Заколов взял карты. Окаменевшие пальцы с трудом перемешивали колоду. Часть карт веером рассыпалась на столе. Тихон быстро их собрал и положил аккуратной стопкой в центре стола. Конкретный расклад в его колоде сейчас не имел особого значения.
Ныш, напротив, тасовал карты с удовольствием, демонстрируя виртуозность пальцев. Наконец и он положил колоду на стол. На некоторое время все, находящиеся в комнате, замерли. Четыре пары глаз в напряжении застыли на двух пачках глянцевых бездушных картонок, которые должны были решить, кому из двух живых существ сегодня умереть.
– Начинайте, – прервал затянувшееся молчание Бек.
Тихон вскрыл свою карту – валет пик, Ныш свою – шестерка треф. Ничего общего! Тихон перевернул вторую, Ныш тоже – и опять абсолютно разные!
По мере того как вскрывались первые карты, напряжение, сгустившееся в комнате, рассеивалось. Улыбка расплывалась по лицу Ныша все шире и шире, Бек закурил и сквозь дым прищуренными глазами небрежно следил за ходом игры. Он уже определил неприметное местечко с толстыми деревьями в низине у речки для ненужного студента. Есенин говорил, что парень покорно встречает судьбу и, как баран, держит слово. Что ж, меньше будет хлопот.
Есенин меланхолично постукивал пальцами по столу. Получалось, что он ошибся в рассудительности и уме Заколова. В прямой драке студент имел преимущество над Нышем, и это он вчера доказал. Но Ныш увильнул от невыгодного столкновения и перевел стрелки на понятные ему карты. И здесь, когда в дело вступили нахрап и наглость, парень явно спасовал. Согласился на такой бредовый вариант, что трудно и придумать. Ну и придурки в институтах учатся!
Заколов встречал каждую вскрытую пару карт с нарастающей тревогой. Колода таяла на глазах, а нужного расклада не выпадало. Рука не чувствовала поверхность карты, словно в ней отмерли все нервные окончания. Глаза фиксировали, как ставшие чужими пальцы переворачивают очередную атласную картонку и тянутся за следующей. Откуда растет эта неуклюжая равнодушная рука, кто ею управляет? Нервная энергия сместилась куда-то в грудь и своей концентрацией разгоняла сердце и сбивала дыхание. Дрожь неуверенности зарождалась изнутри и импульсивными спазмами передавалась в руки, ноги и голову. Тихону казалось, что трясется даже шея, и почему-то от этого становилось наиболее стыдно. Он не хотел выглядеть слабым. Но в итоге все чувства вытесняла разбухающая тревога. Вот-вот она незримым образом обернется паническим страхом.
Колоды уже уменьшились наполовину, и тут выпали две восьмерки: бубновая и червовая. Они были так похожи!
– Разные, разные, – засмеялся Ныш, заметив дрогнувшую руку Тихона.
Да, разные, согласился Заколов. А как же теория вероятностей? Ведь он точно знает, что его шансы "за" приблизительно равны 17 к 10. То есть в десяти случаях подобных проверок перетасованных колод одинаковые карты должны встретиться в среднем семнадцать раз! Больше одного случая на каждый расклад, что для непосвященных кажется абсолютно нереальным.
Перед спором он в уме проверил расчет и убедился в его правильности. Поэтому он и предложил сначала этот вариант Нышу, зная, что тот возмутится, а потом согласился на него сам. 1,7 случая на каждый расклад! Но вся беда в том, что это в среднем. Закон действует при большом числе опытов. В его нынешнем раскладе может не встретиться ни одной одинаковой пары, зато в следующем – выпасть сразу три.
Колоды таяли, Ныш подшучивал, Есенин постукивал пальцами, Бек курил. Осталось не более пяти карт. Уже четыре. Только три!
И вдруг – Ныш умолк. Пальцы перестали стучать, а Бек, затянувшись, забыл выпустить дым.
– Вот, – услышал Заколов тихое слово и только потом сообразил, что произнес его сам.
Глава 57
На столе лежали две бубновые десятки. Теория вероятностей не подвела!
