В ответе, написанном на старомодном, чрезмерно правильном английском, говорилось, что в булвертонском отделении Мидлендбанка открыт счет, с которого по ее желанию деньги в фунтах стерлингов могут еженедельно переводиться на счет "Белого дракона". Оплаченные счета следует посылать в Тайбэй на адрес главного правления фирмы. После россыпи цветистых, в восточном стиле изъявлений почтения факс был подписан мистером А. Ли из отдела опытно-конструкторских работ тайбэйской корпорации "Ган-хо".
В самом конце факса были напечатаны имена и фамилии четверых сотрудников "Ган-хо", для которых резервировались номера. Эми взглянула на эти имена, оторвала факс и пошла с ним наверх. Ник все еще спал.
Это продолжалось еще долго. Где-то после полудня Ник выполз наконец наружу, но было видно, что он опять не в духе. Эми уже знала, что в таком состоянии его лучше не трогать.
Потом она пошла немного прогуляться, злясь на себя за такую зависимость от его настроений и даже, как в данном случае, от своего собственного предвкушения его настроения. И добро бы новости были плохими, а тут неожиданный и очень заметный рост бизнеса, будет занята почти половина номеров, чего не было ни разу с того времени, как разъехался из города весь этот журналистский цирк. К тому же тайваньцы заказали половинный пансион - то есть, ужинать они будут в гостинице, а значит, им с Ником можно будет нанять дополнительный персонал, хотя бы на время. Гуляя по парку Старого города, Эми прикидывала, сколько помощи потребуется в ресторане, на кухне и для обслуживания номеров. Она знала, что в первый момент Ник непременно воспротивится предложению нанять людей и, главное, платить им, хотя стоило бы учесть, что гостиница станет прибыльной как минимум на две ближайшие недели, а возможно, и потом.
Вернувшись в гостиницу, Эми сразу заметила, что Никовой машины нет на месте, из чего, по всему вероятию, следовало, что он уехал до самого вечера. Его непредсказуемость все еще ставила ее в тупик. В прошлом, когда они были младше, она знала Ника достаточно хорошо, и вот таких саморазрушительных приступов дурного настроения за ним тогда не наблюдалось.
Вечером, приготовив и подав Терезе Саймонс ужин, Эми спустилась в бар, где, как она знала, будет уже и Ник. Он и действительно был там - сидел за стойкой с раскрытой книгой на коленях. За одним из столиков у окна устроилась компания выпивох. Музыкальный автомат наяривал что-то громкое.
- Я думала, тебе стоит на это взглянуть, - сказала Эми, очень стараясь, чтобы голос ее звучал небрежно.
Она протянула ему скрученный обрывок термобумаги с текстом самого первого факса, а затем, пока он читал, протерла полотенцем и без того чистую стойку.
- Две недели, - сказал Ник, откладывая факс. - Удачно.
- Побегаем мы, язык на плечо.
- Да уж, работы будет много. А что они едят, эти самые китайцы?
- Тут все написано. - Эми наклонилась, взяла факс и указала пальцем нужную строчку: - Надеются получить интернациональную кухню.
- Это может быть все, что угодно. Жаль, что у нас нет повара.
- Да мы и так справимся. Ник… Ну скажи ты хотя бы, что рад!
- Я рад. Я правда очень рад. - Он притянул ее к себе и чмокнул в губы. - Только где мы возьмем четыре номера с двуспальными кроватями? У нас же тут всего десять номеров, и шесть из них односпальные или двухместные.
- А миссис Саймонс поселилась в одном из двуспальных, верно?
- Как раз про это я и хотела тебя спросить, - сказала Эми. - Что, если мы попросим ее переселиться?
- А ты как-нибудь с ней про это говорила?
- Да когда же? Ведь факс пришел только сегодня. Я думала, что пока эти китайцы не примут окончательного решения, нам не стоит заранее суетиться.
- Но ведь это предложение пришло от имени фирмы?
- Да.
