– Не думайте, будто я не хочу выносить сор из избы или что-нибудь вроде того. Просто не стал таким, каким меня хотел видеть папа, и вдобавок, как вам вчера рассказывал, женился на лютеранке. Это еще хуже, чем есть в седер рубленую свинину.
Джино сочувственно кивнул:
– Кажется, мы на вас слишком круто наехали, а теперь мне понятно, в чем дело. Я своему отцу тоже никогда не нравился.
Магоцци сохранял непроницаемый вид игрока в покер. Отец Джино был твердо уверен, что его единственный сын способен ходить по водам.
– Что б я ни сделал, – продолжал Джино, – как бы ни старался, ему все было мало. Постоянно на меня злился.
Джек пьяно и недоверчиво посмотрел на него:
– Господи боже мой, детектив, я ведь юрист, поверенный. Хоть чуть-чуть мне поверьте. Неужели действительно думаете, будто клюну на эту сочувственную белиберду?
– Не мешает попробовать, – пожал плечами Джино.
– Ну, для начала я не убивал отца. – Джек развалился в кресле и закрыл глаза. – Черт побери, отойдите подальше. Пока я на вас не набросился по-настоящему.
– Кто такая Роза Клебер? – Лили стояла у передней стеклянной стенки теплицы, скрестив на груди руки, глядя сквозь стекло на Джека, сидевшего в садовом кресле на стоянке с сумкой-холодильником, обмякнув, как снулый карп.
– Она жила в Ферндейле, миссис Гилберт, – ответил Магоцци, – и кое-что привлекло наше внимание. Во-первых, сидела в лагере, как мистер Гилберт. – Он заметил, что Лили на секунду прищурилась. – Во-вторых, его имя и номер телефона записаны в ее книжке.
Марти стоял у полки, оттирая пальцем старое пятно.
– Звучит слабовато, ребята.
– Правда. Просто выясняем.
Марти равнодушно кивнул, и Магоцци показалось, что он почти не слушает, почти отсутствует.
Лили вздохнула, отвернулась от окна:
– Люди покупали растения, Мори вручал им карточки, просил позвонить, если возникнут проблемы. Понимаете? Возможно, она была покупательницей.
– Пока не понимаем. Надеемся вскоре понять. А пока скажите, вы когда-нибудь слышали ее имя?
Лили качнула головой:
– Мори помнил имена и фамилии. Никогда не забывал ни имени, ни лица. Люди это ценили, словно он им делал подарок.
Магоцци вытащил блокнот.
– У вас есть список клиентов? Может быть, в компьютере?
– В конторе за теплицей с рассадой. Цифры в основном я вносила. Мори в том не нуждался. Цифры запоминал навсегда.
– Если вас не затруднит, мы все-таки взглянули бы.
В теплице с рассадой они столкнулись с двумя помощниками, с которыми Магоцци вчера разговаривал в импровизированной мемориальной процессии возле питомника. Теперь парни катили в тачках мешки с удобрениями весом по пятьдесят фунтов, управляясь с делом с беспечной легкостью, внушив ему страстное желание снова стать молодым, но почтительно выпрямились перед приближавшейся Лили. Почти с одинаковой робостью ей улыбнулись, потом обратились к Магоцци и Джино.
– Доброе утро, детективы, – в унисон пропищали парнишки, вытерли руки о джинсы, протянули для рукопожатий.
Джино явно опешил при виде двух хорошо воспитанных юношей, приветствующих старших со старомодной почтительностью. От самого любезного встречного моложе двадцати слышишь только: "Эй, привет".
– Джефф Монтгомери? – уточнил Магоцци, пожимая руку высокого блондина, и повернулся к темноволосому парню пониже ростом. – И Тим?..
– Мэтсон, сэр.
– Не припомните ли, приходила сюда за покупками некая Роза Клебер? – спросил Джино.
Парни секунду подумали и пожали плечами.
– Мы обслуживаем многих покупателей, но не всех знаем по именам, понимаете? – объяснил Джефф Монтгомери. – Как она выглядит?
Магоцци в душе содрогнулся, припомнив пятнистое лицо, окровавленное платье.
– Полноватая седая старушка… – Взглянув на обескураженные физиономии, понял, что зря старается. Мальчишки обращают внимание на девчонок, а не на старушек.
– По правде сказать, сюда много старушек заходит, сэр, – пробормотал Тим Мэтсон. – Может быть, она числится в списке доставки заказов? Миссис Гилберт широко рассылает рекламу. В компьютер заглядывали?
– Можешь его запустить, Тимоти? – нетерпеливо спросила Лили.
– Разумеется. Самый обыкновенный компьютер.
– Хорошо. Пойдем с нами. Джеффри, на столе почти кончился базилик. Пожалуйста, займись.