Бек наконец выпустил долгую струю дыма, Есенин медленно распрямил согнутое над столом тело. Оба вора сначала взглянули на Заколова, потом перевели взгляд на Хамбиева.
– Нет. Фигня какая-то, – недоуменно твердил Ныш. Дрожащие руки схватили карты, повертели их так и сяк, после чего две бубновые десятки смачно щелкнули расчерченными спинами по столу. – Фигня! Не может быть! Он подстроил! Это он! Его рук дело! Вы видели?
Ныш метнулся к Есенину, тот отвел взгляд. Тогда неудачник обратился к Беку, ругая Заколова и путано повторяя, что его обманули, все подстроено, был мухлеж. Толстые руки Бека отстранили Ныша.
– Есенин, посмотри за ним, – спокойно произнес Бек. – Я пока за веревкой схожу.
– Так нельзя! Я же свой! А он чужой, пришлый! Он вообще мент! Или на них работает! Так нельзя! – визгливо кричал Ныш.
– Правила – есть правила, – философски изрек Есенин. – Затея была твоя.
– Я убью гада! – Ныш с криком бросился на Заколова, бестолково размахивая руками.
Но что-то сломалось у него внутри. Тихон легко отпихнул хилое тело, и Ныш шлепнулся на пол.
Хамбиев безвольно сидел на полу рядом со столом и даже не пытался встать. Черные прямые волосы шатром закрыли склоненную голову, желтые зубы отчаянно кусали пальцы.
Вернулся Бек. В руках он нес веревку, а в пустых глазах сквозило равнодушие. Все молча смотрели на сидящего Ныша.
Вот, так же пришли бы и за мной, подумал Тихон. Тревога отпустила сразу, как только он увидел бубновые десятки. И он уже искренне недоумевал, как мог беспокоиться об исходе игры, если могучие выводы теории вероятностей были полностью на его стороне. Наука продлевает жизнь! – мысленно сформулировал он лозунг и с улыбкой посмотрел на беспомощного растерянного Ныша. Сейчас он не испытывал к нему даже раздражения. Как можно обижаться на людей, которые не знают законов математики. Их можно только жалеть.
Озорство взыграло в Заколове. Он вспомнил, как в детстве играл с друзьями в карты на петушиные крики и заявил:
– Не надо веревки. Пусть залезет под стол и пять раз громко прокричит: "Ку-ка-ре-ку!"
Есенин с Беком переглянулись.
– И все? – спросил Бек.
– Все, я к нему претензий не имею.
Ныш перестал кусать пальцы.
– Эй, петушок, – позвал Бек. – Лезь под стол и кричи, что сказано.
Ныш опустил руки, вытянул лицо вверх и стал похож на послушную собачку.
– По-петушиному? А может, по-собачьи? – попросил он.
– Лезь, лезь. Если хочешь жить, – Бек легко подтолкнул Ныша. – Давай по-петушиному!
Следующие несколько минут Ныш кричал из-под стола: "Ку-ка-ре-ку". Бек стучал ладонью о столешницу, смеялся до слез и требовал кричать громче. Есенин растянул губы в тонкую кривую улыбку. По-другому он улыбаться не умел. И лишь когда шум смолк, Есенин тихо, но отчетливо произнес:
– Когда не можешь быть мужчиной, ты становишься скотиной.
Раскрасневшийся Ныш вылез из-под стола и сверкнул глазами в сторону Заколова, Тихон понял, что теперь у него есть не просто злобный, а смертельный враг.
Ныш забрался в отдельную комнату и затих.
Когда Бек завершил смазку и проверку лебедки, он громко крикнул:
– Эй, петушок, где ты там? Что не отзываешься, ползи сюда!
Появился хмурый Ныш. По зеленой слюне было видно, что он жует насвай.
– Ты мотоцикл подготовил? – рявкнул Бек. – Бензином заправился?
Ныш пожал плечами.
– Так какого хрена ты здесь ошиваешься? Заправь полный бак, проверь технику, осмотрись на месте, чтобы все улочки-переулочки знал. Даже в темноте. И запомни дорогу, по которой смоешься, если вдруг атас. Про мост через реку помнишь? Дуй выполнять!
