– Сынок, ты кем же это меня считаешь? "Танцор? Ты?"
Тихий свистящий звук.
Какие-то непонятные звуки, природу которых невозможно установить.
– Как это кем? Дедом, естественно. Кто же ты еще?
– Что-то я не пойму, как тебя, такого хама, тут держат?! Ты что это мне тыкать, японский городовой, начал?!
Дед непонятно зачем стал заводиться. Хотя было уже совершенно бессмысленно ломать комедию.
Звук спускаемой воды.
Следопыт абсолютно ничего не понимал. Какой, на хрен, Танцор, когда он в джипе?!
Невнятное тихое бормотание.
Или, может быть, бурчание в животе?
Дед вошел в раж и начал орать на Сингла, который не только сохранял профессиональное спокойствие, но и молча, с ухмылкой на лице, торжествовал победу.
Следопыт ткнул Деда в бок локтем:
– Дед, заткнись на хрен. Я ничего не слышу. Все, иди отсюда. Жди в джипе.
Сингл не сдержался, распустив лицо во всю ширь в ехидной ухмылке.
Дед поднялся с табурета.
"Сейчас, сейчас… Да, да…"
Это был мужской голос. Незнакомый.
Следопыт сорвался с места. Пробегая мимо Деда, который удалялся с прямой гордой спиной, чуть не опрокинул его.
Вверх по лестнице.
Немного по полутемному коридору. И он в театральном вестибюле.
Сортир справа.
В женском не было ни души.
"Не бойся. Не бойся меня. Ты ведь сама этого хотела".
Следопыт, неслышно ступая, пошел вдоль кабинок.
Да, здесь! Из-под не доходящей до пола двери были видны черные брюки и черные мужские ботинки – пятками к Следопыту.
Осторожно потянул на себя дверцу. Закрыто.
"Это освобождение, Цирцея. Полное…" Всхлип.
Стрелять было нельзя. Потому что Маньяк мог наклониться. И тогда в Стрелку. Если нет, то все равно пуля могла пройти навылет и ранить её.
Вспомнил о штыке – дверца из тонкого пластика.
"Сейчас. Уже подействовало".
По звуку понял, что стоит во весь рост.
Нагнулся. Отцепил. Примерился – по себе – где у него должно быть сердце. Впился взглядом в эту точку.
Понял, что надо повернуться левым боком. Чтобы удар был сильней.
Размахнулся и вогнал штык в дверцу по самую рукоятку.
Услышал стон.
– **-•
Выдернул.
Еще раз. Ниже и ещё сильней! Стон прекратился.
Ботинки уползли вперед. Маньяк сидел на полу. Следопыт прислушался – абсолютная тишина. Никого. – Стрелка, открой. Никакой реакции.
У Следопыта все похолодело внутри. Просунул штык между дверцей и стойкой. Сломал запор.
Вывалился Маньяк. Точнее, распрямился, откинулся назад и глухо ударился затылком о кафельный пол.
Белая маска на голове. Много крови на груди и животе. Рядом – черный пакет.
Стрелка сидела на унитазе. Прямая, как спица. Широко раскрытые глаза. Расширенные зрачки. Плотно сжатый рот. Повисшие вдоль туловища руки.
Было ясно, что она парализована. Маньяк вогнал ей укол.
Следопыт завернул ей рукав выше локтя. Чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов и сомнений. Геро-инщица. Поднял её.
Идти Стрелка не могла. Поэтому он подхватил её за талию и поволок. Словно куклу.
Стрелка замычала. Требовательно. Несомненно, хотела сказать что-то чрезвычайно важное.
Следопыт понял. Опять посадил Стрелку на унитаз, присел на корточки, и, превозмогая рвотный рефлекс, отвернул маску.
Вначале ничего не понял. Искаженное предсмертной гримасой лицо. Страшное. И вдруг понял, что это Танцор. Танцор с остановившимися, словно у куклы, глазами.
Следопыт потерял голову – вскочил и собрался бежать. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Все же опомнился. Взял себя в руки. Подхватил Стрелку и поволок её к выходу.
Следопыта трясло. Колотило. Словно с похмелья в одной рубашке на январском морозе.
