Как выяснилось, они не знали. Меня нашли без документов. Я валялся без сознания на скамейке на автобусной остановке, и меня отвезли прямо в эту больницу. Если у меня и был бумажник, то его украли. Пока полицейские собирались снять отпечатки пальцев и попытаться меня идентифицировать, я изволил очнуться.
- Сколько я был без сознания? - спросил я, сообщив свое имя, адрес и необходимую личную информацию.
- Здесь вы провели два дня. Примерно столько, по нашей оценке, вы находились в коме. Может, на день-два дольше. Самое большее.
- Какое сегодня число? - спросил я.
- Двадцать третье февраля.
- А год?
Доктор нахмурился, но все же сказал.
Я отсутствовал полтора года. Меня не удивили бы и день, и десять лет. Но нет, время должно было совпадать. Мы смотрели их телевидение, слушали их радио, читали их ежедневные газеты.
Их?
Наши.
Я вернулся.
Но действительно ли я отсутствовал?
Я не знал.
В окружении врачей, медсестер и других пациентов, в неопровержимой реальности повседневного существования случившееся со мной казалось почти сном, та жизнь - еще более сюрреалистичной. А обладал ли я эпистолярным талантом? Или вообще кто-нибудь? Или все это иллюзии, созданные моим больным мозгом? Может, все мои приключения, все мои воспоминания фальшивые? Иллюзорные? Например, я вполне мог быть строительным рабочим из Нью-Джерси по имени Джон Джонсон, пережившим нервный срыв и вообразившим себя талантливым Писателем Писем из Калифорнии Джейсоном Хэнфордом.
Мне несколько раз делали анализы крови и компьютерную томографию. Меня оставили на капельницах, но позволили понемногу питаться обычным способом.
Я не мог вспомнить, как убил себя. Провал в сознании? Или я себя не убивал? Или шок от гибели собственного тела заставил меня забыть последние секунды моей жизни? Я был жив в этом мире, а как насчет того, другого? Там я мертв?
В тот первый день я разрешил себе думать только о своем здоровье и анализах и тех первых крохотных шагах, которые должны были вернуть меня к нормальной жизни. Однако после бесконечной, беспокойной ночи суровая реальность вторглась в мой мир. Начались разговоры о моей выписке, и хорошо одетая девушка пришла расспросить меня о моей страховке. Я помнил, что моя компания медицинского страхования - "Синий крест", но деталей своего страхового плана не знал. Девушка пообещала все выяснить по номеру социального страхования, однако, вернувшись через некоторое время, сообщила, что, по-видимому, страховки у меня больше нет. Мне пришлось заполнить множество форм и заявлений на федеральную помощь и помощь штата.
Есть ли у меня родственники? - спросила девушка. Может ли кто-нибудь взять на себя ответственность за оплату моего пребывания в больнице? Я дал координаты Викки и родителей Викки, их адрес и номер телефона, но телефон был отключен, и поиски не дали никаких результатов. Я дал свой адрес и номер телефона на тот случай, если Викки живет там, но и здесь все попытки связаться с ней оказались безуспешными.
Я попытался позвонить своим адвокатам, но, похоже, и они исчезли. Название юридической фирмы, которая вела дела Викки, я вспомнить не смог.
Я позвонил в семейный суд округа Северный Ориндж. Я помнил номер своего дела о разводе, и после нескольких переключений меня соединили с нужным человеком. Я только хотел узнать адрес и телефон, но мне сказали, что, поскольку я не появился в суде в назначенный день и час и даже мои адвокаты не смогли меня найти, процесс я проиграл. Викки присудили полную опеку, а меня полностью лишили прав на встречи с Эриком. Теперь я смогу контактировать с Викки и Эриком только через своих адвокатов.