Угрюмый Ныш выкатил мотоцикл "Урал", скептически оглядел его – крепкая деревенская колымага. На таких мужики в ватниках и сапогах разъезжают. Была бы элегантная "Ява" – куда ни шло. А еще лучше любое авто. Предлагал он угнать тачку, но старые воры не согласились, не захотели лишний раз рисковать.
Ныш брезгливо завел мотоцикл, выплюнул пережеванный насвай, выехал на улицу. Он постарался забыть недавний позор. Подумаешь – петушком обозвали, жив остался – это главное. А со студентом он еще посчитается. И с его девчонкой-Ромашкой.
Ехал Ныш не спеша, во-первых, времени еще полно, во-вторых, ребра лучше не трясти, а в-третьих, мысли приятные в голове шебуршились, расслабляли.
Вот взять бы сегодня в банке кучу денег. Не на пять дней гульбы, а по-настоящему много! Бек обещал двадцать процентов. Студент, дурак, за девчонку работает, а ведь не отпустит ее Есенин, да и студенту наверняка кранты! Ныш сам с ним разделается, если доверят! Значит, ворам по сорок процентов достанется. Несправедливо, но приходится терпеть, он впервые в крупном деле. Да и двадцать процентов должны в кругленькую сумму вылиться.
Как бабки обломятся, надо отлежаться недельку, за это время и шум стихнет, и грудь заживет, а потом гульнуть по полной программе. Но это уже в Ташкенте, там есть где развернуться фартовым людям.
Со сладостными мечтами Ныш подъехал к перекрестку и притормозил. Из-за разросшихся кустов дорога просматривалась плохо. Ныш бросил взгляд вправо-влево. Никого. Нога переключила педаль на первую скорость.
В этот момент от кустов мгновенно отделилась фигура в милицейской форме и ловко заскочила на заднее сиденье мотоцикла.
Глава 58
– Хамбиев, не оборачиваться! Трогайся и не спеша езжай вперед. Рыпнешься – убью! Ствол чувствуешь?
В правый бок Ныша что-то давило. Он кивнул, с трудом сглатывая слюну.
– Трогай, Хамбиев, я покажу, куда ехать, – все слова незнакомец произносил тихо, почти шепотом, но очень веско.
Ныш, как во сне, вел мотоцикл, подчиняясь указаниям грозного пассажира. Тело слушалось плохо, от ствола расползался ледяной холод, а во рту разом пересохло. Вскоре они свернули во двор небольшой стройки. По случаю выходного там никого не было. Незнакомец приказал остановиться между плитами и котлованом.
– Глуши двигатель и смотри только прямо, – велел милиционер. – Надумаешь обернуться – могила для тебя уже готова.
Ныш затравленно покосился на котлован.
– Как ты думаешь, почему я сел к тебе? – ствол пистолета уперся под лопатку.
– Проверка документов, – испуганно предположил Ныш.
– Не угадал. Один ноль в мою пользу. Первого мая ты на вокзале в Кзыл-Орде убил двух милиционеров.
– Это не я, – прошептал Ныш. Липкий язык еле ворочался.
– Ты Хамбиев, ты, – спокойно возразил незнакомец. – Есть свидетель, который это видел.
Ныш вспомнил Нину, внутри все разом обмякло, мир рушился с оглушающей быстротой.
– Я только одного, – признался Ныш.
– Это неважно. Где один, там и двое. Вышка тебе обеспечена. А теперь угадай, почему я до сих пор с тобой разговариваю?
Ныш невольно попытался обернуться. Ладонь незнакомца резко рубанула по шее.
– Я же сказал, не поворачиваться! Пуля в стволе уже чешется от нетерпения, так ей нравится твое брюхо. Повторяю вопрос: почему ты до сих пор на свободе?
– Я не знаю, – совершенно растерялся Ныш.
– Два ноль в мою пользу. Я могу тебя доставить в милицию, и мне объявят благодарность. Я могу тебя убить прямо сейчас. И, ты знаешь, мне тоже объявят благодарность. Так выбирай, где умереть: сейчас здесь или потом в тюремной камере? Ты ведь знаешь, мы, менты, очень не любим, когда убивают наших товарищей. Так почему ты еще жив?