– Слушаюсь, мэм. – Джефф мигом испарился, а Лили направилась через дальнюю теплицу в крошечную контору.
Там повсюду лежал тонкий слой пыли, видимо, от земли в соседней теплице, предположил Магоцци. Пыль покрывала плотно забитую каталогами книжную полку, заваленный бумагами письменный стол, старый компьютер, стоявший на нем принтер. Грейс Макбрайд забилась бы в истерике.
– Нехорошо. – Джино постучал пальцем по верхней крышке системного блока. – Не надо бы держать его рядом с рассадой.
Тим сел на единственный стул, включил компьютер.
– Машина старая, сэр. Не так быстро работает. Хотя железо неплохое, если хотите знать мое мнение. Мистер Гилберт не часто им пользовался. Раз в месяц вносил счета, пополнял список доставки.
– М-м-м… – Лили неодобрительно скрестила на груди руки. – Это тебе только кажется. Он играл в игры на этой дурацкой машине. Писк слышался даже в передней теплице, я однажды зашла и увидела, как взрослый мужчина расстреливает нарисованные космические корабли.
Тим, пряча улыбку, просматривал алфавитный список доставки, потом махнул рукой на монитор.
– Очень жаль. Розы Клебер здесь нет.
Джино приподнял какие-то бумаги, валявшиеся на столе, заглянул под них.
– У вас есть "Ролодекс", миссис Гилберт?
Старушка сощурилась.
– Такая штука с маленькими карточками?
– Именно.
– Ничего глупее не видела. Хочешь найти номер телефона Фредди Герберта и сидишь целый день, перебирая те самые карточки. – Лили выдвинула ящик, бросила на стол тоненькую записную книжку, открыла на букве "г". – Все, кто на "г", на этой странице. Не надо никаких карточек перебирать. – Она перешла к букве "к", взглянула на три записанные фамилии и пожала плечами: – Никаких Клеберов.
– Что там еще в компьютере, Тим? – спросил Магоцци.
Паренек постучал по клавишам.
– Только счета и список доставки, сэр. Больше ничего.
– Ну ладно.
– Можно выключать? Я должен помочь Джеффу.
– Ступай, ступай, – велела Лили и оглянулась на детективов, очевидно торопясь вернуться к клиентам. – Еще что-нибудь?
– Пока нет, – сказал Магоцци. – Спасибо за помощь, миссис Гилберт.
– За какую помощь? – проворчал Джино через пару минут, когда они шли вокруг теплицы к стоянке.
– Проводила в контору, ответила на вопросы.
– Угу, а сама ни о чем не спросила. Мы тут почти час протоптались, а она даже не полюбопытствовала, кто убил ее мужа. Поэтому я преисполнен цинизма.
Они задержались на месте, где Лили, по ее словам, обнаружила тело мужа.
Джино почесал в затылке.
– Знаешь, меня чертовски раздражает, что она открыла торговлю на другой день после убийства. Лучше б дома зеркала занавешивала или еще что-нибудь.
Магоцци удивленно вздернул брови.
– Ты меня изумляешь до онемения. Вернувшись вчера домой, читал о еврейских погребальных обрядах?
– Нет. Кино смотрел. Про симпатичную блондинку Мелани с детским голоском, как ее там по фамилии. Она служит в нью-йоркской полиции, работает иногда под прикрытием среди по-настоящему религиозных евреев, не знаю, как они называются, с такими длинными кудряшками на ушах…
– Хасиды.
– Пускай. В любом случае, когда кто-нибудь умирает, они все зеркала завешивают. Она тоже должна была занавесить.
Магоцци вздохнул:
– Лили не хасидка. Даже не ортодоксальная еврейка. Помнишь, Макларен сказал, что Гилберты вообще не особенно религиозные?
– Не надо быть особенно религиозным, чтоб проявить уважение. – Джино взглянул на часы, постучал по стеклу. – Который час? Я сказал дочери Розы Клебер, что мы будем к одиннадцати.
– Почти пора.
– Тогда лучше поедем. Черт побери, дело выходит даже интересней, чем с кучей свихнувшихся обезьянок.
Марти не стронулся с места после ухода из теплицы Лили, Магоцци и Джино. На улице еще толпились покупатели, опустошая расставленные столы, и он целых десять минут стоял один за конторкой, глядя в пустоту, думая, что еще шесть-семь банок пива из сумки Джека покончили бы с головной болью, терзавшей его со вчерашнего дня. Он уже больше суток трезв как стеклышко, даже не помнится, когда это бывало в последний раз. Невозможно жить в трезвости.
Глянув в окно, увидел Джека, отключившегося в своем садовом кресле и обгоравшего на солнце. Шагнул к двери, чтобы разбудить его, увести в тень, но остановился на полушаге.
Пускай сукин сын жарится.
