Дикон хитро улыбается.
- И еще бивуачный мешок, - прибавляю я. - На случай, если солнце сядет, пока мы спускаемся со второй или с первой ступени.
- Ага, вот в этом-то и трудность. - Дикон скребет свою заросшую щетиной щеку. - Еще никому не удалось провести ночь в бивуаке на таких высотах. Довольно трудно выжить даже в палатке с работающим примусом в четвертом, пятом и шестом лагерях. Вот почему я решил, что мы должны атаковать вершину с седьмого лагеря, а если не получится, то с шестого, как Мэллори и Ирвин. Но выйти раньше. Возможно, даже ночью, как предложила Ред… леди Бромли-Монфор. Эти маленькие головные фонари отлично работают. Но я пока не понимаю, как не замерзнуть насмерть, пытаясь подниматься до рассвета - или после захода солнца, если уж на то пошло.
- Что касается выживания… - говорит Реджи. - Прошу прощения, я на минутку…
Она выходит из палатки, в которую ветер тут же задувает снег. Пасанг остается в палатке и снова затягивает шнуровку.
Дикон смотрит на нас, но мы пожимаем плечами. Возможно, какие-то его слова расстроили ее.
Несколько минут спустя она возвращается из своей палатки, стряхивая снег со своих длинных волос; в руках у нее охапка вещей, которые мы поначалу принимаем за куртки Финча из материи для воздушных шаров, утепленные гусиным пухом.
- Вы смеялись, что я взяла с собой педальную швейную машину, - говорит Реджи. И прежде чем мы успеваем что-то сказать, прибавляет: - Нет, я слышала, как вы жалуетесь. Половина груза для мула, говорили вы. И я слышала, как во время перехода вы хихикали по вечерам, когда я шила в своей большой палатке и вы слышали стрекотание машинки.
Никто из нас не решается это отрицать.
- Вот над чем я работала. - Она протягивает нам объемные, но легкие вещи.
Три пары простроченных и подрубленных брюк на гусином пуху. "Вот почему она сняла с нас мерку на плантации", - думаю я.
- На мой взгляд, мистер Финч решил половину проблемы, - говорит она. - Слишком много тепла рассеивается через шелк, хлопок и шерсть белья и брюк альпиниста. Я сшила по паре брюк для всех нас, Пасанга и восьмерых "тигров"-шерпов. Не могу обещать, что они позволят нам пережить ночь в бивуаке на высоте двадцати восьми тысяч футов, но мы получим хороший шанс продолжить подъем до восхода и после захода солнца.
- Они истреплются и порвутся, - говорит Дикон. Мы с Же-Ка уже поспешно снимаем ботинки и втискиваемся в новые брюки на гусином пуху.
- Они сшиты из той же ткани для воздушных шаров, которую Финч использовал для курток, - возражает Реджи. - Кроме того, я сделала внешний слой брюк из вощеного хлопка. Довольно легкого. И они прочнее, чем анораки, которые вы надеваете поверх курток Финча. Обратите внимание, что у всех брюк, нижних и верхних, есть пуговицы для подтяжек и ширинка на пуговицах. Над последней мне пришлось потрудиться, должна вам сказать.
От этих слов я краснею.
- Остатки ткани для воздушных шаров я использовала для того, чтобы сшить капюшоны на гусином пуху для наших курток Финча, - говорит Реджи. - И должна сказать, что работать за швейной машинкой на такой высоте довольно трудно.
Дикон сует в рот холодную трубку и хмурится.
- Где, черт возьми, вы взяли ткань для воздушных шаров?
- Я пожертвовала монгольфьером, который был на плантации, - говорит леди Кэтрин Кристина Реджина Бромли-Монфор.
Мы с Жан-Клодом минут двадцать дефилируем по базовому лагерю - в метель, при температуре минус пятнадцать градусов - в трех парах рукавиц, куртках Финча, брюках Реджи, ветровках "Шеклтон", только что сшитых Реджи пристегивающихся капюшонах и плотных чехлах на брюки. Три пары рукавиц, авиационные шлемы из кожи и шерсти, надетые под капюшоны, балаклавы и очки - все это дает непривычное ощущение тепла.
