Неизвестно, чему удивляться – то ли тому, что Лили жертвует скотч ценой в двести долларов, то ли что ей известно о распродажах по Интернету.
Они молча сидели, попивая виски, глядя в немой телевизор. Марти несколько раз сморгнул, убежденный, что видит галлюцинацию, но улыбающаяся физиономия не исчезала.
– Эй, да это ведь Джек! Включи звук…
Лили схватила пульт дистанционного управления и выключила телевизор.
– Стой! – Марти снова нажал на кнопку, оживил экран, с любопытством разглядывая трогательные рекламные картинки.
Джек помогает пострадавшему на месте автомобильной аварии, Джек беседует с рабочими на строительной площадке, серьезный озабоченный Джек у больничной койки, наконец, энергичный харизматический Джек в суде, и голос диктора: "Вам нужен адвокат? Обращайтесь к Джеку Гилберту, который всегда держит нос по ветру. Звоните по телефону 1-800-555-5225. Не оставайтесь с носом!"
– Шлок, – пробормотала Лили.
– Не знаю. По-моему, ничего.
Лили хмыкнула.
– Раньше ты никогда его шлоком не называла. Напротив, гордилась.
– Раньше он был моим сыном, – отрезала она.
Марти вздохнул. Из уважения к памяти Мори решил выйти из небытия, всеми силами помочь Лили. Так хотела бы Ханна. Но он вовсе не намерен вечно этим заниматься, поэтому надо покончить с бессмысленной феодальной семейной враждой. Черт побери, пускай Джек позаботится о родной матери.
– Господи Иисусе, Лили, ты самая упрямая женщина на планете.
– Зачем так говоришь? Зачем поминаешь Иисуса? Хорошо знаешь, я этого не люблю.
– Да ладно тебе. Для нас, евреев, имя Иисуса ничего не значит.
– Для кого-то что-то значит. Прояви хоть какое-нибудь уважение.
Он набрал полную грудь воздуху.
– Хорошо, не буду поминать, если ты перестанешь увиливать от темы. Лили, у нас кончаются Гилберты. Остались только вы с Джеком, пора бы тебе закопать в землю меч. Ну, женился на иноверке, и что? Вы с Мори в храм никогда не ходили. Почему тебя так возмущает, что его жена лютеранка?
Лили недоверчиво на него покосилась:
– Неужели действительно думаешь, будто в этом дело?
– А в чем?
– Фу. Ничего не понял. Даже не старался понять. В отставке слишком занят делами.
Марти заскрипел зубами, прежде чем сумел достойно ответить:
– Только не надо меня обвинять. Мы с Джеком долго не виделись, Ханна ему звонила, он бросал трубку, поэтому я спросил Мори, что происходит. Он сказал: Джек женился на лютеранке, говорить больше не о чем. Точка. Приблизительно через неделю Ханна была убита, ты уж меня извини, черт возьми, что я дальше не стал разбираться.
Он глубоко дышал, разглядывая бутылку виски. По прикидке, каждая порция долларов десять. Даже совестно тратить такие деньги на поездку в желанное кратковременное забвение.
– Пей, – предложила Лили. – Лучше умереть от цирроза печени, чем от язвы желудка после твоих дешевых помоев.
Если думает, что его надо дважды просить, то совсем из ума выжила. Марти схватил бутылку и налил стакан, мечтая погрузиться во тьму.
Лили проследила за долгим глотком.
– Хочешь знать насчет Джека?
– Конечно. Почему бы и нет?
Она кивнула, откинулась на спинку дивана, ноги оторвались от пола, торча вперед, как у старенькой девочки.
– Помнишь, он каждый день приходил обедать. До шлоковой рекламы, когда я еще могла говорить людям, что мой сын адвокат, а не стыдилась клоуна на телевизионном экране. В один прекрасный день все кончилось. Исчез с лица земли. Ничего – ни звонков, ни обедов. Звоню в офис – разговариваю с автоответчиком, звоню домой – разговариваю с другим автоответчиком. Мори сказал, что они поскандалили.
