- По последней теории, Большая соляная пустыня и ее младшая сестра, пустыня Луг, - это остатки внутреннего моря, где город Йезд был островом, - заметила Татьяна.
- Ох уж мне этот славянский романтизм! - хохотнул Ян. - А случайно забредшие сюда кельты бросили свои алебастровые рукописи в воду, чтобы мы их случайно выудили три тысячи лет спустя.
- Татьяна права, - заметил Маттео. - Впрочем, мне не терпится взять кое-какие образцы.
- Когда видишь эту пустыню, трудно себе представить, что человеческие существа могли поселиться в таких неприветливых местах, - заметил Д'Анкосс, поправляя узел своего шелкового шейного платка небесно-голубого цвета.
- Чудо канатов, профессоре, шедевр ирригационных сооружений, не правда ли, Татьяна?
Маттео повернулся к женщине, по-прежнему погруженной в изучение листочков.
- Весьма примечательно и изобретательно, - ответила она, не поднимая головы. - Когда подумаешь, что этим сооружениям более трех тысяч лет… Подземные каналы! Просто и эффективно! Я написала об этом монографию…
- Да, я ее читал. Очень интересно…
Роман слушал их беседу, между тем небо медленно темнело, а соляные озера мраморно поблескивали уже при свете луны, молчаливые, словно огромные могилы.
Влад зажег фары.
- Через час будем в Кутчахе, - объявил он. - Нужно будет там остановиться и предупредить Сефир Руда, что мы прибудем на место только завтра утром.
- Ладно, - согласился Роман, чувствуя, как спину сводит судорога.
Путь заканчивали в полном молчании. Наконец в лунном свете стали вырисовываться приземистые силуэты домов крошечного поселения Кутчах, похожие на игрушечные домики. Остервенело залаяли черные собаки, бросаясь к машинам, которые постепенно замедляли ход. Влад затормозил возле общинного колодца, за ним остановился автобус, и все с удовольствием стали мыться, между тем как собачий лай, казалось, стал вдвое громче и яростнее. Роман подумал, что сейчас, наверное, весь поселок выскочит посмотреть, что происходит, но почему-то не открылась ни одна дверь.
Он спрыгнул на землю, и собаки отбежали назад со вздыбленной шерстью. Они боялись людей. "Убирайтесь!" - бросил он им, щелкнув языком, этому фокусу его научил Уул; собаки отбежали еще дальше.
Влад долго потягивался, а остальные разгружали имущество, чтобы начать устраиваться на ночь.
- Я спрошу у них, можно ли разбить палатки возле хлева, - сказал Роман, направляясь к ближайшему дому; собаки плелись за ним, обнюхивая его сапоги, низко наклонив головы и опустив хвосты.
- Я с тобой.
Лейла уже обогнала его, предусмотрительно набросив на лицо край платка.
Что-то здесь не так, подумал Роман. Он слышал, как Омар шутит с Уулом, Ли ругается, Влад помогает Татьяне выйти из автобуса, Маттео и Д'Анкосс продолжают свой вечный спор, Ян насвистывает песню "Команданте Че Гевара", насвистывает крайне фальшиво, но главное, что он воспринимал, была тишина, совершенно неестественная тишина.
Он постучал кулаком в старую деревянную дверь, выкрашенную в ярко-синий цвет. Ответа не последовало. Какая-то собака стала громко выть, обнюхивая дверь, потом принялась яростно скрести створку, которая со скрипом открылась на несколько сантиметров. Лейла на мгновение застыла от удивления, затем повернулась к Роману: она, женщина, первой заговорить не могла.
- Есть кто-нибудь? - крикнул Роман. - Можно войти?
Ответа по-прежнему не было. Он легонько нажал на створку, и она распахнулась. Комната была погружена в полумрак. Собака прошмыгнула между их ног и принялась глухо ворчать, затем с визгом отпрянула, волоча по земле хвост.
Лейла тут же вытащила карманный фонарик и зажгла его, направив желтый пучок света на глинобитные стены, утоптанный земляной пол, застланный пластиковыми циновками, зеленой и синей, самодельный низкий деревянный столик, мягкие кожаные сиденья и два тела в черных платьях.
