Пестрое зеленое вещество пропускало свет - и сквозь него Роджет увидел поверхность своего корабля. Выглядела она помятой и проржавевшей. Прямо у него на глазах на сияющем корпусе появилась еще одна точечка ржавчины - и стала медленно разрастаться.
С невнятным восклицанием Роджет выпрямился. Тут же в шлемофоне раздался голос Френсис:
- Что там, Лео?
Он ответил:
- Какая-то дрянь разъедает корпус. Погоди минутку. - Роджет снова стал разглядывать светлые и темные крапинки под зеленой поверхностью. В центральном участке металл выглядел нетронутым; там могла располагаться выходная часть приспособления, которое использовали, чтобы стащить их корабль с курса и удерживать здесь. А что, если теперь оно отключено…
Роджету требовалось убрать корабль от темного кольца, разрушавшего металл. Иначе нельзя было включать ракеты, так как они наполовину погрузились в зеленое вещество - могли сгореть трубы.
- Ты пристегнута? - спросил Роджет у Френсис.
- Да.
- Тогда держись. - Он прошел обратно к центру маленького корабля, уперся рифлеными подошвами ботинок в твердую зеленую поверхность, а руками в металлический корпус - и толкнул.
Корабль тронулся с места. Но он лишь закрутился как волчок, описывая круг своим остроконечным носом. Темный участок внизу колыхался, будто студень. Ракеты так и остались в центре светлого участка, а темное кольцо по-прежнему соприкасалось с корпусом. Роджет стал толкать дальше, но с тем же результатом. Корабль легко двигался во всех направлениях, кроме нужного. Стало ясно, что сила, притянувшая корабль, по-прежнему действует.
Роджет удрученно выпрямился и огляделся. И вдруг обратил внимание на нечто, чему поначалу значения не придал. В нескольких сотнях ярдах от него лежало шестифутовое яйцо из материала более светлого и прозрачного, нежели окружающая зеленая масса. Роджет прыгнул в ту сторону. Яйцо не особенно расторопно двинулось прочь, волоча за собой облачко светящегося газа. Считанные секунды спустя Роджет уже схватил округлую массу. Яйцо колыхнулось, затем выпустило спереди тонкую струйку пара. Оно явно было живым.
В одном из иллюминаторов виднелся силуэт головы Макменамин.
Роджет спросил:
- Видишь?
- Да! Что это?
- Думаю, один из команды. Пожалуй, надо бы его прихватить.
Займись переходным шлюзом, вдвоем мы там не поместимся.
- Ладно.
Пристроить массивное яйцо в кабине оказалось делом не простым.
После того как Френсис наконец затащила его на корабль, яйцо откатилось к стенке. Двое людей стояли у панели управления и разглядывали гостя.
- Ничего индивидуального, - заметил Роджет, - если не считать пятен. Это существо не из Солнечной системы, Френсис, оно не принадлежит ни к одному из известных нам типов эволюции.
- Понятно, - рассеянно заметила Макменамин - Слушай, а как по-твоему - нет на нем средства защиты?
- Нет, - уверенно ответил Роджет. - Это не скафандр. Смотри, оно просвечивает чуть ли не насквозь.
- Точно, - согласилась Френсис. - Значит, его естественная среда - космос!
Роджет задумчиво оглядел яйцо.
- Похоже, так, - сказал он - Во всяком случае для вакуума оно неплохо приспособлено. Яйцевидная форма дает более высокую величину отношения объема к поверхности. Жесткая оболочка. Движется посредством реактивной тяги. Вообще-то верится с трудом. Но, с другой стороны, почему бы и нет. Есть же, в конце концов, организмы, растения, способные жить и размножаться в кипятке. Другие могут выдерживать температуры, близкие к абсолютному нулю.
- А ведь наш гость тоже растение, - вставила Френсис. Роджет повернулся к ней, затем снова окинул взглядом яйцо.
- Ты имеешь в виду цвет? Хлорофилл? Пожалуй.
- А как иначе он выжил бы в вакууме? - Френсис скривилась. - Ну и запах!
