Мужчину сменила решительная дама нордического типа лет шестидесяти, совершавшая пробежку в ярко-красном костюме из лайкры, – зубы стиснуты, лыжные палки постукивают по бетону. За правым поворотом перед глазами открылся пейзаж.
Гигантский парк кишел людьми; озеро за островом было гораздо обширнее, чем казалось сначала, – длиной добрых полмили, шириной в несколько сотен ярдов. На воде флотилии уток и десятки лодок, изящных деревянных, гребных, синих фибергласовых водных велосипедов.
Люди сидят на скамейках вокруг воды, на каждом дюйме травы загорающие в наушниках с плеером, слушают по радио музыку или просто стараются заглушить нескончаемый детский визг.
Кругом блондинки. Десятки, сотни. Грейс переводил взгляд с одного лица на другое, внимательно осматривал и отвергал одно за другим. Тропинку перед ними перебежали две девочки, одна с рожком мороженого, другая с визгом. На земле сидел мастиф, тяжело дыша, пуская слюни. Куллен остановился у скамейки, на которой мужчина в полностью расстегнутой рубашке читал книгу, неудобно держа ее на расстоянии вытянутой руки, словно забыл очки, и указал на другой берег озера, на красивый, пожалуй, даже слишком большой павильон, похожий на крытый соломой английский коттедж.
Люди сидели за пивными столиками под открытым небом, рядом располагалась маленькая лодочная станция и деревянный помост, к которому была привязана всего пара лодок и лежал на боку водный велосипед.
Грейс почувствовал прилив сил, осознав, что видит то самое место, где Дику Поупу и его жене Лесли показалось, будто они видят Сэнди.
Заставляя немца ускорить шаг, Грейс направился вперед по бетонированной дорожке, огибавшей озеро, мимо скамеек, глядя на другой берег, осматривая каждого загорающего, каждого велосипедиста, бегуна, ходока, роллера, попадавшегося на глаза. Пару раз он видел длинные светлые волосы, обрамляющие лицо, похожее на лицо Сэнди, но со второго взгляда его отбрасывал.
Может быть, она подстриглась. Может быть, перекрасилась.
Прошли мимо изящного монумента на насыпи с надписью: "Фон Вернек… Людвиг I…" Подойдя к павильону, Куллен остановился перед меню, пришпиленным к красивой доске в виде щита под вывеской: "Seehaus im Englischen Garten".
– Хотите чего-нибудь съесть? Можно зайти в ресторан, там прохладно, можно здесь.
Грейс оглядывал бесконечные ряды плотно составленных столов в виде козел в тени деревьев, под огромным зеленым матерчатым навесом, просто под открытым небом.
– Предпочитаю здесь. Хороший обзор.
– Да, конечно. Выпьем сначала. Чего пожелаете?
– Я бы выпил немецкого пива, – мрачно усмехнулся суперинтендент. – И кофе.
– Какого пива? "Вайсбир", "Хеллес"? Или "Радлер" – смесь простого с имбирным, – а может быть, "Руссн"?
– Большую кружку холодного пива.
– Масс?
– Что значит "масс"?
Куллен кивнул на двоих мужчин за столом, пивших из стаканов размером с каминную трубу.
– А есть что-нибудь поменьше?
– Половину?
– Отлично. А вы что возьмете? Я угощаю.
– Нет, в Германии плачу я, – твердо заявил Куллен.
Это было милое местечко. На берегу расставлены изящные фонарные столбы; павильоны, где располагается бар и обеденный зал, недавно выкрашены в темно-зеленый и белый цвет; на мраморной плите – забавная бронзовая фигурка голого лысого мужчины со сложенными на груди руками и крошечным пенисом; кругом аккуратные пластиковые корзины и зеленые урны для мусора; замечательные пивные стаканы, любезные надписи по-немецки и по-английски.
Перед сидевшим под тентом кассиром стояла длинная очередь. Официанты и официантки в красных брюках и желтых рубашках убирали со столов грязную посуду. Оставив Куллена в очереди к бару, Грейс чуть-чуть отошел и снова принялся изучать карту, стараясь определить, за каким из сотни с лишним столов на восемь персон могла сидеть Сэнди.
