Умри завтра - Питер Джеймс 2 стр.


Какая разница между двумя женщинами!

Джейн – психотерапевт, специалист по фобиям, – сразу же объявила, что ценит свою независимость и охотно воспользуется трехнедельной свободой, а он, возвращаясь домой, будет любить ее еще сильнее.

Линн – служащая агентства по взысканию долгов – без конца в нем нуждалась. Слишком сильно нуждалась. Одно дело быть желанным и любимым, но быть жизненно необходимым женщине – совсем другое. Именно эта критическая потребность в конце концов их развела. Он надеялся – собственно, они оба надеялись, – что ситуация переменится с рождением ребенка. Но этого не случилось.

Фактически стало лишь хуже.

Вспыхнули тормозные огни, машина замедлила ход, пропуская нагруженный досками грузовик, прогромыхавший мимо, повернула направо в открытые ворота "Солент эгригит" и встала перед будкой охраны.

Мэл вылез в белой робе и морских резиновых сапогах, откинул задний борт, вытащил большую мягкую сумку, надел защитный шлем-каску. Наклонился к окну, долго и крепко поцеловал на прощание Джейн. За семь лет совместной жизни взаимная страсть не угасла – один из плюсов регулярных разлук на три недели.

– Люблю тебя очень, – шепнул он.

– А я еще больше, – шепнула она в ответ и снова поцеловала его.

Мэл – высокий, гибкий, сильный, симпатичный мужчина с честным открытым лицом, короткими редеющими светлыми волосами – принадлежал к тому типу людей, которые с первого взгляда завоевывают симпатию и уважение окружающих. Такой ничего не держит под спудом – что видишь, то и имеешь.

Он постоял, наблюдая за отъезжавшей машиной, прислушиваясь к выхлопной трубе. Необходимо сменить глушитель и заодно проверить задние амортизаторы – ход на ухабах не совсем нормальный. Передние, возможно, тоже требуют замены.

Войдя в будку, расписавшись в регистрационной книге, обменявшись любезностями с охранниками, он погрузился в другие заботы. Двигатель на правом борту "Арко Ди" почти отработал двадцать тысяч часов, приближаясь к установленному компанией пределу. Надо рассчитать оптимальный момент для замены. Сухие доки закроются на приближающиеся рождественские праздники, но владельцев "Арко Ди" не интересуют каникулы. Если бы Мэл потратил на судно девятнадцать миллионов фунтов стерлингов, его, может быть, тоже не интересовали бы. Хозяевам надо, чтоб драга работала круглый год с минимальным простоем.

Лениво шагая по пристани к черному корпусу драги с оранжевой надстройкой, он блаженно не ведал о том, что их ждет в этом рейсе, до начала которого оставалось всего два часа, и о губительных последствиях будущей находки для его собственной жизни.

5

Кабинет доктора Хантера представляет собой длинное помещение с высоким потолком и эркерными окнами в дальнем конце, выходящими в маленький, обнесенный стенами садик. Голые зимние деревья и кусты практически не скрывают из вида прочную металлическую пожарную лестницу на противоположном здании. Линн часто думает, что в лучшие времена, когда оба эти корпуса составляли единый ансамбль, на месте кабинета должна была находиться столовая.

Ей нравятся дома, особенно интерьеры. Одно из любимейших развлечений – посещение открытых для публики деревенских домов и величественных особняков. Кейтлин это тоже когда-то нравилось. Линн собиралась пойти на курсы дизайна, когда дочь не будет висеть у нее на плечах и отпадет нужда без конца зарабатывать деньги. Предложила бы Россу Хантеру переоформить кабинет. Например, приукрасить приемную. Сейчас возраст обоев и краски трудно определить, равно как и годы самого доктора. Впрочем, надо признаться, фактическая неизменность приемной со времен ее первых визитов даже приносит какое-то успокоение. Знакомая обстановка внушает ощущение уюта и покоя. По крайней мере, до этой минуты внушала.

