– Свобода может осуществиться только через расу. Свобода не как эгоизм. Свобода через обязанности и знания, а не только потому, что вам разрешили делать что угодно. Раса – это ответственность. Свобода – награда за осознание этой ответственности, – говорит Генерал.
Люди в комнате сливаются в единый организм, слова Генерала спокойно протекают через него, пробуждая и активируя секретные коды. На генном уровне включаются дремавшие до этого механизмы. И все это сопровождается болью, обидой, страхом. Люди задыхаются от отчаяния и ненавидят самих себя. И потом приходит очищение.
Я знаю, на что это похоже. Что делает Генерал.
Он просто выпорол нас всех тут сидящих. Его фразы – росчерки гибкого хлыста. Кровь на коже, вместе с кровью выходит яд. Бесплатный и жестокий курс оздоровления.
Генерал говорит, что сейчас он даст всем возможность немного поразмыслить и уйдет на пять минут. За это время, говорит он, вы должны либо уйти, либо остаться. Оставшись, вы подтвердите, что принимаете истину и готовы к трудностям. Я отвечу на ваши вопросы: каждый напишет свою мысль на листе бумаги и опустит в ящик, а я буду вынимать их по одному и отвечать. Имена не нужны. Анонимность поможет вам стать искренними. Я требую искренности.
Почему-то он кивает мне, словно я заговорщик или подсадная утка, внедренная в зрительный зал.
– Я не знаю, что писать, – говорит Света.
– Ты не хочешь уйти?
– Нет. Не хочу.
– А вот некоторые уходят.
Встали и направились к выходу трое. Они – женщина и двое не очень молодых мужчин – старались не смотреть в сторону появившегося в комнате Колючки. Великан в черном и вида не подал, что его хоть как-то эти типы интересуют.
Оставшиеся словно на неуправляемом плоту. Мы еще плывем, а до благословенного острова далеко.
Мои крылышки значительно высохли. Колючка проходит вдоль рядов, раздавая небольшого формата листы, спрашивает, нужны ли кому-нибудь ручки. Мы послушные ученики, мы пишем. Дети спрашивают у родителей, можно ли им. Родители спрашивают у Колючки, можно ли детям писать свои вопросы. Великан неразборчиво бубнит, но видимо, разрешает.
Генералу нужен полиграф – машинка для утилизации ненужных людей.
Но он не дурак и те, кто его окружают, кто выше его в невидимой организации, тоже. Иная реальность, вложенная внутрь той, которая нам известна. Полные ярости Белые люди, знающий, когда наступит час Х. Может быть, в эволюции они ушли дальше других и умеют читать мысли. Может быть, Генерал уже прочел мысли всех здесь сидящих.
В комнате нет видеокамер, по крайней мере тех, что на виду. Я обшариваю углы и стены взглядом. Сзади нас компьютерный салон, а значит, должны быть средства слежения. С сегодняшнего дня мы обязаны отказаться от части личной жизни во имя общего дела. Кто-то пожелает отказаться полностью и насовсем.
Мне ясен принцип отбора, согласно которому сюда приходят люди. Здесь нет даже темноволосых Белых. Позже я имею возможность познакомиться с пунктами инструкции для вербовщиков.
Рост не ниже ста шестидесяти сантиметров.
Нордическая внешность. Имеется в виду строение головы и тела (грациальное сложение).
Светлые волосы – от совсем белых до темно-русых.
Бело-розовая кожа.
Предпочтение северно-славянскому типу лица.
Глаза от бледно-серого до зеленого и ярко-голубого.
Если вы никогда не находились среди своих, вам не понять моих ощущений. К примеру, вас запирают на неделю в палату для психов, а потом выпускают в нормальный мир. То же самое внезапно испытываю и я. Только тогда соображаешь, что среди сдвинутых тебе делать нечего.
Пока мы слушаем Генерала, он опутывает нас невидимыми тенетами.
Сидящие пытаются отдышаться и привести в порядок мысли.
Колючка стоит перед нами и объявляет:
– Следующая встреча состоится через неделю, здесь же.