- Боже мой! - воскликнул Роман, бросаясь к женщинам, лежащим на земле лицом вниз.
Сбивчиво дыша, он склонился над той, что лежала ближе к нему, и осторожно перевернул ее на спину. Огромные черные глаза смотрели на него поверх хиджаба. Он слегка приподнял платок. Кровь медленно сворачивалась на открытом горле, длинные ярко-красные струйки текли по белоснежной шее женщины. Он заметил, что его рука, которую он положил ей на грудь, запачкана темно-красным, и, прежде чем перевернуть другое тело, вытер ладонь о джинсы. Вторая женщина оказалась старше - мать и дочь? - но когда он приподнял хиджаб, то увидел такие же раны.
Он слышал, как Омар снаружи произнес: "Darbm aspirin, у меня есть аспирин". - "Спасибо, - ответил Д'Анкосс, - проклятая мигрень…"
- Они мертвы? - спокойно спросила Лейла.
- Да. Перерезали горло.
- Следов борьбы нет, - заметила Лейла все так же спокойно. - Думаешь, они были знакомы с теми, кто напал на них?
Роман, стоя на коленях возле трупов, вздохнул, чувствуя, как у него скрутило живот.
- Не знаю. Я не могу понять, где же мужчины.
- Думаю, они тоже мертвы, - прошептала Лейла. Роман выпрямился:
- Пойдем посмотрим в другой комнате.
Она пошла за ним, без особого волнения перешагнув через два трупа, и Роман сказал себе, что ценит ее в том числе и за это тоже. Не то чтобы она была холодной или безразличной. Просто она привыкла к войне, к смерти во всех ее проявлениях и умела сдерживать свои порывы в обстоятельствах, когда ни в коем случае нельзя было давать волю эмоциям, следовало беречь энергию. В этом заключалась своего рода система самозащиты, которую ему самому удалось выработать на практике за долгие пятнадцать лет.
Они вошли в комнату размером поменьше первой, где находились двуспальная кровать, покрытая темно-коричневым шерстяным одеялом, большой кожаный сундук, пластиковый поднос, разрисованный ярко-красными вишнями, на котором стояли три глиняные пиалы, где еще оставался чай. В углу помещения занавеска закрывала альков, за ним находилась кровать поменьше и примитивная этажерка, на которой стояла алюминиевая кружка, лежали черепаховый гребень и Коран на маленькой белой салфетке.
- Кровать матери, - прошептала Лейла, в то время как Роман поднимал крышку большого сундука.
Внутри лежал человек. Он смотрел на Романа. Кровь пропитала его бороду с проседью и стекала на белую рубашку. При свете карманного фонаря он походил на восковой манекен.
- Почему его запихали в сундук? - спросила пораженная Лейла.
- Не знаю. Возможно, просто так. Или убийца не хотел больше видеть своей жертвы.
- Но вид женщин его не смущал?
- Наверное, женщины не имели никакого значения…
- Эй! Вы здесь?
Хриплый голос Влада заставил их подскочить.
- Да. У нас проблемы, - ответил Роман. - Иди сюда.
Они услышали, как заскрипела дверь, затем раздался поток брани.
- Черт возьми, это еще что?
- Надо сходить в другие дома, - сказал Роман, подталкивая Лейлу к двери. - Влад, скажи остальным, чтобы опять садились в машины и были готовы к отъезду. Здесь мы ночевать не можем.
- Но ехать ночью мы тоже не можем! Это слишком опасно. Ты знаешь, сколько людей здесь разбивается ночью?
- Влад, прекрати. Делай, как я сказал.
Роман вышел на свежий ночной воздух, вслед за ним Лейла. Собаки стояли неподвижно, сбившись в стаю, низко опустив морды.
- Что происходит? Ян преградил им путь:
- Так можно разбивать палатки или нет?
- Нет, - ответил Роман, обходя молодого человека. - Наверно, нам прямо сейчас придется ехать.