Здесь были сотни человек, по его прикидке, добрых пять сотен, может быть, даже больше; перед каждым без исключения стоял высокий стакан с пивом. Запах пива плыл в воздухе вместе с клубами сигаретного и сигарного дыма, соблазнительным ароматом французской картошки и жареного мяса.
Летом Сэнди, выпивая холодного пива, порой шутливо замечала, что в ней говорит немецкая кровь. Теперь шутка стала понятной. У Грейса возникло какое-то странное чувство – то ли от усталости, то ли от жажды, то ли от пребывания в чужой стране, – что он вступил на заповедную территорию, где его присутствие нежелательно.
Внезапно он увидел перед собой суровое властное лицо, которое как бы с ним соглашалось, но и укоряло. Это был серый каменный бюст бородатого мужчины, напоминавший скульптурные изображения древних философов, которые часто видишь в сувенирных лавках и на распродажах. Он еще только учится философии, а этот действительно похож на ее представителя. Имя – Пауланер – торжественно отчеканено на пьедестале.
Подошел Куллен с двумя стаканами пива и двумя чашками кофе на подносе.
– Ну что, выбрали место?
– Кто такой этот Пауланер, немецкий философ?
Детектив усмехнулся:
– Философ? Не думаю. "Пауланер" – название крупнейшей мюнхенской пивоварни.
– А, – промычал Грейс, решительно чувствуя себя полным тупицей. – Понятно.
Куллен указал на столик у кромки воды, где компания молодежи освобождала места, надевая рюкзаки.
– Вон там сесть не хотите?
– Отлично.
Идя к столу, Грейс всматривался в лица за другими столами – мужчины и женщины разного возраста, от подростков до стариков, в повседневной одежде, чаще всего в футболках, широких юбках, шортах, джинсах, почти все в темных очках, бейсболках, панамках, соломенных шляпах. Пьют пиво из высоких или половинных стаканов, едят сосиски с картошкой, жареные ребрышки, сыр размером с теннисный мяч, нечто вроде мясного рулета с кислой капустой.
Здесь была Сэнди на этой неделе? Может, она приходит сюда регулярно, проходит мимо обнаженной бронзовой статуи на мраморной плите, мимо бородатой головы у фонтана, которая рекламирует "Пауланер", садится, пьет пиво, смотрит на озеро?
С кем?
С новым мужчиной? С друзьями?
Если жива, о чем думает? Вспоминает о прошлом, о нем, об их совместной жизни, о мечтах, обещаниях, о проведенном вместе времени?
Он снова взял карту Дика Поупа, взглянул на кружок, стараясь сориентироваться.
– До дна!
Куллен поднял стакан. Грейс поднял свой:
– Ваше здоровье!
Немец дружелюбно покачал головой:
– Нет, у нас говорят: "Прозит".
– Прозит, – повторил суперинтендент, и они чокнулись.
– За успех, – сказал Куллен. – Или, может быть, вам не хочется поддержать такой тост?
Грейс издал горький короткий смешок, подумав, что немец даже не представляет, насколько близок к истине. Словно в ответ на реплику телефон дважды пискнул.
Поступило сообщение от Клио.
57
Стажер-констебль Дэвид Кертис и сержант Билл Норрис вылезли из патрульной машины неподалеку от дома, адрес которого им назвали. Ньюман-Виллас – типичная жилая улица Хоува со старыми викторианскими террасными домами. Некогда это были цельные дома, принадлежавшие одному владельцу, с помещениями для прислуги наверху. Теперь они разделены на квартиры. По всей улице тянутся объявления агентств о сдаче квартир и комнат.
Парадная дверь дома номер 17, похоже, десятки лет не видела ни одного мазка краски; почти все фамилии на панели домофона, написанные от руки, стерлись, выцвели. Надпись "С. Харрингтон" выглядела довольно свежей.
Билл Норрис нажал на кнопку.
