– Хорошо, что вообще успел, – заметил шеф сильным голосом, лишенным всяких классовых признаков и всегда окрашенным сарказмом, словно, допрашивая на протяжении почти всей своей жизни лгущих подозреваемых, он уже не может отделаться от едкой иронии. Поэтому трудно сказать, действительно он иронизирует или по привычке. – Ладно, переходим к текущим вопросам, – вздохнул Скеррит и выпрямился, приняв идеально уверенную позу, внушающую впечатление физической неуязвимости, после чего огласил лежавшую перед ним распечатанную повестку. Грейс проглядел кем-то подсунутый экземпляр. Обычная чепуха.
Резюме прошлого совещания.
Ежегодный отчет о дорожных происшествиях.
Программа "Челлендж-2010".
Корректировка процесса объединения сил полиции Суссекса и Суррея…
Скеррит быстро прошелся по каждому пункту. Когда добрался до "новой информации о текущих операциях", Грейс доложил о ходе операции "Динго". На данной стадии мало что можно сказать, но возникла надежда, что зубные слепки позволят быстро установить личность мертвой женщины.
Приступив к "прочим вопросам", Скеррит неожиданно сказал:
– Рой, я хочу произвести кое-какие кадровые изменения.
Сердце на секунду упало. Наконец вступил в действие заговор Воспер с Пью?
– Отдаю вам отдел тяжких преступлений.
Грейс не поверил собственным ушам, искренне думая, что либо не расслышал, либо не так понял.
– Отдел тяжких преступлений?.. Мне?..
– Да. Представьте себе, поворочал старыми мозгами и решил. Будете по-прежнему исполнять обязанности старшего следователя и возглавите отдел тяжких преступлений, что, как известно, предусматривает руководство уголовной полицией в мое отсутствие.
Неужели, наконец, повышение?..
Грейс краешком глаза увидел, как сморщился Кэссиан Пью, будто лимон надкусил.
Понятно, что, хотя он останется в прежнем чине, руководство уголовной полицией в качестве заместителя Джека – крупный шаг вперед.
– Спасибо… Я… польщен. – Он замешкался в нерешительности. – Элисон Воспер не возражает?
– Предоставьте Элисон мне, – отмахнулся Скеррит и повернулся к Пью: – Кэссиан, рады видеть вас в нашей команде. Рой будет завален по уши, исполняя добавочные обязанности, поэтому мне хотелось бы, чтобы вы у него приняли давние незакрытые дела. При этом, естественно, будете ему подотчетны.
Грейс с трудом сдержал мстительную ухмылку. Стоило посмотреть на физиономию Кэссиана Пью – еще та картина. Похоже на телевизионную карту погоды – кругом дожди, грозы и ни лучика солнца. Даже постоянный загар слинял.
Совещание завершилось по расписанию ровно в 11:30. Кэссиан Пью перехватил в дверях уходившего Грейса.
– Рой, – сказал он, – Элисон считает полезным, чтобы я посидел с вами на брифинге и на вечернем инструктаже… Вошел в курс дела, понял принципы вашей работы. Не возражаете? С учетом того, что мне только что Джек поручил?
Возражаю. Еще как возражаю.
Впрочем, вслух Грейс ответил:
– Лучше, по-моему, начинайте знакомиться со старыми делами, не тратя зря времени. Покажу, где лежат "глухари". Приступайте.
Мимоходом подумал, как было б приятно воткнуть ему каленую иглу в яйца.
Хотя, судя по выражению физиономии Кэссиана, за него это только что сделал Джек Скеррит.
43
Грейс сократил выступление перед прессой. В настоящее время проводились конференции политических партий, и многие репортеры, даже прямо не интересующиеся политикой, отправились на съезд к тори, где можно собрать урожай побогаче скелета в водосточной канаве – по крайней мере, с точки зрения общенациональных газет и телевизионных каналов.
