Джереми открыл было рот, собираясь протестовать, но, увидев, как решительно настроен напарник, понял, что отговаривать его бесполезно.
- Ладно, раз ничего лучше вы придумать не можете…
- А вы? Чем вы займетесь днем?
- Посмотрю, что в прошлом у Кеораза.
В то время как Азим обходил улицы восточных кварталов, Джереми встретился с несколькими журналистами, которым полностью доверял. Затем посетил британское посольство и воспользовался его архивом - на этот раз ему даже не пришлось прибегать к списку обязанных ему чем-то лиц. Мэтсон методично собирал все возможные сведения о Фрэнсисе Кеоразе.
Родился в Лондоне, в обеспеченной семье; учился в Оксфорде; затем возглавил семейное предприятие по торговле колониальными товарами. В мировой войне не участвовал; пока другие умирали на фронте, женился в первый раз. В 1919 году жена его стала одной из последних жертв гриппа-испанки, едва успев родить ребенка. Сразу после ее смерти Кеораз с младенцем уехал в Каир, убегая из Англии и от скорби. В Египте возглавил банк своего отца и со временем привел финансовое предприятие к процветанию.
Кеораз страдал приступами неистового гнева, а также славился любовью к власти и господству. Немногие безумцы, осмелившиеся встать на его пути, были сметены, растоптаны в прах. Он испытывал настоящую ярость к тем, кто отказывался слепо ему повиноваться, и с неистовым упорством делал все возможное, чтобы полностью разорить и обесчестить этих людей. Был из тех гордецов, которые наживают себе множество мстительных врагов. Его повторный брак заставил умолкнуть сплетников, шептавшихся о том, что он извращенец. Несмотря на наличие у него сына, многие верили этим сплетням, так как с момента появления Кеораза в Египте никто не слышал о его победах по женской части. Но все прекратилось, стоило ему встретить Иезавель Леенхарт.
Любой влиятельный в городе человек, включая членов правительства, готов был составить Кеоразу компанию за карточным или бильярдным столом по первой же его просьбе. Одно время богач любил играть в поло, пока ему это не надоело; то же произошло со всеми прочими хобби. Вкусы Кеораза непрерывно менялись, не в его правилах, попробовав что-то один раз, придерживаться этого длительное время. Прихоти его, способы развлекаться, да и образ жизни в целом не отличались постоянством. Достигнув чего-то или овладев чем-нибудь, он тут же терял к этому интерес.
"Вот чем околдовала его Иезавель", - понял Джереми. Трудно найти в мире столь же непостоянную и мало поддающуюся приручению особу. Иезавель сама по себе вызов, которым невозможно пресытиться.
Кеораз, один из тех, кого ненавидит большинство смертных, с момента рождения купался в роскоши и сумел воспользоваться этим, чтобы занять свое место в жизни. За что бы он ни брался, в конце предприятия его обязательно ждал успех. Многие кричали ему в спину: "Богач!", "Счастливчик!"; сам он объяснял неизменную удачу одним словом - "работа". Обладая всем, чего может пожелать человек, Кеораз перестал получать удовольствие от простой, обыденной жизни. Именно этим можно объяснить тот факт, что он обратился к благотворительности. После того как столь упорный человек добивается всего, чего хотел, и видит, как мир начинает вращаться вокруг него, он сам поворачивается к другим людям - в поисках новых способов удовлетворить амбиции и новых удовольствий.
Детектив перечитал свои записи, чтобы обобщить полученную информацию: "Кеораз мог бы выступать в качестве образца успешного человека, несмотря на взрывной характер и чрезмерное властолюбие". Хм… Он еще раз прочитал последние фразы, и на лице его показалась гримаса: надо же - образец! А почему бы и нет? Но этот человек переступал через последний барьер, стоявший на его пути в этом мире, - барьер нравственности. Определяет его одно емкое слово - хищник. Снедаемый жаждой власти, абсолютного господства над людьми и стремлением к постоянному успеху, он потерял контроль над своими желаниями и амбициями.