– Знаешь, – сказал он, – мы обычно вчетвером сидели в засаде. Сейчас посылают двадцать офицеров. Я однажды попал в передрягу. Один гуляка был завсегдатаем закусочной, которую мы караулили. Я взял и написал на доске: "Отличная задняя часть и вымя". Не совсем хорошо получилось. Инспектор устроил настоящую выволочку.
Он опять позвонил. Через несколько минут, не получив ответа, Норрис принялся нажимать другие кнопки одну за другой.
– Пора кое-кого пробудить от воскресного сна. – Он постучал по наручным часам, фыркнул. – Может, она в церкви?
– Да? – проскрипел вдруг слабый голос.
– Четвертая квартира. Я ключ потерял. Пожалуйста, впустите, – умоляюще попросил Норрис.
Через несколько секунд послышался резкий скрежет и щелчок замка.
Сержант распахнул дверь, оглянулся на молодого коллегу и понизил голос:
– Не говори, что мы представители закона, а то не пустят, – и заговорщицки приложил к носу палец. – Скоро сам увидишь.
Кертис таращился на своего напарника, гадая, долго ли еще терпеть мучения. Будем надеяться, кто-нибудь догадается отключить его самого от розетки, если он когда-нибудь станет таким же проклятым занудой.
Полицейские прошли по короткому коридору, пахнувшему грязью, мимо двух велосипедов и полки, где лежала почта – главным образом листовки с рекламой местной пиццы и китайской готовой еды. На площадке второго этажа услышали из-за двери под номером 2 выстрелы, за которыми последовал громоподобный окрик Джеймса Гарнера: "Стоять на месте!"
Поднявшись, миновали квартиру под номером 3. Лестница сузилась. Дверь под номером 4 оказалась на самом верху.
Норрис постучал. Нет ответа. Он постучал громче. По-прежнему ничего. Он взглянул на стажера:
– Ладно, сынок. Когда-нибудь ты окажешься на моем месте. Что сделаешь?
– Выбью дверь? – предположил Кертис.
– А если она чем-то сильно занята в своем гнездышке?
Кертис пожал плечами, не зная ответа.
Норрис опять постучал.
– Эй! Мисс Харрингтон! Есть там кто-нибудь? Полиция!
Молчание.
Норрис развернул свою могучую тушу, крепко ударил плечом в дверь. Та задрожала, но не поддалась. Ударил покрепче, на этот раз дверь распахнулась, створка треснула, он влетел в узкий пустой коридор, ухватился за стену, чтобы не упасть.
– Эй! Полиция! – крикнул Норрис, продвигаясь вперед, потом обратился к стажеру: – Шагай за мной след в след. Ни к чему не прикасайся. Нельзя уничтожать улики.
Кертис неловко шел за сержантом по коридору на цыпочках, затаив дыхание. Сержант толкнул дверь и замер на месте.
– Будь я проклят, – пробормотал Норрис. – Ох, чтоб мне провалиться!
Поравнявшись с сержантом, констебль тоже остолбенел. Внутренности заледенели. Страшно хотелось отвернуться, да не было сил. Жуткое восхищение, несовместимое с профессиональным долгом, не позволяло оторвать взгляд от постели.
58
Рой Грейс смотрел на сообщение Клио на телефонном дисплее: "Выбирайся из Мюнхена. Позвони, когда вернешься".
Ни подписи, ни поцелуя – сухие, голые фразы.
По крайней мере, наконец ответила.
Он мысленно составил скупой ответ и сразу же отбросил его. Составил другой и тоже отверг. Лишил ее воскресного ленча, чтобы ехать в Мюнхен на поиски бывшей жены. Кому это понравится?
Впрочем, она, безусловно, могла быть помягче. Он никогда не держал в секрете исчезновение Сэнди – Клио все об этом известно. Разве у него есть выбор? Разумеется, каждый сделал бы то, что он сейчас делает, разве нет?
И, доведенный до взрывоопасного состояния усталостью, напряжением, бесконечной жарой, солнцем, бьющим прямо в голову, он неожиданно разозлился на Клио. Эй, женщина, неужели не можешь понять, черт возьми?
Грейс перехватил взгляд Марселя Куллена, пожал плечами:
– Женщины…
– Все в порядке?