У выхода в коридор вспомнил, что бросил штык. Но уже никакая сила не могла заставить его вернуться назад. Никакая сила внешнего страха, потому что с его внутренним ужасом ничто не могло сравниться.
Чуть не загремел, когда спускался вниз по лесенке.
Охранники, увидев "сладкую парочку" – он, стучащий зубами, трясущийся, разбрызгивающий капли пота, она, совершенно непонятно, то ли ещё живая, то ли уже бездушное тело, – распахнули дверь и гнали: "Давай скорей, тащи, давай быстрей!" В спину не пихали лишь потому, что было ясно – упадет и останется лежать навсегда.
СКОРЕЙ – НАМ ТУТ ТАКОГО НА ХРЕН НЕ НАДО!
Следопыт шел, и этому не было конца. В левом ухе пел Макаревич, в левом, где был наушник, рыдала Земфира:
Лица стерты, краски тусклы
То ли люди, то ли куклы.
Взгляд похож на взгляд,
А тень на тень.
Я устал и отдыхаю,
В балаган вас приглашаю,
Где куклы так похожи на людей.
Арлекино и пираты,
Циркачи и акробаты,
И злодей, чей вид внушает страх.
Волк и заяц, тигры в клетке -
Все они марионетки
В ловких и натруженных руках.
Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки,
И играет клоун на трубе.
И в процессе представленья
Создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе.
Ах, до чего порой обидно,
Что хозяина не видно.
Вверх и в темноту уходит нить.
Хочешь, и я убью тебя, только оставлю фотки твои. После куплю за франки очки, видеть никто не будет глаза. Больно не будет, обещаю, но ты передавай приветы, звони чаще с неба про погоду. Будут меня искать в погонах, даже друзья забудут имя, двери приличные закрою. Что мне косые эти взгляды, я вне закона.
Я – синоптик, я – синоптик. Больно не будет, обещаю, но ты передавай приветы, звони чаще с неба про погоду. Видишь, как получается: апрель, а на асфальте – катки. Если не можешь богом быть ты, буду я. Убей, но обещай мне – больно не будет, постарайся. Я же приду во сне с дождями,
А куклы так ему послушны, буду звонить с неба про погоду.
И мы верим простодушно Больно не будет, обещаю,
В то что куклы могут говорить, но ты передавай приветы,
Но вот хозяин гасит свечи… я же приду во сне с дождями…
***
Наконец-то вышел на воздух.
Навстречу бежал Танцор.
В голове у Следопыта резко вырубили свет.
АППЛЕТ 32.
ОЖИДАНИЕ БОЛЬШОГО БАБЛА
Пришел он в себя уже в джипе. Танцор сидел за рулем и гнал переулками, разбрызгивая лужи. Рядом сидела Стрелка. Все такая же, непонятно где находящаяся. Деда не было.
– Где Дед? – спросил Следопыт, словно это был главный вопрос, который его сейчас занимал.
– Машину малым ходом перегоняет. Нельзя было оставлять, – ответил Танцор, не оборачиваясь.
– А ты как же?.. Там.
– Ладно, помолчи. Дома все выясним. Пока отдыхай. Скажи только, ты его сделал?
– Сделал.
– Ладно, вот что еще. Ты пришел в себя?
– Пришел.
– Точно?
– Точно.
– Тогда думай, что со Стрелкой делать будем. Надо же как-то её выводить из этого дела. Как бы чего с ней не случилось. Сердце вроде крепкое, но там кто знает…
Следопыт достал мобильник и набрал 03. Быстро объяснил девушке суть проблемы и попросил, чтобы она подсказала, что надо делать. Та тупо несколько раз спрашивала адрес, чтобы прислать бригаду специалистов. Следопыт отвечал, что сделать этого не может. Просил, умолял, чтобы та назвала необходимый препарат.
Нет, девушка не могла, не имела права. Рекомендовала лишь горячую ванну, горчичники к пяткам и валокордин. Из чего Следопыт понял, что все её разговоры пишутся на ленту. И что лекарство, необходимое Стрелке, относится к разряду наркотиков.