- Не думаю, чтобы ей у нас нравилось, - сказал Ник. - Жаловаться она не жалуется, но я уверен, ей здесь неудобно. Ну, всякие там мелочи, на которые она закрывает глаза.
- Я тоже так думаю. Возможно, она и сама хотела бы куда-нибудь переехать, а тут мы как раз дадим ей удачный повод.
- Думаешь, он ей нужен?
- Представления не имею. Она вся такая вежливая - поди угадай, что там у нее в голове.
Лежавший на стойке факс вздыбился на манер арки; Эми взяла его и разгладила.
- Что-то не слишком китайские у них фамилии, - сказала она. - Кравиц, Митчелл, Уэнделл, Йенсен.
- Корпорация "Ган-хо", - пожал плечами Ник. - Это тоже не слишком по-китайски. Чувствуется какой-то Восток, но никак не более, и вообще, какая нам разница? Будут платить, так пускай живут.
- А ты заметил? Там ведь среди них две женщины.
- Заметил, заметил, - кивнул Ник. - А как ты думаешь, Эми? Справимся мы своими силами или стоит нанять человека-другого?
Глава 11
Ник послеживал вполглаза за баром, заранее зная, что ничего необычного там не случится. Дик Худен и его подружка Джун гоняли шары; три парня, работавшие, как было ему известно, в бексхиллском гараже, стояли у дальнего конца стойки, поглошая кружку за кружкой горького; за одним из ближних к двери столов расположились пятеро мальчишек, чей возраст то ли дотягивал до законного минимума, то ли нет, но проверять ему не хотелось. Кто-то забегал ненадолго, а кто-то - в этом можно было быть уверенным - припрется под самое закрытие. Ник был единоличным властителем бара, и ему это нравилось. Эми уже легла. Через полчаса, когда и бексхиллские угомонятся, он закроет бар. А затем пришла Тереза Саймонс и заказала бурбон со льдом. Ник налил одну мерку бурбона и полез под стойку за льдом, но, когда он снова повернулся к Терезе, оказалось, что она опростала стакан, не дожидаясь льда. А он-то привык считать, что эти американцы без льда не могут.
- У вас тут слишком маленькие дозы, - сказала Тереза. - Можно повторить? - Ник хотел было взять у нее стакан, но она не отдала. - Только позвольте мне показать, как я привыкла, чтобы потом, когда я закажу бурбон, вы бы все так и делали.
Когда Ник согласился, она попросила высокий стакан с несколькими большими кусками льда, вылила туда две мерки бурбона и слегка разбавила содовой.
Ник занес цену всего этого плюс цену одной мерки бурбона в бухгалтерскую книгу, лежавшую у него под стойкой.
- Вы нашли в нашем городе то, что вам нужно? - спросил он для поддержания разговора.
- А почему вы думаете, что я что-то ищу?
- На отдыхающую вы не похожи, вот я и решил, что у вас здесь какое-то дело.
- Нечто в этом роде. А что, приезжают к вам люди на отдых?
- Не так, как раньше, но приезжают. Им нравится наш городок.
- Городок симпатичный, но как-то тут все безрадостно.
- Странно бы иначе, вам любой из местных это скажет. Вы, наверное, знаете, что случилось у нас в том году.
- Да… Потому я, собственно, сюда и приехала.
- Эми сразу сказала, что вы журналистка.
- С чего она вдруг решила? Мой интерес… я бы назвала его чисто личным.
- Вы уж меня извините, - смутился Ник; до этого момента он был абсолютно уверен, что Эми угадала правильно. - Я же никак не мог предположить. У вас пострадал здесь кто-нибудь из родственников?
- Нет, ровно ничего такого.
Тереза резко, почти невежливо отвернулась к окну. Окна в баре были до половины матовые, фары проезжающих машин казались сквозь них мутными, в радужных ореолах пятнышками, а всего остального и вообще не было видно. Тут, как на удачу, бексхиллская троица возжелала еще по кружке, и Ник пошел их обслужить. Когда он вернулся, Тереза сидела, поставив локти на стойку, и крутила в руках опустевший стакан. Она показала знаком, что хочет повторить, и Ник налил ей в свежий стакан.
