* * *
– Элалия – американка. Пусть тебя не смущает, что по-русски она говорит лучше иной москвички. Она родилась и выросла в Нью-Йорке, никаких корней здесь у нее нет. Тем не менее, учась в Университете, она выбрала русский язык и русскую историю своей специализацией. Только не подумай, что она ученый-историк…
– Что же я, совсем?!.. – усмехнулся Рубцов. – Понятное дело – шпионка!..
– Я вижу, ты не на нашей стороне… Это плохо!.. – с улыбкой проговорил Сергей Васильевич.
– Почему не на вашей?!.. – в наигранном изумлении Антона была ирония.
– Потому, что мы и в самом деле считаем, что она шпионка. Хотя официально она числится "историческим криминалистом" и служит в Управлении национальной безопасности. Но ее отдел осуществляет исключительно разведывательные функции…
– Исторический криминалист? Что это такое?.. – удивился Антон.
– Это профессия, которая пока существует только у них, за океаном. И даже там она по-моему, есть только в одном ведомстве – УНБ. Элалия занимается преступлениями, которые произошли в достаточно отдаленном прошлом. Когда невозможно обнаружить ни вещественных доказательств, ни живых свидетелей. А найти виновников и понять истину необходимо, потому что, как показывает практика, незнание правды ведет в дальнейшем к серьезным ошибкам, которые приводят к тяжелым последствиям…
– Но что она делает здесь?.. – продолжал недоумевать Антон. – Раз специалист по всему русскому, значит…
В общих чертах он начал догадываться.
– Американцы подсовывают нам идею, что три Генеральных секретаря поздней советской эпохи не умерли, как это принято считать, от старческой дряхлости и болезней, а были убиты…
Рубцов присвистнул.
– Вернее, умерщвлены каким-то затейливым способом, – продолжал офицер. – По этому поводу в недрах нашей спецслужбы возникло противоречие… Думаю, не удивлю тебя, если скажу, что у нас здесь, как и во всем обществе есть сторонники двух противоположных точек зрения. Я и мой отдел, включая знакомого тебе Холмогорова – полагаем, что Америка, при всем внешнем дружелюбии, никакой нам не союзник, по-прежнему агрессивно работает против нас и ко всякой помощи и советам, которые навязывают нам американцы, надо относиться как минимум с недоверием. Есть и другая… Назовем ее "партия". Эти люди считают нас ретроградами и полагают, что от помощи штатников ни в коем случае отказываться нельзя… Как видишь, я ничего от тебя не скрываю. Когда Элалия появилась в Москве, вокруг нее моментально возник конфликт. Одна партия всячески шла на поводу у любых ее просьб и пожеланий, мы же, резонно опасаясь самых серьезных последствий, как могли противодействовали… Не буду от тебя скрывать, высшее руководство нашей службы и руководство страны склонно поддержать тех моих коллег, которые выдали этой Элалии въездную визу… Но борьба продолжается.
– Что она делала на колокольне?..
– Никто с самого начала не верил в историю с предсказанием. Подозрение, что кто-то намеренно пытается дезорганизовать руководство страной с помощью таких вот странных "совпадений" возникло у меня сразу. Волхвы… Про них я расскажу тебе потом… Парень с берегов Чертановки… "Но почему бы не попробовать? – подумали мы. – Надо же узнать, к каким действиям нас хотят подтолкнуть!" Но разница в том, что Холмогоров тебе доверял, полагая, что ты искренне расскажешь обо всем произошедшем, а другая сторона в тайне от нас спрятала на колокольне американку. Она у них теперь пользуется большим доверием, чем иные свои… Мы пытались устранить ее, это ведь при тебе мы задержали ее в воротах Кремля… Но каждый раз следовало указание с такого верха, которого я не могу ослушаться.
– А в машине?.. Что случилось там?.. Они кинулись врассыпную!..
– Про этот случай я ничего не знаю. Нам было приказано прекратить всяческую слежку.
"Все-таки вы не доверяли мне так, как хотите представить… Иначе откуда бы взялись разговоры про "подопытную крысу", – думал в эти мгновения Рубцов.
* * *
– Послушай, – в тоне Гараничева сквозила усталость, которую было уже невозможно скрыть. – Пятнадцать минут назад была получена экстренная информация… Ее не найдешь пока ни в одном выпуске радионовостей или в Интернете. Но, полагаю, за океаном она уже руководству страны доложена… У них есть соответствующие средства слежения. Слушай, а давай выпьем!..
Андрей не верил своим ушам. Ему начало казаться, что в какой-то момент весь мир вокруг него сошел с ума. Или это слуховые галлюцинации?
Гараничев снял с телефонного аппарата трубку, произнес в микрофон:
– Что у тебя там есть из крепкого?.. Вот, давай, неси!.. Ну и сооруди там!..
Он бросил трубку на рычаг. Вид у Рудалевского шефа был ужасный.
– Что произошло?! – не выдержал Андрей. Сказано слишком резко. Так подчиненный не разговаривает с начальником.
Гараничев словно не заметил. Устало махнул рукой:
– Подожди… Выпьем, а потом поговорим…
Меньше, чем через три минуты в кабинет, скрипя колесиками, дребезжа металлическими сочленениями и сверкавшей в ярком освещении чисто вымытой посудой была вкачена тележка. Подталкивавшая ее буфетчица смотрела на результат собственных усилий с гордостью.
