Фрэнни отпила немного вина и почувствовала надменный взгляд третьего маркиза, уставившегося на нее со стены. Девушка смутилась, не в силах отделаться от ощущения, что человек на портрете рассматривает ее.
Перед глазами проносились ужасные картины смерти жены Оливера. Фрэнни тоже отчетливо помнила всю сцену. Вдобавок она знала и то, что рассказывали потом продавцы магазина и ее родители. Как женщине начисто отсекло голову острым стеклом и как голова откатилась в другой конец магазина. Как все книги до единой пришлось выкинуть, так как они были забрызганы кровью.
Ей овладело странное чувство – смесь восторга и страха. Как будто какая-то непонятная сила определила их судьбу и Фрэнни была лишь частичкой ее плана. Но ведь было еще что-то, о чем Оливер умалчивал. Знал ли он, что они уже встречались? Были ли у него какие-то особые причины искать ее? Привозить сюда?
Пламя свечей вновь вытянулось. Позади раздался треск, как будто кто-то ступил на половицу, но Фрэнни не желала показывать свой страх маркизу, смотревшему со стены. В домах всегда что-нибудь скрипит и трещит. Перепад температур – дневной и ночной. Сжатие и растяжение. В Британском музее раздаются такие же звуки. Она много раз оставалась одна в подвалах музея, окруженная мумиями и закрытыми гробами, не раз бывала в погребальных склепах. Не мертвые пугали ее, а живые. Привидений она не боялась.
Фрэнни знала, что в комнате, кроме нее, никого не было: дверь позади нее была закрыта, а впереди даже в темноте все просматривалось. Но когда что-то коснулось ее затылка, она подпрыгнула, крик застрял в горле. То же самое "что-то" скользнуло по ее щеке. Потом по уху. Перед глазами мелькнула тень. Бабочка, порхнувшая по замысловатой траектории прямо перед лицом. Тень бабочки пронеслась по столу.
Как только Фрэнни перевела дух, грохот прямо за спиной едва не сбросил ее со стула на пол.
Она обернулась в ужасе. Стена была пуста; там, где до этого висел портрет белолицей девушки из прошлого, Фрэнни увидела лишь темный прямоугольник с огромным крюком посередине. Картина лежала на полу лицевой стороной вниз; обломки деревянной рамы, разлетевшейся от удара, напоминали сломанные кости. Она услышала шелест, и занавески ветром вытянуло в окно. Затем обе свечи погасли, и дверь захлопнулась.
– Фрэнни? – раздался голос Оливера.
Она открыла рот, но не могла произнести ни звука. Послышался щелчок – вспыхнул свет, и она заморгала. Оливер взволнованно переводил взгляд с Фрэнни на упавшую картину и обратно.
– Что случилось? С тобой все в порядке? – Он подошел к портрету, присел и поднял два куска проволоки. – Порвалась, – констатировал он. – Чертовски непрочная проволока, кто бы ее ни закреплял. Могло покалечить кого-нибудь.
– Со мной чуть разрыв сердца не случился!
Он переводил взгляд с одной картины на другую, по очереди исследуя все остальные.
– Я прошу прощения за Эдварда, он обычно спит спокойно.
– Может, все еще переживает несчастный случай с лодкой – или с пальцами Доминика; после такого любому ребенку будут сниться кошмары.
Он немного расслабился.
– Ты бледная как полотно.
– Меня напугала эта картина!
– Прости, пожалуйста. – Он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся. – Ну вот. Теперь мы довольно хорошо знакомы!
Фрэнни пожала плечами.
– У меня было чувство на Кингс-Кросс, что я тебя уже где-то видела. И это грызло меня.
– Ты часто работаешь в кафе?
– В детстве – на каникулах, и потом, когда училась в университете. Отец обычно платил мне, что мне очень нравилось. Но в новом кафе я уже не работала. Срок аренды истек, и им пришлось освободить помещение. – Она вопросительно взглянула на него.
Он шагнул к ней.
– Я… Я действительно очень рад, что ты здесь.
– Несмотря на это совпадение?