- А как было с вами. Ник? Вы не против, что я буду звать вас Ником? Ведь ваши родители оказались тогда в самом пекле, верно?
- Да, и были убиты.
- А вы когда-нибудь говорите об этом?
- Редко. Да там и не о чем особенно говорить, кроме разве что очевидных фактов.
- Ведь это раньше была их гостиница, верно?
- Да.
- Так вам совсем не хочется об этом говорить?
- О чем - об этом? Они оставили мне гостиницу, и теперь я здесь. А то, что я пережил, так многие в нашем городе пережили гораздо худшее.
- Расскажите мне.
Ник надолго задумался, пытаясь внятно описать свои чувства, не имевшие прежде словесного воплощения и в нем не нуждавшиеся. В самые первые дни, когда стало ясно, что ему не вместить в себя понимание того, что сделал Джерри Гроув, он начал мыслить шаблонами. Вскоре он заметил, что все и повсюду, репортеры - по телевизору, священники - с кафедры, колумнисты - на газетных страницах, обычные люди - в обычных беседах, сыплют одними и теми же пустопорожними фразами. Он понимал, что эта навязшая на зубах жвачка упускает суть дела и в то же самое время схватывает основное. Он познал на практике, как хорошо ничего не думать, ничего не формулировать. Жизнь продолжалась своим чередом, и он плыл по течению, потому что это избавляло от необходимости что-то обдумывать, о чем-то говорить.
- Так вот, - неуверенно начал Ник, - все эти погибшие. Я не был ни с кем из них знаком, потому что давно уже жил в Лондоне, но я знал о них, слышал. Их имена были в списках, о них рассказывали. Вся эта скорбь, все эти пропавшие. Чьи-то родственники, родители, дети, женихи и невесты, пара иногородних, которых никто здесь толком не знал. Сперва я не видел ничего удивительного - ну, конечно же уцелевшие испытали потрясение. А как же еще, ведь людей же убили. Но чем больше я об этом думал, тем больше все запутывалось. Я ничего уже больше не понимал и даже не пытался понять. Я перестал об этом думать.
Тереза смотрела в сторону, крутя в руке стакан с позвякивающими кубиками льда.
- И как-то так странным образом вышло, что именно они спаслись, погибшие. Им не пришлось жить с тем, что было после. В некоторых отношениях выжить - куда хуже, чем быть убитым. Люди чувствуют себя виноватыми за то, что выжили. А потом еще все эти раненые. Многие быстро поправились, но были и такие, кто поправлялся плохо, кто никогда не поправится. И среди них эта девочка, школьница.
- Шелли Мерсер, - кивнула Тереза.
- Вы о ней знаете?
- Да, слышала. Как она сейчас?
- Она пришла в сознание и выписалась из больницы, но родители не могут обеспечить ей дома надлежащий уход. Им пришлось поместить ее в такую специальную частную больницу, в Истбурн.
Ник посетил однажды Шелли, когда она еще лежала в отделении интенсивной терапии Гастингской больницы "Конквест". Он был в составе маленькой группы горожан, которых что-то объединило и заставило к ней прийти. Не иначе как чувство вины.
Предлогом был CD-плеер с приемником, купленный для нее горожанами. Шелли копила себе на такой, а теперь горожане узнали об этом и быстренько скинулись. Они принесли плеер в больницу и подарили ей, а фотограф из "Курьера" все это снимал. От увиденного в больнице сердце Ника болезненно сжалось; Шелли, совсем еще ребенок, была сплошь обмотана бинтами, жизнь в ней поддерживалась всякими трубками и капельницами, за каждым ее движением и вздохом следила электроника. Лица ее не было толком видно. Было непонятно, в сознании она или нет, а если в сознании, то понимает ли, кто это такие пришли к ней и зачем. Они не стали вынимать плеер из коробки, положили его на тумбочку вместе с цветами и открытками и тихо, почти на цыпочках удалились.