Узнал в справочной телефон частной наркологической экстренной помощи. Там четко ответили, что передозировку кураросодержащих препаратов можно попробовать нейтрализовать каким-либо антихолинэстеразным средством. Дать одну-две таблетки. Следопыт сказал, что больная не может глотать. Тогда, сообщил на другом конце провода приятный женский голос, нужна инъекция галантамина с атропином.
Следопыт поинтересовался, а можно ли купить у них галантамин без рецепта. Ему ответили, что нельзя. И за сто долларов тоже нельзя? – уточнил Следопыт. Оказалось, что и за сто нельзя. Можно за пятьсот. Следопыт узнал адрес, по которому и была доставлена больная Стрелка.
У подъезда их уже поджидал Дед, довольный сам собою, и "БМВ" с разбитой левой стороной физиономии. Дед, почти не имевший практики вождения, по дороге впилился-таки в "Жигули", как он объяснил, семнадцатой модели. К счастью, Танцор перед рейсом дал ему денег, чтобы хватило на все. В том числе и на похороны, если Дед слишком уж сильно не справится с управлением.
Не справился он слегка. Поэтому не только щедро расплатился за причиненные неудобства с водителем "Жигулей", но и нанял его для перегонки "БМВ" к дому
Танцора.
Стрелка уже настолько пришла в себя, что смогла сама выбраться из джипа и дойти до лифта. Следопыт выглядел просто прекрасно.
Уселись вокруг компьютера. Танцор притащил из холодильника пиво для себя и Следопыта и сок для Стрелки. Деду достал из шкапчика початую бутылку "Бурбона".
– Ну? – спросил, отхлебнув.
– Это был твой двойник, – мрачно сказал Следопыт. – Ты думаешь, почему я в обморок грохнулся? Только поэтому. Как сдернул маску, так у меня крыша и поехала. Вылитый ты.
– Ну скот! – Танцор дернулся немедленно написать Сисадмину, что он о нем думает. Но сдержал себя, решив все же выяснить подробности.
– Угу, – сказала Стрелка, – таких скотов поискать надо. Я увидела, как ты вошел вслед за мной в туалет. Ну, и растерялась. Вроде по плану ты должен ждать на улице. Ты, то есть он, подал знак, чтобы я шла в кабинку. Я как круглая дура пошла. Он зажал мне рот, сзади, и засадил укол. И держал так, что я пискнуть не смогла. Пыталась попасть пяткой промеж ног, но ничего не получалось.
– Надо было, блин, каблуком по стопе, по подъему, – дал уже совершенно бессмысленный совет Танцор.
– Да, конечно, надо было. Надо было раньше меня учить всем этим приемам. Так вот. Укол начал действовать. И я отрубилась. Точнее, мышцы вырубились. Абсолютно все. Затащил, сука, в кабинку, усадил на унитаз и полез в сумку за бритвой. Там у него, подозреваю, до хрена всякого добра для разделки.
Вот, думаю, и все. Хочу заорать, в микрофон, и не могу. Надо было мычать, но я не сообразила. И тут он начал чего-то бормотать. Думаю, неужели Следопыт не сообразит, блин, что происходит?
– Ну да, конечно, сообразил. Но вначале ни хрена понять не мог. Услышал: "Танцор, это ты?" И тоже подумал, какого хрена ты туда поперся. Надо было, конечно, сразу догадаться. Потому что Сингл сказал, что ты возле сортира трешься. Но я не поверил, решил, пон-тует чувак,
– Ну и как же ты его? – спросил Дед. – Стрелял или штыком достал?
– Когда я нашел кабинку, она была заперта. Он стоял спиной к двери. Стрелять побоялся, мог Стрелку задеть. Ну, значит, я его два раза штыком, через дверь.
– Насквозь? – одобрительно покачал головой Дед.
– В смысле?
– Дверь насквозь?
– И дверь, и Маньяка, на хрен, насквозь!
– Ну, что я говорил? Отличный инструмент! А вы: "зачем, зачем?"
– В общем, когда я открыл, то он был уже готов. А когда посмотрел на его рожу… Да, вот ещё что. Штык я там бросил.
– Нездорово, – сказал Танцор, – очень нездорово. Но, думаю, и черт с ним. Хоть на нем и твои отпечатки, и мои, и Деда. Куда хуже то, что Сингл может тебя заложить. Вот это совсем уже хреново.