Предположим, впервые за всю свою жизнь он совершенно себя не контролировал и позволил зверю-охотнику вырваться на волю. Покинул роскошную виллу и, закутавшись в черную накидку, стал бродить по безвестным улочкам бедных кварталов. Лачуга первого же встреченного им нищего сыграла для него роль храма - помогла вырваться на свободу ярости, столь долго сдерживаемой воспитанием.
И впервые в жизни Кеораз увлекся - страстно и надолго - тем, чем невозможно пресытиться и что не надоедает. Почувствовал, что по-настоящему нуждается в этом, нуждается вновь и вновь… В следующий раз он перешел последнюю грань, достиг области чистого, незамутненного ужаса, квинтэссенции разрушения - он осмелился охотиться на детей. Поскольку теперь он уже не хозяин самому себе - завладевший им монстр требует новых наслаждений, - он больше не может остановиться. А значит, это не кончится никогда. Если его не остановить, не утопить в его же собственной крови.
Джереми закрыл глаза, размышляя над логичностью этих умозрительных построений. Можно ли игнорировать эту версию? Строго ли логичны его рассуждения, не заблуждается ли он, считая, что все составные части гипотезы прекрасно складываются воедино? Нет, судя по всему, им руководит не одна лишь слепая ревность. Этот психологический этюд выглядит слишком стройным и логичным. Дождаться вечера… нужно дождаться вечера, чтобы раскрыть намерения Фрэнсиса Кеораза.
27
За окном щебетала птица… Марион открыла глаза - и тут же почувствовала жар любовного томления… Призрак мужчины последний раз погладил ее кожу, просочился под простынь и развеялся вместе с последними осколками ночных грез. Марион несколько раз моргнула… Соски отвердели, она чувствовала легкое головокружение, как будто только что занималась любовью… Именно этого требовало тело: ягодицы слегка сжимались и разжимались в поисках утраченного наслаждения. Она мечтала о нем, о Джереми, о том, чтобы он пришел к ней и взял ее. В этот момент Марион вспомнила содержание последних прочитанных ею страниц - выводы детектива относительно личности Фрэнсиса Кеораза: об извращении, появившемся в результате чрезмерно роскошной жизни и неизменного успеха.
Мускулы ее расслабились, возбуждение сошло на нет. Скинув одеяло, женщина поежилась от прохладного утреннего воздуха. Необходимо принять хороший душ - согреться, окончательно проснуться, избавиться от терпкого привкуса ночных сновидений. Сидя за чашкой кофе и поджаренными тостами с медом, Марион продолжала размышлять над гипотезой английского следователя. У него явно редкий дар - умение поставить себя на место преступника; сам он называл это "духом охотника". Тем не менее Марион заметила, что в своих логических построениях Джереми как-то слишком легко выбрал Кеораза в качестве подозреваемого. Конечно, садистский оттенок, который Мэтсон придал личности богача, несколько укреплял имеющиеся подозрения, и все равно Марион полагала, что детектив поспешил с выводами; возможно, сформулировал гипотезу о Кеоразе как о предполагаемом преступнике, терзаемый болезненной ревностью. Осознанно или нет, руководствовался своими чувствами, и никакие сделанные оговорки тут не помогут.
Однако его аргументы и описание внутренней сущности миллионера все же имели определенные основания. Марион часто доводилось беседовать со следователями из судебной полиции, по долгу службы бывавшими в Институте судебно-медицинской экспертизы. В частности, она хорошо запомнила разговор с одним молоденьким сыщиком, увлеченным детективными романами и криминалистикой. За последние тридцать лет, объяснил он ей, наука о раскрытии преступлений сделала гигантский скачок вперед. Появились компьютеры; составлена картотека отпечатков пальцев - с ней можно свериться из любой точки страны; активно внедряются высокоточные технологии, особенно в сфере изучения ДНК. Широкое применение вот-вот получит экспертиза запахов - качественно новая область криминологии.
