Бенедиктинскому стало не по себе. Уже второй раз дед словно угадывал его мысли. Надо быть поосторожней с этим Рутковским.
- Ну, давайте и мы с вами, Александр Григорьевич, повспоминаем.
- Ну. давайте. Помнится, молодой человек, по телефону вы говорили, что интересуетесь обстоятельствами ареста Ягоды, шахтинского дела и покушениями на Сталина.
- Последним в особенности.
- Ну что ж, считайте, что вам повезло. Покушения на Сталина - мое хобби. В тридцатые-сороковые годы на него была организована настоящая охота. У меня есть уникальные свидетельства и воспоминания о неизвестных деталях известных покушений и неизвестных покушениях вообще.
- Хобби? Разве вы не историк?
- Историком был мой лучший друг ныне покойный академик Рашевский. От него и заразился этим делом. И хотя практически никого из очевидцев уже нет в живых, кое-что мне собрать удалось. А вообще-то сам я - бывший ядерный физик.
- Да, да. Сейчас вспомнил. Маша мне что-то такое говорила.
- Маша, кстати, внучка Дмитрия Яковлевича Рашевского. Именно она вас мне порекомендовала, иначе я бы от этой затеи отказался. Вы уж извините… Подержите пожалуйста, - Рутковский взгромоздился на стремянку, которая издала при этом жалобный писк и потянулся к самой верхней полке. - Вы уж извините меня, молодой человек, но вашего брата журналиста я не люблю. Больно много ерунды вы пишете. Но хотя ваших статей я лично не читал, Маша о вас хорошо отзывалась. Она говорила, вы ведь над полной биографией Сталина работаете.
- Ну, это дело отдаленного будущего.
- Надеюсь, труд ваш не пропадет даром. Главное, чтобы ему доставало объективности. Биография такого человека - слепок целой эпохи. А то сейчас все Сталина только грязью поливают.
Бенедиктинский хотел сказать, все, что он об этом думает, но сдержался. Обидится еще старик и пиши-пропало. Алексей только покивал для видимости согласия.
- Ну да ладно. Приступим помолясь, старик смахнул пыль с папки и положил ее на стол.
У Бенедиктинского защекотало в носу.
- Первое покушение произошло еще в двадцать пятом году, - Рутковский достал какой-то полуистлевший желтый листок.
Журналист, приготовивший свой минисканер, разочарованно вздохнул. Такой артефакт возможно даже его дорогущий Кэнон не возьмет. Ну ладно. Сначала хоть сфотографирую, а потом попробую отсканить - расползется еще.
- Широкой общественности о нем ничего не известно до сих пор. В общем-то, нашего внимания оно особо и не стоит. Покушение было совершенно не организованным. Антанта к тому времени получила по мозгам, и в следующий раз министры Англии, США, Франции и, как ни странно, Германии собрались в Брюсселе только в двадцать седьмом году, чтобы решить, как попилить нашу с вами родину. Там-то, вероятнее всего и было принято решение о следующем покушении на Сталина. Но об этом чуть позже.
В двадцать пятом же году в Сталина пытался стрелять то ли какой-то бывший белый офицер, то ли человек Троцкого, боровшегося со Сталиным за власть. А может и то и другое. Их интересы тогда совпадали. Но в любом случае, человека того быстро повязали. Но вот что интересно…
Оба, и Рутковский и Бенедиктинский склонились над папкой.
Москва. Краснопресненскя наб. д. 24 к 2 22.01.1938 г.
Он уже не помнил, когда спал, до скольких хотел. Да и спал ли он вообще когда-нибудь так долго? О лагере и говорить нечего, в армии с этим тоже не забалуешь, ну а в деревне в детстве тоже приходилось вставать ни свет ни заря. Кто жил в деревне - знает.
Часы в гостиной пробили два раза. Сказочников протянул руку и, взяв со столика круассан, положил его в рот. Кофе конечно остыл. А эта горничная Зоя вроде ничего, надо присмотреться.
Зазвонил телефон. Петр, потянувшись, взял трубку и едва не опрокинул кофейник.
- Лейтенант Волков у аппарата.