14
Детектив Джонни Макларен сидел за письменным столом, заваленным кипами бумаг, из-за которых едва виднелись его ярко-рыжие волосы. Ни на чем невозможно сосредоточиться, кроме плавно движущегося по центральному проходу тела Глории, роскошной крупной черной женщины-бульдозера, почти всегда одетой, как героини на броской киноафише. Сегодня в ярко-желтом сари с такой же повязкой на голове. Кажется, будто смотришь на солнце.
– Что видишь перед собой, глупыш-ирландец? – Глория бросила на стол розовый листок с телефонным сообщением, пригвоздила длинным желтым ногтем.
– Ожившую поэзию. Женщину моей мечты. Сестру по духу. Свою судьбу.
– Отдыхай, Макларен.
– Не могу. Смотрю на тебя, на себя, вижу маленьких рыжеволосых деток…
– Угу. Прекрасные мечты маленького хилого человечка. – Глория снова стукнула по розовому листочку. – Этот тип трижды звонил нынче утром. Британец с большим гонором.
Макларен заглянул в бумажку, румяное лицо озабоченно сморщилось. Только фамилия и заграничный номер телефона.
– Зачем до меня дозванивается какой-то чертов британец? Не знаю никаких британцев.
– Не имею понятия. Надеюсь, что это твой новый портной. Господи помилуй, по ту сторону лужи тебе никогда бы не продали такой пиджак.
– Что такого плохого в моем пиджаке?
– Макларен, хлопчатобумажная ткань в полоску вышла из моды задолго до твоего рождения. Усвой. А если Лангер в нынешнем столетии вылезет из отхожего места, то шеф Малкерсон в три часа ждет у себя вас обоих с докладом о типе, привязанном к рельсам, чтобы скормить репортерам к пятичасовым новостям. Шакалам понравилось это убийство.
– Повезло нам, – буркнул Макларен, шаря на захламленном столе в поисках папки с делом.
Глория придвинулась ближе, проницательно на него глядя.
– Дикий случай, правда?
– Угу.
Она цокнула языком.
– Наверняка тот самый Арлен Фишер полный кусок дерьма, если удостоился подобной смерти. – Обождала ответа, но Макларен совсем закопался в составленном Малкерсоном месяц назад меморандуме насчет допустимой одежды сотрудников отдела убийств. – Клянусь Богом, – раздраженно фыркнула Глория, – под такой горой бумаг вполне может прятаться сам Джимми Хоффа.
– Внутренние инструкции… Никак не могу разобрать. Черт побери, где выкраивать время для раскрытия преступлений, если надо еженедельно прочитывать идиотские меморандумы в пять страниц?
Глория подняла бровь, выщипанную идеальной дугой.
– Удивляешь меня до глубины души. Мне все время казалось, что ты вообще всего этого не читаешь. Не знаю, откуда у меня такая дурацкая мысль… – Она внезапно выхватила дело Арлена Фишера из-под засаленных циркуляров. – Эту папку ищешь?
Макларен изумленно сморгнул.
– Эту…
Глория подбоченилась, издавая низкое виолончельное мычание, с помощью которого всегда с неизменным успехом выуживала информацию.
– Кстати, о Джимми Хоффе. Не знаю, что вы думаете, ребята, а по-моему, тут поработала мафия. – Она помахала папкой перед носом Макларена, прежде чем отдать.
Он широко улыбнулся:
– Постоянно повторяю, Глория, мы с тобой родные по духу. Сам точно так первым делом подумал. Какие-то чужие гангстеры устроили в Миннесоте свою маленькую разборку. Плохо, что ничего не сходится.
– Почему?
– Начнем с того, что Арлен Фишер – бедный, хромой, почти девяностолетний старик. На мафиози не сильно похож.
– На это могу сказать два слова – Марлон Брандо.
– А я скажу одно – кино. Вдобавок Фишер был полным ничтожеством. Знаешь, чем он на жизнь зарабатывал? Тридцать лет служил охранником в одном и том же чертовом ювелирном магазине, жил на пособие и крошечную пенсию, не имея ни семьи, ни друзей, ни денег. Говорю тебе, он никто. На него даже радар не отреагирует.
– М-м-м. Знаешь что, Макларен?
– Внимательно слушаю.
– Милый, мне сейчас некогда обсуждать твои физические недостатки. Но даже ты, по-моему, не станешь привязывать полное ничтожество к рельсам, оставляя его умирать либо от страха, либо под колесами поезда.
– Действительно, – вздохнул Макларен, – тут у нас возникает проблема.
Глория скрестила руки на толстом, внушительно выпирающем животе.
– Просто помни, что старушка Глория советует искать связь с мафией. А когда, наконец, уличишь Тони Сопрано, угостишь меня обедом с крупным жирным омаром.
Макларен распрямился на стуле.
– В любой момент пообедаю вместе с тобой крупным жирным омаром.
