– Не так? – Лицо Купера раскалилось и заполыхало под пристальным взглядом Фрай, будто красный сигнал светофора. – Детектива Уининка вызвали назад в отделение, только и всего.
– Почему? – спросил Купер. – Что такого важного произошло, что его решили немедленно снять с задания?
– Извини, – ответила она. – Этого я не могу тебе сказать.
– Не можешь? Или не хочешь? Или тебе тоже не сказали?
– Не твое дело, о'кей?
Купер раскрыл было рот, чтобы объяснить, что Тодд Уининк – его напарник, но сообразил, что только зря потратит время.
– Ладно. Не мое так не мое. И что теперь?
– Теперь? Мы отрабатываем маршрут Дженни Уэстон или нет?
– Мы?
– Ну, раз уж я лишила тебя напарника, придется потерпеть меня. Извини. Нам сюда?
Отвернувшись от Купера, она посмотрела на дорогу. Он чувствовал себя так, будто она смешала его с грязью одним простым пожатием своих хрупких плеч. Купер шел за ней, держась на шаг позади, и, глядя ей в затылок, пытался догадаться, что она задумала.
Он знал, что их отношения развиваются неправильно. Он пытался стать ее другом, когда она только появилась в эдендейлском отделении и никто не обращал на нее внимания. Точно, неправильно. Но что-то в ее манере держать себя, в том, как она двигалась, разговаривая с ним, подсказывало ему – ситуация не так проста. Ситуация всегда не так проста, как кажется.
Всю дорогу к Партридж-кросс Диана Фрай готовила себя к встрече с Беном Купером, словно мантру повторяя про себя: "Просто держи его на расстоянии. Не позволяй ему влезть в душу". Она понимала, что лучше всего сосредоточиться на работе и вообще не разговаривать с ним. И тем не менее ей все-таки потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки, когда она обнаружила, что Купер одиноко стоит в стороне, смотрит на нее и ничем не пытается привлечь ее внимание. И еще она обнаружила, что, как обычно, просто не в силах помешать ему начать свою пустую болтовню, которая бесила ее.
– Что, твой перевод не удался? – поинтересовался Купер. – Что-то пошло не так?
– Перевод просто задерживается, не более того. Административные проволочки. Так что придется вам еще какое-то время меня потерпеть.
– А я и не возражаю.
Фрай подозрительно глянула на Купера. Но он, как всегда, казалось, говорил только то, что думал.
– Ладно, оставим это, – сказала она. – У нас много дел.
Фрай осмотрела центр проката велосипедов. В тумане, все еще висевшем над насыпью, каменное здание с выставленными рядом разноцветными велосипедами напоминало картинку из детской исторической книги и очень подходило к той атмосфере нереальности, которая царила вокруг, но с этим Фрай уже ничего не могла поделать. В Бирмингеме такое место давно бы разровняли и проложили по нему новую автомагистраль.
– Так это и есть Партридж-кросс, – сказала она. – Я думала, что это была шутка. Звучит как что-то из "Лучников".
– Здесь когда-то располагалась железнодорожная станция линии Хай-Пик…
– Знаешь, лучше прибереги эти сведения для туристов.
Она ждала, что Купер обидится. Но он только поднял брови.
– Диана, я понимаю, что наши отношения не задались, но это не должно мешать нашей совместной работе, – сказал он.
Фрай терпеть не могла, когда он вел себя лояльно и благоразумно. Она предпочла бы видеть его негодующим. Она получила должность, которую этот всеобщий любимчик-детектив считал своей, и, естественно, он должен был негодовать на нее.
Фрай вздохнула.
– У нас есть карта или что-нибудь в этом роде? – спросила она.
Они знали, что Дженни Уэстон выехала с Партридж-кросс за час с четвертью до своей смерти. Она направилась на восток по трассе Хай-Пик – удобной гравийной дороге, над которой склонились старые деревья, а вдоль обочины росли чахлые кустики ежевики и крапива. Дженни должна была проехать по А515, прежде чем, свернув с трассы, пересекла старую римскую дорогу и начала подъем на Рингхэмскую пустошь.