Тем не менее труп неизвестной женщины послужил хорошей приманкой для местных средств массовой информации, тем более что останки обнаружены на одной из крупнейших в городе строительных площадок. Здесь сливались прошлая и сиюминутная история. Проводились аналогии с двумя случаями в 1943 году, когда в вентиляционных шахтах были обнаружены расчлененные трупы, после чего Брайтон приобрел незавидное прозвище "криминальной столицы Англии".
На пресс-конференцию явилась местная телевизионная бригада Би-би-си, представители "Радио Южных графств", молодой человек с видеокамерой с нового брайтонского телевизионного интернет-канала, команда от "Эбсолют телевижн", пара знакомых Грейсу внештатных корреспондентов лондонских газет, репортер из "Суссекс экспресс" и, разумеется, Кевин Спинелла из "Аргуса".
Хотя Спинелла жутко его раздражал, Грейс начинал испытывать к молодому журналисту невольное уважение, разглядев в нем трудягу вроде самого себя. Вдобавок, честно сдержав обещание не разглашать важные сведения, полученные от Грейса в ходе прошлого расследования, Спинелла продемонстрировал, что полиция может иметь дело с таким репортером. Некоторые полицейские видят в любом представителе прессы гадюку, но суперинтендент придерживался иного мнения. Раскрытие почти каждого крупного преступления во многом зависит от свидетелей, что-то вспомнивших граждан. Правильно сориентировав журналистов, можно переложить на них значительную часть работы.
Располагая нынешним утром скудной информацией, Грейс сосредоточился на нескольких важных пунктах. Насколько возможно, описал жертву, указал приблизительный возраст, сообщил, сколько времени тело, предположительно, пролежало в канаве, надеясь, что откликнется кто-нибудь из родных и друзей пропавших в тот период женщин, которые подходят под описание.
Добавил, что, хотя причина гибели точно не установлена, есть подозрение на насильственную смерть и предположение, что убийца, кто б он ни был, хорошо знал Брайтон и Хоув.
Выйдя из конференц-зала в 12:30, Грейс услышал, как его окликают по имени.
Оглянувшись, он разозлился, видя Кевина Спинеллу, который взял за правило отлавливать его в коридоре после брифинга и загонять в угол за пределами слышимости других журналистов.
– Суперинтендент Грейс, можно вас на два слова?
Рой на мгновение подумал, не разнюхал ли репортер о его повышении. Практически об этом невозможно было так скоро проведать, однако с некоторых пор он заподозрил, что у журналиста имеется информатор в суссекской полиции. Спинелла всегда раньше всех узнавал о любом происшествии. В какой-то момент Грейс решил до конца в этом разобраться, но оставил свое намерение. Как только начнешь копать глубже, рискуешь восстановить против себя очень многих коллег.
Молодой репортер в костюме, рубашке и галстуке выглядел гораздо импозантнее, чем в промокшем плаще на месте происшествия субботним утром.
– Я совсем по другому вопросу, – объявил он, жуя резинку. – Просто вспомнил, что хотел вам кое-что сказать. В субботу вечером мне позвонил знакомый пожарный – они ездили в Кепмтаун спасать застрявшую в лифте женщину.
– Беспокойная у тебя жизнь, парень! – улыбнулся Грейс.
– Еще бы, – без тени юмора откликнулся Спинелла, проигнорировав подковырку. – Дело в том, что та самая женщина… – Он замешкался, потер нос. – У вас ведь хороший нюх, как у всякого копа, правда?
Грейс пожал плечами, всегда осторожничая со Спинеллой.
– Так говорится про каждого полицейского.
– У меня тоже. – Репортер снова потер нос. – Нюхом чую интригующую историю. Понимаете?
– Да. – Грейс взглянул на часы. – Я спешу…
– Ладно, не буду вас задерживать. Просто предупредить хочу, вот и все. С той самой женщиной, которую они вытащили, – лет под тридцать, хорошенькая, – что-то неладно.
– В каком смысле?
– Она была страшно взволнована.
– Неудивительно, если в лифте застряла.
Спинелла покачал головой:
– Не из-за этого.