Оливер руками обвил ее талию, и она почувствовала осторожное прикосновение его сильных пальцев. Он немного откинул голову назад. Волосы полностью закрыли его лоб, а в глазах от пламени свечей плясали огоньки.
– Может быть, ты принесешь мне удачу.
– Надеюсь.
Они не отрываясь смотрели друг на друга; их лица медленно сближались. Их губы соприкоснулись легко, словно изучая друг друга. Некоторое время они стояли, глядя друг другу в глаза, потом снова поцеловались. Она удивилась, какие у него мягкие и нежные губы. Его руки напряглись, он сжал девушку в объятиях сильнее. Фрэнни прижалась к нему, чувствуя теперь себя в безопасности; ее страхи растаяли, уступив место всепоглощающей страсти. Она неистово целовала его, запустив пальцы в мягкие волосы, вдыхая легкий аромат его кожи, чувствуя силу его тела.
Они разжали объятия и еще раз посмотрели друг на друга. Оливер обхватил руками ее лицо, легонько поцеловал в глаза, затем заглянул в них с надеждой и нежностью.
– Пойдем, – произнес он.
10
Среди ночи Фрэнни внезапно проснулась от резкого звука. Это было похоже на щелчок выключателя или стук задвигаемого ящика шкафа. Фрэнни села, спросонья не понимая, где она. Потом перевела дыхание и снова откинулась на подушку, стараясь не разбудить Оливера, крепко спавшего рядом с ней. Позади него догорала свеча. Тишину ночи прорезало уханье совы, доносившееся снаружи.
Фрэнни не могла заснуть; что-то мешало ей. Крик совы раздался снова: далекий, одинокий зов, словно сигнал, посылаемый в пространство, на который нет ответа. Пламя свечи задрожало, по стенам заметались тени. Фрэнни медленно обвела взглядом комнату: темный полог огромной четырехспальной кровати, толстые ковры на полу, стены, прихотливо расписанные херувимами и женщинами во вкусе Рубенса.
Рука Оливера под тонкой простыней легла ей на живот. Он повернулся, и его подбородок, обросший колючей щетиной, уткнулся ей в плечо. Фрэнни улыбнулась, вспомнив наслаждение, испытанное в последние часы, и ее страх отступил. Она чувствовала себя пустой, как скорлупа ореха, и в то же время восхитительно переполненной, словно живое воплощение принципа равновесия. Они занимались любовью почти всю ночь напролет, прерываясь лишь, чтобы в изнеможении ненадолго уснуть, а потом начать все сначала. Фрэнни почувствовала, как Оливер потерся носом о ее щеку, медленно провел пальцами по ее телу.
Она поцеловала его в ответ: их губы слипались, кожа была влажной от пота. Он целовал ее шею, потом грудь, плечи. Легонько провел пальцем между ключиц, а затем молча посмотрел на нее с восхищением. И вот она уже снова хотела его, как будто ночь только начиналась. Фрэнни притянула Оливера к себе, обвив его руками, ее тело напряглось, отзываясь на ответные ласки и страстные поцелуи, желание переполняло ее так, что она едва удерживалась, чтобы не закричать; наконец она крепко прижала его к себе, охватив его голову руками, и застонала от невероятного наслаждения, граничащего с болью, повторяя имя Оливера снова и снова с таким неистовством, как будто от этого зависела судьба всего мира.
Потом они лежали тяжело дыша; она вдыхала аромат секса и чувствовала на губах соленый вкус его тела. Оливер уткнулся лицом ей в грудь, она перебирала пальцами пряди его волос.
На макушке Оливера она заметила маленькую проплешину, участок белой кожи. От этого он казался таким уязвимым, словно она смотрела на его череп. Фрэнни содрогнулась, но продолжала смотреть, зачарованная. Она знала, что кожа человека постоянно обновляется, каждую неделю нарастает новый слой. Ежедневно набирается столько кусочков отмершей белой кожи, что ими можно наполнить суповую тарелку. Интересно, сколько кожи ушло на книгу, вдруг подумала она.
Фрэнни поцеловала Оливера в голову, испугавшись собственных мыслей, и на мгновение зарылась лицом в его волосы.
Он повернулся к ней и, став на мгновение серьезным, встревоженно посмотрел ей в глаза.