Кажется, будто с каждым разом кабинет становится теснее. Число серых картотечных шкафчиков с четырьмя ящиками постоянно растет вместе с коробками с карточками пациентов, неуместно составленными друг на друга на крышке пластмассового бачка с питьевой водой. На одной стене таблица с подсветкой для проверки зрения; белый мраморный бюст какого-то древнего мудреца – может быть, Гиппократа, – семейные фотографии над старомодными, битком набитыми книжными полками.

За ширмой кушетка для осмотра, электрические мониторы, медицинские аппараты и лампы. Прямоугольный кусок линолеума в ковровом покрытии на полу придает этой части кабинета сходство с мини-операционной.

Росс Хантер указал Линн на одно из двух больших черных кожаных кресел перед своим столом, она села, не сняв пальто, поставив на пол сумочку. Лицо у него по-прежнему напряженное, очень серьезное. Таким она его еще не видела и поэтому адски нервничает. Зазвонил телефон. Доктор ответил, извинившись жестом и добавив взглядом, что это ненадолго. Разговаривая, поглядывал на экран ноутбука.

Линн оглядывала кабинет, прислушиваясь к беседе, по всему судя, с родственником какого-то тяжелого больного, насчет его перевода в местную больницу Мартлетс. От этого ей стало еще хуже. Она уставилась на вешалку с единственным пальто – предположительно доктора Хантера, – задумалась о разнообразном электрическом оборудовании, которого раньше не видела или не замечала, рассеянно гадая, зачем оно нужно.

Доктор завершил разговор, записал что-то, еще раз покосился на ноутбук, потом сосредоточился на Линн, заговорил мягким озабоченным тоном:

– Спасибо, что пришли. Я решил лучше с вами сначала увидеться наедине перед встречей с Кейтлин.

Он явно нервничал.

– Правильно, – шепнула она беззвучно, одними губами. Рот и горло словно забиты промокательной бумагой.

Росс Хантер вытащил из одной стопки карточку, положил на стол, открыл, поправил очки со стеклами-полумесяцами, несколько секунд читал, как бы выгадывая время.

– Я получил от доктора Грэнджера результаты последних анализов, и, боюсь, дело плохо, Линн. Они свидетельствуют об ухудшении функций печени.

Доктор Нил Грэнджер, местный консультант-гастроэнтеролог, наблюдал Кейтлин последние шесть лет.

– В частности, сильно повысился уровень энзимов, – продолжал Хантер. – Особенно гамма-гонадотропина. А тромбоцитов совсем мало – их число резко упало. Часто видите у нее синяки?

– Да… – кивнула Линн. – И при порезах кровь долго не останавливается. – Ей известно, что печень вырабатывает тромбоциты, которые мгновенно устремляются к пораженному месту, обеспечивая свертываемость крови. – Уровень энзимов сильно повышен? – За годы общения по Интернету с лечившими Кейтлин врачами она накопила немало познаний. Достаточно, чтобы понять, когда следует беспокоиться, но недостаточно, чтобы принять надлежащие меры.

– Ну, при нормальной печени должен быть около сорока пяти. Анализы, сданные месяц назад, показывали тысячу пятьдесят. Последние – три тысячи. Доктор Грэнджер весьма озабочен.

– Что это значит, Росс? – глухо прохрипела Линн. – Что означают такие высокие показатели?

Он взглянул на нее сочувственно, но твердо:

– Доктор Грэнджер подозревает осложнение желтухи. И энцефалопатию. Говоря на простом языке, организм отравлен токсинами. У нее ведь все чаще случаются галлюцинации?

Линн кивнула.

– В глазах туманится?

– Иногда.

– Зуд?

– С ума сводит.

– По правде сказать, Кейтлин больше не реагирует на лечение. У нее необратимый цирроз.

Чувствуя глубоко в душе темную тяжесть, Линн отвернулась к окну, мрачно глядя в стекло. На пожарную лестницу. На зимние скелеты деревьев. Все мертвое. Как и она сама внутри.

– Как Кейтлин сегодня? – спросил доктор.

– Ничего. Немножечко куксится. Жалуется на зуд. Почти всю ночь не спала, расчесывала руки и ноги. Говорит, моча очень темная. Живот вздут, что ее особенно бесит.

