- Но это же антарктическая зима. - Я умолк, уверенный, что сейчас скажу несусветную глупость. - Мне казалось, пингвины Адели не… понимаете… не зимуют там. Я думал, они появляются на мысе Ройдс где-то в октябре и уходят вместе с птенцами - теми, кто выжил, - в начале марта. Я ошибаюсь? Наверное, ошибаюсь.
- Вы абсолютно правы, мистер Симмонс. Когда меня высадили, я как раз успел увидеть, как последние два или три пингвина ковыляют к воде и уплывают в море - в начале марта вода у мыса Ройдс начинает замерзать, так что открытое море вскоре оказалось за десятки миль от хижины, - а забрали меня весной, в октябре, до того, как пингвины Адели вернулись, чтобы образовать колонию, найти себе пару и высиживать птенцов.
Я покачал головой.
- Не понимаю. Вам приказали сидеть там… Боже мой, больше семи месяцев, почти восемь… чтобы наблюдать за колонией на мысе, в которой не было пингвинов. И большую часть времени без солнечного света… Вы ученый, мистер Перри, биолог или что-то в этом роде?
- Нет, - ответил он с той же кривой улыбкой. - В Гарварде я специализировался на английской литературе - американская литература восемнадцатого и девятнадцатого веков и много британской. В двадцать третьем, когда я выпускался, Генри Джеймса еще не изучали. Джеймс Джойс опубликовал своего "Улисса" всего за год до этого, в двадцать втором, а "Портрет художника в юности" вышел шестью годами раньше. Год я провел в Европе, катаясь на лыжах и лазая по горам - в двадцать один я получил небольшое наследство, - а в двадцать четыре прочел в журнале "Трансатлантическое обозрение" Форда Мэдокса Форда один рассказ и решил, что должен немедленно покинуть Швейцарию и поехать в Париж, чтобы встретиться с молодым человеком по фамилии Хемингуэй и показать ему мои собственные произведения.
- И вы так и поступили? - спросил я.
- Да, - улыбнулся мистер Перри. - Хемингуэй время от времени подрабатывал корреспондентом "Торонто стар" в Европе, и у него в запасе имелся ловкий трюк, чтобы избавляться от таких надоедливых визитеров, как я. Мы встретились у него в кабинете - маленькой, грязной комнате, - и он сразу же повел меня вниз в кафе, чтобы выпить кофе. А через несколько минут поступил со мной так же, как и со всеми остальными - посмотрел на часы, сказал, что ему нужно возвращаться к работе, и удалился, оставив будущего писателя в кафе.
- Вы показали ему свои рассказы?
- Конечно. Он взглянул на первые несколько страниц трех из них и посоветовал мне не бросать основную работу. Но это совсем другая история, правда? Мы, старики, склонны отвлекаться и болтать попусту.
- Это интересно, - выдавил из себя я. Но думал совсем другое: "Подумать только, встретиться с Хемингуэем и услышать, что ты не писатель… Что он при этом чувствовал? Или Перри просто меня разыгрывает?"
- Итак, вернемся к тому, что вас интересует, мистер Симмонс, - Антарктике с тридцать третьего по тридцать пятый год. Адмирал Бэрд нанял меня в качестве палубного матроса, а также с учетом моего альпинистского опыта. Понимаете, ученые планировали исследовать несколько горных пиков во время той экспедиции. Я ни черта не знал ни о науке, ни о пингвинах, да и теперь знаю немногим больше, несмотря на все эти каналы с документальными фильмами о природе, которые транслируют тут по кабельному телевидению. Но в тысяча девятьсот тридцать пятом это не имело значения, потому что смысл состоял в том, чтобы я не попадался на глаза адмиралу до антарктической весны, когда мы все должны были покинуть континент.
- Значит, вы семь месяцев провели в одиночестве, темноте и холоде, - растерянно пробормотал я. - Чем вы так разозлили адмирала?
Мистер Перри разрезал яблоко маленьким, но очень острым складным ножом и предложил мне дольку. Я не стал отказываться.