– Что такое? – спросила она.
Сначала Оливер не ответил. Немного погодя его рука сжала ее плечо.
– Сколько языков ты знаешь?
Фрэнни, несколько удивленная, ответила:
– Английский. Немного французский. Итальянский. И понимаю латынь, – прибавила она. – А что?
– Ты не говоришь по-арабски? Или на каком-нибудь мертвом языке, кроме латыни?
Фрэнни улыбнулась:
– Нет. Тебе нужно что-то перевести?
Он промолчал.
– Я очень удивилась, услышав, как Эдвард говорит на латыни, – произнесла она.
Оливер, казалось, весь сжался.
– Он говорил с тобой на латыни?
Фрэнни внезапно стало зябко, несмотря на то, что она была укрыта простыней, и она прижалась к Оливеру.
– У него невероятные познания в ботанике. Он, по-моему, знает все латинские названия растений.
– Растений? – тихо переспросил Оливер.
Фрэнни откинула волосы с его лба и пригладила их.
– Блестящий сын блестящего папы.
Он снова промолчал. И они уснули.
Комната была наполнена солнечным светом, когда Фрэнни разбудил звон часов. Она с трудом разлепила тяжелые веки и заморгала. Оливер сидел на краю кровати в пестром шерстяном халате, улыбаясь ей. На его бледном от усталости лице особенно выделялась темная щетина, а растрепанные волосы, в беспорядке спадающие на лоб, придавали ему несколько свирепый вид, который она нашла привлекательным. Дыхание пахло мятой, как будто он только что почистил зубы.
– Доброе утро, – сказал он.
– Который час?
– Шесть, – тихо ответил Оливер. – Я не хочу, чтобы ты уходила, но Эдвард часто приходит ко мне… и я…
Она кивнула.
Оливер сжал ее руку и задумчиво взглянул на нее.
– Можешь поваляться в своей кровати; встанешь, когда пожелаешь, а я приготовлю завтрак. Можешь спать сколько угодно – сегодня можно побездельничать.
Она, отбросив волосы с лица, заставила себя подняться. Оливер снял свой халат и накинул ей на плечи:
– Надень.
Фрэнни нырнула в него, и ее руки исчезли в широких рукавах, а встав на пол, она едва не споткнулась, наступив на полу халата. Она собрала в охапку свою одежду и туфли и направилась к двери. Оливер вышел вместе с ней в коридор; они тихо постояли там, как тайные любовники. Он обнял Фрэнни, и она взглядом попрощалась с ним.
– Увидимся чуть позже, – прошептал Оливеру поцеловав ее легонько в лоб.
Она босиком двинулась по коридору. Мимо приоткрытой двери комнаты Эдварда она тихонько прошла на цыпочках и, дойдя до собственной комнаты, открыла дверь, а потом закрыла за собой так тихо, как только смогла.
Она вдохнула особый, едва уловимый запах своей спальни, забралась между прохладными свежими простынями и заснула.
11
Когда Фрэнни было девять лет, она прочитала на первой странице отцовской газеты, как семья во время прогулки на своей яхте напоролась на мину, поставленную немцами во время Второй мировой войны. Мина сорвалась с якоря и, по-видимому, уже много дней дрейфовала в водах Ла-Манша. По данным береговой охраны, за последнее десятилетие это была первая обнаруженная мина. Вся семья погибла.
Фрэнни с удивлением подумала, почему это вдруг вспомнилось ей сейчас. В детстве эта история очень сильно на нее подействовала, и потом она еще долго боялась плавать на кораблях. Часы пробили семь раз.
Часы пробили четверть восьмого, затем половину. Фрэнни окончательно проснулась и лежала в теплой постели, слишком возбужденная, чтобы заснуть. Она слушала щебетание птиц, чувствуя сквозь опущенные веки, как становится светлее.
В конце концов она выскользнула из постели, оделась и тихонько спустилась вниз.
Выйдя в коридор, Фрэнни с удивлением услышала звук работающего телевизора. Он раздавался из комнатки возле кухни, и она заглянула туда. Эдвард лежал на полу в халате, поглощенный мультфильмом.
– Привет, – сказала Фрэнни. – Рано ты сегодня.
