пугать тебя?
– Или не напугать. Разбудить. Если она считает, что я сплю. – Он сухо засмеялся, явно довольный своей шуткой.
– Но зачем она, в конце концов, поехала в Хэссельбю? – спросила Йилл. От этого названия ее пронзило острое беспокойство, даже спустя столько лет.
Глава 7
Когда Ханс-Петер добрался до гостиницы, термометр показывал двадцать пять градусов.
В метро было невыносимо жарко, Ханс-Петер подобрал бесплатную газету и принялся обмахиваться ею. Чем больше он думал о разговоре с Ульфом, тем больше портилось настроение. Ульф упомянул какую-то проблему, которую намеревался обсудить с глазу на глаз.
На улице порыв горячего ветра взметнул мусор и пыль. Из летних кафе тянулись разнообразные запахи еды. У Ханс-Петера сосало под ложечкой: он не успел поесть перед выходом. Перед ним шагала женщина с детской коляской. В ту секунду, когда Ханс-Петер уже приготовился открыть дверь, белую панамку малыша сорвало ветром и швырнуло в его сторону. Ханс-Петер почти рефлекторно вытянул руку и поймал панамку, прижав ее к стене. Молодая мамаша тут же подскочила к нему и вырвала панамку. На ткани остались следы пыли. Сердито нахмурившись, мамочка принялась тереть панамку о свою майку. Загорелые груди едва не вываливались из выреза.
– Всегда пожалуйста, – сказал Ханс-Петер. – Прямо "Унесенная ветром".
Женщина резко повернулась к нему:
– Что это вы несете?
Ханс-Петер ощутил резкий прилив гнева, точно в солнечное сплетение кулак вонзился. Захотелось прошипеть в ответ какую-нибудь гадость, обидеть. Но он промолчал – Ханс-Петер был не из тех, кто выплескивает злость. Ссоры в его жизни случались крайне редко. Даже давний разрыв с Лив прошел очень сдержанно. Лив приходилась сестрой его боссу, Ульфу. Иногда Ханс-Петер выслушивал рассказы о том, как нынче поживает бывшая жена. Лив оставила Ханс-Петера ради мужчины по имени Бернт. Переехала в его типовой коттедж в северной части Хэссельбю, нарожала целую прорву детишек. Однажды Ханс-Петер столкнулся с семейством в торговом центре в Окермюнтан.
– Нам надо поддерживать связь, – прошептала она, положив свою маленькую мягкую ладонь на его рукав. Бернт стоял рядом, выставив пивное брюхо.
– Конечно, заходи к нам, выпьем. Или просто кофе попьем. Мы почти все время дома.
Но Ханс-Петер так и не зашел. Разумеется.
А потом он повстречал Жюстину.
Не успел Ханс-Петер взяться за ручку как дверь резко толкнули изнутри. Это была Ариадна, уборщица, в руках она держала пакет.
– Ну ты и несешься! – воскликнул Ханс-Петер.
Опустив голову, Ариадна что-то еле слышно пробормотала и шмыгнула носом. Ханс-Петер обнял ее за плечи и увлек обратно в фойе.
– Ариадна.
Она сжала губы. Казалось, это причинило ей боль. Губы были припухшие, странного цвета.
– Что с тобой, господи боже?
Ариадна скривилась.
– Упадала с лестницы, дома.
– Упала?
– Да, на крыльцо. Спешила.
– Вот как.
– Хорошо, не поломалось у меня ничего.
– Да уж, похоже, тебе и так изрядно досталось.
Ариадна высвободилась, принялась собирать туристические брошюры, разбросанные по стойке администратора. Аккуратно сложила их в старую коробку из-под обуви, которую когда-то украсила цветастой самоклейкой, чтобы использовать именно для хранения брошюр. Ханс-Петер отметил, что коробка уже изрядно потерта.
– Нужно сделать новую коробку, – сказал он. – Эта уже свое отслужила.
– Если нужно, – глухо произнесла Ариадна.
– То есть как?
– Не знаю. Просто чувствую так.
– Ульф что-то сказал тебе?
– Нет. Не сказал.
Ариадна была родом из Греции. Она прожила в Швеции больше пятнадцати лет, но до сих пор говорила с довольно сильным акцентом. Ханс-Петер пытался исправлять ее ошибки. Сама она особо не старалась выучить шведский получше.
– Мой муж говорит, ему нравится, когда я так говорю, – повторяла она. – Он говорит, это экзотика.
Ариадна была замужем за полицейским по имени Томми.
Раньше она часто брала с собой на работу дочь Кристу, когда та была помладше. Девочка родилась слепой, как котенок, ей было не суждено видеть мир.
– Так что ты имеешь в виду?
Она откашлялась.
– Не знаю. Но воздух такой. Сегодня не так хорошо, я жалко.
Иногда слова Ариадны было сложно понять. Впрочем, ясное дело, кому может быть хорошо с таким разукрашенным лицом.
– Наверное, гроза надвигается, – сказал Ханс-Петер.
Ариадна наморщила лоб:
– Не знаю.
– Ты уходишь? – Ханс-Петер указал на пакет в ее руке.