– Что же, нам теперь его мочить, что ли?
– А что, во вкус вошел?
– Хреновые шуточки, – тяжело сказал Следопыт, жестко глядя Танцору в переносицу.
– Извини, чушь сморозил. Извини, дорогой.,Я тебе теперь должен по гроб жизни. Извини.
– Да не будет он никого закладывать, – вмешался Дед. – Он парень очень разумный. Насколько я выяснил. Очень. Шантажировать, да, может. Но так, чтобы за ментовское спасибо знакомого заложить, на это он не пойдет. Так что надо готовить кусков десять.
– А ты, Дед, у нас щедрый. Но, я думаю, Сисадмин его укоротит, если Сингл крысятыичатъ попробует. Вы мне лучше вот что скажите. Кто-то видел, что он говорил со Следопытом, как со своим знакомым?
– Вроде вокруг ни души не было. А когда Дед на неш орать начал, то это можно понять так, что никто из нас никого не знает.
– Ну что же, тогда за успешное окончание операции, за Стрелкино, да и за твое, Следопыт, здоровье! – начал чокаться со всеми пивной бутылкой Танцор.
Все, почти как хоккейная пятерка без одного удаленного за грубость игрока, начали обниматься и лупить друг друга по спинам. Впрочем, Стрелку щадили, поскольку она пока ещё находилась под действием двух антагонистических препаратов.
Когда все немного успокоились, Танцор поднял вверх палец правой руки, указательный, и торжественно сказал:
– А теперь займемся очень интересными арифметическими вычислениями. Прикинем, сколько нам должен этот ублюдок Сисадмин.
– Значит так, – взял бразды правления в свои руки Следопыт, некогда бывший самым алчным в компании.
Впрочем, таким же и оставшийся. – 7 сентября у нас был миллион баксов. В день сгорало 25 штук. Сегодня 29 сентября. Прошло 22 дня. Перемножаем одно на другое и получается 550 штук убытка. Остается 450 штук. То есть почти пол-лимона! По сто десять на нос. Остается десять штук, которыми мы купим молчание Сингла.
Танцор включил компьютер. Подсоединился к сети. И проверил почтовый ящик. В нем гулял сквозняк, хлопая дверцей для входящих сообщений.
– Странно, – сказал он Недоуменно. – Мог бы, козел, поздравить нас с победой. Но почему-то, скотина, молчит.
– Баксов жалко, – предположил Следопыт. – Вот, животное, и помалкивает, затаившись.
– Нет, дорогой, это тебе не какой-нибудь мелкий бес. Это бес будь здоров какой. Что ему какие-то поллимона. Или несколько замученных теток в, так,сказать, нижнем мире. Тут что-то другое. Это мы сейчас и выясним.
И настучал письмо следующего содержания.
Что, старый козел?f Доволен? Следопыта чуть на хрен с ума не свел. Хотелось бы все-таки узнать у тебя поподробней о природе Маньяка. Ты, что ли, там мою матрицу держишь? Был бы очень признателен в случае получения подробного ответа. А главное – правдивого.
Ну, а теперь по существу. Работа выполнена. И мы ждем заслуженного вознаграждения.
Танцор
Прошло пять минут. Ответа не было. И это было странно, поскольку на сочинение послания любой длины Сисадмину требуется не более тридцати секунд, что наилучшим образом свидетельствует о его нечеловеческой природе.
Попили пива. Покурили. Тот же результат.
Танцор ещё раз отправил письмо, поскольку предыдущее могло не дойти, как это иногда случается в российских коммуникативных нетях.
Еще через пять минут всеми овладели недобрые предчувствия.
– Может, он по бабам пошел? – попытался предаться самообману Дед.
– Вряд ли с таким ублюдком даже последняя безнадежная дура ляжет, – прокомментировал эту идею Танцор.
– Ну за деньги.
– А что, проститутки, по-твоему, не люди, что ли?
– Так работа же. Начальство. Детей кормить надо…
– Ладно. Все ясно, – сказал Танцор, задавив сигарету. – Сегодня ответа не будет. А может быть, его и никогда не будет. И это меня сильно радует.