- А вас это что, волнует? - спросил Ник, вскинув глаза на Терезу.
- Очень. А вас?
Скорость и жар ее реакции застали Ника врасплох. От ровного, бесстрастного взгляда Терезы ему становилось не по себе, хотелось поежиться. То ли свет был в баре какой-то такой, то ли еще что, но Ник все не мог разобрать, какого цвета у нее глаза, понятно только, что светлые. Прежде он не обращал на них внимания, а теперь только их и видел, все прочее отошло на дальний, очень дальний план.
Тереза поднесла стакан к губам и отпила; звяканье кубиков льда напомнило Нику бар в Сент-Луисе, где он был несколько лет назад, когда проводил отпуск в Америке. Был самый разгар лета. Жара, духота, а в баре - кондиционированная прохлада, в высоких стаканах позвякивают кубики льда. Огромная страна каждодневно поглощала огромное количество льда, тратила чертову уйму энергии для того лишь, чтобы заморозить воду, чтобы напитки лучше освежали, чтобы пить их было приятнее. Те три дня, что Тереза прожила в "Белом драконе", они по необходимости делали вдвое больше льда, чем обычно. Каждый день засовывали в морозильник две дополнительные формочки, чтобы американская постоялица не осталась ненароком без замороженной воды.
- Ну, так что? - спросила она, опуская стакан. Виски придал ее манерам бесцеремонность, почти агрессивность. - Вас это волнует?
- Да, и тоже очень. Пожалуй. Я как-то не думал об этом в такой плоскости.
- Приходите понемногу в себя?
- Начинаю приходить, так будет точнее.
- Послушайте, если вас будут спрашивать, что я здесь делаю, говорите, что я вроде как историк.
- А вы правда историк?
- Вроде как, - пожала плечами Тереза и на мгновение задумалась, глядя невидящими глазами на бексхиллцев, хохотавших над какой-то шуткой. - Я все время забываю, через что все вы здесь прошли. Вы когда-нибудь слышали о городе Кингвуд-Сити, штат Техас?
- Нет, никогда.
- А я до последнего времени не слыхала о Булвертоне. В этом мы с вами сходимся, если даже ни в чем другом.
- А что, этот Кингвуд, там тоже было вроде как у нас?
- Кингвуд-Сити. Точно то же самое.
- Стрельба? И у вас там кто-нибудь погиб?
- Энди. Мой муж. Его звали Энди Саймонс, он работал на федеральное правительство и погиб в городе Кингвуд-Сити, штат Техас. Вот почему я здесь, в Булвертоне, Восточный Сассекс, - потому что какой-то долбаный ублюдок застрелил самого дорогого для меня человека.
Тереза опустила лицо, протягивая одновременно Нику стакан с чуть подтаявшими кубиками льда. Ник понял без слов и опять налил ей двойной виски.
- Спасибо, - пробормотала Тереза.
Она снова взглянула на Ника, но теперь ее глаза не гипнотизировали, они приобрели мутноватый блеск, хорошо знакомый любому, кто когда-либо работал за стойкой и с нетерпением ждал, когда же придет час закрытия. Ник не думал, что Тереза опьянеет так быстро. Пока она аккуратно, сосредоточенно доливала стакан содовой из сифона, он записал на ее счет цену очередной выпивки.
- Так вы хотите поговорить обо всем этом? - спросил Ник.
Как ни крути, а он был бармен, человек, по роду своих занятий привыкший сочувствовать пьяным и безутешным.
- Да в обшем-то, мы уже поговорили.
Сомнительного возраста мальчишки повставали с мест, безжалостно царапая пол стульями, и всей своей буйной компанией проследовали на выход. Опустевший столик был заставлен пустыми стаканами и завален пакетиками из-под закуски. Над переполненной пепельницей столбом поднимался дым. Ник вышел из-за стойки, смел со стола грязь, залил водой дымящуюся пепельницу и перетаскал посуду в стоящую под стойкой раковину; только-только он начал ее мыть, как в баре появилась Эми.