Современное расследование опирается на конкретные факты и реальные улики, тогда как раньше часто бывало, что дело велось исходя из непостоянной, недоказуемой личной убежденности сыщика и "совокупности не противоречащих друг другу умозрительных построений, позволяющих с определенной долей уверенности делать то или иное утверждение". На основании абстрактных рассуждений мужчин и женщин бросали в тюрьму, а иногда и приговаривали к смертной казни. Раньше детективы стремились прежде всего получить свидетельские показания и особенно - признание преступника. При отсутствии и того и другого вычислить подозреваемого позволяли лишь логические выводы инспектора.
Именно это и делал Джереми: не располагая никакими вещественными уликами, вынужден был прибегать к рассуждениям как единственному способу отыскать виновного и как можно скорее пресечь очередные убийства детей. Из-за отсутствия реальных доказательств ему приходилось собирать разрозненные факты и складывать из них цельный, непротиворечивый портрет преступника, руководствуясь исключительно собственными интуицией и опытом. Ухватился ли Джереми за гипотезу о Кеоразе как за единственную возможную на данный момент или действительно обладал нюхом великих детективов и сумел так быстро почуять правильный след?
Марион страстно хотелось скорее продолжить чтение.
- Сначала тебе нужно проветрить мозги, - произнесла она вслух, - это пойдет на пользу!
Закутавшись в плащ и закрыв за собой дверь, она в очередной раз проверила, действительно ли положила черную книгу в карман, - не собиралась больше расставаться с ней ни на секунду. Птица, которую слышала в момент пробуждения, все еще сидела на том же месте - на каменном парапете террасы с кладбищем, на высоте двух метров. Смелая пташка, раз осталась в Мон-Сен-Мишель и бросила вызов местной зиме. "Правильнее сказать - заблудившаяся птица… ведь ее давно уже здесь не должно быть".
- Именно по поведению птиц судят о состоянии нашей планеты, - вдруг проговорил мужской голос за спиной Марион.
Этот хорошо поставленный, теплый голос мог принадлежать только Джо… Она повернулась, чтобы поздороваться со стариком.
- Доброе утро, Марион!
- Доброе утро!
- Когда земля больна, ее дети начинают делать всякие любопытные штуки. Птицы не улетают на юг в нужный момент, самки не ухаживают за своими детенышами, и вот чрево самой планеты начинает ворочаться и наносит цивилизации страшный удар. Заметьте, что за этим никогда не скрывается ненависть - это всего лишь суровое предупреждение, укус с целью предостеречь. Ненависть свойственна только человеку.
- Предупреждение, которое иногда убивает тысячи мужчин, женщин и детей.
- Для нас это драма, трагедия. А в планетарном масштабе - всего лишь щелчок. Один человек - это индивидуальность, каждый миг он испытывает те или иные сильные эмоции. Смерть такого человека ужасна. Но сравните: когда говорят, например, о гибели десяти тысяч человек в пятнадцатом столетии, это уже кажется нам почему-то не столь печальным. По-видимому… все дело в масштабе.
- Вижу, этим утром вы - настоящий философ.
- Это потому, что вы столкнулись со мной в тот момент, когда я направляюсь в церковь.
- Так вы посещаете службы нашей славной братии!
Джо сложил руки за спиной, высокий, харизматичный…
- Промах, дорогая моя. - И развернулся, чтобы взглянуть на приходскую церковь, возвышавшуюся за его спиной. - Я совершаю утреннюю прогулку, перед тем как помолиться нашему славному Господу - прямо здесь. Пусть туристы и поклонники церковного благолепия слушают мессы в аббатстве.
Марион скорчила недовольную гримасу в знак того, что признаёт свое поражение.
- Но, быть может, вы доставите мне удовольствие лицезреть вас у себя за ужином сегодня вечером, - предложил Джо. - Полагаю, мой почтенный возраст дает мне право приглашать вас в столь откровенной форме, не боясь показаться грубым.