– Привет! – взвился Следопыт. – А бабки?! Я, что ли, за здорово живешь сегодня штыком, как зверь какой-то… А потом чуть рассудка не лишился. Забесплат-но, что ли, блин?!
– Вот именно, – поддакнул Дед, – пусть башли платит.
– Да вы что, охренели, что ли, совсем? Может быть, там, у них, все к чертовой матери лопнуло. И теперь мы, может быть, освободились! Это не устраивает?!
– А на что жить будем, свободные-то? – более благородно и разумно сформулировал свою позицию Следопыт.
– Господи! Головы у всех на плечах. Руки-ноги есть. Не пропадем… А завтра устроим праздник победителей, потому что сейчас все с ног валятся. Завтра идем в "Англетер"!
– Ты ничего не путаешь? Нет в Москве никакого "Англетера", – решил поправить Танцора Дед, московский старожил.
– Сейчас, уважаемый Дед, в Москве есть всё, что может взбрести даже в самую безумную голову. В "Ан-глетер"! И бабки будем швырять пачками! Ведь мы этого достойны, блин! Изменим жизнь к лучшему! Не дадим себе засохнуть! Надо чаще встречаться! Не тормози!
– Эк как человека заклинило, – сказал Дед, поставив рядом с ножкой кресла пустую бутылку. – Видать, мы все сегодня здорово перегрелись. Без радиаторов-то. Пора по домам.
– Синглу будешь звонить? – спросил Следопыта
Танцор.
– А, никуда не денется. Успеется. К тому же он сам позвонит.
Попрощались.
Дед и Следопыт ушли.
Опустошенный Танцор начал разбирать постель.
Глаза слипались. Ноги подкашивались. Сил оставалось лишь на то, чтобы подсунуть под щеку ладонь и расслабить мышцы век, а те с грохотом, словно мышеловка, захлопнулись, чтоб поймать дозу кромешного мрака.
И вдруг спиной он почувствовал что-то непонятное. Какую-то аномалию, идущую вразрез с ситуацией.
Повернулся.
На расстоянии полуметра Стрелка с каким-то религиозным фанатизмом стаскивала с себя одежды и роняла на пол. Молча. С набухшими от слез глазами.
Потом кинулась к нему. Повалила на кровать. Оторвала на рубашке половину пуговиц…
Раздев, прижалась, изо всей силы стиснула в кольцах рук и ног. Ища защиты от окружающей мерзости, от безумия, от смерти, которая выглядывала сразу из всех углов. Пытаясь согреться. Молча жалуясь, что она так больше не может, что она маленькая, что ей страшно.
И потом, когда Танцор и её согрел, и сам завелся, то её традиционное "О! О, мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!" было совсем иным, нежели обычно. Это был плач. Это была песнь скорбного секса. Это был секс во спасение.
Потому что секс – это не только пир плоти. Но зачастую и гигиена души.
По батареям не стучали. Потому что шуметь, когда за стеной кто-то болен, – самое последнее свинство.
АППЛЕТ 33.
ХМУРОЕ УТРО, ИЛИ NEXT i
В окне ещё только мерзко серело, а на подоконнике уже вовсю стучали клювами какие-то совершенно полоумные существа. "Киберптицы, – подумал Танцор, – сучье племя!"
Потом до него начало доходить, что кто-то трясет его за плечо. Через некоторое время понял, что это Стрелка.
– Эй, трепач, вставай. Кто мне что вчера обещал? А?
– Что я тебе обещал? – сказал Танцор, не разлепляя век.
– Кто меня сегодня за грибками повезет? За мухо-морчиками. Девушке грибного супчика захотелось. Так что давай.
До Танцора все мгновенно дошло.
По тому, как он открыл глаза, как их вылупил и какая сила эмоции была в них начертана, Стрелка тоже поняла.
– Блин! – застонала она.
– Да, дела! К чему бы это? И погода, зараза, абсолютно такая же.
Встали и, не умываясь, сразу же протопали к "Пентиуму". Стрелка ткнула сетевую кнопку. Чертова железяка начала загружать, загружаться, загружаться, загружаться… Танцор высадил полсигареты, пока на мониторе не появились знакомые обои, уставленные файлами и папками.