Я не знал, что именно написали обо мне Писатели Писем, но на нелестные характеристики они не поскупились. Меня представили отвратительным отцом, и исчез я будто бы для того, чтобы избежать всякой ответственности за семью. Мне показалось странным то, что Писатели Писем не убили меня, а просто очернили. Интересно, почему. Может быть, простые люди вроде меня, не знаменитости не заслуживают смерти. Или, может быть, у них другие планы относительно меня.
Или, может быть…
Может быть, никто никаких писем не писал. Может, просто это участь всех отцов, не являющихся на суд и пренебрегающих своими правами.
Я попросил у служащей суда адрес Викки, но она заявила, что это закрытая информация. Правда, она сообщила название фирмы, представляющей Викки, и номер телефона. Я позвонил им, но оказалось, что и они без согласия Викки не могут делиться конфиденциальной информацией.
Спросите ее, предложил я.
Они пообещали передать мне ее ответ.
Побыстрее, попросил я.
В книгах, кинофильмах и телесериалах добренькие врачи и дружелюбный больничный персонал подержали бы меня под наблюдением, пока не выяснили, что же со мной происходит, в чем причина комы, подлечили бы меня, чтобы подобное не повторилось. Однако в реальной жизни больницы похожи на сборочные конвейеры, и чем быстрее они выкинут меня из кровати на улицу, тем быстрее освободится место для другого пациента. Еще денек меня подержали - наверное, все-таки хотели посмотреть, не будет ли рецидива, хотя прямо мне этого не сказали, - затем дали талончик на завтра на посещение невропатолога и отпустили.
Поскольку у меня не было ни машины, ни денег, я отправился домой пешком. Анахайм не так уж далеко от Бри, решил я. Однако за час я прошел лишь половину пути и оказался в Фуллертоне. День был не по сезону жарким и влажным. Я весь взмок и решил проголосовать на дороге. Я прежде никогда ничего подобного не делал. Здравый смысл предупреждал об опасности подобной затеи, но я решил, что сумею разобраться в людях, которые остановятся и решатся меня подвезти.
Никто не остановился.
Я добрел до "Таргета"; хотел зайти и попить из фонтанчика, но увидел мужчину, одетого во все белое, собиравшего деньги на благотворительность.
И у меня созрел план.
Я вошел в магазин, напился, а затем встал у противоположной двери подальше от сборщика пожертвований. "Не могли бы вы дать мне немного мелочи?" - спрашивал я каждого проходящего мимо. Это было ужасно унизительно, и я страшно стеснялся, но через двадцать минут уже был обладателем двадцати долларов, чего мне хватило бы и на автобусный билет, и на сегодняшний ужин. И на бутылочку вишневого "Снэппла", которую я сразу же купил. Затем я дошел до автобусной остановки, изучил маршруты и стал ждать.
Очень скоро я добрался до Бри и сошел с автобуса на Ламберт-роуд в пяти минутах хода от своего дома. Я очень странно себя чувствовал. Все вокруг было родным и знакомым. Пусть я отсутствовал полтора года, но каждый день видел именно это, только теперь вокруг кипела жизнь. Совсем другое дело. Мимо мчались автомобили, в небе носились птицы, высоко над головой пролетел самолет. По улице ходили люди, и они разговаривали. С юга доносился шум винта полицейского вертолета. Пахло автомобильными выхлопами и жарящимися гамбургерами. Звуки и запахи были изумительными. Меня переполняла радость от возвращения в реальный мир, хотя долгое отсутствие вызвало нечто вроде культурного шока, что я осознал совсем недавно. Мне было немного неловко, немного неуютно.
Волнуясь, я бросился к дому. Я не знал, живет ли там Викки, но я хотя бы смогу помыться, расслабиться и просто побыть дома.
Только мой дом больше не был моим.
Я притормозил. Остановился.
На дорожке стояла незнакомая машина, а когда я осторожно приблизился к парадной двери, то увидел через окно гостиной незнакомую мебель. Даже если бы у меня был ключ - а у меня его не было, - вряд ли бы я попытался войти. Я надавил на кнопку звонка, и через несколько мгновений дверь открыла женщина лет двадцати пяти с младенцем на руках.