– Из-за чего?
– Кто знает? Отцы часто ссорятся с сыновьями. Так и раньше бывало. Не общались какое-то время, пока не забудут о глупостях, которые наговорили друг другу в безумии, на том и кончалось. А в тот раз не кончилось. По почте пришла фотография, где этот здоровенный шлок стоит на коленях среди девочек в белых платьицах и мальчиков в черных костюмчиках перед крестом с прибитым к нему бедным мертвым евреем.
Марти заморгал, задумавшись, не окончательно ли последняя порция виски спалила мозги, потому что чего-то решительно не понимал.
– О чем ты говоришь? Какая фотография?
Лили пропустила вопрос мимо ушей.
– Внизу подпись: Джек Гилберт, первое причастие, какая-то там лютеранская церковь, не помню названия.
– Что? Джек крестился?
Лили молча хлебнула из своего стакана.
– Полный абсурд. Он в Бога нисколько не верит.
Она взглянула на него, как на слабоумного.
– Да что с тобой? Дело вовсе не в Боге. Джек попросту влепил нам обоим пощечину, повернулся спиной к семье и к себе самому из-за какой-то глупой стычки с отцом. Через пару недель прислал свадебную фотографию. В том же месте, перед тем же крестом, с девушкой постарше, в белом платье размером побольше. Трус снова косвенно нас отхлестал по щекам.
Марти запустил пальцы в волосы, стараясь пробудить заснувшие серые клетки и осознать услышанное. Джек натворил кучу глупостей, но никогда не казался способным кого-то сознательно оскорбить, особенно родителей. Вдобавок зачем надо было наказывать Лили за ссору с отцом?
– Ничего не понимаю.
– Неудивительно. Я и сама ничего не понимаю. Больше года голову ломаю.
– Ты должна была Джека спросить.
– Я тебе говорю, он не стал бы со мной откровенничать. И Мори ничего не хотел объяснять. Мужчины с ума сходят, а женщины страдают, не зная почему.
Марти тупо смотрел, как Лили пьет, не видя никаких эмоций на давным-давно знакомом старческом лице. Не сомневался, что они присутствуют, и одновременно знал, что никогда их не увидит. Наверно, если бы Лили Гилберт раз в жизни заплакала, то не сумела бы остановиться.
– Ладно, сам поговорю с поганцем.
– Хорошо.
– Мне очень жаль, что он тебя обидел.
Лили бросила на него туманный взгляд:
– И все это время считалось, что я хуже всех. Кстати, Сол мне сегодня звонил после закрытия питомника. Знаешь, тебе предстоит гроб нести.
– Знаю.
Она чуть улыбнулась:
– Мори давно его выбрал. Постоянно бывал в похоронной конторе, играл с Солом в покер, однажды пришел и сказал: "Лили, я тут себе гроб присмотрел. Тяжеленный, отделанный бронзой, носильщики надорвутся. Тем лучше для костоправа Харви, у которого плоховато идут дела".
Марти с улыбкой услышал знакомые речи.
– Не знал, что он играл в покер.
– Только с Солом, у которого мог выиграть. Иногда еще с Беном.
– Кто такой Бен?
– Никто.
– Он тебе не нравится?
– Путц вонючий.
– А Мори он нравился?
Лили пожала плечами:
– Ты же знаешь Мори. Он был безнадежен. Ему все нравились, заслуженно или нет. Вдобавок они с Беном вместе сюда приехали.
– Странно, что я никогда его не встречал.
– Они не были слишком близки. Ездили два-три раза в год на рыбалку, порой в карты играли.
Марти медленно повернул к ней голову.
– Мори ездил на рыбалку?
– А как же. Ох, включи звук… поскорее. – Лили спустила ноги с дивана, уткнулась локтями в колени, не сводя глаз с экрана. – Смотри-ка, дополнительный иннинг…
Марти с изумлением посмотрел на нее:
– Бейсбол любишь?