Они переглянулись. В исходивших от существа запахах было что-то странное. Проносились целые серии отдельных душков - удивительно резких и незнакомых.
Роджет закрыл шлем и сделал Макменамин знак последовать его примеру. Та нахмурилась и покачала головой. Роджет открыл шлем.
- Запах может быть ядовит.
- Не думаю, - возразила Макменамин. - У меня появилась одна мысль.
Френсис вышла и вскоре вернулась с целой охапкой пластиковых дезодорантов. Затем подошла к Роджету, опустилась на колени и стала выстраивать их на полу, направляя ниппелями к яйцу.
- Это еще зачем? - поинтересовался Роджет. - Слушай, не время шутить, надо придумать, как отсюда выбраться. Корабль уже разъело до самых…
- Да погоди, - перебила Макменамин. Затем потянулась к бутылочкам и брызнула из трех подряд. Сначала тончайший спрей пудры для лица, потом одеколон, за которым последовала струя доброго виски.
Дальше Френсис стала ждать Роджет уже раскрыл было рот, чтобы заговорить, когда из яйца снова посыпались незнакомые запахи. На сей раз их оказалось всего три два приятных и один резкий.
- Пожалуй, я назову его Душком, - сказала Макменамин и снова нажала колпачки - уже в другом порядке. Виски, пудра, "Ночи Юпитера".
Яйцо ответило: резкий, приятный, приятный.
Френсис предложила оставшуюся комбинацию, и яйцо отозвалось.
Затем женщина положила на пол регистрационную трубочку и пустила струю пудры. Потом добавила еще трубочку и пустила одеколон. Так она продолжала, выпуская запах для каждой трубочки, пока их не оказалось десять. Яйцо всякий раз откликалось, в некоторых случаях знакомым запахом. Наконец Френсис убрала семь трубочек и выжидающе воззрилась на яйцо.
Зеленая масса испустила резкий запах.
- Рассказать кому, - благоговейным тоном произнес Роджет, - что наша Френсис научила шестифутовое пасхальное яйцо считать до десяти с помощью избирательного метеоризма…
- Тише, дурачок, - перебила Френсис. - Теперь сложный пример.
Она положила три трубочки, дождалась резкого запаха, затем добавила еще шесть, чтобы составить три ряда по три. Яйцо любезно откликнулось сильным запахом, смахивающим на хорошую имитацию лимонного экстракта, - девятого номера по счету Френсис. За ним опять последовала очередная стремительная и запутанная серия душков.
- Он понимает, - заключила Макменамин. - Надо думать, он только что сообщил нам, что трижды три - девять. - Она встала. - Выходи первым, Лео. Я пущу его следом, а потом пройду сама. Прежде чем мы его отпустим, надо ему еще кое-что показать.
Роджет последовал указаниям. Как только яйцо выбралось наружу и направилось было восвояси, Роджет преградил ему путь и потянул обратно.
Затем отошел в сторонку, рассчитывая, что существо поймет: они не пытаются его принуждать, но хотят, чтобы оно осталось. Несколько мгновений яйцо нерешительно покачалось, но все же осталось на месте. А тут появилась и Френсис, которая несла с собой дезодорант и карманный фонарик.
- Моя лучшая пудра, - сокрушенно произнесла она. Пластиковый флакон лопнул в пальцах Френсис, и всех троих окутал туман, слабо мерцавший в солнечном свете.
Яйцо по-прежнему ожидало. Похоже было, что оно внимательно наблюдает за людьми. Макменамин включила фонарик и направила на Роджета. Луч проделал узкую отчетливую тропку в тумане рассеянных частиц. Затем Френсис обратила фонарик на себя, на корабль и, наконец, направила луч вверх - в сторону небольшого голубого диска, которым была Земля. Все это она проделала еще дважды, а затем отступила к переходному шлюзу. Роджет направился следом.
Там они и стояли, наблюдая, как яйцо торопливо пробирается по корпусу, вталкивается в зеленую оболочку и исчезает.
- Впечатляюще, - заметил Роджет. - Интересно только, какой нам с этого толк.