- Здравствуйте, - сказала она.
Я не смог выдавить ни слова и увидел, что ее это встревожило. Она уже собралась захлопнуть дверь, когда я выпалил:
- Здесь живет Викки Хэнфорд?
Женщина занервничала:
- О нет. Здесь живем мы с мужем.
Я кивнул.
- Когда вы купили…
- Мне пора. - Женщина захлопнула дверь, и я услышал, как она задвинула засов.
Мой дом был продан без моего участия. Я стал бездомным.
Это невозможно.
Однако если я что и усвоил за прошедшие полтора года, так это то, что возможно все.
Куда идти? У меня не было ни работы, ни дома, ни денег. Я понятия не имел, где живут Викки и Эрик. У меня отняли всю мою жизнь. Я взглянул на соседние дома, узнал несколько машин на подъездных дорожках. Я всегда был в хороших отношениях с соседями и, несмотря на то что после отъезда Викки выпал из общественной жизни, нескольких из них искренне считал друзьями. Вероятно, я мог бы попросить у них немного денег. Вероятно, Карл Кларксон, живший напротив, пустил бы меня на пару ночей в комнатку для гостей, которую он встроил в половину своего гаража на две машины.
Или я мог бы вернуться в дом моей матери.
Ну нет. Этот вариант даже не рассматривался.
Я перешел улицу. Дверь открыла Джойс, жена Карла. Она явно удивилась моему появлению и, похоже даже, немного испугалась.
Она получила письмо обо мне.
Я все еще пытался убедить себя, что все случившееся со мной - неправда, что у меня был нервный срыв и все мои мысли и воспоминания о сочинении писем просто фантазия, однако в глубине души я верил, что все правда, что, несмотря на отсутствие доказательств, все случилось именно так, как я помнил.
У меня есть доказательства, вдруг понял я. Викки. Почему она развелась со мной, забрала Эрика и спряталась от меня? Из-за писем. Она мне это сказала. Она сказала, что боится меня и моих способностей.
Если только…
Если только и это плод моих фантазий, а Викки боялась меня из-за моего прогрессирующего душевного расстройства.
- Я позову Карла, - сказала Джойс, намеренно не приглашая меня войти. Она просто закрыла дверь перед моим носом. Это было на нее не похоже.
Вскоре дверь снова открылась.
- Привет, - сказал Карл. - Давно не виделись.
- Да. Я попал в аварию, - солгал я. - Валялся в коме.
Это было правдой, хотя прозвучало не так убедительно, как сообщение об аварии.
Карл и Джойс переглянулись.
- Я ищу Викки. Я вышел из больницы, а оказалось, что дом продан, и я… Я не знаю, где она. - Я видел, что они мне не верят, и порывисто сунул руку в карман рубашки. - Смотрите. - Я показал им бумаги из больницы, ткнул в слово кома на строчке, где была указана причина госпитализации. - Я не лгу.
Выражение лица Карла стало менее подозрительным.
- Мы получили… письмо о тебе. Вчера. Там говорится… - Он взглянул на Джойс. - Ну, там много чего о тебе говорится.
Письмо.
Словно гора с плеч свалилась. Значит, все правда. Я ничего не вообразил. Я не сумасшедший.
Хотя лучше мне не стало. В каком-то отношении стало даже хуже. Облегчение улетучилось почти мгновенно, сменившись страхом и дурными предчувствиями. Они не тратили время зря. Механизм приведен в действие. Я сбежал, но письма методично рассылаются всем, с кем я могу войти в контакт, настраивая всех против меня. Я хотел посмотреть письмо, полученное Карлом и Джойс, но понимал, что лучше этого не делать.
Я мог узнать автора.
Мне не удалось рассеять подозрений, но винить в этом соседей я не мог. Написанное слово обладает огромной силой, гораздо большей, чем произнесенное, и, хотя меня Кларксоны знали много лет, а анонимного автора не знали совсем, они автоматически поверили недостоверной информации.