Она сама щелкнула пультом.
– Конечно. Игра джентльменская. С ног никого не сбивают, широко улыбаются, добиваясь успеха…
Он ошеломленно таращил глаза, приходя к выводу, что совсем не знает Лили, столько лет любя ее дочь. Гораздо больше времени проводил с Мори, привыкая к возрастным различиям, существующим в новой семье. Лили таинственно пропадала на кухне, а Мори был мужчиной, другом, вторым отцом, знакомым и любимым.
А о рыбалке Марти никогда не догадывался и поэтому насторожился. Возможно, знал Мори не так хорошо, как казалось.
Он мысленно перенесся в тот день, больше года назад, незадолго до конца своей жизни, когда они возили Лили и Ханну в антикварную лавку милях в пятидесяти северней города, которая торговала вдвое дешевле, чем другие ближе к дому. На обратном пути остановились на деревенской заправке с закусочной, заказали мороженое и напитки.
– Иди-ка сюда, Марти, взгляни. – Мори стоял у высокого холодильного шкафа с молоком, сыром, другими продуктами, глядя на подсоединенный к нему бурливший бак с водой, и качал головой.
Марти заглянул, скривился в гримасе, видя черные клубки пиявок. На крышке бака в чашках с землей и опилками извивались разнообразные черви.
– Какая гадость. Что это?
– Откуда мне знать. – Мори жестом подозвал молодого работника. – Это не противоречит санитарным нормам?
– М-м-м… А вы кто, инспектор?
– Нет, не инспектор, но рассуди здраво. Пиявки рядом с молоком…
– И черви, – добавил Марти.
– Наживка, – объяснил служащий. – В баке живая, сверху сухая.
– Действительно, живая, – хмыкнул Мори. – Шевелится. Жуть какая-то.
– Э-э-э… у нас тут много рыбаков.
– А, рыбаков… Именующих себя спортсменами? Что же это за спорт, когда ты насаживаешь на зазубренный острый крючок крошечное беспомощное живое существо и забрасываешь в воду, чтоб вытащить оттуда другое беспомощное животное покрупнее?
– Да это ведь черви, пиявки и всякая дрянь.
– Для тебя – может быть. Скажи, ты фильмы Спилберга видел?
– Конечно, все видел.
– Правда? Интересно. И "Список Шиндлера" видел?
– М-м-м… Его точно Спилберг снимал?
– Не важно. Я про динозавров имею в виду.
– Ну, "Парк Юрского периода" четыре раза смотрел. Продолжение так себе, а первый по-настоящему классный.
– Помнишь, как там козленка привязывают, чтобы приманить первого крупного динозавра?
– Еще бы, обалдеть.
– Тебе его не было жалко?
– Вроде было. То есть он боялся до ужаса, жалобно блеял и прочее.
– Козленок был наживкой. Вроде этих червей.
Служащий тупо смотрел на Мори.
Тот погрозил ему пальцем.
– Вот тебе важный урок. Понял? Если нет, объясню. То, что для одного человека червяк, для другого козленок. Запомни.
Лили заблуждается, решил Марти, выплывая из забытья. Что бы она ни говорила, что бы ни говорил любой другой человек, Мори Гилберт не мог быть рыбаком.
19
В утро похорон Мори Гилберта стояла немыслимая жара, метеорологи предрекали очередной безоблачный день с температурой под тридцать. Старожилы штата сидели на залитых солнцем верандах, листая засаленные "Сельскохозяйственные альманахи", как труды Нострадамуса, отыскивая и не находя никаких сведений о подобной апрельской жаре в Миннесоте. А в пяти тысячах миль на севере, в недрах Канады, формировался обширный холодный фронт, надвигаясь на Средний Запад Соединенных Штатов. Близились перемены.