В комнату возвращается один из тех, кто недавно ушел. Видимо, решил не обижаться, что его разочаровали. В субботу в 14:00 он намеревался посетить необычную вечеринку
***
Кончик стержня неожиданно сохнет, когда я пытаюсь вывести на клочке бумаги слова. Пробую еще и еще. Света уже написала свой вопрос. Я спрашиваю, можно ли мне посмотреть. Конечно, смотри. "Как сильно ударит по нам война?" Нам, спрашиваю.
– Если мы установим свои правила игры здесь, понравится ли это всем другим? – сказала Света.
Женщины всегда боятся войны, и это весьма логично. Кому из них захочется рожать детей, если их потом отправят умирать.
Но ведь смотря за что умереть.
Каков же мой вопрос? Колючка уже начинает собирать листки с сообщениями в картонную коробку из-под каких-то расходных материалов.
"Кем мы должны стать?" Я пишу это Светиной ручкой.
Кем мы должны стать, чтобы о нас больше не думали, что мы прилипшее к ботинку дерьмо?
Кому мы должны вцепиться в горло, что нас стали уважать?
Когда мы выйдем из разряда современных среднестатистических неврастеников?
Генерал сказал, что ему нужен лишь один вопрос. Остальные я приберегаю для другого случая.
У меня снова болит лицо, но я заставляю боль отойти на задний план. Генерал вынимает из коробочки сложенные вдвое и вчетверо бумажки. Словно это лотерея. Каждому хочется, чтобы его мысль извлекли на свет как можно быстрее. Все смотрят на Генерала глазами проголодавшихся волчат. Он оседлал стул, разрушая ауру абсолютной недоступности.
Могу ли я быть наглым и отвечать черным тем же?
Да, разумеется. Признаки Белых людей – скромность, воспитанность взвешенный подход к проблеме, говорит он. Черные чувствуют свою ущербность и компенсируют ее развязностью и иллюзией открытости. Они признают лишь язык силы.
На работе меня высмеивают за то, что я заявил, что я истинный русский. Как быть?
После каждого озвученного Генералом вопроса по комнате проходит невидимая волна. Амплитуда ее колеблется от негодования до полного одобрения.
– Это невероятно, – шепчет Света.
Генерал сказал:
– Подайте в суд за дискриминацию по национальному признаку. Суньте им под нос их же конституцию. Будьте напористей. Кстати, если эта проблема реальна, мы предоставим вам бесплатно квалифицированного белого адвоката.
Этот человек подойдет к Генералу позже.
У кого-то другой вопрос: что важнее – государство или нация? Генерал замечает, что это отличный вопрос. И говорит:
– Государство вторично по отношению к нации. Нация вторична по отношению к расе. Раса – фундаментальная ценность. Краеугольный камень. Ваш коллективный опыт и символ чистоты.
Его глаза – зеркала, в которых отражается наш ужас. Он имеет в виду, что все Белые – участки огромной цепи ДНК, растянутой в пространстве и времени, и что раса – понятие, не изменяющееся в зависимости от государственного строя. Государство на самом деле фикция, бред шизоидного больного. Строй разваливается под ударами извне. Раса остается. Генерал говорит нам, что Кровь – наша совесть. Она вне конкуренции. Величие Белого мира в его аутентичной чистоте.
Задача всех здесь сидящих состоит в том, чтобы оградить генетическое ядро Белой расы от посягательств. Для этого они сюда, оказывается, и пришли.
Мое лицо болит. Я испытываю катарсис. Сижу с закрытыми глазами, стараясь представить себе, как себя бы повели здесь те люди, которых я когда-то знал. Довольно забавно измерять их иными инструментами, чем делал раньше. Те люди все будто призраки, даже их лица размыты. Чтобы приобрести новое – потеряй абсолютно все. Не этому ли нас учат книги и фильмы?
– Прекратите приток чужеродных белков и ваши собственные уже в следующем поколении дадут положительную картину, – говорит Генерал. – Раса умеет самоочищаться, так дайте ей время и эту возможность.