Туман понемногу рассеивался, когда Купер и Фрай отправились в путь, оставив позади центр проката. В небе пронесся, оставляя белый след, реактивный лайнер, направлявшийся к Уэст-Мидлендскому аэропорту. Где-то вдалеке, на ферме, лениво гавкнула собака. Если не считать этих звуков, стояла такая неестественная тишина, что, когда мимо пронеслась стайка голубей, шум их крыльев показался не менее громким, чем звук лайнера.
Но на дороге уже начали появляться люди. Пожилая женщина в фиолетовой синтетической куртке и нелепых желтых брюках совершала утреннюю пробежку трусцой. Следом за ней, тяжело пыхтя, бежали две большие лохматые собаки. Купер остановил ее и задал несколько стандартных вопросов – была ли она здесь вчера днем, видела ли она эту велосипедистку. С этими словами он показал ей фотографию Дженни Уэстон, которую дал ее отец, и описал велосипед и одежду. Если нет, кого еще она видела? Женщина очень старалась припомнить, но ничем помочь не могла. Подозвав собак, она потрусила дальше.
Стали появляться прогуливавшиеся пары, а один раз даже попалась небольшая группа из шести человек. Все они приветствовали детективов еще до того, как их просили остановиться и ответить на вопросы.
– Неужели так заметно, что мы из полиции? – с беспокойством спросила Фрай.
– Нет, просто здесь так принято – люди делятся своим хорошим настроением.
Фрай фыркнула. Потом они встретили одинокого мужчину в шерстяной куртке с капюшоном, с темными грязными волосами. Глядя себе под ноги, он медленно брел мимо. Взгляд Фрай потемнел, а плечи напряглись. Поравнявшись, мужчина нервно взглянул на них.
– Доброе утро, – произнес он.
Купер начал было задавать ему рутинные вопросы, но мужчина объяснил, что раньше не бывал здесь. Купер отпустил его восвояси, но, когда они отошли на несколько ярдов, Фрай остановилась.
– Мне не нравится, как он выглядит, – сказала она. – Надо его проверить.
– Зачем? Наверняка какой-нибудь любитель птиц.
По обеим сторонам плавно поднимавшейся в гору дороги открывался вид на поля. Но через полмили пейзаж изменился. Поля сменились скалистым ущельем с отвесными стенами из крошившегося известняка. Грубые взрывы при постройке железной дороги оставили в скале острые каменные выступы. На покрытые ежевикой склоны невозможно было взобраться, а в глубоких расщелинах и среди каменных глыб можно было играть в прятки.
Они находились еще довольно далеко от того места, где Дженни Уэстон начала подъем на Рингхэмскую пустошь. Там, впереди, – оградительная полицейская лента и посты, не позволявшие зевакам приближаться к месту преступления.
– Ловим зайца, да? – усмехнулся Купер.
– Придется выполнить и эту работу, хотя в ней мало интересного.
– Надо хорошенько разобраться в жизни Дженни. Не где она оказалась, но почему она оказалась здесь.
– Это стандартная процедура.
Впереди по курсу находился туннель – черная тень, нависшая над дорогой. Зелень, залитая ярким солнечным светом на другом конце туннеля, лишь подчеркивала ту темноту, через которую им предстояло пройти. Когда Купер и Фрай вошли в туннель, они почувствовали, что почва под ногами, изрытая велосипедными шинами, стала мягче. В середине стены и свод были укреплены неотесанными досками и железными балками. Вода капала с потолка и сбегала струйками по деревянным стенам. Чтобы не попасть под брызги, нужно было постоянно осматриваться.
– Ты занимаешься делом по предыдущей жертве, да? – спросил Купер.
– Да, работаю с Мегги Крю.
– Если на нее напал тот же человек, то получается, Крю – наша главная надежда. Она единственный свидетель.