- Я его спас, - тихо ответил он, жуя свою дольку яблока.
- Да, Мэри говорила, что вы были в составе маленькой группы, которая в тридцать четвертом вызволила адмирала Бэрда из одиночного заточения на передовой базе.
- Совершенно верно, - подтвердил мистер Перри.
- Ему было неприятно видеть одного из своих спасителей, и он сослал вас в хижину Шеклтона на мысе Ройдс, чтобы вы пережили такое же одиночество, как он? - Мне это казалось бессмысленным.
- Вроде того, - кивнул Перри. - Разве что я не отравился окисью углерода, как адмирал… и меня не вызволяли, как его. И он каждый день связывался по радио с нашей базой "Маленькая Америка". У меня не было радио. И какой-либо связи с базой.
- В составе группы, которая спасла Бэрда предыдущим августом, - сказал я, заглянув в заметки, сделанные на основе рассказа Мэри и поиска в справочниках (в 1991-м еще не было "Гугла"), - вы вместе с тремя другими людьми преодолели несколько сотен миль в условиях полярной зимы, когда немногие знаки, предупреждавшие о лабиринтах из трещин, сдуло ветром или занесло снегом, сотни миль в почти полной темноте на снегоходе, представлявшем собой просто "Форд-Т" с металлической крышей. Вы и еще трое с базы "Маленькая Америка".
Мистер Перри кивнул.
- Доктор Поултер, мистер Уэйт и мой непосредственный начальник по части снегоходов И. Дж. Демас. Именно Демас настоял, чтобы я вел снегоход.
- Это была ваша обязанность во время экспедиции?.. Спасибо. - Перри протянул мне еще одну дольку вкусного яблока.
- Будучи матросом, я много возился с этими проклятыми вездеходами и в конечном итоге летом часто возил на них ученых, которым нужно было за пределы базы, - объяснил старик. - Полагаю, мистер Демас думал, что у меня наилучшие шансы уберечь нас всех от расщелины, даже в темноте. Когда мы обнаружили, что большая часть предупреждающих знаков исчезла, нам пришлось вернуться, но мы сразу же предприняли новую попытку, даже несмотря на ухудшение погоды.
- И все же это выглядит так, будто адмирал Бэрд вас наказывал, - сказал я, ощущая во рту свежий аромат яблока. - Отправил на семь месяцев в одиночное заключение.
Джейк Перри пожал плечами.
- "Спасение" - он очень не любил, когда кто-то употреблял это слово, - раздражало адмирала. С доктором Поултером и мистером Уэйтом он ничего сделать не мог, поскольку в экспедиции они были важными шишками, но Демасу поручил такую работу, чтобы редко его видеть. А меня он посылал в летние экспедиции, а затем отправил на мыс Ройдс на всю антарктическую зиму. В конечном итоге адмирал Бэрд даже не упомянул меня в отчете о своем… спасении. Моей фамилии нет в большинстве книг об Антарктике.
Я был поражен низостью и мелочностью адмирала Бэрда.
- Отправить вас одного на всю зиму на мыс Ройдс - это равносильно одиночному заключению. - Голос выдавал мой гнев. - И без радио… Адмирал Бэрд спятил после трех месяцев одиночества - а у него была ежедневная радиосвязь с "Маленькой Америкой".
- Без радио, - ухмыльнулся мистер Перри.
Я пытался это понять, но не мог.
- Была ли какая-то цель - или причина, - чтобы вы провели семь месяцев в изоляции и пять в полной темноте в хижине Шеклтона на мысе Ройдс?
Мистер Перри покачал головой, но ни в его лице, ни в голосе не отразилось гнева или обиды.
- Как я уже говорил, меня взяли в экспедицию, чтобы лазать по горам. После того как мы спасли Бэрда - нам пришлось делить с ним маленькую подземную пещеру, которая служила ему передовой базой, с восьмого августа, дня нашего прибытия, до двенадцатого октября, когда Бэрд и доктор Поултер улетели на "Пилигриме", - я наконец отправился в летние экспедиции, где мой опыт альпиниста пригодился ученым.