Выходит Реджи, тоже в полном облачении. Она больше не похожа на женщину. Честно говоря, и на человека тоже.
- Я чувствую себя как человечек с рекламы шин "Мишлен".
Смех Жан-Клода прорывается к нам через клапан для рта в шерстяной балаклаве, защищающей его лицо. Мы с Реджи тоже смеемся. Я видел этого человечка в Париже, на плакатах и рекламных щитах - коротенький и толстый субъект из автомобильных шин рекламировал продукцию компании с 1898 года.
- А с кислородными аппаратами, - прибавляет Реджи, - мы вообще будем похожи на марсиан.
- Мы и будем марсианами, - говорит Жан-Клод и снова смеется.
Из своей палатки выходит Дикон. В руке у него длинный ледоруб, и на нем пуховик Финча, полный комплект перчаток и головной убор, но ниже пояса по-прежнему английские шерстяные бриджи, обмотки и кожаные ботинки.
- Поскольку мы все равно вышли наружу, а день обещает быть ясным, - говорит он, - не пройтись ли нам вчетвером до первого лагеря? Отнесем туда несколько палаток Уимпера и посмотрим на ледник. "Кошки" и короткие ледорубы нам не понадобятся.
- Без "тигров"? - спрашивает Реджи.
Дикон качает головой.
- Пусть наша первая разведка будет прогулкой одних сахибов.
Мы возвращаемся, чтобы взять рюкзаки, веревку и длинные ледорубы. Дикон распределяет между нами груз весом от 40 до 50 фунтов - детали палаток, шесты, еще веревка, кислородные баллоны, примусы и немного консервов. Реджи достается столько же, сколько и всем. Пасанг - в хлопковой хламиде и шарфе, которые были на нем в большой палатке, - стоит снаружи, скрестив руки на груди, и с неодобрением смотрит, как четверо сахибов наклоняются навстречу снегу и ветру, огибают скалистую гряду и бредут вверх по усеянной камнями и глыбами льда долине ледника Ронгбук.
Суббота, 2 мая 1925 года
Тот факт, что нам требуется чуть меньше двух часов, чтобы пройти с рюкзаками три мили по ложе ледника до места, где обычно разбивают первый лагерь, кое-что говорит о холоде и снеге - а возможно, и о моем неважном состоянии.
Метель постепенно стихает, и я с удивлением замечаю, что глубина снега на камнях морены под нашими ногами не превышает одного-двух дюймов, хотя и этого достаточно, чтобы сделать дорогу скользкой. На этом первом этапе "осады" Эвереста - по моему скромному мнению, основанном скорее на тактике полярных экспедиций с устройством складов с припасами, чем на нашем первоначальном плане восхождения в альпийском стиле, - нам не придется подниматься по самому леднику, но мы будем вынуждены потратить много времени, петляя между удивительными ледяными пирамидами высотой от 50 до 70 футов: они называются кальгаспорами и похожи на гигантских паломников, закутанных в белые одежды. Кроме пирамид, превративших каменную морену в полосу препятствий, здесь также есть многочисленные озерца из растаявшего льда, покрытые льдом, но зачастую таким тонким, что попытка ступить на их скользкую поверхность приведет к промокшим ногам.
Как ни удивительно - с учетом минусовых температур, от которых мы страдаем с тех пор, как вошли в устье долины ледника Ронгбук, - но это часть необычной природы Эвереста и его окрестностей. В тех местах, где каменные или даже ледяные стены защищают от студеного ветра, майское солнце может прогревать воздух до температур, которые на пятьдесят градусов превышают температуру в базовом лагере. На самом леднике условия гораздо хуже, но в этот первый день не будем подниматься на него, а пойдем по каменистому дну морены, которое предыдущие экспедиции назвали "корытом".