Генерал безжалостен, будто скальпель хирурга. Скальпель лечит.
– Если кто из вас сделает свой выбор, он обязан быть готов умереть каждую минуту. Наладить связь с такими подобными же ему людьми. Отказаться от всех контактов с чужаками.
Света спрашивает, плохо ли мне. Я качаю головой, нет, все хорошо. Не буду отрицать, что мечтаю о дозе обезболивающего и теплой кровати. Выматывает усталость.
Ответ на чей-то новый вопрос, вытащенный из коробки:
– Современные боги и божки больше не имеют значения. Их вам присылают по почте, соблазняя вас красивой рекламой. Верьте, любите, доверяйте. Однако больше их не существует. Ваш Бог – это Чистая Кровь. Ваш обряд – это проверенная чистая родословная. Преподнесите ее внукам в подарок.
– Готовьтесь к смерти!
– Для вас есть одна-единственная форма гуманизма – только по отношению к Белым людям.
Генерал обращается к детям.
– Забудьте о ненависти к родителям, не уподобляйтесь тем отбросам, которые называют себя современной молодежью. Научитесь себя уважать.
Нет наркотиков.
Нет половой распущенности.
Нет чужой музыки.
Нет пьянства.
Нет наплевательства
Есть расовая гигиена.
Есть образование.
Есть гордость.
Есть знание корней.
Есть любовь.
Позади меня подростки и дети, кажется, впервые в жизни слышат эти слова. Позади меня некоторые взрослые впервые слышат эти слова.
– В Белом Мире нет ничего, что противоречило бы Белому человеку! – говорит Генерал, стоя перед заполненными людьми рядами стульев.
– Вы – носители высочайшей морали. Но она ничего не имеет общего с тем, к чему вы привыкли! Забудьте прошлое. Задавайте врагам детские вопросы, пока у них достанет сил повторять свои басни снова и снова! – говорит Генерал. Его голубые глаза – два драгоценных камня, сверкающих на солнце.
Из коробочки появляется бумажка с вопросом от Светы. Она права, мы словно попали на групповой сеанс к психологу. Да, но кто из поборников Фрейда способен добиться таких результатов?
– Нам не нужна чужая земля, потому что в ближайшие века нам предстоит наводить порядок на своей. Нам не нужен конфликт, но уклоняться от войны мы не будем. – Генерал смотрит на Свету, будто точно знает, чьей рукой написано послание от ошеломленного сознания. – Приготовьтесь умереть за Расу.
Десятки бессонных ночей. Сидящие за моей спиной уже предугадывают такое развитие событий. Очень непросто узнать, что ты был тем-то и тем-то и даже не подозревал о своей принадлежности к высшей породе.
Порода нуждается в укреплении.
Итак, кем мы должны стать?
– Самими собой, конечно, – говорит Генерал.
Он утверждает, что остальное не имеет смысла.
6
Великан с лицом разъяренного Перуна держит меня за шею огромной пятерней. Я сожму пальцы и сломаю тебе позвонки. Ты умрешь мгновенно, ничего не почувствовав.
Я согласно киваю, хотя это трудно. Меня совершенно не пугает перспектива отправиться в небытие – я подошел к той грани, когда сам ты неважен. Истина ускользает, воочию увидеть ее невозможно, но тебе известно, что она существует где-то за тонкой преградой.
Сегодня с Колючкой что-то происходит. Раз он схватил меня за горло и пышет яростью, то у него, видимо, есть на то причины. Мне виден потолок гаража, с которого свисает лампочка. Вокруг лампочки вьются здоровенные жирные мухи. Я говорю Колючке, что сегодня, именно сегодня мне не страшно умирать.
Он заглядывает мне в глаза и спрашивает:
– Ты врешь?
– Нет.
– Ты должен говорить своему наставнику только правду!
– Я и говорю правду, – мычу я. Огромная рука сжимается, кислорода все меньше. Лицо наливается кровью, и я жду появление галлюцинаций. Трудно двигать челюстью.