Краем глаза он видел, что Ли внимательно наблюдает за ними, прислонившись спиной к трейлеру, не выпуская изо рта сигареты.
- Но почему? - упрямился взлохмаченный Ян. - Это люди против того, чтобы мы здесь останавливались?
- Ян, дай мне, пожалуйста, пять минут. Ровно пять минут.
- Всегда одно и то же! Ты обращаешься с нами как с детьми.
Роман пожал плечами и постучал в дверь второго домика, чувствуя спиной пристальный взгляд Лейлы.
Здесь тоже дверь была приоткрыта, и он медленно толкнул ее: ему не хотелось видеть того, что, без всякого сомнения, находилось по ту сторону.
И все-таки в дрожащем круге желтого света он увидел. Трое детей лежали свернувшись калачиками возле старой печки, две женщины были брошены на землю у ножек кресла, где сидел старик, из горла которого продолжала медленно сочиться кровь, и еще один мужчина, более молодой, сильный, он сидел, прислонившись к стене, его голова почти отделилась от туловища, залитого красным.
Несмотря на отвращение, Роман подошел и склонился над маленькими детскими телами. Их залитые кровью футболки открывали плоские, мускулистые животы, под футбольными трусами виднелись расцарапанные коленки. Они ушли играть в футбол, мечтая о чемпионате мира, они вернулись, чтобы поужинать этим супом с чечевицей и помидорами, чугунок с которым стоял в печке, и они умерли.
Черты самого старшего, красивого мальчика лет двенадцати, выражали недоумение и недоверие. А на лице его младшего брата явственно читался ужас. Должно быть, его очередь пришла позже, он знал, что с ним произойдет, и он от страха обмочился. У самого маленького рот до сих пор был открыт в последнем крике, а струйка крови прочертила на полу нечто вроде ореола вокруг растрепанных волос.
Роман быстро осмотрел тела двух женщин - и здесь тоже молодая и пожилая, - затем тела двух мужчин и не обнаружил ничего нового: все та же глубокая рана от ножа, перерезавшего сонную артерию. Один-единственный убийца не мог бы справиться с целым семейством, тем более что и у старика, и у молодого мужчины - его сын? зять? - на поясе висели ножи. Значит, было несколько убийц, решительных, быстрых. Ни изнасилования, ни пыток, только смерть. Несколько минут - и поселение стерто с лица земли.
Он вновь наклонился над молодым мужчиной и вытащил бумажник, который оттопыривал на груди карман темно-синей рубашки. Деньги, несколько аккуратно сложенных купюр, и монеты. Кроме того, у обоих мужчин на руках остались часы. Значит, ограбление тоже не являлось мотивом.
- Да плевать мне на приказы!
Голос Яна раздался эхом в ночи. В ответ послышался другой, глуховатый. Роман узнал Влада:
- Он сказал подождать, значит, подождем!
- Хватит изображать верных псов, это просто смешно. Я требую… мы требуем, чтобы нам сказали, что случилось.
Лейла, не произнесшая ни единого слова с тех пор, как переступила порог, повернулась к Роману:
- Что будем делать?
- Не знаю. Думаю, нужно уезжать, и как можно быстрее.
- Может, стоит им сообщить?
Ответить ему не пришлось. Ян ворвался в комнату, хотя Влад и пытался его удержать. Лейла быстро погасила фонарь, но он уже успел все увидеть.
- Иисус Христос! Что это?.. Они ранены?
- Они мертвы, - сказал Роман, выводя его наружу. - Все мертвы.
- Но… как? Какая-то эпидемия?
- Они убиты. У них перерезано горло.
- Черт! Те самые типы? Ты думаешь, они могут вернуться?
- Не знаю, - в очередной раз ответил Роман.
Те самые, одетые в форму членов Комитета. Вооруженные. Агрессивные. Все может быть. Но это не объясняет причин резни. Горцы, которые жили здесь, что бы там они ни увидели, разумеется, не стали бы никому ни о чем сообщать. Здесь, как и в других местах, где "жить" и "выживать" означает одно и то же, каждый занят только своим, и ему нет дела до остального.