У меня такое ощущение, что такого тяжелого рюкзака я давно не таскал, и во время подъема я отстаю футов на 50 от Дикона и Реджи, так что они не слышат моего тяжелого дыхания и отрыжки. Однако несмотря на дискомфорт, я понимаю, почему Мэллори и Баллок несколько недель и даже месяцев летом и в начале осени 1921 года не могли найти этой дороги к Северному седлу. Они обнаруживали, что главный путь по леднику Ронгбук вверх к Лхо Ла ниже Западного хребта Эвереста непроходим в верхней части. Широкий ледник Кхара спускается с северо-восточного и северного склона горы, но заканчивается к востоку от перевала Лакра Ла, куда Дикон в конце концов притащил Мэллори и откуда они наконец увидели дорогу к Северному седлу, - этот ледник Восточный Ронгбук.
Однако ледник Восточный Ронгбук очень опасен и коварен. Он соединяется с долиной главного ледника Ронгбук внизу, в районе базового лагеря, и тянется к Северному седлу, поворачивая сначала на восток, затем на северо-восток, затем резко на северо-запад - параллельно леднику Кхара. Экспедиция 1921 года попыталась пройти по гребням к Северной стене, но самый многообещающий гребень, который тянется вдоль восточного края главного ледника Ронгбук, привел их в тупик, к горе, которую они назвали Северным Пиком, а мы теперь называем Чангзе.
В разгар муссона в конце лета 1921 года Мэллори и Баллок просто не могли поверить, что такой большой ледник мог дать жизнь такому маленькому, жалкому ручейку - тому самому, который теперь течет мимо нашего базового лагеря, - и продолжали кружить у северных подходов к горе, отклоняясь все дальше на запад и восток, затем снова на запад в надежде найти ревущий поток или хотя бы небольшую речку, достойную ледника, который занимает весь северный склон или Северное седло.
Этой речки не существует. Наш маленький ручеек у базового лагеря, как правильно догадался Дикон в 1921 году (думаю, именно за эту правильную догадку - плюс разведку на Лакра Ла, где они нашли следы йети на свежевыпавшем снегу, а также за находку пути к горе - Мэллори так и не простил его), единственный водный поток, рожденный ледником Восточный Ронгбук.
Сегодня мы двигались бы еще медленнее, поскольку многие коридоры между кальгаспорами ведут к стенам ледника или упираются в морену, но Дикон во время разведки в первую ночь в базовом лагере захватил с собой бамбуковые вешки, и теперь их неровная цепочка на заснеженных участках не дает нам сбиться с пути. Поскольку мы еще не на леднике и даже не на склоне горы, где есть трещины, мы идем не в связке, но выстроились цепочкой: первым идет Дикон, за ним Реджи, за ней легко шагает Же-Ка, и наконец я, довольно далеко позади. Временами я теряю их из виду среди ледяных пирамид, и только бамбуковые вешки и слабые отпечатки следов на тонком слое снега и льда указывают мне, куда поворачивать.
Наконец мы добираемся до места, где обычно располагается первый лагерь, сбрасываем на землю груз и садимся, тяжело дыша и прислонившись спиной к камням. Это место использовалось предыдущими экспедициями начиная с 1921 года; тут видны такие же неприглядные признаки присутствия людей, как в базовом лагере, и здесь тоже ручеек свежей воды выходит из каменной стены морены. Предыдущие экспедиции не построили в этом месте сангха - низкие стены из камней для дополнительной защиты от ветра, внутри которых ставится палатка или натягивается брезент, - но хорошо видны многочисленные площадки, с которых были убраны камни, а поверхность по возможности выровнена.
- Мы поставим одну палатку Уимпера и одну поменьше, перекусим и пойдем назад, - говорит Дикон.
- Зачем все это было? - спрашивает Реджи.
Я еще не отдышался и не в состоянии присоединиться к дискуссии, даже если бы хотел. Но не хочу. Жан-Клод, похоже, не испытывает проблем с дыханием; он упирается локтями в колени, режет яблоко и отправляет кусочки в рот, но явно не испытывает желания принять участие в разговоре.
- Что именно, леди Бромли-Монфор? - Глаза Дикона широко раскрываются в притворном удивлении.