- Теперь он знает, что мы живые, разумные, дружелюбные и что мы с
Земли, - задумчиво проговорила Макменамин. - Теперь все зависит от него.
3
Легче свихнуться, чем достаточно полно описать человеку душевное состояние Томми, когда тот нырнул обратно в корабль и оказался в ближайшем радиальном коридоре. Собственно, наша аналогия по-прежнему неплохо работает. Томми и правда можно было уподобить мальчугану, а значит, понятна его тяга к разного рода авантюрам и приключениям. Но остается еще и многое другое. Юнга увидел живых и разумных существ незнакомой формы и строения, которые жили в металле и были как-то связаны с теми необъятными, загадочными кораблями, что называются планетами, к которым ни один из капитанов его расы не отваживался даже приблизиться.
И в то же время Томми был совершенно убежден, придавленный сводом знаний, что миллиарды лет накапливались, хранились и передавались из поколения в поколение, что во всей Вселенной не существовало другой разумной расы, кроме его собственной, что металл, хотя он и давал жизнь, сам живым быть не мог и ни одно живое существо, которому выпало несчастье появиться на свет на борту планеты, не могло даже надеяться преодолеть такое страшное гравитационное поле.
Результатом всех терзаний Томми стало желание побыть в одиночестве и хорошенько подумать. Трудновыполнимое желание, если вспомнить, что Томми должен был двигаться по коридору, приноравливаясь к сканирующим волнам и направляя все свои мысли на то, как бы проскользнуть мимо поисковой партии.
Оставался еще вопрос, сколько времени Томми отсутствовал. Если преследователи добрались до корпуса, пока он торчал в той металлической штуковине, то они вполне могли решить, что юнге удалось проскользнуть обратно к центру корабля. Тогда они, естественно, держат путь назад, и ему остается лишь проследовать за ними до оси и спрятаться в зале, как только они оттуда выйдут. В противном случае надежды на спасение у Томми не оставалось.
Оставалась последняя возможность. Но о ней Томми не решался даже задуматься. А дело было вот в чем. Вдоль коридоров проходили топливные линии - трубы, по которым неслись ионные пары, питавшие корабль энергией. И рискни Томми влезть в одну из таких труб, он, без сомнения, оказался бы железно застрахован от поимки на все время пребывания в трубе. Но, во-первых, топливные линии расходились от оси корабля, и ни одна из них не привела бы Томми в нужное место. А во-вторых, не было на борту корабля места опаснее. Старшие члены команды иногда забирались туда для аварийного ремонта, но всякий раз старались выбраться как можно скорее. Томми понятия не имел, сколько сможет там продержаться.
В нескольких метрах дальше по коридору как раз находился задраенный сфинктер, через который можно было попасть на топливную линию. Оказавшись рядом, Томми бросил туда неуверенный взгляд. Еще не успев решиться, юнга вдруг почувствовал, что из-за угла коридора кто-то приближается.
Томми плотнее прижался к стене и смотрел, как мучительно медленно приближается другой конец коридора. Только бы завернуть за угол, а уж там…
На стене снова мелькнул отблеск, а из-за поворота показался краешек зеленой массы. Рассуждать было некогда. Томми рванул во весь дух, прямо через следующую сканирующую волну - вперед, к поперечному коридору.
В тот же миг по стенам раскатился рев Капитана:
- Ага! Это он, подлый щенок! За ним, ребята!
Сворачивая в следующий коридор, Томми оглянулся, и сердце его упало. За ним гнался не юнга и даже не Матрос, а Третий Помощник - такой огромный, что загораживал собой чуть ли не полкоридора, и такой могучий, что удирать от него Томми было все равно что пацану на велосипеде от курьерского поезда.
Томми свернул за угол и в тот же миг понял, что его карта бита - очередной коридор оказался абсолютно прямым и тянулся добрую сотню футов. Только Томми туда рванулся, как из-за поворота уже выросла туша Третьего Помощника. Третий накатывался со страшной скоростью, и у Томми осталось время лишь на последний отчаянный бросок. Затем громадная туша тяжело навалилась на него, и юнга оказался пойман.