Марион одарила его самой очаровательной из имеющихся в ее арсенале улыбок.
- Что мне принести?
- О, на этой груде камней вам ничего не найти, поэтому приносите с собой свое хорошее настроение - оно опьянит нас лучше самого дорогого вина. Итак, в восемь часов вечера жду вас у двери своего дома. Приятного дня, Марион!
На ее глазах Джо вошел в церковь Сен-Пьер через боковую дверь, а она отправилась вниз, в деревню. Впервые с момента своего прибытия она с удивлением увидела многочисленных туристов, снующих по средневековым улочкам - наступил уик-энд. Спустившись к дамбе, Марион двинулась вдоль стен монастыря. Пользуясь отливом, прошла мимо причала Фаниль, обогнула башню Габриэль, которая напомнила ей о головоломке, и в конце пути достигла часовни Сент-Юбер, расположенной в северо-западной части Мон-Сен-Мишель.
Ноябрь давно вступил в свои права. Лишенные листвы деревья скрипели на ветру, прижавшись одно к другому на склоне, идущем вниз от аббатства Ла-Мервей. Отсюда колокольня монастыря представала во всей своей пугающей мощи. Чеканные проемы возвышались над бухтой решительнее, чем светоч веры над коленопреклоненной паствой, возвещающий с высоты о неизбежной каре для отступников. Тень здания давила на Марион; женщина села, чтобы полюбоваться морем влажных песков и польдерами вдали, слева от нее. Через некоторое время она отправилась в обратный путь.
На площади у входа в деревню она подпрыгнула от неожиданности - на нее налетела девчушка: лет десяти от роду, в красных очках, после столкновения сидевших криво… Виновница забавного происшествия смутилась и неумело пробормотала извинения. Марион присела, поправила девочке очки и состроила рожу, скосив глаза к переносице. Наградой ей стал взрыв детского хохота. Родители девочки стояли у нее за спиной и, не зная, как реагировать на это событие, вопросительно глядели друг на друга. Марион приветствовала их и направилась дальше.
Внезапно ей почему-то сделалось трудно дышать, воздух приобрел горький привкус… Ну да, последствия неустроенной личной жизни: одиночество, отсутствие мужа, возраст… Контакты с детьми буквально проливали бальзам на эти раны, но затем реальность возвращалась - с присущей ей жестокостью. Обычно Марион избегала мыслей подобного рода, все равно ни к чему не приведут… ни к чему приятному.
За столиками ресторана "У матушки Пулар" расположились туристы - не меньше полдюжины. Появление новых лиц вдохновило Марион, и она вошла, чтобы присоединиться к этому беззаботному времяпрепровождению. Заказала знаменитый местный омлет, но с гораздо большим аппетитом смаковала разговоры, раздающиеся вокруг, как они ни банальны. Марион выпила четыре чашки чаю и позволила себе два куска яблочного пирога, затянув приятное пребывание в этом людном месте почти до самого вечера.
Когда вышла наконец на Гранд-рю, встретила там сестру Габриэлу - молодую монахиню с музыкальным голосом. Поговорили несколько минут, а затем Марион предложила собеседнице помочь расклеить афиши с объявлением о выступлении в аббатстве филармонического оркестра. Марион узнала эту новость с удивлением и удовольствием - это означало как минимум, что в один из ближайших дней ей будет чем заняться.