- "Пилигрим" - это самолет? - спросил я.
Мистер Перри имел полное право сказать: "А что еще это могло быть, если они на нем улетели? Громадный альбатрос?" - но старик лишь вежливо кивнул.
- В начале экспедиции у них было три самолета - большой "фоккер"… - Он умолк и улыбнулся. - То есть "фоккер", мистер Симмонс. Ф-о-к… - произнес он по буквам.
- Понял. - Я улыбнулся. - Зовите меня Дэном.
- Если вы будете звать меня Джейком.
К моему удивлению, это оказалось трудно - то есть непринужденно называть его Джейком. Я редко смущаюсь в присутствии известных или авторитетных людей, но мистер Перри произвел на меня глубокое впечатление. Даже после того, как несколько минут спустя мне удалось произнести "Джейк", мысленно я продолжал называть его мистером Перри.
- В любом случае, у них был большой "фоккер", именовавшийся "Голубой клинок"… который разбился при первой же попытке оторваться от земли - то есть ото льда - после нашего прибытия в Антарктику. Еще имелся даже больший по размерам гидросамолет "Уильям Хорлик", однако он, похоже, всегда стоял на техническом обслуживании. Поэтому в октябре, когда мы добрались до подземного убежища во льду и починили там вентиляцию, за адмиралом Бэрдом и доктором Поултером послали маленький моноплан "Пилигрим" - как только стабилизировалась погода. Помню, что те несколько недель ожидания доктор Поултер наблюдал за звездами и метеорами и измерял атмосферное давление - Бэрд был слишком болен и растерян, чтобы этим заниматься. Высокая концентрация окиси углерода не лучшим образом повлияла на мозг адмирала. Затем, после того как в августе "Пилигрим" забрал адмирала Бэрда и доктора Поултера, мы с Уэйтом и Демасом отправились на вездеходе назад, к "Маленькой Америке"… как раз вовремя, чтобы я успел поучаствовать в экспедициях в горы Хейнса.
- Вы присоединились к экспедиции, чтобы взбираться на горы в Антарктиде?
Постучав, вошла Мэри и принесла нам обоим лимонад, ненадолго прервав разговор. Лимонад был вкусным, домашнего приготовления.
Мистер Перри кивнул.
- Это единственное, что я умею. Единственная причина моего участия в экспедиции. Альпинизм. Конечно, я умел обращаться с моторами и разбирался в другом оборудовании… и поэтому в конце концов зимой, когда мои альпинистские навыки были не нужны, стал обслуживать снегоходы Демаса… Но я отправился в Антарктику ради гор.
- И много у вас было восхождений? - спросил я.
Перри улыбнулся, и взгляд его голубых глаз снова стал задумчивым.
- Пик Мак-Кинли в то лето тридцать четвертого… нет, конечно, не гора Мак-Кинли, а вершина с тем же названием у самого Южного полюса. Несколько безымянных пиков на хребте Хейнса… Ученые искали там мхи и лишайники, и я доставил всех целыми и невредимыми на уступы, потом взобрался на вершину и спустился, чтобы помочь с оборудованием. Летом тридцать четвертого я покорил гору Вудвард на хребте Форда, потом горы Реа и Купер, потом Саундерс. С технической точки зрения ничего интересного. Много работы на снегу и на льду. Большое количество расщелин, ледяных утесов и лавин. Жан-Клоду понравилось бы.
- Кто такой Жан-Клод? - спросил я.
Задумчивый взгляд мистера Перри снова стал сосредоточенным.
- Нет, нет. Просто альпинист, которого я знал много лет назад. Он любил решать проблемы, связанные со снегом, льдом и трещинами. Да, еще я покорил горы Эребус и Террор.
- Эти две последние - вулканы, - заметил я, пытаясь показать, что кое-что знаю о Южном полюсе. - Названы в честь британских кораблей, да?