Грейс секунду смотрел на него. Известно, какие истории журналисты выносят на обложки и первые страницы: внезапные смерти, автомобильные аварии, хулиганские нападения, ограбления, интервью с родственниками пропавших… Репортеры вроде Спинеллы ежедневно встречаются с взволнованными людьми. Но этот парень, несмотря на свою молодость и относительно небольшой опыт, возможно, понимает разницу.
– Хорошо. Из-за чего?
– Она чего-то боится. На другой день газета послала фотографа, так она дверь не открыла. На первый взгляд я бы сказал, она от кого-то скрывается. Прячется.
Грейс кивнул. На ум пришло несколько мыслей.
– Кто по национальности?
– Англичанка. Белая… если еще допустимо подобное выражение, – ухмыльнулся Спинелла.
Проигнорировав последнее замечание, Грейс исключил вероятность, что женщину насильно превратили в сексуальную рабыню. Обычно такое случается с девушками из Восточной Европы и Африки. Масса вариантов. Мало ли из-за чего можно разволноваться. Одного волнения недостаточно для вмешательства полиции.
– Координаты? – спросил он, добросовестно записав в блокноте имя – Кэтрин Дженнингс, номер дома и квартиры. Попросит, чтобы кто-нибудь прогнал через компьютер, проверил, не числится ли за ней что-нибудь. Больше нечего делать, только сидеть и ждать, когда вновь всплывет это имя.
Он уже прижал карточку к панели на двери отдела тяжких преступлений, как Спинелла крикнул вслед:
– Да… суперинтендент!
Грейс оглянулся, на этот раз сердито:
– Что?
– Поздравляю с повышением!
44
11 сентября 2001 года
Ронни стоял на солнцепеке на пустом променаде, вновь убеждаясь, что мобильник выключен. Точно выключен. Посмотрел вперед, за скамейки и за парапет на морском берегу, за пустой золотистый песчаный пляж, дальше, на широкий простор океана, покрытого рябью, на далекие клубы черного, серого, оранжевого дыма, постепенно застилавшего небо и окрашивавшего его в цвет ржавчины.
Не соображая почти ничего, он помнил только, что паспорт остался в надежном месте – в номере отеля. Возможно, это хорошо. Голова была забита мыслями до отказа. Надо как-то ее освежить. Размяться физически. Или выпить.
Променад тянется влево, сколько хватает глаз. Справа на расстоянии видны силуэты всадников в парке с аттракционами на Кони-Айленде. Ближе какой-то неряшливый шестиэтажный жилой дом в строительных лесах. Чернокожий парень в кожаном пиджаке спорит с каким-то восточным типом в коротком жакете, присобранном на талии. Оба постоянно оглядываются, как бы проверяя, что никто их не видит. И все время поглядывают на него. Может, один у другого наркотики покупает, а его принимают за копа. Может быть, обсуждают футбол, бейсбол, хреновую погоду. Может, они единственные на проклятой планете ничего не знают о случившемся утром во Всемирном торговом центре.
Ронни на них глубоко плевать. Пока его не трогают, пускай хоть весь день стоят, треплются. Пусть стоят до конца света, который, возможно, скоро настанет, черт побери, судя по сегодняшним событиям.
Вот дерьмо. Что за хреновина. Ну и денек. Надо же было выбрать именно этот день для приезда сюда. И у него даже нет номера мобильника Дональда Хэткука.
И… и… и… Он старался выкинуть из головы мысль, которая настойчиво стучалась в дверь, пока та не открылась, впуская ее.
Может быть, Дональд Хэткук мертв.
Может быть, целая куча народу мертва.
Справа вдоль променада стоят в ряд магазинчики, мастерские и заведения, сплошь с русскими вывесками. Он направился к ним, волоча за собой багаж, остановился под крупным указателем в зеленом, закругленном сверху металлическом обрамлении. На нем было написано:
"Аллея Ригельман, Брайтон-Бич.