– Могу дать таблетки для выведения жидкости. – Доктор сделал пометку в карточке Кейтлин, и Линн вдруг преисполнилась негодования. Разве при этом достаточно записи в чертовой карточке? И почему он не пользуется компьютером?

– Росс… вы говорите о резком падении тромбоцитов… как… что… я хочу сказать, как это остановить? То есть повернуть обратно… Что произошло?

Доктор поднялся из-за стола, подошел к книжной полке от пола до потолка, вернулся с коричневым клинообразным предметом, расчистил на столе место, поставил.

– Вот как выглядит печень взрослого человека. У Кейтлин она чуточку меньше.

Линн посмотрела, как уже смотрела тысячу раз. Росс начал рисовать на странице блокнота нечто вроде многочисленных головок капусты-брокколи. Линн терпеливо слушала объяснения о работе желчных протоков, но, когда рисунок был закончен, узнала не больше того, что и так уже знала. Вдобавок сейчас ее интересовал всего один вопрос.

– Должен быть какой-то способ, – заявила она, но без полной уверенности. Словно поняла – словно они оба поняли, – что после шести лет возникавших и исчезавших надежд подошло, наконец, неизбежное.

– Боюсь, процесс необратимый. По мнению доктора Грэнджера, есть риск опоздать.

– Что это значит?

– Она не реагирует ни на какое лечение, других способов не существует.

– Должны быть! Диализ?..

– При почечной недостаточности – да, но не при печеночной. Эквивалента нет.

Доктор Хантер помолчал.

– Почему, Росс? – требовательно спросила Линн.

– Потому что функция печени очень сложна. Я сейчас нарисую разрез, покажу…

– Не надо мне больше дерьмовых рисунков! – выкрикнула она и заплакала. – Хочу только, чтоб моему ангелу стало лучше. Вы должны что-то сделать!.. Что же будет, Росс? – всхлипнула Линн.

Он прикусил губу.

– Нужна трансплантация.

– Пересадка? Черт возьми, ей всего пятнадцать! Пятнадцать…

Он кивнул, ничего не сказав.

– Простите… я не на вас кричу… – Линн полезла в сумочку за носовым платком, вытерла глаза. – Бедняжка уже столько вынесла. Трансплантация?.. В самом деле единственный выход?

– К сожалению, да.

– А иначе?

– Говоря грубо, Кейтлин не выживет.

– Сколько у нас времени?

Доктор беспомощно всплеснул руками.

– Этого я сказать не могу.

– Недели? Месяцы?

– Максимум несколько месяцев. Может быть, меньше, если состояние и дальше будет ухудшаться такими же темпами.

Наступило долгое молчание. Линн смотрела в собственные колени. Наконец очень тихо, спокойно спросила:

– Трансплантация очень рискованна?

– Я бы солгал, утверждая, что нет. Главная проблема – найти подходящую печень. Доноров не хватает.

– А у нее еще редкая группа крови… – добавила Линн.

Доктор Хантер заглянул в свои записи и кивнул:

– Да. AB отрицательная. Редкая – такая примерно у двух процентов населения.

– Группа крови имеет большое значение?

– Имеет, но в точных критериях я не уверен. Возможна перекрестная совместимость.

– Я… могу ей отдать свою печень?

– Возможно, частично, какую-то долю. Но у вас должна быть совместимая кровь, и, по-моему, вы не такая уж крепкая.

Он поискал другую карточку.

– У вас группа А положительная. Я не знаю. – Доктор Хантер слабо улыбнулся, с симпатией, но почти безнадежно. – Доктор Грэнджер скажет точнее. И заодно оценит влияние вашего диабета.

Ее испугала неожиданная растерянность и беспомощность человека, которому она привыкла полностью доверять.

– Замечательно, – горько фыркнула Линн.

Еще одна нежеланная памятка о распавшемся браке. Поздно проявившийся диабет мог быть спровоцирован стрессом, как объяснял доктор Хантер. Поэтому невозможно утешиться даже вкусной едой.

– Значит, Кейтлин должна ждать смерти человека с подходящей группой крови? Это вы хотите сказать?