Мистер Перри кивнул.
- Их назвал в тысяча восемьсот сорок первом году Джеймс Кларк Росс - его считают первооткрывателем Антарктиды, хотя его нога не ступала на континент. Корабль ВМС Великобритании "Эребус" был его флагманом, а кораблем "Террор" командовал его заместитель, некий Фрэнсис Крозье.
Я все записал, не зная, пригодится ли мне это в предполагаемой книге о гигантских мутантах, пингвинах-убийцах, напавших на хижину Шеклтона.
- Несколько лет спустя Крозье был заместителем у сэра Джона Франклина, когда в северных ледяных полях были потеряны и "Эребус", и "Террор", - почти рассеянно прибавил мистер Перри, словно заканчивал мысль. - То есть британские ледоколы, - с улыбкой уточнил он. - Не вулканы. Те на своих местах.
- Они утонули? - Я поднял голову от блокнота. - Два судна, в честь которых были названы вулканы, "Эребус" и "Террор"… Они затонули несколько лет спустя?
- Дело обстоит гораздо хуже, Дэн. Они исчезли. Сэр Джон Франклин, Фрэнсис Мойра Крозье и еще сто двадцать семь человек. Они пытались пройти Северо-Западным проходом, и к северу от Канады два судна и все люди просто… исчезли. На необитаемых островах нашли человеческие кости, но до сего дня не обнаружили никаких следов ни кораблей, ни большинства людей.
Я лихорадочно писал. Северный полюс и экспедиции к нему меня не интересовали, но больше ста человек и два судна просто… исчезли без следа? Я спросил полное имя капитана Крозье, и мистер Перри произнес его по слогам, словно ребенку.
- В любом случае, - заключил мистер Перри, - поскольку адмирал Бэрд не хотел видеть меня рядом с собой - полагаю, я напоминал ему о почти преступной небрежности, когда он едва не отравил себя газом в своей разрекламированной "Передовой базе" и вынудил других людей рисковать жизнью для его спасения - в мою следующую и последнюю антарктическую зиму, то приказал мне в одиночестве "наблюдать за пингвинами" в хижине Шеклтона на мысе Ройдс. С марта по октябрь тридцать пятого.
- Наблюдать за пингвинами, которые уже ушли, - сказал я.
- Да. - Усмехнувшись, мистер Перри скрестил руки на груди, и я снова поразился, какие сильные у него предплечья. На них были заметны несколько шрамов. Старых шрамов. - Но осенью, прежде чем стало совсем холодно, я каждый день вдыхал невыносимую вонь помета из колонии пингвинов.
- Наверное, это выглядело как настоящее наказание, - повторил я, с ужасом представляя подобную изоляцию и чувствуя настоящий гнев из-за мелочности адмирала Бэрда. - Я имею в виду не помет. Чувство, что вы в одиночном заключении.
В ответ Перри лишь улыбнулся.
- А мне нравилось, - сказал он. - Те зимние месяцы в хижине Шеклтона были одними из лучших дней в моей жизни. Конечно, одиноко и холодно… временами очень холодно, поскольку хижина на мысе Ройдс не была предназначена для обогрева всего одного человека, и ветер каждый день находил дорогу через тысячи щелей и трещин… но чудесно. С помощью брезента и старых ящиков Шеклтона я соорудил у двери маленькое убежище, где мог поддерживать тепло, хотя иногда по утрам мех росомахи вокруг отверстия в моем спальном мешке покрывался инеем. Но само ощущение… просто чудесное. Необыкновенное.
- Той зимой вы покоряли горы? - спросил я и тут же сообразил, что вопрос глупый. Кто полезет на горы в полной темноте и при температуре минус шестьдесят или минус семьдесят?
Удивительно, но Перри снова кивнул.