Я понял, что переночевать у них не смогу, но решил одолжить немного денег, чтобы снять номер в мотеле. Я уже открыл рот, чтобы попросить баксов пятьдесят или сколько они могли дать, как вдруг вспомнил кое о чем.
О своем банковском счете!
У меня все еще были деньги в банке. Если я не ошибался, то тысяч двадцать долларов. У меня не было ни водительских прав, ни удостоверения личности. Серьезное препятствие, но попробовать стоило.
Я попросил Карла об одном-единственном одолжении: подвезти меня до банка, и неохотно, как я видел, он согласился подбросить меня по дороге в супермаркет. Я мог только предполагать, что написали обо мне в том письме. Может, доказывали, что я плохой отец, бросивший свою семью? Однако Карл дергался так, будто я в любой момент мог на него наброситься, и я решил, что все гораздо хуже.
Писатели Писем не церемонились.
Карл высадил меня у банка и умчался, несомненно молясь о том, чтобы больше никогда меня не увидеть. А вдруг и банк получил лживые письма, и Викки опустошила счет? К счастью, этого не случилось.
У меня не было удостоверения личности, но я знал свой номер социального страхования, номер банковского счета, ПИН-код и пароль, и, после того, как кассир сверила подписи и проконсультировалась с менеджером, я получил доступ к своему счету. Я объяснил, что стал жертвой "кражи личности", что все мои кредитные карточки и водительские права украдены, и мне выдали новую банковскую расчетную книжку и открыли новый счет. Я взял пятьсот долларов, чего мне должно было хватить на пару дней, а остальное оставил на счете.
Я снял номер в дешевом мотеле недалеко от банка и решил наутро съездить в транспортный отдел, заявить о краже бумажника, получить хотя бы временные водительские права и попробовать вернуть свою машину. Вряд ли "тойота" все еще стоит в Лос-Анджелесе перед "Шангри-Ла", но, если повезло, ее не угнали и не разграбили, а если полицейские не успели продать ее на аукционе, то, вполне возможно, я смогу вернуть ее.
Я сделал несколько телефонных звонков - на самом деле кучу телефонных звонков - и в конце концов выследил свою машину. Она находилась на частной стоянке, куда, по контракту с муниципалитетом, свозили брошенные автомобили. Я просто должен был заплатить штраф в тысячу долларов и показать водительские права или еще как-нибудь удостоверить свою личность.
Другими словами, замкнутый круг.
Я мог попробовать взять машину напрокат в "Ависе", "Герце" или еще где.
Однако и они, вероятно, потребуют кредитную карту.
Я не знал, что делать. Следовало что-то придумать. А когда я стану мобильным, первым делом найду Викки и Эрика и все улажу. Я отсутствовал полтора года. Они могли подумать, что я их бросил, что они мне безразличны. Я представил, как Викки изобретает дипломатические ответы на грустные расспросы Эрика.
Это в лучшем случае.
Я готов был биться об заклад, что и они получили грязные, лживые, отвратительные письма обо мне.
Если понадобится, я найму частного детектива; я потрачу все свои деньги на розыски жены и сына; я обязательно найду и верну их; я верну себе свою жизнь.
Я заснул на дряхлой кровати с пружинным матрацем под аккомпанемент секса из-за тонкой стенки.
Наутро я не поехал к невропатологу. Я знал, что здоров, и не хотел попусту терять время. Я сел на автобус и отправился в транспортный отдел. И я действительно получил временные водительские права, с которыми вернулся в банк, снял десять тысяч долларов и за три тысячи купил подержанный "фольксваген".
Такими темпами недолго и разориться. Рано или поздно придется найти какую-нибудь работу.
Однако в данный момент далекие перспективы меня не волновали. Я горел желанием найти Викки и Эрика. Все остальное могло подождать.