Он молчит, думая, и от него несет пивом будто из бочки. Никогда раньше я не видел его пьяным. Сомнительно, чтобы и для него это было нормально.
– Что дальше? – спрашиваю я, когда проходит минуты полторы.
Мои руки висят вдоль тела, просто я не знаю, куда их можно деть в моем положении. Справа от меня стоит машина – старая "пятерка" Колючки. Может быть, сегодня великан расскажет мне нечто такое, о чем я не подозревал. Я жду.
Гараж принадлежит Сопротивлению, здесь одна из опорных точек за пределами города. Хранилище всевозможных материалов и средств. Бензин, ацетон, бикфордов шнур в больших мотках, электрический шнур, взрыватели, самодельный и промышленно изготовленный динамит, пластит, толовые шашки, баллоны с пропаном и метаном, селитра, алюминиевая пудра. В коробках и ящиках я видел мешки с резиновыми перчатками, упаковки охотничьих спичек, пластмассовые зажигалки, огромное количества скотча, радиостанции на батарейках. Одежда всех фасонов и размеров, разложенная по комплектам и занимающая одну треть подземного хранилища. Словно это магазин сэконд-хэнд. Все пронумеровано. Комплекты камуфляжной формы, ее хватило бы на роту солдат. Я смотрел на две сотни черных масок, вроде той, в которой я ворвался в цветочный ларек, и представлял себе отряд с такими вот черными головами, захватывающий здание местной администрации.
Хорошо обученные люди поднимают над крышей совсем другой флаг.
Я поинтересовался, для чего так много гражданской одежды. По лицу Колючки расползается усмешка. Он говорит, чтобы я представил старушку с тяжелой сумкой на колесиках. Кто ее заподозрит в чем-то плохом? А ведь внутри сумки – мощная бомба, начиненная гвоздями.
– Это может быть обыкновенная старая женщина, – поясняет великан, – а может быть просто талантливая девушка, которую загримируют наши специалисты. Девушка, конечно, предпочтительней.
Я спросил:
– Почему?
– Она оставит бомбу в каком-нибудь здании и сумеет быстро убежать.
У Колючки железные пальцы. Интересно, он в состоянии завязывать в узел подковы? Я пытаюсь что-то прочитать по его ледяным глазам. В них арктическое спокойствие, невзирая на ярость.
Мы приехали сегодня сюда с Колючкой, чтобы забрать кое-что для изготовления взрывчатки. Группа из соседнего региона готовит по приказу командования показательную акцию.
– Модно одетый подросток звонит по телефону. Все это видят, и ни у кого, естественно, не возникает ни малейших подозрений. На самом деле он приводит в действие противотанковую мину, которая разносит к чертям собачим еврейский правозащитный центр. Этот подросток – член Сопротивления. Он партизан.
Партизанская война. Дом за городом и хранилище – часть широкой сети из тысяч, а может, десятков тысяч подобных по стране.
Тогда Колючка был еще трезв. По его словам, в двадцати километрах отсюда есть еще один пункт. В том схроне, сказал он, лежат автоматы Калашникова, снайперские винтовки, глушители, гранаты, две тонны мясных и рыбных консервов – на "черный" день. Автомобильные аптечки, перевязочные материалы. Ты когда-нибудь видел тридцать тысяч пузырьков с медицинским спиртом, спросил великан. Если нет, то при случае покажу.
Взяв то, что нужно, мы отправились на условленную встречу. Согласно правилу, передача материалов должна происходить в два этапа. Встречающие нас люди распределяли между собой компоненты взрывчатки и расходились каждый по своему маршруту.
Членов Сопротивления обучают конспирологии, нам известно, насколько важны эти знания. Они сохраняют жизни. Свободу.
Ждем курьеров. Ими может быть кто угодно. Я смотрю, что называется, в оба, и потягиваю холодную минералку. Пот водопадами стекает с моей шеи на ключицу. Там его скорость замедляется. Пот становится желеобразным и вызывает зуд кожи.