– Я не знаю, – лепетал Ныш.
– Зато я знаю. Ты еще поживешь. Если… Чтобы ты дал за свою жизнь, Хамбиев? – незнакомец замолчал. В голове Ныша царил полный сумбур. Милиционер завораживающе шептал из-за спины: – За жизнь, где есть вино, девочки, модные шмотки, насвай, травка и сладкая власть над лохами и фраерами. Ты стремишься к такой жизни, Хамбиев?
– Да, – безвольно согласился Ныш.
– Так что бы ты отдал за нее?
– Все! – выдохнул Ныш. – Все деньги.
– У тебя нет денег, Хамбиев.
– Завтра будут.
– А теперь отвечай быстро и честно. От этого зависит мое решение и твоя судьба. Когда идете на дело?
– Сегодня ночью.
– Что будете брать?
– Главную сберкассу на площади.
– Сколько там денег?
– Бек говорит, что очень много.
– Как проникнете в здание?
– Сзади, через окно.
– Кто участвует в деле?
– Бек с Есениным. Я на стреме с мотоциклом. И еще студент.
– Зачем Есенину студент?
– На него свалят ограбление.
– Почему студент согласился участвовать?
– Ради своей девчонки. Есенин обещал отпустить девчонку, если он поможет.
– Где сейчас девчонка?
– На переезде, у семафорщика. Это старый знакомый отца Есенина.
– Как будете уходить после ограбления?
– На мотоцикле.
– Четверо не поместитесь.
– Студенту обещали велосипед, но он ему не понадобится.
– Ясно.
Милиционер задумался. Пауза затягивалась. Ныш чувствовал, что пистолет еще упирается ему в бок, но уже не так уверенно. Потом давление исчезло и голос сзади произнес:
– Я тебя отпускаю.
Ныш покосился на котлован и, не веря в свою удачу, спросил:
– Что мне теперь делать?
– Все, что намечено. Ты вместе со всеми пойдешь на дело. Выполняй все, что тебе велят. И никому ни слова о нашей встрече! Забудь о ней!
– Нас там повяжут?
– Нет. Услышишь шум, можешь смываться, – безразлично сказал незнакомец, а потом жестко добавил: – Но если ты расколешься перед дружками и вы не возьмете банк, я тебе гарантирую арест по обвинению в убийстве сотрудника милиции. Понял?
– Да.
– А теперь сиди смирно и не оборачивайся.
Мотоцикл качнулся, незнакомец слез, мягких шагов почти не было слышно. Ныш осторожно покосился назад и успел заметить лишь плечо с капитанским погоном, скрывшееся за плитами.
Хамбиев дрожащей рукой достал насвай и сыпанул под язык несколько горошин. Он долго сидел и сплевывал в мелкий песок желто-зеленую слюну, пытаясь понять, что произошло. Где он прокололся?
Мозги работали туго.
Его заложила Ромашка! Только она видела, как он ударил милиционера прутом по голове. Ну почему он не грохнул ее тоже? Постой! А почему этот капитан спрашивал, кто она и где, словно совсем ее не знает? Неужели есть еще один свидетель? Но кто?
Ныш задумался и ужаснулся очевидной мысли. Есенин! Вор тоже был там. Как же он про него забыл! Есенина на зоне могли обработать и сделать осведомителем! Поэтому он все хочет делать чужими руками, чтобы быть чистеньким перед законом.
Ныш заправил мотоцикл бензином и вернулся в дом Бека. Теперь он знал, что ворам верить нельзя.
И был готов вырвать все деньги силой.
Глава 59
Следователь Руслан Колубаев провел в Арысе уже сутки. Ему понравилась собственная версия о влюбленной парочке бесстрашных грабителей: Тихоне Заколове и Нине Брагиной. Он доложил о ней областному прокурору и получил добро на продолжение расследования. Значимость поимки столь опасных преступников возрастала. Туранов дал время до 4 мая. С того разговора прошел целый день, но результатов пока не было. А в первый рабочий день после праздников Руслан должен был явиться в кабинет начальника и отчитаться о ходе следствия.