Не успели они, скользнув по полу, остановиться, как от стен зарокотал голос Капитана:
- То, что надо, сэр! Дайте-ка мне на него взглянуть!
Сканирующие волны теперь не двигались. Третий подтащил Томми к ближайшей темной полосе.
Юнга тщетно упирался.
- Вот он, шутничок наш! - взревел Капитан. - Несказанно рад снова видеть тебя, Томми! Что? Не слышу? Где же остроумные реплики? Где твой неотразимый юмор?
- Надеюсь, вы славно вздремнули. Капитан, - выдохнул Томми.
- Оч-чень славно, - с тяжелым сарказмом отозвался Капитан. - Ох, как замечательно, Томми. Может, еще что-нибудь хочешь сказать, прежде чем я назначу тебе порку?
Томми безмолвствовал.
Тогда Капитан обратился к Третьему Помощнику:
- Отличная работа, сэр. Вы получите добавочный паек. Третий впервые заговорил, и Томми узнал его высокий жеманный голосок. Джордж
Адкинс. Недавно засеянный, Адкинс был так горд частичкой новой жизни в своем теле, что жизни никому не давал.
- Большое спасибо, сэр. - Адкинс так и пыжился. - В моем положении, конечно же, не стоило так напрягаться.
- Зато получите вознаграждение, - раздраженно прогудел Капитан. - А теперь доставьте шутника в пятую палату. Там у нас состоится небольшая церемония.
- Есть, сэр, - сдержанно отозвался Третий. Затем двинулся, подталкивая Томми, и нырнул в первый же ведущий вниз поворот.
Вскоре они добрались до главной артерии, что вела прямиком к центру корабля. Сканирующие волны по-прежнему стояли на месте, а Томми с Третьим двигались так проворно, что опасность быть подслушанными исчезла. Тогда юнга вежливо осведомился.
- Простите, сэр, вы ведь не позволите обойтись со мной слишком жестоко, правда же, сэр?
Третий некоторое время не отвечал. Не раз он уже попадался на удочку притворной вежливости Томми и теперь был осторожен - разумеется, в меру своей тупости. Наконец он ответил:
- Вы получите только то, что причитается, юный Том.
- О да, сэр. Не сомневаюсь, сэр. Сожалею, что вынудил вас напрячься - учитывая ваше положение и все такое.
- Еще бы, - скупо отозвался Третий, но в голосе его все же прозвучало удовольствие. Не часто случалось, чтобы юнга выказывал подобающий интерес к предстоящему родительству Третьего. - А знаешь, они уже шевелятся, - доверительно шепнул Третий Помощник, слегка распрямляясь.
- В самом деле, сэр? О, вы должны всячески оберегать себя, сэр. А скажите, пожалуйста, сэр, - сколько их там?
- Двадцать восемь, - сообщил Третий. Последние две недели он объявлял эту новость при каждом удобном случае. - Крепенькие и здоровенькие - хвала Споре.
- Как это замечательно, сэр! - воскликнул Томми. - Двадцать восемь! Надо же! Но позвольте заметить, сэр, вы должны быть крайне разборчивы с пищей. Не собирается ли Капитан выделить вам добавочный паек из той массы, которую он недавно притащил на палубу?
- Не знаю, не знаю. Возможно.
- Вот те на! - воскликнул Томми. - Хотел бы я быть уверен, что…
Юнга намеренно оборвал фразу и замолчал.
- А что ты хочешь сказать? - брюзгливо поинтересовался Третий. -
Что-нибудь не так с металлом?
- Наверняка я не знаю, сэр, но что-то он в этот раз не такой, как обычно. Такого у нас не было. По крайней мере, - добавил Томми, - с тех пор, как меня вывели, сэр.
- Ясное дело, - отозвался Третий. - Но уж я-то, знаешь ли, тертый калач и всякого перепробовал.
- О да, сэр. Но разве металл обычно не бывает такой темный, шероховатый? А, сэр?
- Именно такой и бывает. Всякий знает. Правильная форма только у живых существ, а металл неживой.