После того, как я бросил курить, мой организм ведет себя безобразно. Не желает отвыкать от яда и жутко потеет. Колючка считает, что причина в сердце. Пей минеральную воду, говорит.
– Один сказал мне: какой смысл в этом всем, если мы не знаем, чьи представляем интересы? Он имел в виду лидеров. Раньше все было проще – было кого приветствовать, был тот, кто вел Белых вперед. Сейчас-то где всё? – Колючка смотрит перед собой и барабанит пальцами по рулевому колесу. – Знаешь, я никого не видел из высшего командования Сопротивления. Такие, как мы, можем только улавливать их присутствие по косвенным или непосредственным результатам деятельности. Наше сопротивление рассеянное.
Я думаю, что вопрос, заданный великану, резонный. Есть Генерал, есть те, кто выше его. По моим представлениям, выше только вакуум. Либо же неосязаемый разум, управляющий нашими действиями. Быть может, один из тех, кто вдохнул жизнь в нашу расу.
Неподалеку от нашей машины остановились две высокие девушки, блондинка и брюнетка. Одно из двух – либо проститутки, либо те, кто ищет нашу взрывчатку.
– Идея простая, – говорит Колючка, – это называется Правило Одной Ступени. Ты знаешь лишь того, кто стоит выше тебя на один уровень. Выше – не твоего ума дело. Наша верхняя ступенька – это Генерал. У Генерала кто-то другой. Таким образом мы видим, вернее, ощущаем нерушимую перманентную иерархию. Ее невозможно разрушить в одночасье, потому что люди, достигшие самой высокого уровня хранят клятву молчания. Впрочем, ее соблюдают все. Тебе предстоит ее дать. Ты закончишь прохождение курса обучения, и мы перестанем быть учеником и наставником. Исходя из написанного мной отчета, нас могут сделать напарниками, мы станем мобильной ячейкой, наиболее мелкой в организации. Мы – атом Сопротивления. Не один, а двое. Ты делаешь дело, а я страхую. И наоборот.
Я ответил, что все понял.
– Лишь благодаря этому Сопротивление еще не было уничтожено режимом. Сопротивление продолжается. Мы начинаем крупномасштабную войну.
Высунувшись из окошка, великан подозвал девушек к машине и стал торговаться. Они смеялись, поглядывая на меня. Я не понимал, зачем Колючке понадобились шлюхи именно сейчас, когда мы ждем курьеров.
– Садитесь назад, – велит он им. Девушки одновременно открывают дверцы и здороваются со мной.
– Почему это надо делать сейчас? – задаю я вопрос Колючке.
На мое раздражение он реагирует ухмылкой.
"Пятерка" делает почти полный круг и выезжает на дорогу. Великан смотрит в зеркало заднего вида. Девушки крутят головами. Потом блондинка как ни в чем ни бывало вынимает из сумочки зеркальце и осматривает себя. Это напоминает мне Свету, мою безумную, обретшую смысл жизни женщину.
Теперь эта парочка не похожа на проституток. Я выставил себя законченным кретином. Брюнетка сказала, что одному из курьеров пришлось изменить маршрут, потому что он подозревает слежку. Другой, работавший с ним в связке, тоже отошел в тень. Блондинка называет улицу, где, по ее мнению, безопасно произвести обмен. Там, говорит она, ждет машина номер один.
Я участник большой шпионской игры, я часть конспирологического процесса. Пора привыкнуть к тому, что моя жизнь постепенно переходит в иную плоскость пространства и времени.
Брюнетка говорит в миниатюрную рацию:
– Плюс пятнадцать.
Только два слова. Я молчу. Позже Колючка объясняет мне:
– Радиочастоты, вероятнее всего, прослушиваются. Но рации удобнее сотовых телефонов, потому что ты не платишь никому за выход в эфир, ты аноним. Учитывая возможность контроля, лучше всего шифровать сообщения. Цифрами. Ничего не значащими фразами, типа: "У моей бабушки заболел кот".
– А плюс пятнадцать? – спрашиваю я.
– Ситуация под контролем.