- Наконец-то! Молодец, - похвалили на том конце. - Четко и без запинки. А то все "Ск…Волков", "Пе…Сергей". Давай дальше, в том же духе.
Сергей взял телефон в руки и стараясь ничего не задеть проводом, подошел к окну. На улице все было как обычно. Ничего особенного. Все спокойно.
Тот, на другом конце провода был прав, азы конспирации давались ему тяжело - никак он не мог привыкнуть к своему новому имени.
- Да, буду в четыре на Зачатьевском, он положил трубку и вдруг взял ее снова. - Барышня, скажите, откуда был звонок? Спасибо.
Ясно. В резиденцию его еще не пускают. Встречу назначили на явке. Не доверяют, значит до сих пор. Оно и понятно. С тех пор как его, худого, вонючего и небритого, перегружая как мешок с дерьмом с машины на самолет, с самолета на машину, привезли в Москву, ему не раз напоминали, что в случае чего, вмиг отправят по обратному адресу, поднимать советский север.
Эх! Ему так хотелось еще поваляться в мягкой постельке, Волков-Сказочников быстро умял два бутерброда с бужениной, запил их холодным кофе и стал собираться.
Лучше приехать пораньше, осмотреться.
Ремень снова пришлось отпустить на одну дырочку. Да. Разжирел он тут на дармовых харчах. Того глядишь, скоро собственный хрен за животом не увидишь.
Подойдя к двери, он сначала, как учили, посмотрел в глазок. По лестнице спускался сосед сверху - Сашка Рутковский. Вот светлая голова. Можно сказать его ровесник, а уже по линии академии наук продвигается, что-то изобретает.
Волков поморщился, вспомнив занятия по математике на командирских курсах. Не любил он этого. А Сашка видать души не чаял. Только мама у него… Как бы это сказать… Чересчур разговорчивая.
Мой Сашенька то, мой Сашенька се, мой Сашенька ускоритель будет делать. Болтун - находка для шпиона.
- Сергей.
Петр не сразу среагировал на свое новое имя. Подумав о Сашиной матери, он мысленно перенесся в родную Степановку. Как там его мать, сеструха?
- Сергей. Ты чего это в облаках витаешь?
- Извини, Саш, задумался.
- Уж не о Зое ли? Хорошая девушка. Комсомолка, в драм кружок ходит. Даже не понимаю, почему такая, и в горничные подалась?
Да, странно. Подумал Волков, но ничего не ответил Рутковскому.
Покружив возле конспиративной квартиры, Сергей вошел в подъезд, поднялся на этаж выше, покурил, аккуратно спрятал окурок обратно в пачку, и только потом спустился и позвонил условленное количество раз.
Дверь ему открыл работающий постовым милиционером Аркадий Северцын. Все звали его Аркашка-бульдог, за его похожую на бульдога физиономию.
- Че застыл? Проходи, не светись.
В накуренной комнате сидели трое. В углу, стараясь быть незамеченным, весь сжавшись, примостился на краешке стула Сенька Парамонов. Он был похож на испуганного хорька, забившегося в угол в ожидании своей участи. И звали его Сенька-хорек, или просто хорек. Весь его вид как бы говорил, - "ну и влип же я".
На кожаном диване, положа ногу на ногу, развалился Глеб Суровов - глава местной ячейки.
Ячейка их не была чисто московским подразделением блока. Всем здесь заправляла другая группа - более многочисленная, говорят даже со стажем в верхах, а Суровова и еще нескольких уцелевших членов Ворошиловградской ячейки перебросили сюда для выполнения какого-то особого задания. Какого, об этом не знал даже сам Глеб.
Волков сначала думал, что после Ворошиловградского провала ничего серьезного Суровову не поручат. Слишком уж топорная работа. Это ж надо, из-за аварии на шахте завалили почти всю ячейку. А это значит, что чекисты пасли их давно и взрыв на "диктатуре "просто использовали для того, чтобы отчитаться перед Москвой о разгроме крупной банды троцкистов. А сколько таких вот как он, невинных попало в эти жернова? В версию специально устроенного взрыва Волков не верил. А если и подложил кто динамит, то только сами чекисты. Валюту-то они ему подбросили. И потом, не будут же члены ячейки подрывать своих? Многие из них сами местные.
