Айзенменгер улыбнулся, однако его голос был лишен каких бы то ни было оттенков юмора.
- Как и всего остального человечества, - заметил он.
Она смиренно приняла свое поражение.
- Люди, страдающие аутизмом и синдромом Аспергера, постоянно окружают нас, только мы не замечаем этого. А процент аутистов повышается лишь потому, что мы начинаем наконец обращать на них внимание.
- Для патологоанатома ты неплохо разбираешься в психиатрии.
Айзенменгер пожал плечами:
- Не забывай, что я занимался этим делом. Так что за последнее время я многое узнал об аутизме и синдроме Аспергера.
Вопреки общепринятым представлениям патологи не должны были заниматься изучением психических особенностей преступников. И хотя Елена знала, что Айзенменгер обладает исключительной любознательностью и аналитическим умом, требующим ответов на все вопросы, даже она была поражена глубиной его познаний.
- Как я уже сказал, аутисты и лица, страдающие синдромом Аспергера, не склонны к насилию, - ответил он, когда она выразила свое удивление. - Поэтому меня озадачило то, что их обвинили в убийстве, и я решил в этом разобраться.
- И?..
Айзенменгер нагнулся вперед и обеими руками взял свой стакан.
- Эти больные изумляют и пугают; благодаря им начинаешь понимать, насколько странной вещью является мозг, дарованный нам Богом. - Он глотнул из стакана. - При аутизме происходят нарушения мозгового обеспечения, но они настолько неуловимы, что находятся за пределами наших сегодняшних представлений. Более того, они могут быть причиной других психических заболеваний. Аутисты могут становиться психопатами и невротиками, страдающими навязчивыми состояниями. Кроме того, у них может развиться шизофрения, как это было с Мелькиором.
Елена задумалась.
- Так к убийству его подтолкнула шизофрения, а не синдром Аспергера?
- Теоретически да, - пожал плечами Айзенменгер.
- А что ты имел в виду, когда сказал, что люди, страдающие аутизмом, изумляют и пугают?
- Они гениальные идиоты.
- Да, я слышала о таких. Умственно отсталые дети, обладающие фантастическими способностями в какой-то определенной области.
- Да нет, они не являются умственно отсталыми, просто они - аутисты, но вот что касается способностей, тут ты абсолютно права. Они могут в совершенстве исполнить на рояле раз услышанное произведение или идеально воспроизвести на бумаге сложную, единожды виденную сцену. В результате начинаешь понимать, что отклонение от нормы не всегда является злом.
- Но подобные люди не способны вести самостоятельную жизнь; они постоянно нуждаются в опеке. К тому же у аутистов понижен коэффициент интеллекта. И как Пендредам удавалось жить все эти годы?
- Тяжелая стадия аутизма приводит к полной недееспособности, но это нарушение характеризуется широким диапазоном состояний, и большинство людей, страдающих синдромом Аспергера, вполне успешно социализируются. А то, что аутизм сравнивают с умственной отсталостью, - это чистое недоразумение. Начнем с того, что у них невозможно определить уровень интеллекта с помощью обычного теста; это все равно что пользоваться весами для измерения высоты - инструмент не годится. Люди, страдающие аутизмом или синдромом Аспергера, могут быть очень умными, даже гениальными. Возможно, величайшие художники страдали этим синдромом.
И братья Пендреды далеко не глупы. Если бы не их заболевание, каждый из них смог бы сделать прекрасную карьеру. Но они родились в бедной семье, и их родители, кроме упрямства, ничего такого в своих детях не замечали.
- Если Мелькиор был шизофреником и они оба страдали синдромом Аспергера, почему ими не занимались психиатры?
- Их родители отказывались от помощи. Насколько я могу судить, они предпочитали "страусиную" политику. И в какой-то мере она оказалась успешной. Их отец работал в морге Западной Королевской больницы и туда же пристроил мальчиков. Заниматься бумажной работой они не могли, зато отличились на поприще вскрытий и обработки тел.