– Кто говорит, что вместе?
Макларен безнадежно смотрел на Глорию, завершавшую плавной походкой круг, разбрасывая по столам сотрудников памятные записки и розовые листки с телефонными сообщениями. В отделе пусто в отсутствие Магоцци и Джино, остальные брошены в помощь другим бригадам.
Макларену сильно не нравилась тишина в пустом помещении. Ее вполне хватает дома по вечерам. Он вздохнул с облегчением, видя вошедшего из коридора Лангера, и сразу застонал, заметив в руках у напарника картонную коробку.
– Ох, ты меня убиваешь. Неужели еще одна?
Лангер поставил коробку на рабочий стол, втиснутый между двумя письменными.
– Последняя.
– Глория утверждает, что тут поработала мафия.
Лангер чуть улыбнулся:
– Я боюсь этой женщины, поскольку она чаще бывает права, чем ошибается. Средний показатель выше нашего. Не пойму, почему бы ей попросту не поступить на службу.
– Я ее как-то спрашивал. Говорит, что не желает насмерть париться в форме, которую нам предписано носить. В самом деле надо разбирать проклятую коробку?
– Обязательно.
– Осточертело.
– Ты мне будешь рассказывать.
Лангер начал копаться в остатках жизни Арлена Фишера, надеясь отыскать хоть что-нибудь полезное. До сих пор содержимое стариковских столов и комодов ничего не дало, а только подтвердило, что он хранил всякий мусор вместо того, чтоб выбрасывать. Самой интересной находкой в четырех уже разобранных коробках стали пустые коробочки из-под "Чиклетс", мгновенно пробудившие в обоих детективах детские воспоминания. Видимо, все правоверные матери предусмотрительно затыкают детям рты этой жвачкой во время церковной службы.
Джонни встал, наклонился, заглянул в коробку, вытащил целлофановую обертку с крошками суповых кубиков.
– Вот тебе и подсказка, старик.
Лангер взглянул на жалкий пакетик, нахмурился, быстро отвел глаза. То же самое он находил в доме матери, которую похоронил прошлой осенью. Разрозненные подушечки жвачки, столь старые и засохшие, что при касании разрывали фольгу; маленькие коробочки со свечными огарками, клочки оберточной бумаги; загадочные колготки в бумажном пакете с одним отрезанным чулком. Безусловно, ничего нет хуже на свете имущества мертвых.
– Что с тобой, Лангер?
Он тряхнул головой, прикинувшись, будто разглядывает старую политическую брошюру, оказавшуюся в коробке. Никогда никому не рассказывал, как долго умирала мать. Ни напарнику по службе, ни раввину, ни даже жене, которая, может быть, станет очередным его крахом. Первым была мать. Прожив с ней много лет среди любви, смеха, "Чиклетсов", он удрал от болезни Альцгеймера, оставил ее чужим людям, позволившим ей умереть в одиночестве, что суждено и ему самому.
– Лангер!
Потерпев крах с матерью, он потерпел крах в своем деле, не разглядев, как ослепший дурак, убийцу по сценариям "Манкиренч", пройдя по пандусу автостоянки в "Молл оф Америка" мимо него, катившего в инвалидной коляске свою последнюю жертву. Господи, можно ли не распознать киллера в нескольких ярдах, будучи детективом! Он до сих пор просыпается среди ночи в поту, задыхается, вспоминая следующих погибших, которых легко мог тогда спасти.
Потом, конечно, последовал самый крупный провал, когда он предал самого себя, Бога и все, во что верил. Что самое смешное – за одну минуту. Даже не за минуту, за пару секунд…
– Господи боже, да что с тобой, Лангер?
Он вздрогнул, почувствовав на плече руку Макларена, подумал, что сердце сейчас остановится, ничуть из-за этого не огорчившись.
– Эй, приятель! У тебя грипп или еще что-нибудь? Вспотел, как поросенок.
Лангер выпрямился, вытер с лица пот, липкий от ужаса и от чувства вины.
– Прошу прощения. Да. Грипп, наверно.
– Сядь, ради бога. Сейчас тебе воды принесу, потом лучше иди домой. – Макларен озабоченно, почти испуганно смотрел на него. – Знаешь, ты на минуточку по-настоящему отключился. Я прямо перепугался.
Лангер улыбнулся только из-за того, что напарник предложил ему стакан воды, растроганный этой дурацкой мелочью, как незаслуженной милостью.
– Свиньи не потеют, – заметил он.
– Что?
– Говоришь, вспотел, как поросенок. А свиньи не потеют.
– Правда?
– Конечно.
Макларен совсем растерялся.
– Ну и очень глупо. Старик, я окончательно сбился с толку. Если свиньи не потеют, почему тогда говорят о вспотевших поросятах?
– Не знаю.