- Конечно, сэр. Только я побывал на палубе, сэр, когда пытался скрыться, и видел этот металл. Он совсем правильной формы, если не считать каких-то выступов на одном конце, такой же гладкий, как вы, сэр, и блестящий. Простите, сэр, но мне он аппетитным не показался.
- Чепуха, - неуверенно пропыхтел Третий. - Чепуха, - более решительным тоном повторил он. - Ты наверняка ошибся. Металл не может быть живым.
- Я тоже так подумал, сэр, - возбужденно затараторил Томми. - Но в этом металле оказались живые существа, сэр. Я их видел. И металл вел себя очень необычно, сэр. Я это заметил, когда Капитан его тащил, и… только боюсь, вы не поверите мне, сэр, если я скажу, что делал этот металл.
- Ну, и что же он такого делал?
- Клянусь, я видел, сэр, - продолжил Томми. - Капитан вам подтвердит, сэр.
- Будь оно все стерилизовано; так что же делал этот металл?
Томми понизил голос:
- От него тянулся ионный след, сэр. Он пытался удрать!
Пока Третий пытался уяснить услышанное, они добрались до конца коридора и попали в просторное шарообразное пространство пятой палаты, где уже выстроились члены команды, готовясь стать свидетелями наказания Томми Лоя.
Шутки закончились, подумалось Томми. Впрочем, Третьему Помощнику он, по крайней мере, отплатил сторицей. Обещанный добавочный паек уже не доставлял ему особой радости.
По окончании экзекуции Томми съежился в углу кают-компании, куда его бросили, измученного и страдающего. Боль еще прокатывалась по телу неудержимыми, тяжелыми волнами, и он всякий раз невольно вздрагивал.
Загадка металлического корабля все еще призывала юнгу откуда-то с задворок сознания, но слишком уж свеж был другой опыт, слишком живы припоминаемые образы.
Капитан, как обычно, читал Символ Веры:
"В начале была Спора, и Спора была одна". (А команда: "Слава Споре!")
"Потом был свет, и свет был хорош. О да, хорош для Споры и Первенцев Споры".
("Слава им!")
"Но свет стал злым во дни Вторых Отпрысков Споры".
("Горе им!")
"Но свет отверг их. О да, изгнаны они были - изгнаны во тьму, в Великую Бездну".
("Помилуй изгнанников в Великой Бездне!")
Томми повторял вместе со всеми, лелея в то же время еретические мысли. Никакого зла в свете не было; они до сих пор жили, пользуясь им.
А на самом деле скорее всего получалось так - и сам Капитан допускал такую мысль на своих уроках истории и естественных наук: далекие предки, возросшие в пылающем сердце Галактики, слишком уж усовершенствовались ради своего же блага.
Они все больше и больше приспосабливались извлекать энергию из звездного света, из металлов и других элементов, попадавшихся в космосе; и в конце концов волей-неволей стали поглощать больше, чем могли усвоить. Поздние поколения постепенно и естественно переселились из района с интенсивным излучением в "Великую Бездну" - Вселенную разбросанных далеко друг от друга звезд. А совершенствование неизбежно продолжалось; в то время как уровень доступной энергии падал, средства ее поглощения становились все более эффективными.
Теперь они уже не могли не только вернуться на родину, но даже приближаться к попутным звездам на расстояние планетных орбит. А значит, планеты и сами звезды стали для них объектами благоговейного страха. Понятное дело. Но почему нужно снова и снова следовать глупому ритуалу со всякими там "изгнанниками" и "злом", придуманному каким-нибудь невежественным и суеверным предком?
Капитан заканчивал:
"Спаси нас от Смерти, что таится в Великой Бездне…"
("Медленной Смерти, что таится в Великой Бездне!")
"И храни души наши чистыми…"
("Чистыми, как свет во времена Споры, будь Она Благословенна!")
"И сделай прямыми пути наши…"
("Прямыми, как лучи света, братья!")
"Чтобы снова мы встретились с потерянными братьями в День Воссоединения".
("Приблизь тот День!")