Он не отрывал взгляд от экрана и на приветствие не реагировал. Рядом на ковре валялась большая спичечная коробка. События на экране достигли кульминации. Фрэнни с мягкой улыбкой смотрела, как собака из мультфильма прокатилась по скользкому полу и вылетела в окно. Картинка сжалась в маленький кружок на черном экране. Пошли титры.
Эдвард повернулся к ней. Он был бледен, а глаза покраснели от слез. Фрэнни встревожилась.
– Что случилось? – спросила она, опускаясь на пол рядом с мальчиком.
– Со мной опять было что-то плохое, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – произнесла Фрэнни с нарастающим беспокойством.
Мгновение он помолчал.
– Это мой последний уик-энд перед школой.
Она улыбнулась, успокаиваясь.
– Тогда мы постараемся побольше успеть сегодня, так ведь?
– Ты любишь насекомых, Фрэнни? – спросил он угрюмо.
– Нет. А что?
Он выключил звук телевизора, затем поднял с пола коробочку.
– Это мой новый друг.
Фрэнни осторожно заглянула в коробку. Сначала она ничего не заметила. Эдвард наклонил коробок и постучал по нему.
– Давай, мистер Бин. Я зову его мистер Бин, потому что он похож на Ройана Аткинсона.
Она заметила подергивающиеся усики. Маленький коричневый жук выполз наружу. Фрэнни почувствовала отвращение.
– Ты знаешь Джонатана Маунтджоя, Эдвард? – Она посмотрела ему в лицо, но его внимание было поглощено жуком.
– Поворачивай, мистер Бин, – сказал он и легонько встряхнул коробку. Но жук упорно карабкался на край, пытаясь выбраться. Начинался новый мультфильм. Эдвард повернулся к экрану. – Я буду смотреть. А ты хочешь?
– Я хочу пройтись, а когда вернусь, обязательно посмотрю.
Он схватил пульт управления и включил звук, уже вновь полностью поглощенный телевизором, как будто не слышал ее ответа. Про ее вопрос он забыл так же, как и про спичечный коробок, валявшийся на полу.
Фрэнни часто слышала, что одаренные дети иногда ведут себя так, будто живут в каком-то другом мире. Она хотела бы знать, можно ли объяснить этим поведение Эдварда. И решила поговорить с Оливером.
Она захлопнула за собой входную дверь и направилась к озеру. Утро было прекрасное, и Фрэнни остановилась на изящном каменном мостике, соединяющем берега озера в самом узком месте.
Положив руки на каменные перила, она впервые заметила, что они как-то постарели; хотя пальцы были все еще тонкие и изящные, кожа стала сухой и огрубела; возможно, это от раскопок, подумала Фрэнни. Она вдохнула запах Оливера, источаемый всем ее телом, и ей захотелось, чтобы он сейчас оказался рядом.
Фрэнни понимала, что должна ликовать от счастья, но что-то не позволяло ей наслаждаться жизнью в полной мере. Невысказанное сомнение, словно заноза, сидевшая в мозгу. К ней вернулось ощущение, что происходит что-то не то. Ржавая мина сорвалась с якоря и, невидимая, дрейфует под водой. Она только и ждет соприкосновения.
Фрэнни одернула себя: детские страхи.
Ощущение усилилось, когда она направилась обратно к дому. Фрэнни пошла другой дорогой и через несколько минут уже заблудилась в лесу. Потом она вышла на тропинку, ведущую вдоль незнакомого кукурузного поля, в центре которого возвышался столб, и решила, что слишком забрала на восток.
Она прошла в нужном направлении и через четверть часа оказалась в уже знакомых местах. Фрэнни узнала развалившийся каменный памятник, мимо которого она проходила с Эдвардом, и огромные буковые деревья вдали.
Вступив под их тяжелые кроны, она заметила впереди что-то странное. Сначала ей показалось, что это сломанная ветка, но, подойдя поближе, Фрэнни разглядела какое-то животное. Оно выглядело как лисица, попавшая в западню, подумала она, и в желудке у нее забурлило. Животное не двигалось, будучи подвешено за шею к ветке дерева.