Оставался один домишко. Роман вошел туда почти бегом, торопясь как можно скорее покончить со всем этим, Ян следовал за ним по пятам. В единственной комнате находилось одно тело, тело старика, сидевшего поджав ноги, с головой, откинутой назад, будто он приглашал гостей напиться крови из своего разрезанного горла.
Они вышли и наткнулись на Лейлу с ее неизменным фотоаппаратом "Никон".
- Я сделала несколько кадров… на всякий случай, - объяснила она. - Закончу здесь и приду.
Влад и Ли со страхом оглядели окрестности. Ли, с пистолетом QSZ-92, состоящим на вооружении китайской армии, и Влад, со снайперской винтовкой Драгунова, сделанной на Механическом заводе Ижевска (она осталась у него со времени военной службы и могла делать тридцать выстрелов в минуту, стреляя на расстояние до тысячи трехсот метров). Очень эффективное оружие, не говоря уже об устройстве для фиксации штыка. Хотя трудно представить себе Влада, который несется со штыком наперевес на строй невозмутимых убийц.
В двери микроавтобуса показался широкий силуэт Маттео Сальвани, за ним, длинный, Д'Анкосса, и Роману пришлось еще раз рассказывать о том, что они только что обнаружили, вызвав вполне ожидаемую реакцию.
- Роман, дорогой, ты по-прежнему считаешь, что все это в порядке вещей? - прокричала Татьяна.
- Нет, но объяснений у меня тоже нет, надо ехать, - добавил он тоном, не терпящим возражений.
- Мы могли бы взглянуть на тела, - возразила Татьяна, - и посмотреть, какой из этого можно сделать вывод.
- Из этого можно сделать только один вывод: эти люди зарезаны, как бараны, - устало ответил Роман.
- Ты даже не собрал улики? - возмутилась она.
- Татьяна, это тебе не кино. Мы не станем разгадывать тайну, и нас не поздравит президент Хатами. Из этого опасного места надо поскорее уносить ноги, и точка.
- А я согласен с Татьяной, - бросил Ян. - Если разглядеть их поближе, может, поймем, что произошло.
Роман вздохнул:
- Но кто вам сказал, что убийц здесь уже нет? Где они? Может, как раз сейчас натачивают свои ножи.
Установилась недолгая тишина, затем Сальвани произнес:
- Думаю, Роман прав. Лучше уехать отсюда. Того, что случилось, мы все равно изменить не можем.
Д'Анкосс пожал сутулыми плечами. Поступят они так или иначе, какая, в сущности, разница? Эти люди уже мертвы, как скоро умрет Макс, его любовник, как с момента существования человечества умерли уже семьдесят пять миллиардов. Все остальное лишь бессмысленная суета.
Обиженно надув губы, Татьяна вжалась в сиденье позади него, Ян устроился рядом, а Влад в очередной раз попытался завести мотор.
Тот чихнул, затем заглох.
Влад попытался еще раз, но и эта попытка не удалась.
И в установившейся тишине они услышали, как заглох мотор трейлера, забурчал, опять заглох. Ли хлопнул дверцей. Влад, полуприкрыв глаза, не шевелился, положив руку на ключ зажигания. Никто не проронил ни слова. Было слышно, как Ли копается под капотом машины, потом послышалось яростное восклицание по-китайски, раздался голос Уула, который поспешил ему на помощь. Влад убрал руку с ключа зажигания, уронив ее на руль.
- Сахар, - как во сне произнес он, - сахар в бензобаке. Похоже, мы застряли.
В салоне раздались восклицания, а Роман спрыгнул на землю и направился к Ли, сидящему прямо на земле рядом с машиной; вокруг шеи была повязана заляпанная жирными пятнами тряпка.
- Это правда, что сказал Влад? Сахар?
Ли кивнул:
- Мы на краю пропасти, а снег скользкий, босс.
- Проверь, сахар взят из наших запасов? Починить можно?
- Надо разбирать мотор, все прочистить. Провозимся всю ночь, а может, и утро тоже.