Но вот, похоже, насчет Суровова Сергей ошибался. Постепенно до него стали доходить слухи, что им предстоит какое-то серьезное дело. Там что-то краем уха услышал, тут что-то краем глаза увидел. И самое главное, похоже, московские смежники знали об этом гораздо больше Сурововских. На Волкова, Аркашку-бульдога, хорька и других смотрели как на ходячих покойников. Но относились к ним с уважением и, пожалуй, даже с жалостью.
- Смертники, - пошутил как-то курьер. Волков смерти не боялся. В лагере и не через такое прошел. И о судьбе своей он не беспокоился. Терять Сергею было нечего, и с прошлым его больше ничего не связывало. На родных бы вот только разок глянуть. Но в Степановке ему, "врагу народа" появляться было нельзя.
А вот остальные дергались. Хорек, так тот вообще не помнил себя от страха. Туповатый Бульдог прятал свой страх за агрессией. Волков недолюбливал их обоих. И опасался. Черт его знает, чего ожидать от труса и садиста.
Что же касается Суровова… Вон он сейчас тоже сидит и дергается. Уставился своими бесцветными глазами на здоровяка с голубыми полковничьими шпалами и жует свою нижнюю губу. Волков еще на аэродроме под Москвой узнал в нем того заблудившегося велосипедиста. Вот по этим бесцветным глазам, да еще по чудным крагам и узнал.
Наверное, Сергей должен быть благодарным Суровову, за то, что тот вытащил его из лагеря и не дал сгнить на нарах, но отчего-то чувства благодарности не испытывал.
Конечно то дело, которым занимался их блок Волков считал правым. Столкнувшись со зверствами НКВДешников и увидев, сколько невинноосужденных кормят вшей по лагерям, он понял, что нужно что-то менять в этой системе. А раз система, как рыба, гниет с головы, то с этой головы и надо начинать.
Сергей, ошеломленный своей догадкой, застыл в дверях.
Че встал? Проходи, - Аркашка подтолкнул его в спину.
Полковник не обратил на вошедшего никакого внимания и продолжал сидеть за столом, выпуская одно за одним сизые кольца дыма, которые, постепенно теряя форму, разбивались о стеклянную дверцу шкафа.
Суровов же наоборот вскочил и как челнок засновал от окна к шкафу и обратно.
Атмосфера в комнате постепенно накалялась. Сергей стоял и не знал что ему делать.
- Хвоста не привел? - то ли у него, то ли у Бульдога спросил Суровов.
Они оба одновременно помотали головой.
- Смотри у меня, - опять не известно кому погрозил кулаком руководитель ячейки "правотроцкисткого блока ".
- Продолжим, - с ленцой в голосе то ли спросил, то ли предложил полковник.
- Отчего же не продолжить? - Суровов плюхнулся обратно на диван и, обхватив себя за плечи, принялся постукивать пальцами по коже своей куртки.
- Значит, самолет я тебе обеспечу вовремя. Только учти, рейд будет беспосадочным. То есть тебе и твоим орлам в крайней точке придется прыгать с парашюта.
Суровов поморщился.
- Что, уже заранее в штаны наложил?
- Брось ты этот свой солдафонский юмор. Просто хочу знать, что, остаться в стране совсем нельзя?
- А оно тебе надо? Хочешь, чтобы с вами как с теми по Кирову разделались?
- Но ведь вас Сам курирует! Неужели даже он не обеспечит…
- Да ладно, - полковник махнул рукой, - это такой фрукт, даром что не Ягода. Ничего он не курирует, только не мешает и все. Наивный. Он думает, что Троцкий что-то решает и надеется вовремя вскочить в нужный вагон.
- Правильно. Любой бы на его месте не захотел бы быть младшим помощником старшего дворника. Ну да бог с ним. Скажи мне, Георгий, неужели даже после того, как мы уберем Кобу, здесь будет так опасно.