Вся местная милиция дежурила на вокзале, проверяя каждый поезд, в том числе и товарные составы. Для крупной узловой станции на это требовалось много сил. Сотрудники ГАИ проверяли автодороги. Фотографии Заколова и Брагиной имелись у каждого, но – все безрезультатно.
С момента приезда в Арысь капитаны Кусыев и Сигалиев работали самостоятельно. Это немного раздражало Руслана. Он был уверен, что каждый из них думал о своей собственной карьере и рассчитывал первым найти Заколова. По статусу Руслан не мог ими руководить, но настоятельно просил, чтобы они информировали его обо всех полученных данных.
После полудня капитан ГАИ Сигалиев сообщил, что "Волга" без глушителя не въезжала в Арысь, ее бы обязательно услышали, и никто за последний день не искал у местных спекулянтов глушитель для такой машины.
– Мимо города они могли проскочить? – поинтересовался Колубаев.
– Нет. Здесь кругом пески, на "Волге" не проедешь, – убежденно ответил Сигалиев. – И на Чимкент, и на Ташкент дорога идет через Арысь.
– Куда же они делись?
– Я думаю, бросили машину на подъезде, а сами на попутке или пешком. Машина без глушителя слишком заметна.
У капитана милиции Кусыева в городе было много знакомых, он долго где-то пропадал, появился лишь поздно вечером и убежденно заявил: "Бандиты будут действовать только ночью". Потом опять куда-то исчез.
Руслан Колубаев был уверен, что Заколов добрался до Арыся и затаился где-то здесь. Теперь следователь по особо важным делам жаждал только одного: чтобы произошло громкое ограбление, которое можно было бы приписать новой шайке. Иначе его красивая версия летела к черту. Пусть даже никого не поймают, это не столь важно. Главное – подтвердить свою интуицию. Руслан получал сообщения о каждом происшествии в городе, но кроме хулиганства и бытовых ссор ничего не случалось.
Вечером Колубаев вместе с Гурским расположились в небольшом кабинете местного отделения милиции. Время от времени в кабинет входил водитель Миша и гнусил одну и ту же просьбу:
– Руслан Ахметович, можно я пока в автосервис съезжу? Вдруг удастся быстро крышу поправить.
– Нет, – неизменно отказывал Колубаев, – машина мне может понадобиться в любой момент.
Старший сержант Федорчук поначалу долго выпытывал Гурского о всех обнаруженных уликах, потом общался с местными милиционерами. Насупившись, он зашел в кабинет, присел на краешек стула и осторожно предположил:
– А что, если Заколов не причастен к убийствам?
– Как это не причастен? – встрепенулся Колубаев. – Ты что, сержант, несешь?
– Я ведь его немного знаю. Это обычный парень, немного шустрый, чуть-чуть заводной. Не мог он в одно мгновение превратиться в отъявленного убийцу.
– А девчонка? Ее-то ты не знаешь. Вдруг она заводила? Так ведь бывает, околдует девка парня, и тот ради любви на все согласен, даже на убийство. Против Заколова – гора улик! Так ведь, Семен Григорьевич?
– Все так, Руслан Ахметович, все так. Но ты знаешь, я боюсь думать, если студенты наших передовых ВУЗов способны на такие мерзости, что же тогда нам ждать от необразованных урок. Куда мы катимся, Русланчик?
– Мы очищаем страну от преступного элемента. Нам все равно, студент он или рабочий. Если преступил закон, изволь предстать перед судом и сесть в тюрьму.
– Тут уже не о сроке речь идет, – заметил Федорчук.
– Да, мы имеем дело с особо опасным, я бы сказал, дерзким преступником. Нам осталось только его задержать. Все доказательства вины налицо. Наш эксперт подтверждает!
Колубаев указал на Семена Григорьевича. Гурский поморщился:
– В моей практике, бывало, собираешь, собираешь доказательства, а потом одна деталька – и все с ног на голову становится.