- Люди Шеклтона взбирались на гору Эребус - по крайней мере, на край вулканического кратера - в тысяча девятьсот восьмом, - сказал он. - Я поднимался на вершину трижды, разными маршрутами. Один раз ночью. Да, считается, что первое зимнее восхождение на Эребус совершил британский альпинист Роджер Майер всего шесть лет назад, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом, но зимой тридцать пятого я дважды поднимался на вершину вулкана. Не думаю, что это есть хотя бы в одном справочнике. Наверное, я не рассказал об этом никому, кто мог бы это записать.
Он умолк, и я тоже молчал, снова задавая себе вопрос, не разыгрывает ли меня этот чудесный старик. Затем он встал, взял старый ледоруб с деревянной ручкой и сказал:
- Всего несколько месяцев назад… минувшим январем… арматурщик со станции Мак-Мердо, парень по имени Чарльз Блэкмер, совершил одиночное восхождение на гору Эребус за семнадцать часов. Об этом писали разные альпинистские журналы, поскольку он установил официальный рекорд. Улучшил старый на много часов.
- А вы отмечали время подъема на гору пятьюдесятью шестью годами раньше? - спросил я.
Мистер Перри улыбнулся.
- Тринадцать часов и десять минут. Правда, это было уже не первое восхождение. - Он рассмеялся и покачал головой. - Но вам это ничем не поможет, Дэн. Что вы хотите знать об исследовании Южного полюса?
Я вздохнул, понимая, что совсем не подготовился к интервью. (И в определенной степени к разговору вообще.)
- А что вы можете мне рассказать? - спросил я. - То, что нельзя найти в книгах.
Перри потер подбородок. Послышался шорох седой щетины.
- Понимаете, - тихо сказал он, - когда смотришь на звезды у горизонта… особенно в сильный холод… они как будто дрожат… прыгают влево, затем вправо… и одновременно колеблются вверх-вниз. Думаю, это как-то связано с массами очень холодного воздуха над землей и замерзшим морем, которые действуют как подвижные линзы…
Я лихорадочно записывал.
Мистер Перри усмехнулся.
- Неужели эта банальность действительно поможет написать роман?
- Заранее неизвестно, - ответил я, продолжая писать.
Как выяснилось, прыгающие у горизонта звезды появились в предложении, занимавшем конец первой и начало второй страницы моего романа "Террор", который вышел шестнадцать лет спустя и был посвящен неудачной попытке сэра Джона Франклина пройти Северо-Западным проходом, а вовсе не Антарктике.
Но мистер Перри умер от рака задолго до того, как был опубликован "Террор".
Впоследствии я выяснил, что мистер Перри участвовал в нескольких знаменитых восхождениях, а также в экспедициях на Аляску, в Южную Америку и восхождениях на К2, а не только в трехгодичной экспедиции к Южному полюсу, которую мы обсуждали в тот летний день 1991 года. Наше "интервью" - по большей части милый разговор о путешествиях, храбрости, дружбе, жизни, смерти и судьбе - длилось несколько часов. И я так и не задал самого главного вопроса: вопроса о том, что он пережил в Гималаях в 1925 году.
Могу сказать, что к концу нашего разговора мистер Перри устал. Дыхание у него стало хриплым.
Увидев, что я это заметил, он сказал:
- Зимой мне удалили часть легкого. Рак. Второе, вероятно, тоже поражено, но метастазы распространились везде, так что добьют меня не легкие.
- Мне жаль, - произнес я, остро чувствуя неадекватность этих слов.
Мистер Перри пожал плечами.
- Если я доживу до девяноста, Дэн, то выиграю не одно пари. Больше, чем вы можете себе представить. - Он усмехнулся. - Но самое любопытное, что у меня рак легких, а я никогда не курил. Никогда. Ни разу в жизни.
Я не знал, что на это ответить.
- Еще один парадокс состоит в том, что я переехал в Дельту из-за близости к горам, - прибавил он. - А теперь задыхаюсь после подъема на небольшой холм. Сотня футов пастбища на окраине города, а я дышу так, словно вскарабкался на высоту двадцати восьми тысяч футов.