Грейс положил телефон, взял стакан обеими руками.
– Хорошее пиво. Больше чем хорошее, – сделал большой глоток, допил остывший кофе. – Лучше не бывает.
Мужчина за соседним столом курил вересковую трубку. До них доплывал дымок, и Грейс вдруг вспомнил отца, тоже курившего трубку. Помнятся все его ритуалы. Отец прочищал трубку длинными тонкими белыми ёршиками, которые быстро приобретали коричневый цвет. Отскребал ободок маленьким медным инструментом. Смешивал табак крупными пальцами, набивал, раскуривал специальными спичками, приминал и опять зажигал. Гостиная мгновенно наполнялась дразнящим ароматом серо-голубого дыма. А когда они выезжали рыбачить в лодчонке или сидели на краю Дворцового пирса или на молу Шорэмской гавани, Рой всегда следил за направлением ветра, когда отец вытаскивал трубку, и старался встать с подветренной стороны, чтобы дым до него долетал.
Интересно, как отец поступил бы в такой ситуации. Джек Грейс любил Сэнди. Когда он лежал больной в хосписе, умирая от рака мочевого пузыря слишком молодым, в пятьдесят пять, она часами сидела у его постели, беседовала с ним, играла в скребл, читала вместе с ним "Спортинг лайф", где он ежедневно выбирал ставки, и делала их за него. Они просто болтали. Были лучшими друзьями с того самого дня, когда Рой впервые привел Сэнди в дом познакомить с родителями.
Джек Грейс всегда довольствовался тем, что имел. С удовольствием служил сержантом до самой отставки, возился с автомобилями, увлекался лошадьми в свободное время, никогда не стремясь к продвижению по полицейской иерархической лестнице. Но был человеком дотошным, докапывался до мелочей, придерживался правил, старался связать оставшиеся концы. Он бы, конечно, одобрил поездку сына в Мюнхен, без всяких сомнений.
Черт побери, вдруг подумал Грейс, Мюнхен полон призраков…
– Скажите, Рой, – спросил Куллен, – инспектор Поуп хорошо знает Сэнди?
Вернувшись к реальности, к насущной на сегодня задаче, он ответил:
– Хороший вопрос. Они были нашими ближайшими друзьями, мы каждый год отдыхать вместе ездили.
– Значит, не мог так легко ошибиться?
– Ни он, ни его жена.
Высокий, хорошо сложенный молодой человек с модно подстриженными, смазанными муссом волосами, в желтой рубашке и красных штанах убирал рядом с ними стаканы с освободившегося стола.
– Прошу прощения, – обратился к нему Грейс. – Вы хоть немного говорите по-английски?
– Даже чересчур хорошо, – усмехнулся тот.
– Австралиец?
– К несчастью.
– К счастью! Возможно, вы сможете мне помочь. В прошлый четверг работали?
– Я каждый день работаю. С десяти утра до полуночи.
Грейс вытащил из кармана пиджака фотографию Сэнди:
– Видели когда-нибудь эту женщину? Она была здесь в четверг во время ленча.
Парень взял фотографию и внимательно посмотрел.
– В прошлый четверг?
– Да.
– Нет… звоночек не звонит. Только это не означает, что ее тут не было. У нас бывают сотни людей каждый день. – Парень поколебался. – Черт возьми, я вижу столько лиц, что они все сливаются. Если хотите, спрошу у коллег.
– Пожалуйста, – попросил Грейс. – Для меня это действительно важно.
Официант ушел и через несколько минут вернулся с целой компанией молодых людей в такой же униформе.
– Извините, приятель, – сказал он. – Это сборище самых тупых на планете созданий, но я сделал все, что мог.
– А пошел бы ты, Рон, – буркнул маленький плотный австралиец с лохматой головой, похожей на подушечку для булавок. И обратился к Грейсу: – Прошу прощения за нашего приятеля, он просто слабоумный. Таким уродился, мы стараемся его перевоспитать.