- Будучи гениальными кретинами?
- Да, - улыбнулся Айзенменгер.
- Странная профессия.
Айзенменгер допил бренди, откинулся на спинку дивана рядом с Еленой и повернул к ней голову.
- Я же сказал тебе, что аутизм - это изумительное и пугающее состояние.
Однако, похоже, у нее это вызывало другие чувства.
- Больные синдромом Аспергера ведут простую, жестко структурированную жизнь и впадают в полное отчаяние, если та разрушается.
А родители Пендредов погибли в автомобильной катастрофе. Подобное и для нормального человека стало бы немыслимым стрессом. Можно себе представить, до чего это могло довести Пендредов.
- До чего?
- Скорее всего, именно с этого момента у Мелькиора начала развиваться шизофрения, просто его просмотрели наши чудные органы соцобеспечения. О них просто никто не вспомнил. Они жили среди нас, но, как это ни странно, на них никто не обращал внимания, никто не замечал, что они не вписываются в нашу жизнь.
- И тогда Мелькиор спятил и начал убивать людей.
- По крайней мере, именно такого объяснения придерживается полиция, - не слишком уверенным тоном ответил Айзенменгер.
- А на самом деле? - спросила Елена.
- Эта теория не так уж плоха, - вздохнул Айзенменгер. - Однако меня она никогда не убеждала.
Она понимала, что пора бы уже привыкнуть к его манере думать сразу в десяти направлениях, а озвучивать лишь одно, но с таким же успехом Елена могла внушить себе, что не следует есть шоколад.
- Может, ты объяснишь мне подробнее?
- В каком-то смысле Мелькиора обвинили именно из-за его шизофрении, ну и из-за алиби, которое было у Мартина на время последнего убийства. Однако шизофрения, как и аутизм, передается по наследству. Поэтому если смерть родителей привела к проявлению шизофрении у Мелькиора, то есть все основания предполагать, что она могла вызвать аналогичное заболевание у Мартина.
- И при этом он не прошел никакого психиатрического освидетельствования?
- Нет. Да и с чего бы? Когда Мелькиора арестовали, про Мартина вообще забыли. Ему ведь так и не было предъявлено никаких обвинений.
- То есть, возможно, Мартин столь же безумен, как и его брат?
Айзенменгер не ответил, продолжая молча смотреть на свой пустой стакан.
- Или ты хочешь сказать, что Мелькиор не был виновен? - осторожно предположила Елена. - Что все эти убийства были совершены Мартином?
На его лице появилась ленивая и загадочная улыбка.
- Говоря по совести, у меня никогда не было уверенности в том, кто их совершил. Но я же был всего-навсего судмедэкспертом, и мое мнение мало что значило.
Ах ты черт.
Гомер в сотый раз за вечер бормотал себе под нос это проклятие, - впрочем, Райт уже потерял им счет и не мог поручиться за точное их количество. Правда, он не сомневался, что Гомер регулярно повторяет его про себя в паузах между своими безапелляционными распоряжениями, которые зачастую противоречили друг другу. При этом выражение его глаз было таким же обреченным, как у бедного капитана Смита, когда в его правый борт с оглушительным грохотом врезался айсберг.
Он явно предвидел ураган, и даже зонтика под рукой не было.
Теплее в часовне не становилось, несмотря на установленное в ней временное освещение и обилие присутствовавших в ней тел, лишь одно из которых было бездыханным. Нойман, Кули и Фишер занимались разнообразными делами, собирая образцы для судмедэкспертизы, помогая Блументалю и просто слоняясь из стороны в сторону. Место наибольшей активности находилось за алтарем и в глубине часовни, где были обнаружены разрозненные частицы человеческого мозга вперемешку с осколками керамики и заваленные горой мусора выпотрошенные останки Патрика Уилмса. Местонахождение его внутренних органов по-прежнему оставалось неизвестным.