– Главный свидетель, – сказала Фрай. – Если дело дойдет до опознания, то вся надежда на нее.
– А по-моему, она главный свидетель только потенциально.
– Почему?
– Она же не может ничего вспомнить. Или что-то изменилось?
– Знаешь, не все так просто, – сказала Фрай.
Туннель прорезал скалы в центре ущелья. В известняке виднелись прожилки розового гнейса. Местами между камнями рос папоротник, одинокая карельская березка пыталась укорениться на высоком уступе. Лишь звук падавших капель и их собственных шагов нарушал тишину. Вдруг в тишине раздался громкий шорох. Обернувшись, они увидели, что сзади несется велосипедист, с опущенной головой и лицом, скрытым аэродинамическим шлемом. Он промчался мимо так быстро, что остановить его не было никакой возможности.
В обтесанных каменных стенах туннеля повсюду виднелись выбоины, заделанные кирпичами. По обеим сторонам дороги напа́дало столько камешков, что становилось немного жутко от мысли, что туннель медленно, но верно обваливается. За обшивкой также скопились груды камней, отколовшихся от известняковых стен, и только отсыревшие доски и ржавое железо не давали им засыпать всю дорогу.
– Не все так просто? Что ты имеешь в виду? – спросил Купер.
– А то, что воспоминания о происшедшем у нее, безусловно, сохранились. Хотя многие придерживаются противоположного мнения. Ее сознание держит эти воспоминания под спудом, поскольку они слишком угнетают. В результате травмы отрезок ее жизни в несколько часов до и после происшествия превратился в чистый лист. Но, вероятно, существуют какие-то стимулы, какие-то условия, при которых эти воспоминания могут всплыть на поверхность. Нам необходимо найти такой стимул. Звук, запах, какой-то знакомый образ – мы не знаем, что это может быть.
– Вряд ли можно надеяться на такое, если только мы не поставим ее лицом к лицу с напавшим на нее человеком. Диана, ты же понимаешь, это единственный реальный путь.
Она пожала плечами.
– Консультанты пытались помочь, но стресс слишком сильный. Пока нам запрещено принуждать ее работать с психиатром.
На дневную прогулку вышли семьи, и людей на дороге значительно прибавилось. Купер и Фрай перешли на другую сторону и начали взбираться на пустошь. Они остановились только раз – чтобы взглянуть на поле, где трудился Виктор Макколи, рабочий с фермы, видевший Дженни на велосипеде сразу после половины второго.
Они уже поднялись выше последних клочьев тумана, и Купер окинул задумчивым взглядом бескрайнее вересковое поле. Он не очень серьезно воспринимал эту Диану Фрай, болтавшую о стимулах и противоположном мнении. Это звучало как-то не так. Интересно, не ходила ли она в последнее время на учебные курсы?
– Дженни скончалась у Девяти Девственниц, вон там, – сказал он. – Но мы не знаем, какой дорогой она ехала через пустошь.
– Какой бы дорогой она ни ехала, прошло почти три четверти часа с того момента, как Макколи видел ее.
– Хорошо. Получается, что она поехала длинной дорогой – в сторону Кошачьих Камней и Хаммондской Башни.
– Тогда идем туда.
Они пошли через беспощадно продуваемую пустошь. Однообразный ландшафт, где взгляду совершенно не за что зацепиться, наводил на размышления, от которых невозможно было спастись. Равно как и от присутствия человека, шедшего рядом.
Когда они добрались до Кошачьих Камней, казалось, ветер, завывавший между скал, усилился. Купер поежился, а Фрай только подняла повыше воротник. На Рингхэмской пустоши не было никаких признаков жизни, если не считать растительности, уже пожелтевшей и засохшей. У крутого обрыва на восточном конце пустоши виднелись очертания башни, все пространство перед которой было полностью открыто.
– Может, это испытание, Диана, – сказал вдруг Купер.
– Ты о чем?
– О том, что тебе подсунули Мегги Крю. Тебе досталась самая сложная работа. Например, запихивают тебя в медную трубу и смотрят, сумеешь ли ты выбраться с другого конца.