- Хочешь, я подменю тебя? - спросила она, мельком взглянув на Терезу.
- Да нет, не надо, я же скоро закрываю.
Ник разогнул спину и повернулся к Эми; она поманила его в дальний конец бара.
- Как там миссис Саймонс, с ней все в порядке? - Голос Эми был еле слышен за музыкой, гремевшей из автомата, мальчишки оставили после себя и этот мусор.
- Миссис Саймонс выпила уйму бурбона, но ей, слава богу, не слишком далеко идти домой.
- А если она вырубится, ты отнесешь ее на руках?
- Да отстань ты от меня с этой чушью, - раздраженно отмахнулся Ник. - Я думал, ты уже легла.
- Я за сегодня не слишком устала. И мне было слышно, как ты тут все время болтаешь.
- Послушай, я же просто бармен, которому каждый клиент норовит излить свои беды.
- Так у нее они что, тоже?
- А у кого их нет?
- Как-то так получается, что, когда я стою за стойкой, она сюда не заходит, ни разу такого не было.
- Может быть, ей легче раскрывать душу перед мужчинами.
- Ну и чего же она там тебе такого нараскрывала?
- Слушай, Эми, давай отложим этот разговор, ладно?
- Она ничего не слышит.
- А зачем ей слышать? Ты ведешь себя так, что любой дурак поймет.
- Я бы и не хотела, да вот приходится.
Голос Эми звучал все громче, поэтому Ник протиснулся мимо нее и вышел из-за стойки. Подойдя к автомату, он щелкнул тумблером, укрытым на задней его панели, и музыка резко смолкла.
- Если ты закрываешь, нужно сперва поменять "гиннесовский" бочонок.
- Неохота, я лучше слазаю в подвал завтра утром.
- Ты же вроде всегда говорил, что "Гиннес" лучше ставить вечером.
- Я сделаю это утром.
Эми пожала плечами и вышла в дверь, которая вела из бара в гостиницу. Ник с ужасом думал, какую сцену она ему сегодня закатит. Он знал Эми уже многие годы, но все еще не мог до конца ее понять.
Тереза Саймонс допила очередную дозу; теперь она сидела на табуретке прямо, как по отвесу, чуть-чуть касаясь стойки ладонями.
- Я верно слышала, что вы закрываетесь? - спросила Тереза.
- Вас это не касается. Вы постоялица и можете пить здесь хоть до утра.
- Премного благодарна, мистер Сертиз, но это не в моем стиле.
- Ник, - поправил Ник.
- Ну да, мы же договорились. Не в моем стиле. Ник. Кой черт, я и бурбон-то этот не слишком люблю. Вот Энди, тот правда его любил. Я начала пить бурбон исключительно из-за него, не решалась сказать, что мне не нравится. До того я пила пиво. Вы же, небось, наслышаны, какое у нас, американцев, пиво. Вкус у него такой, что лучше не надо, вот мы и пьем его ледяным, чтобы вкуса совсем не чувствовалось. Поэтому такие, как Энди, пьют лучше бурбон. Да он и пил-то не слишком много. Говорил, что должен всегда иметь ясную голову, а то лишится значка.
- Значка? - переспросил Ник. - Так он что же, был копом?
- Вроде как.
- Вроде как коп - это вроде того, как вы вроде как историк?
Тереза тем временем встала, она держалась на ногах куда увереннее, чем можно было ожидать от женщины, выпившей так много бурбона за такое короткое время.
- Кой черт, да теперь-то чего темнить. Энди работал в Бюро, специальным агентом.
- В ФБР?
- Все-то вы понимаете.
- И был убит при исполнении служебных обязанностей?
- И опять вы угадали. В Кингвуд-Сити, штат Техас. Крошечный городок, о котором ни одна собака не слышала, даже американская собака. Даже техасская и та, наверно, не слышала, что-то вроде вашего Булвертона. Ну точно, совсем как Булвертон, если не считать того, что он совсем другой. Вы слышали такое имя - Аронвиц? Джон Лютер Аронвиц?
- Я не уверен, но кажется…