- Еще как. Ведь тогда-то и начнется все самое интересное. Каждый ведь ведет свою игру. Наши люди наготове, но ведь эти янки со своим замшелым крылом троцкистов с самим Львом Давыдовичем во главе сложа руки, сидеть не будут. Да и Ежов свое слово скажет. Берию скорее всего сразу в расход. Всесоюзного старосту, Буденного и его друга Климента в лучшем случае на заслуженный отдых. И пошло-поехало.
- Значит все-таки Сталина того… - вырвалось у Сергея.
Полковник одновременно с Сурововым посмотрели на Волкова так, будто перед ними стояла бессловесная скотинка, которая вдруг заговорила человеческим голосом. Потом они переглянулись.
- Давай-ка без имен, - Глеб вскочил.
- Ну хорошо, о деталях позже, - полковник тоже встал и, поручкавшись с Сурововым, вышел.
Глава ячейки крутанулся на каблуках и позвонил в колокольчик. В комнату потихоньку начали подтягиваться остальные члены ячейки.
Ну и дисциплина у нас. Сергей снял, наконец, шинель и, повесив ее на спинку стула, сел.
- С завтрашнего дня все вы меняете квартиры, дорогие мои товарищи, - начальник окинул взглядом собравшихся. - Лафа закончилась, начинается работа. В целях повышения эффективности нашей деятельности руководство приняло решение перевести всех на казарменный режим. Это не касается Волкова и Буль… Северцына. Все. Все свободны. Волков и Северцын останьтесь для дальнейших инструкций.
Трамвай, на котором он возвращался домой, встал кварталах в двух от Красной Пресни, и когда Сергей добрался домой, было уже далеко за полночь. Голова гудела от переизбытка усвоенной за сегодня информации. Волков с трудом стащил с ног сапоги, кинул на кресло шинель, и прямо в мундире завалился на кровать. Голова болела все сильнее.
Надо бы добраться до кухни и налить водички. Без аспирина не обойтись.
Он, сделав над собой усилие, приподнялся на кровати. Маленький взрыв в голове, казалось, разметал мозги по комнате. Стены начали медленно заваливаться, дверной проем поплыл куда-то влево, и в следующий момент у Сергея потемнело в глазах.
- Ты уверен, что доза смертельная? - Суровов нервно постукивал карандашом по краю стола.
- Неужели ты сомневаешься в компетенции специалистов СД? Да, давно ты не был в Германии, Эрих, - полковник подошел к окну, - не беспокойся, все будет как надо, и Северцын вот-вот доложит о результате.
Просветление наступило почти мгновенно. Звон в ушах уже почти затих. В правый бок упиралось что-то жесткое. Лежать было неудобно. С кровати как будто сняли все белье заодно с матрасом.
Волков пошарил рукой. Точно, какие-то доски. Он протер глаза. Сквозь щели в стенах из неструганных досок еле-еле пробивался свет. Он привстал.
Все было, как и тогда в конце октября тридцать седьмого. Те же нары, та же зияющая прорехами крыша барака и тот же пробирающий до костей холод. Вот только есть от чего-то не хочется и гарью какой-то все время воняет.
- Гляди очухался. А я, было, подумал, еще одного нам с тобой тащить, Михеич, - маленький мужичок, с растущей клочьями бородой, приподнялся и внимательно посмотрел на Сергея.
- Да, третий с утра - это перебор. Хотя вон в крайнем бараке по двадцать за день выносят. Не завидую я им. На трассе навьебываешься, а потом еще жмуриков таскай, вместо того чтобы хоть свои законные шесть часов поспать, - тощий, жилистый старик даже не посмотрел в сторону Волкова.
- Еще бы. В крайний-то все больше из-под Ленинграда, да из-под Москвы везут. Этот народец быстро дохнет.
- Да-а-а, радияция! Хто еще года полтора назад знал об ентом звере, - Михеич подошел к помятому баку и, проломив кружкой ледяную корку, принялся набирать воду так, чтобы мелкие льдинки не попали в нее.
- А мне кажется, этот выкарабкается. Живучий больно. Уж как янки лупили его, другой давно бы уже кони кинул, а этот вона зенки вытаращил. Слышь, малой? Очухался штоль?
Сергей облизал пересохшие губы, и с трудом подняв руку, ткнул в сторону бака.