Райт оставил раздраженного и озабоченного Гомера наблюдать за группой экспертов, разбиравших и раскладывавших по отдельным мешкам бесконечно разнообразный ассортимент использованных презервативов, иголок, шприцов, серебряной фольги, жевательных резинок, грязной бумаги и других предметов, которые человечество производит лишь для того, чтобы их выбросить, и, держа в руках записную книжку, направился к Блументалю.
Блументаль, облаченный в бесформенный белый комбинезон, придававший его лицу болезненный вид, оторвался от бывшего вояки и поднял голову.
- Вы замечаете, сержант, насколько вы стереотипны?
- Прошу прощения?
- Ваша записная книжка, - пояснил Блументаль, указывая на нее одноразовым скальпелем небесно-голубого цвета. - На дворе уже двадцать первый век. Почему бы вам не заносить свои несомненно проницательные наблюдения и ошарашивающие выводы в такие интересные штучки, которые знающие люди, кажется, называют ноутбуками? Вы фиксируете в нем всю информацию, потом бежите в участок, сгружаете все в центральный компьютер, через час он устанавливает все сходства и взаимосвязи, и преступник пойман. Вот как надо работать, - подвел итог Блументаль.
Райт, заплутавший в тумане сомнений и гадавший, шутит патологоанатом или говорит серьезно, грубит или же блещет остроумием, не сразу нашелся, что ответить, и решил обойтись элементарным:
- Да, сэр. Но у него может сесть батарейка.
Блументаль смотрел на него в течение нескольких секунд, не в силах произнести ни слова, а затем разразился лающим смехом, который был столь же уничижительным, сколь и восхищенным.
- Вы знаете, сержант, я даже не могу понять, кто вы - троглодит или провидец. - Он поднял глаза к терявшемуся во тьме своду потолка. - Что делает вас достойным увековечения.
После этого Райт уже готов был вызвать психиатра, если не для Блументаля, то по крайней мере для себя, но в этот момент в поле его зрения снова оказался Гомер, которому как-то удалось вернуть себе более или менее нормальный вид.
- Что у вас есть для меня, доктор? - осведомился он.
Блументаль мгновенно перешел от трансцендентального к земному, оставив Райта в растерянности и недоумении.
- Все как всегда, мой дорогой Гомер, все как всегда. Один труп и масса суеты.
Однако Гомер был далеко не в том настроении, чтобы спокойно реагировать на такое легкомыслие.
- Меня не интересуют взгляды дипломированного мясника. Скажи мне - это убийство такое же, как предыдущее? Это Мартин Пендред?
Блументаль, для которого ярость Гомера значила не больше, чем прыщик на языке, снисходительно улыбнулся:
- На трупе имеется лишь один разрез, используемый обычно для изъятия внутренних органов, но поскольку он зашит, я не могу ничего утверждать с уверенностью.
- С какой еще целью человек стал бы делать такой разрез?
- Я патологоанатом, а не психиатр. Я говорю только о том, что, пока я снова не вскрою тело, я не смогу утверждать, что внутренних органов в нем нет.
Лицо Гомера отразило отчаяние, сосредоточенное в области его губ, которые надулись, как у младенца.
- Но по крайней мере вы можете утверждать, что его мозг изъят? Он там, за алтарем, так что, надеюсь, вы в состоянии сделать вывод, что в черепе его нет.
Ответ Блументаля прозвучал настолько простодушно, что трудно было определить, шутит он или говорит серьезно:
- В затылочной области действительно имеется разрез с наложенными на него швами, и, насколько я могу судить, крышка черепа была отделена, однако в настоящий момент, старший инспектор, я не могу разделить с вами вашу уверенность.
- Что? - Жалобность тона не смогла одержать верх над скептическим отношением к авторитетам.