Брайтон, Вторая улица"
Несмотря на мелькавшие в голове мысли, Ронни задержался на миг около указателя, усмехнулся. Прибыл домой из дома. Что-то вроде того. Было б забавно сфотографироваться на фоне надписи. Лоррейн посмеялась бы. В другой день, в других обстоятельствах.
Он сел на скамейку, откинулся на спинку, развязал галстук, снял, сунул в карман. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, почувствовал на шее приятное дуновение. Хорошо. Сердце колотилось. Посмотрел на часы – почти полдень. Принялся стряхивать пыль с волос и одежды, чувствуя желание выпить. Обычно днем он не пьет, по крайней мере до ленча. Но глоток виски был бы сейчас очень кстати. Или бренди. Или даже водки, учитывая русские вывески.
Встал, схватил за ручку чемодан, поволок его за собой, слыша, как колесики стучат по деревянным планкам променада. Увидел впереди вывеску питейного заведения. На сине-красно-белом поле слова "Москва" и "бар". Ниже желтыми буквами по зеленому: "Татьяна".
Ронни вошел в бар "Москва". Там было почти пусто и мрачно. Справа длинная деревянная стойка с круглыми красными кожаными табуретами на хромированных ножках, слева длинная красная кожаная банкетка и металлические столики. На табуретах у стойки пара мужчин, похожих на русских бугаев из фильмов о Бонде, с бритыми головами, в черных футболках без рукавов. Оба молчат, не отрывая глаз от широкого экрана телевизора на стене. Как загипнотизированные.
Перед ними рюмки и бутылка водки в ведерке со льдом. Курят сигареты, пепельница рядом с ведерком полна окурков. Другие посетители – два молодых красавчика в дорогих кожаных куртках, с крупными кольцами – сидят на банкетке. Пьют кофе, один тоже курит.
Ронни вдохнул приятный запах кофе и сигарет. Кругом надписи на кириллице, вымпелы и флажки футбольных клубов, в основном английских – "Ньюкасл", "Манчестер Юнайтед", "Челси".
На экране изображение земного ада. Все смотрят молча. Он тоже начал смотреть – невозможно удержаться. В башни-близнецы один за другим врезаются два самолета. Башни одна за другой рушатся. Сколько раз ни смотри, становится все хуже.
– Слушаю, сэр? – прозвучал ломаный английский плюгавого бармена с копной стриженых черных волос, зачесанных вперед, в грязном фартуке поверх мятой джинсовой рубахи.
– Водка "Калашников" есть?
Бармен с недоумением вытаращил глаза.
– Ладно, – вздохнул Ронни. – Любую водку, чистую, и кофе эспрессо. Есть эспрессо?
– Русский кофе.
– Годится.
– Кофе и водка, – кивнул слизняк и пошел, горбясь, будто у него болела спина.
На экране возник пострадавший мужчина, черный, лысый, засыпанный серой пылью, в прозрачной дыхательной маске, подсоединенной к кислородному аппарату. Другой, в красном шлеме с опущенным прозрачным щитком, в красной маске и черной футболке, тащил его сквозь серый снег.
– Поганое дело, – пробормотал хилый бармен. – Прямо на Манхэттене. Даже не верится. Что-нибудь знаете? Знаете, что стряслось?
– Я там был, – сообщил Ронни.
– Правда? Там были?
– Дай выпить. Мне надо выпить! – рявкнул он.
– Сейчас принесу, не волнуйтесь. Значит, вы там были?
– Плохо понял? – грозно бросил Ронни.
Бармен поспешно повернулся, вытащил бутылку водки. Один бугай оглянулся на Ронни, поднял рюмку. Уже пьяный, спросил заплетающимся языком:
– Знаешь что? Тридцать лет назад я бы назвал тебя "товарищ". А теперь говорю "корешок". Понял?
Ронни схватил свой стакан, едва бармен успел его поставить.
– Не совсем.
– Ты гей или кто? – уточнил мужик.
– Нет, не гей.
Собеседник поставил рюмку, замахал руками, как мельница:
– Против геев ничего не имею. Против них ничего.
– Хорошо, – сказал Ронни. – Я тоже.