- Ну, точно оклемался, - Михеич нехотя слез с нар и протянул Волкову свою кружку с остатками воды, - хотя какая разница? Не сейчас сдохнет, так потом на трассе. Все мы здесь сдохнем, Витюня.
- Ну, ты-то не прибедняйся, Михеич. Тебе-то белая повязка светит, а с ней не околеешь.
- И ты, Витюня, можешь повязку получить, если будешь вести себя правильно, а не орать как вчера: - "яволь хер официр". Говорил же тебе, янки с бритишами фрицев терпеть не могут. Это раньше они были союзники, когда против нас. Теперь, я слышал, на Волге и под новосибом даже постреливают друг в друга.
- Брехня, - возразили откуда-то из темноты хриплым голосом. - Это такие же белоповязочники с обеих сторон сцепились. Паны дерутся, у холопов чубы трещат. Фенимора Купера читали? Как у него там Делавары с Ирокезами воевали? Вот и тут тоже самое. В ООНе-то фрицы с янками замечательно заседают. Даже целый комитет создали по спасению диких славянских племен от коммунизма.
- Ты профессор, тебе виднее, - тот, которого звали Витюня с неприязнью, посмотрел в темноту и сплюнул. - Мы с Михеичем народ простой, книжек не читаем и на ихних господских политинформациях все больше на массу давим. Лучше выдрыхнуться как следует, чем о демократиях всяких мозги забивать.
- Да, - Михеич поспешил поддержать кореша, - не знаю как там, в ООНах, а вот мужики сказывали, что под Иркутском цельную колонну англицкую сожгли. Вот.
- Вот дурень, - прохрипел профессор. - Это же СКА - сибирская красная армия понемногу оккупантов пощипывает.
- Тс-с-с, профессор! Ты че? Совсем охуел че ли? Да за такие слова, услышь кто, нас с тобой за яйца к бэтру привяжут и по тайге прокатят с ветерком. Думать надо. Вон этого-то гляди как отметелили.
- Так он, поди, комиссар какой, вот и отметелили.
- Не, последних комиссаров еще в пятидесятом постреляли, почти сразу, как ядреными бомбами Урал закидали. Если и остался кто, то только глубоко в Сибири, куда ни у янки, ни у узкоглазых, ни тем более у фрицев руки не дотянулись.
Урезоненый профессор засопел где-то у себя в темном углу, а два кандидата в белоповязочники, потеряв интерес к разговору, принялись резаться в карты.
Сергей потер пальцами виски. Какой пятидесятый? Какая СКА? Какой комитет в ООН? Какие ядреные бомбы? Он ущипнул себя за ляжку. Превратившееся в сплошной синяк тело, тут же откликнулось импульсом боли.
Не сон. Или слишком крепкий сон, в котором даже больно по-настоящему. Обычно, если ложишься спать голодным, всю ночь снится застолье. Где это он так уделался?
Волков попытался восстановить в памяти все события последних часов.
Так. Ему стало плохо… Ага, может, с кровати упал? Нет. У него все болело так, будто с кровати он падал не один десяток раз. Значит, его действительно избили и все, что говорили эти упыри - это правда!
Сергей закрыл глаза. Надо попытаться заснуть. Может тогда он проснется у себя на Краснопресненской?
Только он начал погружаться в алое марево искалеченного сна, как от удара чьей-то ноги распахнулась дверь, и в барак влетел сутулый, словно пришибленный поленом, парень с белой повязкой на рукаве.
- Всем встать.
Михеич и Витюня мигом соскочили с нар, закряхтел в своем углу профессор, потянулись на свет и другие, ранее не замеченные Сергеем, обитатели барака.
Волков, с трудом приподнявшись, опустил вниз ноги, встал и, пошатываясь, побрел к тому месту, где уже собрались остальные. Не поднялся только один заключенный. Сутулый парень мигом подскочил к нему и ткнул в бок примкнутым к старой трехлинейке штыком.
- Еще один готов, - вздохнул Михеич, - опять до рва тащить.
- Разговорчики, - охранник подскочил к выходу и вытянулся в струнку.
В барак вошли сначала два солдата с чудными винтовками с толстыми блинами, похожими на сковородки, а затем в дверном проеме появился офицер.