К началу вечера она вернулась в свой домик, включила стереомагнитофон на первом этаже и приняла горячую ванну, наслаждаясь музыкой. Затем перед ней встала проблема - какой наряд выбрать для предстоящего званого ужина. Идей, в общем-то, немного, так как основная часть ее гардероба осталась в Париже. Нарядиться слишком пышно - смутит Джо; но и одеться чересчур небрежно нельзя - обидится. Наконец остановилась на классическом варианте: черные брюки клеш, тонкий джемпер - однажды в припадке расточительности она выложила за него целое состояние - и шерстяной кардиган. Из зеркала на нее смотрела красивая женщина с нежной кожей, холеным лицом и соблазнительной фигурой. "Но это ненадолго, если обжорство продолжится в том же темпе…"
Отражение свидетельствовало о том, что она заботится о своем внешнем виде, - ведь ей почти сорок лет. "И я не замужем…" Марион прикусила нижнюю губу. Седые пряди среди золота пышных волос вполне ей идут, даже придают оригинальный, почти экзотичный вид; к тому же прекрасно сочетаются с ее звонким смехом и задорными гримасками. Она собрала волосы на затылке в пучок и закрепила заколкой. Легкие штрихи макияжа - и почувствует себя полностью готовой. "Как будто для свидания… ну да, с мужчиной, которому по меньшей мере восемьдесят…" Кажется, ударилась в патетику; "впрочем, любой предлог хорош, чтобы чувствовать себя прекрасной, хотя бы время от времени…"
Ровно в восемь вечера она постучалась в дверь Джо; для такого случая он оделся в бежевый костюм и рубашку с накрахмаленным воротничком, повязал на шею бордовый платок, однако так и не побрился. Марион протянула ему бутылку красного вина.
- Я нашла это у себя на кухне в шкафу - подарок от братии, с тем чтобы помочь мне скрасить полные отчаяния ночи, - пошутила она. - Это на случай, если мое хорошее настроение нас подведет…
Джо помог ей снять верхнюю одежду и пригласил в комнату.
- Надеюсь, аппетит при вас, - предупредил он. - Боюсь, что, несмотря на свои годы, я так и не научился правильно рассчитывать пропорции. В итоге приготовил ужин на целый батальон.
Для званого ужина Джо специально достал красивую фарфоровую посуду и вышитую скатерть.
- Сегодня у нас как-никак вечер субботы, - объяснил старик, проследив за ее взглядом. - Прошу вас - садитесь!
За неимением джина Марион позволила хозяину угостить ее рюмкой водки. На журнальном столике в гостиной стояла раскрытая шахматная доска, на ней расставлены несколько фигур.
- Вы играете? - спросил Джо.
- Честно говоря, обожаю шахматы, но боюсь, что не слишком в них сильна.
- Отлично, надо это проверить! Мне здесь как раз не хватает соперников.
- А с кем вы играли эту партию?
Хозяин потер руки.
- С Грегуаром, сыном Беатрис, - он очень хорошо играет.
- Он? Представить не могла, что он играет в шахматы…
- Тем не менее это так. Славный парень… Боюсь только, в Мон-Сен-Мишель он чахнет. Ему нужна активная жизнь и еще - присутствие мужчины в семье.
Марион взглянула Джо в лицо: тот не отрывал взора от игральной доски и казался печальным.
- Вам он нравится?
- Грег? - Джо кивнул. - Он часто приходит поиграть со мной, мы обсуждаем любые темы, спорим о чем угодно. Этому парню просто нужен отец, вот и все. Ему трудно жить с матерью, вдали от людей. Беатрис сделала свой выбор, это ее собственное желание, но Грегуар гораздо хуже справляется с одиночеством.
Джо встал, и радостное настроение вновь вернулось к нему.
- Ну что, приступим к еде, если вы не против.
Основным блюдом на званом вечере стали морские гребешки. Марион и Джо ели их с удовольствием и говорили о том, можно ли иметь секреты в такой маленькой деревне - здесь знают всё о каждом жителе.
- В этом и заключается основной подвох, - заметила Марион. - Именно в таком месте легко скрывать свое прошлое. Раз все полагают, что им известно о соседях всё, тайна может оставаться неприкосновенной.
Лицо Джо осветилось широкой ухмылкой.
- Вижу, вы начинаете проникаться духом наших мест! - произнес он гордо.
- Это дух любого ограниченного сообщества людей, или дух островитян. Я уже обсуждала эту тему с Беатрис.
Старик поднял вверх указательный палец и тем самым подчеркнул, что понимает, откуда взялись подобные выводы.