Сначала он подумал, что она оставит его слова без ответа. Фрай прошагала еще несколько ярдов, сосредоточенно глядя прямо перед собой и не обращая внимания на прелести окрестного пейзажа.
– Если я захочу, – сказала она, – я справлюсь с чем угодно.
Глава 10
Бену Куперу был хорошо знаком страдальческий вид. И именно так выглядела Ивонна Лич – как женщина, уставшая на протяжении многих лет бороться с ударами судьбы.
Но было тут и нечто большее. В ее глазах застыло выражение, которое Купер так часто видел у своей матери. На свете есть женщины, которые в силу некоторых причин берут на себя роль страдалицы, словно таков их удел. Одно время Купера так расстраивала эта черта характера матери, что он начинал испытывать злость, хотя уж на нее-то следовало злиться меньше всего. Прошли годы, и злость ушла. Взгляд миссис Лич вернул воспоминания.
– Простите за беспокойство, миссис Лич. Ваш муж сейчас дома?
– Нет. Я не знаю, где он, – ответила она.
– Может, он на ферме?
– Может быть.
Она задерживала Бена во дворе, оттесняя его от порога, так что ему пришлось отступить туда, откуда он не мог заглянуть в дом. Ее оборонительные действия Купера не удивили. Многие из мелких фермеров, чьи угодья располагались в горной местности, зарабатывали мало, особенно если в семье были дети. Но когда дела начинали идти совсем плохо, зачастую весь груз проблем падал именно на женщин; женщины первыми переживали тот внутренний надлом, который мог развалить их семьи и даже жизни. Они всегда пытались скрыть свое тяжелое положение. Но если имеешь свой опыт, то вполне можно научиться подмечать маленькие недвусмысленные сигналы бедствия.
– Я заметил, что "лендровера" во дворе нет, – сказал Купер.
– Тогда, наверное, он уехал.
– Вы знаете куда, миссис Лич?
Она пожала плечами.
– Он не всегда говорит мне, куда направляется. С какой стати?
В голосе Ивонны прозвучала вызывающая нотка, и Купер пригляделся к ней повнимательнее. Одежда хотя и старая, но чистая и аккуратно выглаженная. Волосы с проседью довольно давно не видели парикмахера, но были аккуратно причесаны и завязаны в узел. Купер заметил, что утром она даже потрудилась накраситься: на губах виднелись две неровные красные линии, а на щеках – следы пудры.
– Когда ваш муж вернется, передайте ему, пожалуйста, что мы хотели бы снова с ним поговорить, – сказал он.
Тут миссис Лич улыбнулась, улыбнулась на удивление ликующей улыбкой, хотя губы ее слегка дрожали. Купер спрашивал себя, не находится ли она на грани истерики, не подошла ли она к самому краю. Ему хотелось задержаться на какое-то время и поговорить с ней, посоветовать ей обратиться за советом к врачу, пока еще не слишком поздно. Хотелось объяснить ей, что "слишком поздно" – это самые печальные слова, какие существуют в языке. Но он не мог. Это не входило в его обязанности.
– Когда вернется, – повторила она. – Да, конечно, я скажу ему, когда он вернется.
– А как ваши мальчики?
Ее взгляд стал удивленным, даже немного расстроенным, словно ей только что сообщили плохую новость.
– Что?
– Уилл и Дагги, ведь их так зовут? Я видел их на днях. Отличные ребята.
– Да. – Миссис Лич вынула из кармана носовой платок и принялась теребить его, подозрительно поглядывая на Купера.
– Они ухаживали за хорошей телочкой. И сказали, что ее зовут Куколка.
– Да, она участвовала в выставке в Бэйкуэлле.
– И выиграла приз.
– Мальчики так радовались, – сказала она. На последнем слове ее голос внезапно повысился, как будто Ивонна потеряла над ним контроль. Она скрутила платок и начала тереть им губы.