- Ведь нетрудно допустить, что этот мозг не имеет никакого отношения к нашему телу. Возможно, где-нибудь поблизости находится еще один разъятый труп. Пока мы не воспользовались чудесами современной идентификации ДНК, мы только гипотетически можем утверждать, что этот орган находился в этом черепе.
Блументаль расплылся в благостной улыбке, а Гомер от изумления раскрыл рот. По прошествии нескольких секунд этого кататонического состояния Гомер справился с выражением своего лица и резко отвернулся, готовясь разразиться еще ругательной тирадой.
- Не знаю, как вам, сэр, но лично мне кажется, что доктор Блументаль сошел с ума, - сочувственно прошептал ему на ухо Райт.
- Нет, Райт, он не сошел с ума, - он всегда был сумасшедшим, - излишне громко ответил Гомер. - Ты же видишь, чем он зарабатывает себе на жизнь. Патологоанатомы, они все больны на голову.
Гомер не увидел, как улыбка Блументаля стала еще шире, превратившись в ухмылку, и как он слегка кивнул, подтверждая его предположение.
- У нас есть что-нибудь, позволяющее установить его личность? - осведомился он у Райта.
Райт уткнулся в свою верную записную книжку:
- В левом кармане брюк проездной билет на имя Патрика Уилмса.
И впервые за этот вечер на лице Гомера забрезжил проблеск надежды.
- Уилмс? Это имя что-нибудь говорит нам?
Райт нахмурился, но решил не выдавать своего неведения. Гомер в предвкушении успеха глубоко задумался.
- Уилмс! - внезапно вскричал он. - Так ведь это же их сосед!
- Что?
- Патрик Уилмс - сосед Пендредов. Редкостный сквалыга, но, следует отдать ему должное, он всегда утверждал, что Пендреды - убийцы. - Сержант поспешно заносил все это в свою записную книжку. - Срочно отправляйтесь в дом к Уилмсу, - добавил Гомер. - Если никто не ответит, взламывайте дверь.
- Вы уверены, что это разумно, сэр?
- Выполняйте, Райт. Вы всегда сможете сослаться на то, что вас тревожит его безопасность.
- Да, сэр, - ответил Райт с таким страдальческим видом, словно у него был чирей на заднице.
- Кто обнаружил тело?
- Да тут одна парочка, сэр.
Райт ошибочно счел, что это вполне разумный ответ, - он забыл, что перед ним находится человек, считающий, что над ним нависла смертельная опасность, а потому не склонный к умиротворению.
- Парочка? Какая парочка? Парочка собак? Пришельцев? Педофилов?
- Да нет, один парень со своей подружкой, сэр.
- В следующий раз так и говори. Как их зовут?
- Дэйн Стерж и Мелани Дэй.
- Где они сейчас?
- В машине.
И Гомер, не говоря больше ни слова, оставил Райта и отправился к свидетелям; Райт молча проводил его взглядом, но широкая улыбка Блументаля отравила ему даже эту последнюю радость.
Занятие любовью по-прежнему таило для него открытия. Чувство новизны пронизало его, когда они уже лежали накрывшись простыней и она вдруг начала его целовать - именно в этот момент он подумал о том, как ему повезло. Он чувствовал себя утомленным и тем не менее с готовностью откликнулся, сначала покрыв поцелуями ее плечи, а затем начав спускаться ниже, не переставая восхищаться гладкостью и ухоженностью ее тела и радуясь тому, как она реагирует на его прикосновения.
Она лежала откинувшись назад, а он обнимал ладонью ее левую грудь, сжимая сосок указательным и средним пальцами. Он не заметил, в какой именно момент она отстранилась, приглашая его руку дальше; он медленно скользнул вниз, погружаясь в благоуханное тепло ее тела, а затем она раздвинула ноги и для него распахнулся целый мир.