Грейс выдавил улыбку и протянул ему фотографию:
– Я ищу эту женщину. Думаю, она была здесь в прошлый четверг во время ленча. Хочу спросить, может быть, кто-то из вас ее видел…
Маленький австралиец взял снимок, посмотрел и передал по кругу. Каждый по очереди покачал головой.
Марсель Куллен полез в карман, вытащил стопку визитных карточек, встал и вручил каждому. Все сразу стали серьезными.
– Я зайду завтра, – сказал Куллен. – Раздам каждому по фотографии. Если она вернется, прошу немедленно позвонить мне по номеру, указанному на карточке, или в уголовный розыск. Это очень важно.
– Не беспокойтесь, – кивнул Рон. – Если придет, сообщим.
– Буду очень признателен.
– Будет сделано.
Грейс всех поблагодарил.
Когда официанты вернулись к своим обязанностям, Куллен поднял свой стакан и, глядя Грейсу в глаза, твердо сказал:
– Если ваша жена в Мюнхене, я найду ее, Рой. Как говорят в Англии? Сколько бы это ни стоило?
– Приблизительно. – Суперинтендент чокнулся с коллегой. – Спасибо.
– Я тоже для вас список составил. – Куллен вытащил из внутреннего кармана блокнотик. – Представим, что она оказалась здесь, прожив всю жизнь в Англии. Наверняка есть вещи, по которым она скучает, правда?
– Например?
– Может, что-нибудь из еды? Есть у нее какая-то любимая английская еда?
Грейс задумался. Хороший вопрос.
– "Мармайт"! – вспомнил он через какое-то время. – Она эту штуку любила. Всегда намазывала на хлеб за завтраком.
– Хорошо. "Мармайт". Есть один магазинчик на Виктуаленмаркт, где ваши соотечественники покупают английские продукты. Я туда загляну. Есть у нее какие-нибудь проблемы со здоровьем? Например, аллергия?
Грейс напряженно припоминал.
– У нее нет аллергии, но она плохо переносит жирную пищу. Генетическая черта. После жирного у нее начиналось ужасное несварение, и она принимала лекарство.
– Знаете, как оно называется?
– Вроде бы хломотил. Дома смогу уточнить.
– Расспрошу в мюнхенских клиниках, не просила ли это лекарство женщина, отвечающая описанию.
– Хорошо мыслите.
– Еще многое можно проверить. Какую музыку она любит? Ходит в театры? Есть у нее любимые фильмы и киноактеры?
Грейс просматривал список.
– А спорт? Она занимается каким-нибудь спортом?
Он вдруг понял, к чему ведет немец. И то, что пару часов назад казалось непосильной, невыполнимой задачей, сразу свелось к тому, что можно и нужно сделать. Стало ясно, как бестолково мыслил он сам. Права старая пословица: "За деревьями леса не видишь".
– Плаванием! – Почему сам не подумал, черт побери? Сэнди одержимо старалась поддерживать форму. Не совершала пробежек, не занималась гимнастикой из-за поврежденного колена. Плавание было ее страстью. Она ежедневно ходила в брайтонские купальни, а в теплое время года плавала в море.
– Проверим мюнхенские бассейны.
– Отличный план.
Снова заглянув в блокнот, Куллен спросил:
– Она читать любит?
– Римский папа католик?
Немец озадаченно посмотрел на него:
– Римский папа?..
– Забудьте. Есть такое английское выражение. Так говорят, когда речь идет о чем-то само собой разумеющемся. Да, она любит книги. Особенно детективы. Английские и американские. Особенно Элмора Леонарда.
– Один американец держит книжный магазин на углу Шеллингштрассе. У него множество англоязычных клиентов. Они туда часто ходят, обмениваются книгами…
– Он сегодня работает?
Куллен покачал головой:
– В Германии все закрыто по воскресеньям, в отличие от Англии.
– Мне следовало выбрать другой день.
– Я завтра схожу. Ну, теперь поедим чего-нибудь?
Грейс благодарно кивнул. У него внезапно проснулся аппетит.
И тут, вновь оглядывая море лиц, он мельком заметил женщину со светлыми, коротко подстриженными волосами, которая направлялась в их сторону в сопровождении компании, но вдруг повернулась и побежала в обратную сторону.