– Уверен, вы ими гордитесь.
Миссис Лич кивнула.
– Так они что, в школе? – снова спросил Купер.
Она издала через платок неразборчивый звук, в котором слышался утвердительный ответ.
– Сколько им лет?
– Шесть и девять – нет, десять.
– Значит, оба еще учатся в начальной, в Каргриве, – сказал он.
Она кивнула.
– В будущем году Уилл, наверное, пойдет в среднюю школу? Отсюда ездят в Матлок или в Бэйкуэлл?
– Я не помню.
Купер обернулся. Диана Фрай нетерпеливо ждала у ворот, с отвращением разглядывая навоз во дворе. Это была просто грязь, оставленная копытами коров, когда те возвращались с заливных полей в доильню. Но ее уже давно следовало убрать. "Рингхэмский хребет" имел вид фермы, которая знавала и лучшие времена, – дом и сараи находились в приличном состоянии, а замеченный Купером в поле трактор был почти новым. Но под навесом стоял брошенный обгорелый пикап, а двор, похоже, не убирали несколько дней.
– Все хорошо, миссис Лич? С вами все в порядке?
Ивонна Лич, усмехнувшись, окинула его удивленным взглядом.
– Что вам нужно? – спросила она.
– Мы отслеживаем перемещения женщины, которую убили вчера на пустоши. Она вполне могла проезжать здесь.
– Да что вы?
Она снова поднесла руку ко рту и на мгновение прикрыла его – видимо, чтобы скрыть неуместную улыбку или какое-то другое выражение – какое именно, Купер не мог сказать. Глаза женщины определенно не улыбались. Он принялся описывать Дженни Уэстон. Затем показал миссис Лич фото. Взяв снимок в руки, Ивонна долго разглядывала его. Когда она вернула карточку назад, угол фотографии был измазан губной помадой.
– Нет, нет, – поспешно проговорила она. – Я никогда не видела ее.
– А вы вообще видели кого-нибудь на этой дороге? Вчера днем?
– Здесь всегда ходят люди. Эта дорога ведет к шоссе. Но мы не обращаем на них внимания, если нас не беспокоят.
– А вчера, наверное, было довольно тихо. Не очень много народу.
– Да. Тихо.
– Я вот подумал, что если народу было немного, то вы могли кого-нибудь запомнить.
Казалось, Ивонна Лич потеряла интерес к разговору, а может, просто о чем-то задумалась.
– Была ведь еще одна. Несколько недель назад.
– Да. Скорее всего, на нее напали около Кошачьих Камней. Где-то рядом с башней.
– Знаете, а это я ее нашла. В тот раз.
– Да, конечно, нам это известно.
– Она была в ужасном состоянии. Кто мог такое сделать?
– Боюсь, пока мы не можем ответить на этот вопрос.
– А в этот раз преступник тот же самый? – спросила она. И снова прикрыла рот, но теперь двумя руками, словно боялась, что не справится с ним.
– Боюсь, все, что мы можем сейчас сказать, это то, что мы не знаем, – ответил Купер.
Он видел, что в результате манипуляций с платком ее губная помада сошла полностью, осталось лишь маленькое пятнышко в уголке губ. Он повернулся, чтобы уйти. Но, проходя по двору, Купер оглянулся и увидел, что Ивонна Лич опять достала платок и нервно трет им рот.
Было очевидно, что женщина попала в беду, но чем он мог помочь ей? Еще в прошлый раз, разговаривая с Уорреном Личем, он обратил внимание на состояние его жены, но вряд ли мужчина стал бы слушать его. Можно было бы обратиться в службу социальной поддержки и заявить, что его беспокоят условия проживания двоих мальчиков. Но он знал, что от его беспокойства будет мало толку – там с головой завалены более срочными вызовами. Эта служба была так перегружена работой, что зачастую реагировала на сигнал, лишь когда случалась беда. Они приходили на помощь, когда было уже слишком поздно.
Бен Купер понимал это. Полиция действовала так же.