- Этот бесполезный поход с грузом к первому лагерю, - резко говорит Реджи. - В прошлом году Нортон и Джеффри Брюс поручили носильщикам доставить все грузы в первый, второй и третий лагеря, а британские альпинисты оставались в базовом лагере и берегли силы для подъема к Северному седлу и выше.
- Разве вы с Пасангом сами не несли сюда свой груз в августе прошлого года? - спрашивает Дикон.
- Да, но нам помогали полдюжины шерпов. И мы с Пасангом несли только легкие палатки до каждого лагеря… а также минимум продуктов.
Дикон молча пьет из своей фляжки.
- Это была такая проверка? - не отступает Реджи. - Дешевая проверка Джейка, Жан-Клода и меня, как будто мы только что не прошли триста пятьдесят миль, преодолели перевалы и поднялись до девятнадцати тысяч футов? Проверка, сможем ли мы протащить сорок с лишним фунтов через всю долину?
Дикон пожимает плечами.
Реджи спокойно извлекает из перегруженного рюкзака тяжелую банку консервированных персиков и запускает в голову Дикона. Тот пригибается, едва успев уклониться. Банка с персиками отскакивает от камня, но не взрывается.
Жан-Клод весело смеется.
Дикон указывает поверх голов Реджи и Же-Ка.
- Смотрите.
Снег перестал, и на юге облака расступились. Верхние подступы к Эвересту по-прежнему находятся в девяти опасных милях от ледника и Северного седла, и в двух милях выше нас, но воздух Гималаев настолько чист и прозрачен, что кажется, протяни руку - и коснешься хорошо видных первой и второй ступеней, проведешь пальцем по ущелью Нортона, прижмешь ладонь к заснеженному пику на самой вершине…
Мы молчим. Затем Реджи вываливает содержимое своего тяжело нагруженного рюкзака на землю и встает.
- Можете ставить здесь палатки и складывать свои банки с консервами, мистер Дикон. Я возвращаюсь в базовый лагерь, чтобы распределить груз между шерпами для двух завтрашних рейсов.
Затем свой рюкзак опустошает Жан-Клод; ткань палатки хлопает на ветру, превратившемся в легкий бриз.
- Я иду в базовый лагерь - нужно закончить знакомство шерпов с техникой использования "кошек" и жумаров.
Же-Ка исчезает внизу, среди кальгаспор; от Реджи его отделяют несколько минут, однако он, похоже, не делает попыток догнать ее.
Я сижу, прислонив к себе рюкзак.
- Давай, опустошай его, Джейк, и иди, - говорит Дикон и раскуривает трубку. - Реджи абсолютно права. Это действительно была своего рода проверка, и я был неправ, вынуждая вас пройти ее.
Это один из немногих случаев, когда Дикон называет ее "Реджи".
- У меня нет никаких неотложных дел в базовом лагере. - Должен признаться, что я раздражен не только проверкой в наши первые дни на такой высоте, но также дымом от этой проклятой трубки, которым приходится дышать, когда я не в состоянии даже сделать глубокий вдох. - Помогу тебе поставить эти две палатки, - слышу я свой голос.
Дикон снова пожимает плечами, но медленно встает, по-прежнему не отрывая взгляда от еще яснее проступившей громады Эвереста.
Стараясь не дышать слишком громко, я роюсь в груде вещей, отыскивая большой брезентовый пол палатки Уимпера.
Вторник, 5 мая 1925 года
До местоположения третьего лагеря мы добираемся около полудня, и когда выходим из леса ледяных пирамид в "корыте" ниже ледника и перед нами впервые открывается вид на Северное седло позади ледника и выше его, у меня невольно вырывается:
- Боже, какое жуткое место!
Еще более мрачным его делает пирамида из камней поблизости от громадной стены из снега и льда, ведущей к Северному седлу, - памятник семи носильщикам, погибшим под лавиной в 1922 году. Семь пустых кислородных баллонов, сложенных около каменной пирамиды, придают ей особенно трогательный вид.
Конечно, я не могу знать, что со временем третий лагерь станет для всех нас источником менее разреженного воздуха и убежищем от невероятных испытаний, но теперь он сам стал суровым испытанием для моей выносливости.