- Ладно, все равно другого выхода нет. Пусть Омар и Уул тебе помогут. Займитесь сначала "Серебряным Рейнджером", это важнее, там все материалы. В худшем случае сможем набиться туда все, чтобы добраться до города.
- Как скажешь, босс. Но Ли кажется, что он упорно пытается плыть против течения и все бесполезно.
- Ну хватит изображать старого мудрого китайца, не пугай меня! - отрезал Роман. - Если нужно плыть против течения, значит, будем плыть.
- Как скажешь, босс, - пробурчал Ли, вытирая лоб почти черной тряпкой. - Как скажешь…
ГЛАВА 5
Пока Омар, Уул, Влад и Ли суетились вокруг трейлера, Ян и Татьяна вернулись в дом, где погибли дети. Стоя возле автобуса, Роман слышал глухие, взволнованные голоса. Маттео Сальвани, сидя возле своего рюкзака, гладил щенка. Антуан Д'Анкосс с мрачным видом курил трубку. Лейла продолжала фотографировать, медленно передвигаясь от одного тела к другому.
Место преступления. Уже столько лет прошло, но как помешать нахлынувшим воспоминаниям? Безжизненное тело полицейского, его молодое неподвижное лицо и дырка в груди, из которой сочится кровь. Такая маленькая, до смешного маленькая дырочка, неужели она может быть смертельной? И винтовка в руках, в его, Романа, руках. Как мог он держать оружие? Как мог он нажать на спуск, он, студент исторического факультета, с которым никогда не случалось никаких историй, будущий преподаватель… Будущий осужденный. А сейчас убийца. Удары, ярость копов, ярость Антонии, его любовницы, его тайной советчицы, вечно растрепанной, истеричной, сопротивлявшейся до конца, пока полицейские дубинки не заставили ее замолчать, ярость копов при виде тела их молодого собрата, так глупо погибшего от руки какого-то налетчика, самого до смерти напуганного и неопытного, налетчика, который поверил мечтам Антонии, поверил в ее революцию, в ее право брать деньги капиталистов, чтобы раздавать их другим, чтобы насытить неутолимый голод: в оружии, конспиративных квартирах, фальшивых документах и настоящих преступлениях во имя Богини Революции.
Роман-налетчик, Роман-убийца. В девятнадцать лет. Убийца. Которому грозила смертная казнь. И которому повезло. Пятнадцать лет заключения. Он не хотел стрелять, он просто давал отпор безумным выстрелам молодого полицейского. Он даже не прицеливался. Пуля убила сама. Она пробила широкую грудь мужчины - Люк Жубер, двадцати восьми лет, женат, двое детей - и вонзилась в борт припаркованной у тротуара машины, серого "Пежо-404".
Его жена Катрин, маленькая брюнетка, сломленная горем, с ненавистью рассматривала его в зале судебного заседания. Он не мог выдержать ее взгляда, но опустить глаза он тоже не мог, не имел права, он должен был выдержать ее ненависть, потому что все произошло по его вине. По его вине две маленькие девочки, восьмилетняя Стефани и четырехлетняя Натали, лишились отца.
Блок для особо опасных преступников. Тишина. Вместо горизонта - восемьдесят квадратных сантиметров неба. Иногда там пролетала птица. Иногда целая стая воробьев. Иногда он позволял себе мечтать, что придет письмо. Письмо от маленькой Стефани, которой сейчас должно было уже исполниться девятнадцать, совсем простое письмо, в котором она бы написала: "Месье, я вас прощаю…" Разумеется, никакого письма не пришло. Чтобы получить отпущение грехов, недостаточно просто сожалеть о содеянном.
Его отец, который не пришел к нему ни разу за все пятнадцать лет, в каком-то смысле это подтвердил. Его отец, этот холодный и суровый человек, так никогда и не утешился после смерти жены от рака, он затворился в башне из слоновой кости, откуда выходил только для того, чтобы давать уроки старофранцузского языка в университете. Отец, которого он так больше никогда и не увидел. Он умер за полгода до его освобождения. Инфаркт. Возможно, он боялся его возвращения?
- Там что-то странное на телах…