– Вероятно. Если у вас нет родственников или близких друзей с подходящими данными, которые согласятся стать донорами.

В душе возродилась надежда.

– Такое возможно?

– Размеры имеют значение. Донор должен быть крупным.

Единственный известный и сразу пришедший на память мужчина крепкого сложения – Мэл. Но у него такая же группа крови, как у самой Линн, – это выяснилось, когда они оба, как сознательные граждане, стали постоянными донорами.

Она быстро мысленно прикинула. В Соединенном Королевстве шестьдесят пять миллионов жителей. Допустим, сорок пять миллионов подростки. Значит, два процента составляют около девятисот тысяч. Куча народу. Наверняка каждый день умирают люди с отрицательной группой AB.

– Будем в очереди стоять? Как стервятники? Ждать чьей-то гибели? Вдруг Кейтлин свихнется от подобной мысли? Вы ее знаете. Она не выносит насильственной смерти. Дергается, когда я мух бью на кухне!

– Приведите ее ко мне. Если угодно, встречусь с ней прямо сегодня попозже. Родственники погибших, чьи органы были переданы другим, часто утешаются мыслью, что смерть близких послужила благородной цели. Если желаете, я попробую ей объяснить.

Линн вцепилась в ручки кресла, стараясь прогнать страхи.

– Даже не верится, что я об этом думаю, Росс. Никогда не была жестокой, никогда не любила бить мух на кухне. А теперь сижу и реально хочу чьей-то смерти…

6

Утренний поток машин, остановившийся из-за аварии на Колдин-Лейн, уже доходил почти до подножия холма. Слева тянулся послевоенный муниципальный жилой квартал Маулскомб, справа за каменной стеной деревья отмечали восточную границу Стэнмер-парка – одного из обширнейших в городе открытых пространств.

Констебль Йен Аппертон осторожно протиснул полицейский БМВ мимо зада брюзжавшего автобуса, намертво застрявшего в конце очереди, выбрался, наконец, на дорогу и, воя сиреной, погнал машину по встречной полосе.

Констебль Тони Омотосо молча сидел рядом с ним, присматривая за автомобилями на тот случай, если какой-нибудь водитель в нетерпении решится на глупость – прорваться или развернуться. Но водители либо ослепли, либо не слышали сирену, оглушенные чересчур громкой музыкой, только поглядывали в зеркало да приглаживали волосы. Тони Омотосо, как всегда, испытывал тревогу и напряжение, направляясь к месту дорожного происшествия – именно так теперь на изменчивом полицейском лексиконе именуется авария. Никогда не знаешь, что увидишь.

При серьезном столкновении машина часто превращается из лучшего друга в смертельного врага – захватывает пассажиров в капкан, крушит, ломает, рвет на куски, в самых худших случаях поджаривает заживо. Только что ехали, слушали музыку, весело болтали, а через секунду – через долю секунды – корчатся в агонии в металлической коробке с бритвенно-острыми краями, обезумевшие и беспомощные. Провалились бы в преисподнюю ненавистные идиоты, не умеющие водить машину или бесшабашно рискующие, а вместе с ними и болваны, не потрудившиеся пристегнуться ремнем!

БМВ приблизился к вершине холма, к проклятой развязке с крутым поворотом на Дитчинг-роуд, которая пересекает Колдин-Лейн с востока на запад. Перед шеренгой машин стоял синий "ренджровер" с включенными аварийными огнями. Неподалеку поперек дороги развернулся белый БМВ-кабриолет старой модели с открытой водительской дверцей. Внутри никого. За дверцей большая треугольная вмятина, заднее колесо просело, заднее стекло разбито. Дальше толпятся люди. Увидели подъезжающий полицейский автомобиль, посторонились.

В открывшемся проеме Омотосо увидел маленький белый "форд". Рядом с ним на земле распростерся орлом неподвижный мотоциклист, из-под черного шлема течет струйка темно-алой крови, образуя лужицу на дороге. Возле него стоят на коленях двое мужчин и женщина. Один вроде пробует с ним разговаривать. Поблизости валяется красный мотоцикл.

– Снова "файерблейд", – мрачно и почти неслышно пробормотал Аппертон, останавливаясь.