Первыми переход из второго в третий лагерь совершаем мы с Жан-Клодом. Мы идем в связках с нашими "тиграми", по трое: Лакра Йишей и Норбу Чеди с Же-Ка, Анг Чири и Бабу Рита со мной. Наша группа останавливается немного поодаль от лагеря - это место, как всегда, отмечено разбросанными шестами, обрывками брезента, разорванными и засыпанными снегом старыми палатками и другим мусором, оставленным предыдущими экспедициями, - и смотрит вперед, на 1000-футовую стену из льда и снега, ведущую к Северному седлу, которое соединяет Северный гребень Эвереста с южными гребнями Чангзе. Само слово "седло" предполагает понижение, но это самое высокое горное седло, какое мне приходилось видеть.
Обессиленные шерпы сидят на камнях и тяжело дышат, а мы с Же-Ка смотрим в бинокль на гигантскую стену из снега и льда, вздымающуюся позади третьего лагеря. Я радуюсь, что рядом со мной только Жан-Клод и шерпы. Реджи сегодня во втором лагере, руководит второй группой шерпов, которые должны доставить грузы сюда, в третий лагерь, по маршруту через ледник, отмеченному Же-Ка бамбуковыми вешками. Дикон вместе с третьей группой "тигров" совершает челночные рейды от базового лагеря к лагерям I и II.
- Дымоход Мэллори исчез, - говорит Жан-Клод и протягивает мне маленький полевой бинокль.
Год назад Мэллори преодолел последние 200 футов стены, поднявшись в свободном стиле по ледяному камину до Северного седла, и именно в этой трещине в вертикальной стене льда спустили самодельную лестницу из веревок и деревянных планок, изготовленную Сэнди Ирвином, - ту самую, которой, как нам лгал Зигль, пользовались его спутники. По этой лестнице, несмотря на ее неважное состояние, также поднимались Реджи и Пасанг в августе прошлого года. Лестница позволила многочисленным носильщикам огромной прошлогодней экспедиции подняться на Северное седло без необходимости вырубать для них ступени.
Теперь и сам ледяной камин, и лестница исчезли, затертые в складках постоянно перемещающейся ледяной стены и всего ледника. Последние 200 футов до карниза на Северном седле, где ставили палатки обе предыдущие экспедиции, снова представляли собой сплошную вертикальную поверхность скользкого льда. Более 800 метров снега и льда ниже ее выглядели не менее устрашающе.
- Снежные поля подступили к самой ледяной стене, - говорю я между двумя судорожными вдохами. Этот непростой участок между вторым и третьим лагерями мы преодолевали без кислорода - последний участок без кислородных масок, если Дикон не отступит от первоначального плана, - и я понимаю, почему наши "тигры"-шерпы едва не падают от усталости. Они сидят, привалившись к своим рюкзакам, не в силах сбросить со спины тридцати- или сорокафунтовую поклажу.
Жан-Клод снимает очки и, прищурившись, разглядывает ледяную стену.
- Не заработай снежную слепоту, - предупреждаю я.
Он качает головой, но продолжает разглядывать 1000-футовую стену из снега и льда, сощурившись и прикрывая глаза рукой.
- Там больше свежего снега, чем на леднике, - наконец говорит он и надевает очки. - Наверное, так же плохо, как…
Же-Ка умолкает, но я прекрасно знаю, о чем он думает, и могу закончить его мысль: "Наверное, так же плохо, как в 1922 году, когда лавина убила семерых шерпов". Точно ничего сказать нельзя, пока в третий лагерь не поднимется Дикон, но я предполагаю худшее.
- Давай поднимем наших друзей, пока мы сами не легли рядом и не заснули последним сном. - Жан-Клод поворачивается и начинает убеждать четырех выбившихся из сил шерпов подняться на ноги. Они сгибаются под тяжестью груза. - Осталось всего несколько сотен ярдов, и отсюда дорога ведет под уклон, - говорит он им на английском, зная, что его шерпа Норбу и мой Бабу переведут остальным двум.