Фрэнни зажала рот рукой, сдерживая крик, и в ужасе остановилась как вкопанная. Она слышала свое тяжелое дыхание и чувствовала тупую боль в желудке.
Темно-коричневый глаз уставился на нее, блестя на солнце, как мрамор.
Фрэнни попятилась и споткнулась о камень. Невидящий, немигающий взор не отпускал ее. Открытый рот обнажил десны, еще вчера влажные от слюны, а сегодня высохшие, как старый резиновый шланг. Лапы Капитана Кирка были неуклюже вывернуты; казалось, он просто спит на кухонном полу, а не висит в тонкой проволочной петле.
Сердце колотилось от страха, но Фрэнни взяла себя в руки и медленно подошла к собаке, чтобы убедиться, что ей уже ничем нельзя помочь. Одного короткого прикосновения было достаточно. Кожа под шелковой шерстью сверкала мертвой фарфоровой белизной.
Она примчалась к дому, поднялась наверх и направилась в комнату Оливера. Дверь была открыта, внутри – пусто. Фрэнни услышала шум льющейся воды в ванной по другую сторону лестничной площадки и постучала.
Оливер, обернув полотенце вокруг пояса, отворил дверь с теплой улыбкой, которая исчезла, едва он увидел выражение лица Фрэнни.
– Я не знаю, видел ли Эдвард, – говорила она, пока Оливер в спешке одевался. – Он плакал утром, но я не уверена, что из-за того, что скоро в школу.
– Цыгане, – со злостью произнес он, не слушая ее, завязывая шнурки на своих парусиновых туфлях. – У нас были неприятности с цыганами, которые недавно останавливались табором неподалеку. Капитан Кирк укусил одного из них.
Они тихонько вышли из дома, надеясь, что Эдвард не услышит их, держа в руках мешок и клещи. Они перерезали проволоку и сняли собаку. Фрэнни предложила вызвать полицию, но Оливер не поддержал идею. Вместо этого он положил мешок с телом в багажник и отвез его своему егерю, чтобы тот похоронил спаниеля.
Фрэнни вернулась домой и залезла в горячую ванну. Она долго лежала в воде, уставшая и измученная, пытаясь собраться с мыслями. Пытаясь забыть, но безуспешно, вчерашнее столкновение Эдварда и Капитана Кирка и отделаться от мысли, что, возможно, собаку убили совсем не цыгане.
Потом она вспомнила, с какой нежностью он обнимал спаниеля тогда, на кухне, и, совершенно запутавшись, наконец сдалась.
Через час, когда Фрэнни вошла в кухню, ее встретил аромат свежесваренного кофе и яичницы, непонятно почему придавший ей уверенность в себе и чувство, что все в порядке. Потом она поняла, что это напомнило ей один из самых знакомых запахов – запах родительского кафе.
Оливер, в кухонном переднике поверх джинсовой рубашки, обкладывал курицу, лежащую на противне, дольками чеснока. Эдвард стоял на коленях возле сооруженного им из конструктора "Лего" загончика, внутри которого ползал жук. На столе, посреди наваленных воскресных газет, кукурузных хлопьев и джема, она заметила свободное место, которое, как поняла Фрэнни, оставили для нее.
– Привет. – Оливер скорчил заговорщическую мину.
Эдвард не поднял головы. Присутствие мальчика сковывало ее. Из-за того ли, что она еще не поняла, друг он или враг? Но он еще ребенок, напомнила себе Фрэнни. И его собака умерла.
– Хочешь позавтракать? Сегодня коронное блюдо – французские тосты. – Оливер мастерски разыгрывал перед ними сцену.
– Да, пожалуй, – произнес весело Эдвард.
– Эй, ты уже ел!
– Можно мне еще? Пожалуйста.
– Ты правда хочешь еще?
Эдвард кивнул.
– Пап, ничего, если мы с Фрэнни покатаемся сегодня верхом?
Фрэнни недоуменно посмотрела на мальчика, потом перевела взгляд на Оливера. Знает ли Эдвард про Капитана Кирка или нет? Должен знать, подумала она, иначе он стал бы искать его.
Зазвонил телефон.
– Ты сегодня идешь в гости.