Полицейский участок Верхнего города направил пять лишних патрульных машин для организации дорожного движения у синагоги, где совершались траурные ритуалы. К десяти утра заполнился внутренний зал, а к одиннадцати, когда началась служба, толпы запрудили лужайки, тротуары и улицы. Не было ни малейшей возможности сдвинуть сотни людей, да и двигать их было некуда, поэтому в конце концов проезжую часть пришлось перекрыть на три квартала в обоих направлениях. Никто против этого не возражал – ни местные жители, ни водители. Даже полицейские, злившиеся поначалу, что их превратили в простых регулировщиков, со временем оценили масштабы и настроение пришедших, поняли, что удостоились чести участвовать в похоронах великого человека. Никто из них раньше этого не понимал, а впоследствии каждый лишь повторял: "Это надо было видеть".
Через три часа Магоцци и Джино сидели в автомобиле без опознавательных знаков у дома Лили Гилберт позади питомника, наблюдая за небольшой армией родных и близких покойного, просачивающихся в парадную дверь.
– По-моему, полгорода побывало сегодня на кладбище, – сказал Джино. – Непонятно, как они поместятся в этой пачке из-под печенья.
– Прием чисто семейный. Только родственники и друзья. Те, кто лучше всех его знал и к кому он прислушивался.
Джино вздохнул, распустил узел галстука.
– Видел когда-нибудь, чтобы пресса с такими подробностями освещала чьи-нибудь похороны?
– Ничьи, кроме важных политиков и рок-музыкантов.
– Это ли не прискорбное свидетельство о современном мире? Думаю, незачем слушать всех выступающих, которые докладывают, как Мори им помогал. Господи помилуй, полный набор преступников из камер строгого режима. Толкачи наркотиков, гангстеры… Черт возьми, хочешь поймать преступника – бери любого.
– Бывшие гангстеры, бывшие наркоторговцы.
Джино хмыкнул:
– По их утверждению. А вдруг кто-то снова ступил на кривую дорожку, обратился за небольшой денежной помощью к доброму старику Мори и очень сильно обиделся, получив от ворот поворот?
Магоцци посмотрел на него:
– Знаешь, что я сейчас понял? Ты человек уважительный, почти любезный, а чуть распустишь галстук, и все сразу летит к чертовой матери.
– Тем не менее есть вероятность?
Магоцци вздохнул, обхватил руль руками.
– Вероятность, что Мори убил человек, которому он когда-то помог? По-моему, есть, но в таком случае долго придется вычислять убийцу. Сегодня на похороны пришли больше тысячи человек. Вдобавок я уверен, что Розу Клебер убил тот же самый стрелок. – Он прищурился, наклонившись к окну. – Кто это там в синем костюме обнимает Джека Гилберта?
– Кто б это ни был, не обнимает его, а поддерживает. Разве ты не видел, как Джек спотыкался и дергался у могилы? Мне даже на миг показалось, что он вот-вот рухнет в яму, протянув отцу руку.
– Видел, – подтвердил Магоцци, откинувшись на спинку сиденья, глядя, как мужчина в темно-синем помогает Джеку устоять на ногах и поспешно отскакивает, добившись цели, как бы не желая присутствовать при падении. Похоже, никому не хочется быть рядом с Джеком Гилбертом.
– Ты обратил внимание, что он постоянно один?
– Кто, Гилберт?
– Угу.
– Ничего удивительного, – пожал плечами Джино. – Парня железнодорожный состав переехал.
– Лили сегодня на десять шагов к нему не подходит. Кстати, Марти тоже. Джек на кладбище стоял один в сторонке, как на похоронах Ханны, по свидетельству Лангера с Маклареном. Жена-то должна быть с ним рядом.
– Я пару раз слышал подобные замечания на выходе с кладбища. Похоже, она в любой момент готова дать против него показания, если еще не дала. Между ними никакой любви не осталось.
Магоцци выпятил челюсть.
– Все равно должна была прийти. Хотя бы для приличия.