Русский богатырь расплылся в улыбке. Зубы жуткие, полный рот булыжников. Опять взмахнул рюмкой, и Ронни с ним чокнулся:
– Будь здоров.
На экране появился Джордж Буш. Сидел в темном костюме с оранжевым галстуком в дальнем конце школьного класса перед небольшой грифельной доской. Позади на стене висели картинки. На одной медведь в полосатом шарфе на велосипеде. Рядом с Джорджем Бушем стоял мужчина в официальном костюме и что-то шептал ему на ухо. Кадр сменился, показывая самолет, упавший на землю.
– А ты молоток, – признал русский. – Нравишься мне. Молоток. – Плеснул себе в рюмку еще водки, схватил стоявшую перед Ронни бутылку, прищурился, увидел, что она еще полная, сунул в ведерко со льдом. Проглотил свою порцию. – Пей. Сегодня нам всем надо выпить. – И опять повернулся к экрану. – Вранье. Не может быть такого.
Ронни глотнул водки, обжег горло. Через секунду выпил рюмку до дна. Она почти мгновенно подействовала, внутри вспыхнул огонь. Снова налил себе и своему новому лучшему другу.
Сидели молча, глядя на экран.
После следующих нескольких рюмок Ронни опьянел, через какое-то время слез с табурета, добрался, шатаясь, до пустой банкетки, заснул.
Очнулся с дикой головной болью и жаждой. На мгновение впал в панику.
Вещи!
Черт побери, мать твою!
Потом с облегчением увидел чемодан там, где поставил, – рядом с табуретом.
Было два часа.
В баре сидят все те же. На экране повторяются те же кадры. Он снова влез на табурет, кивнул другу.
– А как насчет папаши? – спросил русский бугай, противник Бонда.
– Да, почему о нем ни слова не говорят? – спросил другой.
– Какого папаши? – не понял бармен.
– Мы одно слышим – это наделал сын бен Ладена. А папаша где?
Теперь с экрана что-то серьезно рассказывал мэр Джулиани. Вид спокойный, озабоченный. Как у человека, способного держать ситуацию под контролем.
Новый лучший друг Ронни обратился к нему:
– Сэма Кольта знаешь?
Тот, слушая Джулиани, помотал головой:
– Нет.
– Того, что револьвер изобрел.
– А, тогда знаю.
– Знаешь, что он сказал?
– Нет.
– Сэм Кольт сказал: "Я сделал всех людей равными". – Русский усмехнулся, показав кривые зубы. – А? Да? Понял?
Ронни кивнул, заказал газированную минеральную воду и кофе. Вспомнил, что ничего не ел после завтрака, но аппетита не было.
Джулиани сменили спотыкавшиеся серые призраки. Вроде тех серых призраков, которых он раньше видел. Вдруг вспомнились стихи, заученные в школе. Стихи одного из самых любимых поэтов – Редьярда Киплинга. Настоящего мужчины.
Если сможешь не терять головы,
Когда все остальные теряют…
Если сможешь понять, что Триумф и Провал
Без конца выдают себя друг за друга…
На экране пожарный в красном шлеме с поднятым щитком плакал, закрыв лицо руками.
Ронни дотянулся, похлопал бармена по плечу. Тот отвернулся от телевизора:
– А? Что?
– У вас нет номеров? Мне номер нужен.
Новый лучший друг повернулся к нему:
– Все рейсы отменили. Так?
– Так.
– Ты откуда?
Ронни замешкался.
– Из Канады. Торонто.
– Торонто, – повторил русский. – Канада. Хорошо. – Помолчал и спросил: – Дешевый номер?
Ронни сообразил, что нельзя пользоваться кредитками, даже если на какой-нибудь что-то осталось. В бумажнике чуть меньше четырехсот долларов – можно продержаться, пока не возникнет возможность обменять другую валюту, лежащую в чемодане. Если найдется покупатель, который даст хорошую цену. И не станет задавать вопросов.
– Дешевый, – кивнул он. – Чем дешевле, тем лучше.