Небольшая степень их знакомства все еще порождала моменты некоторой неловкости, когда предшествовавший опыт мешал взаимопониманию, но, казалось, в эту ночь они ощущали друг друга как никогда. Они как будто совершали вместе какой-то танец - их телодвижения дополняли друг друга, вызывая естественные реакции и отклики; она целиком растворялась в его движениях, а потом брала на себя роль лидера, испытывая при этом такое удовольствие, которого он никогда прежде в ней не замечал. И вот, после того как они оба насытились друг другом, познав и овладев всем, чем только было можно, она попросила его откинуться назад, а сама встала на колени, так что ее силуэт стал полуразличим на фоне оранжевого света уличного фонаря, просвечивавшего сквозь занавески на окнах.
Елена, выпрямив спину, начала медленно и сладострастно двигаться из стороны в сторону. Ее легкое дыхание становилось все чаще, а вместе с ним увеличивалась и скорость ее плавных движений. Он обхватил ее бедра, пытаясь скоординировать их движения, но она становилась все более необузданной, рот ее приоткрылся, тело изогнулось.
Он провел пальцами левой руки между ее ног, и при первом же прикосновении она резко увеличила скорость своих телодвижений, и он с головокружительным восторгом ощутил, как начинает терять самообладание. В течение нескольких секунд, показавшихся ему минутами, она продолжала неистовствовать, а он пытался сдержать ее, не убирая при этом своей руки из ее промежности, потом она внезапно замерла, и ее тело изогнулось, как плакучая ива. Он тоже был уже на грани и, перехватив инициативу, принялся двигать бедрами, пока не достиг оргазма - именно в этот момент он приподнялся и обеими руками обхватил ее груди.
Он оставался в ней столько, сколько мог, наслаждаясь прикосновением ее груди и не сознавая, что она уже вернулась в настоящее, которое отступило на время, пока они занимались любовью. Даже после того, как он окончательно расслабился, а она легла рядом, он так и не понял, что что-то произошло. Он лежал на спине, ощущая полное удовлетворение и полагая, что она испытывает то же самое, и то, что она отвернулась от него и легла на бок, не вызвало у него никаких подозрений.
Гомер открыл дверцу полицейской машины и залез внутрь, не говоря ни слова пассажирам, сидевшим сзади.
- Так, вы двое, - обернувшись, произнес он. - Как вас зовут?
Гомер видел, что свидетели замерзли и находятся в состоянии шока, но ему было глубоко наплевать на это, так как его собственная голова держалась на волоске. Девица пыталась сдержать слезы, но у нее это плохо получалось. Когда Дэйн назвал свое имя, причем Гомеру почудилось, будто он произнес его таким тоном, словно ему уже не впервые доводилось это делать, она разразилась еще более безутешными рыданиями, так что Дэйну пришлось называть и ее имя.
- Как вы оказались в часовне?
- Мы прятались там от дождя.
- Понятно, - вздохнул Гомер с театральным видом и, выдержав паузу, устремил на них пристальный взгляд. - Ну так что? Наркотики?
- Да нет! - тут же отреагировал Дэйн. И даже Мелани решительно затрясла головой.
- Я не сказал бы, что эта часовня расположена в очень оживленном месте. А потому скажите-ка мне, что вы делали на кладбище?
Однако Дэйн решил удостовериться в том, что вопрос о наркотиках исчерпан:
- Я не принимаю наркотики и не имею к ним никакого отношения.
- Так почему же вы оказались в часовне?
Их колебания объяснили Гомеру все.
- Трахались, - устало констатировал он с видом изможденного родителя.
Дэйн выдавил из себя улыбку, в которой соединились робость и наглость, а Мелани снова начала всхлипывать.
- И как вы обнаружили труп?
- Мы его заметили, - ответил Дэйн.
Однако этот безыскусный ответ не произвел на Гомера никакого впечатления.
- Заметили? Что это значит?
Дэйн пожал плечами и произнес фразу, которая красноречиво свидетельствовала о том, что он что-то скрывает:
- Мы просто заглянули за алтарь и увидели его.
Терпение Гомера было на исходе.