Ариадна одернула футболку, обтягивающую грудь и пухлые бока. Джинсы тоже были в обтяжку. Казалось, ей нравится носить светлые тесные брюки, которые делают ее еще полнее.
– Надо купить новые тряпки, – пробормотала она и заправила за уши жесткие курчавые волосы. – Тряпки кончились, знаешь, которыми мыть.
– Конечно, понимаю.
– Я не могу убирать, должна убирать.
– Ладно, не буду задерживать.
Ариадна сделала пару шагов и остановилась.
– Ты сегодня ранний, – сказала она, будто лишь в эту минуту осознав, что обычно Ханс-Петер приходит вечером.
– Рано, – поправил он.
Ариадна попробовала улыбнуться. Изуродованные губы дрожали.
– Да, рано.
– Уффе хотел поговорить со мной. Ты его видела?
– Наверху. – Ариадна указала на лестницу.
– Ладно, тогда пойду к нему.
Она снова приготовилась открыть дверь, но остановилась. Печально покачала головой.
– Что такое? – участливо спросил Ханс-Петер.
– Нет, ничего. Я скоро обратно.
Глава 8
Тепло вернулось на той неделе, когда они уехали из Швеции. Душная, внезапная жара, от которой люди расслабились и сбавили темп, хотя было уже поздно. У большинства отпуск закончился. Почти все лето прошло под дождями.
– Ловкий расчет, – смеялись коллеги Йилл в диспетчерской. – Наконец-то в городе нормальная погода, а ты уезжаешь.
Йилл закончила свою смену и уходила в девятидневный отпуск. Ей давно уже опостылели курорты. Вместо этого она решила отправиться вместе с Тором в одно из тех мест на Земле, где рождаются циклоны.
Нужно ли это ему? – думала Йилл, когда самолет опускался через дождевые облака к Тромсё. Может, ему больше по душе бокал "сангрии" на жаркой тесной улочке, где на веревках, протянутых от дома к дому, сохнет белье, а в тени дремлют собаки?
Прочитать его мысли сложно, не поймешь, чего он хочет.
– Сядешь за руль? – Она протянула ему ключи от автомобиля, взятого напрокат.
Тор кивнул. Едва сев в машину, он вывернул ручку обогрева до максимума.
С пассажирского места Йилл могла исподволь рассматривать Тора, не смущая его. Он всегда был худым, на вид заядлый курильщик. Острые морщины печальными скобками пролегли от носа к уголкам рта, узкие губы в мелких трещинках. Ему пятьдесят четыре – на два года больше, чем ей. Брови с возрастом стали жесткими и кустистыми. Слишком длинные волосы редкими прядями спускались за воротник. Тор сидел, напряженно приподняв плечи и чуть склонившись вперед. Йилл посмотрела на его руки, лежащие на руле, и едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к ним.
– Здесь удивительно много зелени, – проговорила она. – Так… плодородно. Я не ожидала.
Клевер и колокольчики. Сочная колышущаяся трава. Лиловые заросли иван-чая. Она сорвала цветок, когда они остановились на обочине.
– Его нельзя ставить в воду, – сообщил Тор.
– Да ну?
– Большой любитель свежего воздуха. Вянет, как только поставишь в вазу.
Тор взял цветок из рук Йилл и указал на гроздь бутонов на верхушке:
– Знаешь, что по ним можно проследить ход летних месяцев?
– Как?
– Цветение начинается снизу. Они цветут по очереди: сначала нижние бутоны, а верхние ждут. Вот, смотри. Когда эти, нижние, отцветут и увянут, следующий ряд сможет расцвести. Ну а когда распустятся самые верхние – все, конец лета.
– Какая обреченность…
Тор еле заметно улыбнулся.
– Откуда ты это знаешь? – спросила Йилл. Ей казалось, что Тор не из тех, кто впитывает такие знания. – Откуда ты все это знаешь?
– Бабушка рассказывала. Она из Буртрэска.
– Ой, у тебя была бабушка, я никогда и не думала.
– Она давно умерла. Я подолгу жил у нее. Когда у отца с матерью были проблемы.
– Какие проблемы?
– Обычные. Такое и в лучших семьях бывает.
Йилл почувствовала, что Тор хочет сменить тему. Она взглянула на красно-лиловое море цветов.
– Она хорошо знала растения? Так и вижу старушку среди грядок с душистыми травами.
– Хороший образ. Постепенно она и стала старушкой. Но грядок с травами у нее не было. В домах престарелых они нечасто встречаются.
Йилл наклонилась и понюхала цветок. Он не пах.
– У нас, похоже, еще осталось немного лета, – сказала она. – Подумать только, оказывается, природа придумала себе собственный календарь.
Он рассмеялся.
Номер в отеле они заказали заранее через Интернет перед въездом в Вестеролен. На снимках гостиница выглядела красивой и ухоженной, да и расположена была недалеко от берега. Подтверждения бронирования им не прислали, и Йилл несколько раз звонила, но безрезультатно.
Затем она решила, что все образуется на месте.
Был вечер, еще светлый.