"Хонда-файерблейд" – классическая машина "заново родившихся" байкеров, излюбленный мотоцикл сорокалетних олухов, которые гоняли на нем в юности, а когда заработали деньги, жаждут опять сесть в седло. Им, конечно, нужна максимальная скорость, хоть они по-настоящему не понимают, насколько быстрее – и непослушнее – стал мотоцикл за прошедшие годы. Согласно скорбной статистике, подтвержденной ежедневными наблюдениями Тони Омотосо, Йена Аппертона и десятков других офицеров дорожной полиции, главную группу риска составляют не тинейджеры без царя в голове, а бизнесмены среднего возраста.

Омотосо сообщил по радио о прибытии на место и услышал в ответ, что "скорая" и пожарные уже едут.

– Нам скорей нужен инспектор дорожной полиции, – сказал он диспетчеру и продиктовал позывные дежурного офицера.

Похоже, дело плохо. Даже отсюда видно, что кровь не светлая, ярко-красная, как при поверхностной ране головы, а зловеще темная от внутреннего кровотечения.

Констебли вышли из машины, максимально быстро и внимательно оглядывая сцену. На службе Тони Омотосо усвоил одно – никогда не делай поспешных заключений об обстоятельствах несчастного случая. Однако, судя по тормозному пути, положению автомобиля и мотоцикла, похоже, машина оказалась на пути мотоцикла, который наверняка несся на бешеной скорости, если причинил такие повреждения и развернул машину поперек дороги.

Первый пункт накрепко запечатленной в памяти программы – исключить угрозу со стороны других водителей на дороге. Впрочем, движение в обе стороны намертво остановилось. Послышался вой сирены.

– Выскочила дура трахнутая! Прямо на него налетела! – прокричал мужской голос. – У него не было ни единого шанса!

Полицейские бросились к мотоциклисту. Омотосо протиснулся между столпившимися вокруг него людьми, опустился на колени.

– Он без сознания, – проговорила женщина.

Тонированный солнцезащитный щиток шлема опущен. Известно, что пострадавшего по возможности лучше вообще не трогать. Констебль с предельной осторожностью поднял щиток, прикоснулся к лицу, раздвинул губы, сунул палец, нащупал язык.

– Вы меня слышите, сэр? Слышите?

Йен Аппертон у него за спиной спросил:

– Кто водитель БМВ?

К нему шагнула женщина лет за сорок, с белым как простыня лицом, с мобильным телефоном в руке. Вид крикливый – вытравленные волосы, джинсовая куртка с меховой опушкой, джинсы, замшевые ботинки.

Трясясь в шоке, она робко заговорила хриплым голосом заядлой курильщицы:

– Я… Ох, черт, черт, черт!.. Я его не видела. Несся как ветер. Я его не видела. Дорога была пустая…

Опытный полицейский приблизился, принюхался к дыханию. Чутье у него острое, без труда улавливает следы вчерашней попойки. Возможно, слабый запах перегара присутствует, хотя точно не скажешь, тем более что его забивает мятная жвачка и застарелая вонь табака.

– Сядьте, пожалуйста, в мою машину на переднее сиденье. Я через пару минут подойду, – сказал Аппертон.

– Прямо в лоб налетела, – почти недоверчиво объяснял мужчина в анораке. – Я сразу за ним ехал.

– Буду очень признателен, если вы назовете свою фамилию и адрес, сэр, – попросил констебль.

– Конечно. Вылетела прямо в лоб. Не подумайте, сам он тоже не ехал, а мчался, – оговорился мужчина. – Я был в "ренджровере", – он ткнул пальцем в свой автомобиль, – а мотоцикл буквально промелькнул мимо за долю секунды.

Аппертон увидел подъезжавшую "скорую".

– Сейчас вернусь, сэр, – предупредил он и поспешил навстречу санитарам.

Дальнейшая работа на месте происшествия зависела от первоначальной оценки. Данный случай имел смертельный исход, поэтому дорогу закроют, пока криминалисты не проведут осмотр. Констебль связался с диспетчером и попросил прислать две бригады.

Назад Дальше