Джино на него оглянулся:
– Брось, Лео. Джек Гилберт – спившийся слабоумный кретин. Что посеешь, то пожнешь и так далее, поэтому хватит его жалеть.
– Я только издали жалею. Как только подойду поближе, с души воротит.
– Вот такого напарника признаю и люблю.
– Хотя это вопрос насчет курицы и яйца.
– Не понял.
– Ну, то ли он стал слабоумным спившимся кретином из-за того, что подвергся остракизму, то ли подвергся остракизму из-за того, что стал слабоумным спившимся кретином.
Джино безнадежно вздохнул:
– Склоняюсь ко второму. Можно уже заходить?
Магоцци нахмурился:
– Думаю, надо обождать еще пару минут, прежде чем вваливаться. Просто из уважения.
– Лео, мы уже оказали им полное уважение. Не первые стоим у дверей с диктофонами и резиновыми дубинками. Вдобавок в такой толпе никто не заметит пару лишних красивых мужчин в траурных похоронных костюмах.
Магоцци четверть часа думал, разумно ли им присутствовать на приеме, хотя основания вполне логичные. Теоретически никто, даже Мори Гилберт, не идеален на все сто процентов, нельзя прожить на свете восемьдесят четыре года, не разозлив кого-нибудь до смерти. Внимательно прислушиваясь к знавшим его людям, можно услышать какой-то намек, достойный рассмотрения.
Пока слышатся только плаксивые панегирики – если покойный и не был святым, то сильно приблизился к этому статусу, что уже начинает надоедать. Мори Гилберт жертвовал все, что имел, – время, деньги, советы, обеды, жилье, – не просто помогая встречным, но и самостоятельно отыскивая нуждающихся. Просто неестественно.
Внезапно внимание Магоцци привлекло какое-то кружение в толпе. Приглядевшись, он увидел Джека Гилберта, метавшегося от одного гостя к другому, как неудачно направленный шарик пинбола, и мгновенно утратил всякое сочувствие, которое к нему когда-либо питал. Джек олицетворяет единственный очевидный крах благих намерений Мори Гилберта.
Он наблюдал за ним, усиленно размышляя. Мозги закипали, пуская пузыри.
Джино накладывал себе вторую тарелку с буфетного стола, превосходившего самые безумные кулинарные фантазии.
– Потрясающе, правда? – радостно спросил он. – Обязательно попробуй лапшу с изюмом. – И сунул в рот фрикадельку. – Ну, есть что-нибудь интересное?
– По-моему, к Джеку Гилберту следует приглядеться.
Джино вопросительно вздернул бровь, не имея другого выбора с набитым ртом.
– Единственное темное пятнышко в нимбе Мори, – пояснил Магоцци.
– Угу. Только слабак и пьяница. Мы оба снимаем с него подозрения.
– В том-то и дело. Сначала заподозрили, потом отказались от этой идеи и совсем позабыли о нем. А вдруг все-таки есть какая-то связь? Вдруг отца убили из-за сына?
Джино проглотил еще одну фрикадельку.
– Чего он натворил?
– Не знаю, будь я проклят…
– Нет-нет, помнишь, Лангер с Маклареном рассказывали, как Мори отфутболил Джека на похоронах Ханны? Может быть, в самом деле в дерьмо вляпался, наделал такого, чего отец со своими моральными принципами не смог стерпеть, пробовал его вытащить, и старика кокнули из-за сыновних проблем? Джек сам говорит, что многие хотят его смерти. Возможно, так оно и есть. Только при чем тут Роза Клебер?
Магоцци вытащил зубочистку из целлофанового пакетика, лежавшего на тарелке напарника, нагруженной фрикадельками.
– Предлагаю заняться убийствами по отдельности. Если связь с Розой Клебер действительно существует, то она в свое время проявится. Поэтому давай поговорим с загадочной женой Джека, может быть, в деловые бумаги заглянем, посмотрим на его клиентов и прочее.
Джино задумчиво кивнул: