– Вторник? Я проверю, подождите.
Она прижала трубку к полотенцу на бедре, ее мозг лихорадочно работал. Вторник. Ничего не назначено. Ее записная книжка лежала в спальне, но она знала, что свободна.
– Да, вторник меня устраивает.
– Я пытаюсь вспомнить какое-нибудь место недалеко от вас. Вы знаете Гревилл-стрит?
– Около Грейс-Инн-роуд?
– Да. Там в переулке есть винный бар под названием "Кровоточащее сердце". В хорошую погоду там можно посидеть за столиком на улице.
– Отлично. Я найду.
– Вам удобно в час?
– Да, прекрасно, – сказала она. – До встречи.
Фрэнни пришла на десять минут раньше, потому что отыскала "Кровоточащее сердце" быстрее, чем ожидала. Она надела свой выходной летний костюм темно-синего цвета, белую блузку с отложным воротником и единственные приличные синие туфли. У нее было прекрасное настроение, когда она двадцать минут назад выходила из музея. Сейчас же она представляла собой комок нервов.
Фрэнни прошла через внутренний дворик и перешла на другую сторону улицы, в тень, подальше от палящего полуденного солнца, гадая, нет ли в том, что он выбрал именно это место, некоего тонкого юмора, который она не улавливала.
Она взглянула на свое отражение в витрине магазина, убедившись, что ее лицо в порядке и нос не блестит, затем прошлась нервной походкой, не в силах стоять спокойно, бросая взгляды на другие витрины, но почти не замечая, что там. Вместо этого она думала о нем. Оливер Халкин. Все сложилось так, что она встретила его на вокзале и, может быть, никогда после сегодняшнего дня больше не увидит. Его – чье лицо она даже не могла вспомнить, пока не услышала голос. Более того, Фрэнни сомневалась, что сразу узнает его.
Без пяти час она повернула обратно и дошла до симпатичного внутреннего дворика, вымощенного булыжником, где прямо на улице стояли столики, часть из которых была уже занята. Официантка осведомилась, заказан ли у нее столик, и Фрэнни назвала ей имя Оливера Халкина.
Девушка скрылась внутри, через мгновение вновь появившись.
– Он еще не пришел.
Она подвела Фрэнни к столику на солнечной стороне, спросив, не желает ли она чего-нибудь выпить.
– Я подожду немного, – ответила та.
Фрэнни села, осматриваясь вокруг. За соседним столиком сидели три хорошо одетые женщины и болтали без умолку. Столик напротив нее занимали двое мужчин: один поглощал суп, второй пытался справиться с артишоком. Блондин держал за руку женщину в нарядном платье, они входили в бар. Фрэнни услышала слабый стук ножей и вилок, звон бокалов и уловила запах жареной рыбы.
Высокий темноволосый мужчина торопливо вошел с улицы. Он походил по возрасту и телосложению на Оливера Халкина, и Фрэнни на мгновение подумала, не он ли это. Мужчина поймал ее взгляд и заколебался, глядя на нее выжидательно, но явно не узнавая, а затем прошел мимо и направился внутрь кафе.
Роскошная женщина лет тридцати в белом брючном костюме, с золотыми цепочками, бренчащими на запястьях, с важным видом процокала каблучками по булыжной мостовой. Аромат ее духов коснулся ноздрей Фрэнни. За несколько кварталов вдруг взвыла сирена. Затем вошел Оливер Халкин.
Фрэнни встала, и он направился к ней, широко улыбаясь, оттесняя все остальное вокруг нее на второй план. Он остановился перед ней в нерешительности, затем с неловким видом протянул руку. Его рукопожатие было крепким и до смешного официальным.
– Франческа. Прошу прощения за опоздание… Понимаете, уличное движение… – Он поднял руки и уронил их с извиняющимся видом. – Вы не очень долго ждали?
– Всего лишь несколько минут. Я пришла раньше времени.
Он был выше и имел более крепкое сложение, чем ей помнилось, и сейчас, в ярком дневном свете, тянул скорее на сорок лет, чем на тридцать пять. Одет был примерно так же, как и в прошлый раз, разве что смотрелся элегантнее и свежее в хорошо выглаженном полотняном костюме, полосатой бело-голубой рубашке и галстуке с рисунком, напоминающим бегемотов. Он показался Фрэнни столь же красивым, что и в первый раз, даже более того.
Они мгновение изучали друг друга, будто не доверяя своей памяти и желая убедиться, что все правильно. Потом он наклонился к ней и, заговорщически понизив голос, произнес:
– Знаете, вы мне больше нравитесь без контрабаса.
– Если бы не он, вам не удалось бы встретить незнакомку неземной красоты.
Фрэнни улыбнулась, сама удивляясь своему игривому тону. Теперь, когда он был здесь, ее напряжение почти совсем улетучилось, и она мгновенно почувствовала то же влечение к нему, что и раньше.
Он сел напротив нее. Подошла официантка с двумя меню и осведомилась, что они будут пить.
Фрэнни выбрала спритцер, и Оливер заказал то же. Он посмотрел на свои колени, потом вверх, взялся за край стола, как будто хотел подвинуть его, не зная, куда девать руки. Он сложил их, развел и в конце концов положил на край стола. Это были большие, сильные руки с тонкими изящными пальцами и ровно срезанными ногтями, которые он долго разглядывал, прежде чем вновь посмотреть на Фрэнни. Она заметила перстень с печаткой у него на пальце, на котором носят обручальное кольцо.
– Итак, расскажите мне о Франческе Монсанто.
Она сцепила пальцы на коленях, отмечая с удивлением, как свободно себя чувствует.
– Сначала расскажите мне про Оливера Халкина.
– В общем-то рассказывать нечего. – Он вертел в руках меню, и Фрэнни улыбнулась недоверчиво. – Я вдовец, и у меня восьмилетний сын Эдвард, которого вы видели. У нас с братом есть ферма, по выходным я помогаю ему. А вообще я работаю математиком в банке.
– О-о? – Она вопросительно наклонила голову.
– Да, математика и небо – два больших увлечения в жизни. Правда, сейчас мне не удается часто летать.
Глаза Фрэнни расширились от удивления, и он сказал:
– Ваша очередь! Теперь расскажите мне о Франческе.
– Ну… хорошо… – Она закусила губу и улыбнулась, почувствовав его напряженное ожидание. – Она археолог. – Фрэнни замолчала, следя за его реакцией. Вроде одобрительная. – Она изучала археологию и антропологию в Лондонском университете. По гороскопу Весы.
Она задумалась на мгновение, водя языком по зубам.
– Ее счастливое число – четыре, любимый цвет – синий. Довольно суеверна. У нее есть два брата и одна сестра.
Официантка принесла напитки, и Оливер чуть откинулся на спинку стула. Фрэнни заметила, какие широкие у него плечи. Ей вдруг вспомнилось какое-то высказывание насчет того, что мальчик – отец мужчины. В Оливере она видела обоих. Было что-то мальчишеское в его внешности, волосах, в едва уловимой печали в глазах, и в то же время в нем была мужественность: в фигуре, морщинках вокруг глаз, в доверительной манере держаться, в той уверенности, с которой он восседал здесь, как лев в своем царстве.
– Чем они занимаются, ваши братья и сестра? – спросил он.
– Младшая сестра, Мария Анджела, учится в колледже. Старший брат, Витторио, врач в больнице в Дарэме. А младший брат, Паоло, – водитель грузовика.
– Довольно разнообразно – я о вашей семье. – Он поднял бокал. – Ваше здоровье.
– Ваше здоровье, – ответила Фрэнни.
Они чокнулись с мелодичным звоном. Их глаза встретились, и Фрэнни почувствовала нарастающее волнение. Она взяла меню.
– Закажем что-нибудь?
Минуту они молча изучали меню. Фрэнни выбрала дыню и палтуса, а Оливер – палтуса и паштет.
Она гадала, от чего умерла его жена, но боялась спросить.
– В каком банке вы работаете? – поинтересовалась Фрэнни.
– Это маленький коммерческий банк, называется "Халкин–Нортроп". – Он пожал плечами. – Сомневаюсь, что вы слышали о нем.
– Халкин? Это как-то связано с вашей семьей?
– Теперь уже только по названию, не больше. У нас осталось не так много акций. Теперешние хозяева лишь из любезности дают мне работу.
– Невероятно! И кем же вы там работаете? В правлении?
– О господи, нет. Я всего лишь консультант. Я копаюсь в своих расчетах, и если у меня что-то получается, они гладят меня по головке и дают кусочек печенья.
– Вы ведете их бухгалтерию?
– Нет, я занимаюсь анализом статистических данных. Изучаю графики, диаграммы, рассчитываю риски. Мы также немного занимаемся перестрахованием – мне приходится предсказывать такие вещи, как, например, сколько народу погибнет в дорожно-транспортных происшествиях в следующем десятилетии, сколько в авиакатастрофах и сколько будет искусано собаками. – Он криво улыбнулся. – Или же сколько офицеров кавалерии умрут от удара копытом своей лошади.
– И много?
– Это очень относительная величина.
– У меня всегда было плохо с математикой.
– У вас не было к ней интереса?
– Я никогда толком не занималась ею, может, поэтому я полный профан.
Он неодобрительно взглянул на нее:
– Это стыдно.
– Почему?
Он прихлопнул ладонью по столу, приходя в возбуждение, и наклонился вперед.
– Потому что очень многие неглупые люди игнорируют ее. Так мало учителей интересно преподают этот предмет в школах. Большинство же превращают его в такую же скукоту, как и все остальное, что вы проходили. – Его глаза разгорелись, как огонь, раздуваемый в кузнечном горне. – Археология – красота – симметрия. Подумайте о пропорциях зданий, ваз, мебели. В математике сокрыта универсальная схема. Устройство вещей, – он приподнял, затем поставил свою тарелку, – строение мира.
– Мира? – спросила она.
Он взял в руки бокал и взболтнул его содержимое. Глаза Оливера светились, и Фрэнни передалось его волнение.
– Математика – это самая интересная вещь на свете. Она дает ключ к Вселенной.
Она недоверчиво взглянула на него:
– В каком смысле?
– Вы сказали, что вы Весы. А вы читаете свои гороскопы?
– Иногда.
– Вы верите предсказателям судьбы?
– Ну, не знаю. Думаю, отчасти верю.
– Так вот, я предсказатель.
Ее глаза широко раскрылись.
– И у вас есть хрустальный шар?
– Нет, всего лишь калькулятор. – Он улыбнулся. – Упрощенно говоря, математика может предсказать многие экстраординарные события.
– Какие, например? – Она наклонилась к нему.
– Я могу сказать, сколько человек умрет в следующем году в любой стране мира, от любого несчастного случая, который вы только можете себе представить. Или от любой болезни. Причем я буду более точен, чем все ясновидящие.
Фрэнни допила вино и обхватила бокал обеими руками.
– Правда, вы не можете определить, кто станет жертвой, ведь так?
Он улыбнулся:
– Да, это так. Пока.
– Пока? Вы думаете, что когда-нибудь это будет возможно?
– Во всем есть закономерности. Если мы поймем их, мы сможем найти порядок и в хаосе. – Он поднял бокал. – Что-то я увлекся.
– Нет-нет, мне интересно.
Он отпил и с преувеличенной осторожностью поставил бокал.
– Расскажите мне о своих родителях. Чем они занимаются?
Время пролетело незаметно. Они болтали, столик стал их собственным, отдельным от всего островком, на котором они были одни, поглощенные друг другом. Ничто не отвлекало их, кроме официантки, приносившей еду и напитки и уносившей тарелки. Несмотря на то, что Фрэнни уже чувствовала себя пьяной, была выпита еще бутылка вина. С удивлением Фрэнни обнаружила между собой и Оливером много общего. Мнения и интересы. Она рассказала ему, как девчонкой впервые заинтересовалась археологией, прочитав в школе книгу о Древнем Риме, и как уговаривала родителей сводить ее в выходные в старинный замок или музей.
Оливер продолжал говорить о любви к математике, о том, что он видит в ней и науку, и искусство: это единственное, что способно раскрыть загадки Вселенной. Она же рассказывала о своей любви к археологии и говорила, что загадки Вселенной можно раскрыть и с ее помощью, познавая секреты прошлого.
Наконец Фрэнни заметила, что за соседними столиками никого не осталось. Она посмотрела на часы и с ужасом увидела, что уже четыре.
Оливер отвез ее обратно в музей на такси, предложив вновь встретиться в пятницу. Она ответила, что ей будет очень приятно.
Фрэнни словно летела на крыльях в полумрак колонн портала. Чувство вины за опоздание было притуплено алкоголем.
Через час она начала трезветь, и у нее появилось легкое ощущение беспокойства, связанное с Оливером, но причину его она не могла понять. Он казался ей слишком хорошим, чтобы быть настоящим. Как будто что-то не сходилось, в уравнении отсутствовал один член. Это было что-то, чего Оливер не говорил ей, может быть, скрывал или держал в себе. И еще ей не давало покоя чувство, что она его видела раньше.
Отбросив эти мысли, она решила сконцентрироваться на хорошем и нашла, что оснований опасаться нет никаких. Тем более что она уже понимала, как сильно он нравится ей.
5
Дебби Джонсон позвонила ей в среду поздно вечером полюбопытствовать, как все прошло. Только что вернувшись с аэробики, Фрэнни не намерена была много рассказывать, в душе́ боясь сглазить. Она пообещала перезвонить подруге в субботу и подробно доложить о свидании в пятницу.
Как только Фрэнни повесила трубку, телефон снова зазвонил. Это был Оливер. Он извинился за то, что так задержал ее во вторник и она из-за него опоздала на работу. Фрэнни ответила, что ничего страшного не случилось, хотя на самом деле получила нагоняй от непредсказуемого Деклана О'Хейра. Они поболтали немного. Оливер спросил, что она делала на работе, и Фрэнни ответила, что весь день занималась составлением каталога индийских кинжалов, а потом сходила на аэробику. Он же сообщил ей, что только что вернулся с тенниса. Наступила пауза, в течение которой ее так и подмывало сказать, чтобы он переходил к делу, но она не хотела выглядеть слишком нахальной и бесцеремонной. Достаточно того, что он позвонил. В глубине души ей было приятно, что в девять часов он дома, а не на каком-нибудь свидании.
Вечером в четверг она помыла голову, но никак не могла расслабиться и успокоиться. Она была не в состоянии ни читать, ни смотреть телевизор и вместо этого немного прибрала квартиру. Фрэнни знала, что ведет себя как девчонка, и сердилась, но ничего не могла с собой поделать.
В пятницу она ушла с работы ровно в полшестого и помчалась домой, лихорадочно соображая, что же надеть. Фрэнни достала черное короткое платье в стиле Шанель, в котором собиралась пойти. Она любила это платьице, скромное, но изящное, но сейчас вдруг испугалась, что будет в нем недостаточно привлекательной для Оливера. Она выдернула из шкафа еще несколько нарядов, но не нашла ничего более подходящего, так что пришлось надеть черное.
Узкий прямоугольник солнечного света падал на пол спальни, освещая краешек белого ковра, который Фрэнни купила несколько месяцев назад на Петтикоут-Лейн, чтобы немного оживить свою комнату. Иногда она казалась темной и гнетущей, несмотря на белые стены и высокий потолок, и Фрэнни чувствовала себя в ней неуютно. Окно, выходящее на полуподвальную лестничную клетку, только усиливало ощущение подземелья.
На стене висело несколько египетских папирусов, а на камине у нее стояли семейные фотографии. Там же лежали два маленьких кусочка мозаики, которые она нашла на своих первых раскопках. Ничто из того, с чем она каждый день имела дело в музее, не возбуждало в ней таких чувств, как ее собственные сокровища.
Фрэнни завершила приготовления в двадцать минут восьмого, и у нее впереди было еще сорок минут, которые она не знала, куда деть. Она оглядела свою гостиную. После вчерашней уборки комната выглядела немного лучше. Это было первое собственное жилье Фрэнни, и дешевая мебель и серость не играли для нее роли постольку, поскольку она наслаждалась свободой и независимостью. Ей нравилось играть роль хозяйки, когда к ней в гости приходили друзья. Но большинству из них, как и ей, была привычна подобная, более чем выразительная обстановка. Только сейчас, когда должен был прийти Оливер, Фрэнни обнаружила, что с неприязнью смотрит на страшный виниловый диван и кресла, обеденный стол с отслаивающимся покрытием под красное дерево и довольно ветхие тюлевые занавески.
Отпечаток ее личности лежал только на вставленных в рамку афишах прошедших в музее выставок, книгах и предмете ее радости и гордости – маленькой, простой глиняной древнеримской вазе, стоявшей на журнальном столике. Ваза напоминала по форме грушу и была довольно невзрачной; ручка и часть горлышка у нее были отбиты, а затем тщательно приклеены на место археологом-любителем, нашедшим ее в 1925 году.
Фрэнни часто думала о том древнем ремесленнике, который сделал эту вазу, пыталась представить себе его или ее. Глина говорила ей, что ваза сделана в Италии. Ее могли привезти сюда какие-нибудь иммигранты, вроде ее родителей. Она заплатила за вазу три года назад на Портобелло-роуд пятьсот фунтов в тот самый день, когда ей пришло письмо из музея с сообщением, что она принята на работу. Это было сиюминутное сумасшедшее желание, которое стоило ей всех сбережений, но Фрэнни никогда не жалела об этом.
Она выключила верхнее освещение, оставив лишь маленькую настольную лампу. В полумраке комната казалась почти уютной, и Фрэнни решила оставить так. Еще год, и она сможет купить где-нибудь собственную квартиру. Квартирка, конечно, будет совсем крошечная, но Фрэнни обставит ее по собственному вкусу.
Она взяла с дивана роман Джилли Купер, который только что начала читать, отметила про себя страницу и закрыла его. Девушка запихнула книгу на полку, достала сборник рассказов Ги де Мопассана, открыла, не глядя, и небрежно положила обложкой вверх на то же место на диване.
Ближе к восьми часам Фрэнни начала нервничать. Она зашла в спальню и взглянула на себя в зеркало. Отражение придало ей некоторую уверенность в себе. Короткое платье прекрасно подчеркивало фигуру и открывало ноги. Фрэнни хмурилась, но, заметив морщины на лбу, заставила себя расслабиться и улыбнуться. Яркая красотка в зеркале с темными блестящими волосами, обрамляющими ее лицо и спадающими на плечи, тоже улыбнулась ей. Она выглядела очень хорошо.
Она выглядела просто великолепно.
Фрэнни вернулась в гостиную, села и взяла Мопассана, полистала книгу, не в силах сосредоточиться. В квартире над ней работал телевизор, и были слышны приглушенные выстрелы. Ее часы показывали пятнадцать минут девятого. Половина девятого. Его все не было. Струсил. Обманул ее. Отправился куда-нибудь на бокс.
Вдруг она услышала шаги. По занавескам скользнула тень. Звякнул дверной звонок.
Фрэнни вскочила, заторопилась в холл и открыла дверь. Оливер Халкин выглядывал из-за огромного букета цветов. Он был рад, что отыскал наконец-то нужную квартиру.
– Прошу прощения за опоздание, – произнес он, протягивая ей цветы, словно бы смущавшие его. – Я надеюсь… вам понравится…
– О-о! – воскликнула она.
Аромат их затмил на мгновение влажное зловоние лондонской ночи: запах полных мусорных баков, выхлопных газов и пыли, он напомнил ей, что существует другой мир, мир парков и живой зелени.