Я вдруг понял, что у меня нет близких друзей, никого, к кому я мог бы обратиться за помощью, никого, кому я мог бы довериться. Мое увлечение отдалило меня от людей, и просто удивительно, что я впустил в свою жизнь Викки. Вот до того, как одержимость письмами поглотила меня, близкие друзья у меня были. В детстве. В юности. У меня были…
Роберт и Эдсон.
Я задумался. Смогу ли я связаться с ними? Должен ли? Посмею ли?
Но я остался совсем один. Мне необходима помощь. А почему бы и нет, черт побери? Я вернулся в затхлый гостиничный номер, полистал драный телефонный справочник и нашел телефон и адрес Эдсона. Он жил в Ньюпорт-Бич. Роберт или не подал о себе сведений, или уехал из округа Ориндж.
Я позвонил Эдсону. Давненько я так не нервничал. Ладони взмокли от пота. Эдсона дома не оказалось, я оставил на автоответчике свое имя и номер телефона мотеля. Я сказал, что случайно приехал по делам в город и хотел бы встретиться и поговорить о добрых старых временах.
Потом я позвонил Викки на работу. На ее прежнюю работу, ибо я не знал, где она работает сейчас.
Не там.
Как будто она и Эрик были стерты с лица земли, и впервые я перепугался по-настоящему. Вдруг с ними что-то случилось? Что, если они не прячутся? Что, если они умерли? Я попытался успокоить себя, ведь причин могло быть множество. Самая вероятная - Викки нашла работу в Аризоне, рядом с домом родителей.
Может быть, она снова вышла замуж.
Я не хотел думать об этом, отказывался думать об этом. Администратор больницы пыталась связаться с родителями Викки в Месе, но на всякий случай я попробовал еще раз. Безрезультатно. Телефон был отключен.
Я сидел в своем дешевом номере, на пружинной незастеленной постели, не зная, что делать дальше, беспомощный и бессильный.
Эдсон позвонил вскоре после полудня.
- Здравствуйте, - услышал я официальный незнакомый голос. - Могу я поговорить с Джейсоном Хэнфордом?
- Это Джейсон, - сказал я.
- Привет, чувак! - Я услышал знакомые нотки и узнал старого друга.
На глаза навернулись слезы, но я постарался не выдать своих чувств.
- Привет, чувак.
- Я проверял автоответчик и наткнулся на твое сообщение. Где ты скрывался, черт побери?
- Это длинная история.
- Ну так я хочу ее услышать! Мы обязательно должны встретиться, пока ты в городе. Какие у тебя планы на вечер?
Я оглянулся на мутный экран телевизора.
- Никаких. Я надеялся поговорить с тобой.
- Хочешь встретиться где-нибудь в городе или приедешь ко мне?
- Лучше к тебе. Я хотел бы посмотреть, как ты живешь.
Эдсон объяснил, как доехать до его дома, и сказал, что вернется к шести. Удерет с работы пораньше. Мы еще пару минут поболтали. Эдсон сообщил, что был женат, но развелся, детей нет, работает в инвестиционном банке.
- А Роберт? - спросил я. - Ты с ним видишься?
- Нет. Понятия не имею, что с ним. - Эдсон помолчал и добавил полушепотом: - Знаешь, я ужасно скучаю. Всего несколько дней назад вспоминал вас, подумывал разыскать.
- И вот я позвонил.
- И вот ты позвонил.
Где-то на линии послышались гудки.
- Мне пора. Клиент. Увидимся вечером, договорились?
- Я приеду.
Я встал, посмотрелся в зеркало. На мне была та же одежда, в которой меня нашли, и в больнице ее не постирали. Нужно было купить обновки.
В магазине мужской одежды я порылся в отделе распродаж, нашел вполне приличные рубашки - одну с длинными рукавами, другую с короткими - и пару джинсов.
Что рассказать Эдсону? Что можно ему рассказать?
Ответа я пока не знал. Сориентируюсь по ходу встречи.
Дом Эдсона обманул мои ожидания.