На середине верхнего яруса тележки-столика возвышалась плоская и раздавшаяся вширь, словно рыба-камбала, бутыль французского коньяка "Шабас В.С.О.П.". Вокруг – отряд телохранителей, прикрывающий президента государства, – блюдца с ветчиной и несколькими сортами сыра. Один из них – французский, с редкой плесенью… Булочки в плетеной из соломки хлебнице.
– О, вот это я люблю! – Гараничев с деланным вожделением, не дожидаясь пока тележка остановится возле низкого диванчика, схватил с блюдца кусок сыра с обильными серо-зелеными вкраплениями и отправил его в рот.
Он явно бодрился, изображал присутствия духа. Буфетчица таких тонкостей не различала, принимала все за чистую монету. Сама откупорила бутылку и принялась наливать коньяк в хрустальные, больше пригодные для минеральной воды, бокалы.
– Приятного аппетита!.. – она удалилась.
– Ну, вздрогнем!.. – жизнерадостно завил Гараничев, поднимая бокал.
Опрокинув его в рот, он с недовольством уставился на Андрея. Тот лишь пригубил янтарную жидкость.
– В чем дело?.. – в голосе шефа послышалось раздражение. Он не спешил тянуться за закуской.
– Может еще придется куда-то ехать… Не люблю садиться за руль после коньяка. Что произошло?..
Гараничев изможденно выдохнул воздух.
– Пожар на объекте войск стратегического назначения. Там полно ядерных зарядов. Никто не может объяснить, как это произошло. Предсказание по-прежнему сбывается.
* * *
В глубокой шахте, соединенной несколькими подземными коридорами с множеством помещений, спрятанных под многометровой толщей грунта и бетона, бушевал свирепый огонь.
На новейшем объекте проводилась окончательная сборка "контейнеров" – заправленная и готовая к старту ракета спрятана внутрь металлического кокона. Их развозили по пусковым точкам, отправляли на базы подводного флота.
Подобная система избавляла военных от сложных наладочных работ – единственное, что от них требовалось – разместить контейнер в выбранном для него месте.
Каждый контейнер предназначался для непрерывного боевого дежурства в течение долгих пятнадцати лет. Начинка, включавшая в себя несколько ядерных боеголовок, отличалась исключительной технической сложностью. Боевые ракеты последнего поколения обладали электронным умом и устройствами, делавшими их необыкновенно изворотливыми – они умели бороться со средствами защиты противника. Ракета самостоятельно "заклинивала" вражеские радары, набирая чудовищную скорость, уходила от противоракет. За несколько секунд она способна была преодолевать расстояние, сопоставимое с тем, что отделяет Москву от Санкт-Петербурга. Это был настоящий дьявол – черный, тускло поблескивавший, когда его извлекали на солнечный свет. Сейчас он "ждал" в своем герметичном контейнере, на его борту изображен символ…
Топливо, благодаря которому ракета несется со скоростью, во много раз превышающей скорость звука, настолько токсично, что в случае аварии и распространения его в окружающем пространстве, все живое в радиусе четырех километров должно погибнуть.
Завод возник на месте заброшенного военного объекта начала шестидесятых. В третьем тысячелетии порядком обветшавший подземный город обрел новую жизнь. Супер секретная оборонная программа обладала многомиллиардным бюджетом. Теперь деньги превращались в черные клубы токсичного дыма. Но это было еще не самое страшное…
Ядерные боеголовки. От произвольного взрыва их предохраняла пятикратная система защиты. Но пять ступеней – всегда меньше, чем девять кругов ада…
Плавился металл… "Сатана" в контейнере пока оставался невредим. Зверь с мощными мохнатыми лапами, изображенный на борту секретной ракеты раскрывал ужасную пасть и изрыгал огонь. Апокалипсис, конец света – вот имя ему!
* * *
Гараничев разлил коньяк по фужерам.
Не чокаясь и не произнося тостов, словно поминая покойника, они выпили… Огненная жидкость слегка обожгла гортань Рудалева.
– Так что вы думаете, огненный зверь с мохнатыми лапами на самом деле существует?.. – спросил он шефа.
– Полагаю да. Слишком многие факты упрямо об этом свидетельствуют…
Андрей повернулся и в упор посмотрел на шефа. Он хотел спросить "Вы, часом, не сошли с ума?", но вовремя удержался.
Рот немолодого спецслужбиста болезненно скривился.
– Я уловил то, что ты сейчас подумал… Это недвусмысленно читалось в твоих глазах. Но ведь ты сам задал вопрос, который подразумевает… По крайней мере ты считаешь возможным всерьез обсуждать существование зверя с мохнатыми лапами и огненной пастью. Что ж ты так удивился моим словам? – с укоризной произнес Гараничев.
Андрей раскрыл рот, чтобы сказать что-то в ответ, но шеф не дал ему этого сделать.
– Никто, ни я, ни кто либо другой не дошел еще до такого состояния, чтобы всерьез размышлять о каком-то звере. Зная людей, которые собрались в этой старой крепости под названием Кремль – и не дойдет. Зверь – это всего лишь фигура речи. Образное выражение. Кстати сказать, только им он является и в тексте Библии. Посуди сам… Широко известно, что под городом Вавилоном, погрязшим в скверне и обреченном на разрушение, апостол Иоанн, сочинивший текст Апокалипсиса, подразумевал Римскую Империю. Вавилон – иносказание. Почему бы иносказанием не быть и Зверю? А дальше следует рассуждение – если в каноническом тексте, откуда этот Зверь, является иносказанием, то почему все последующие его употребления следует воспринимать буквально?.. Брежнев использовал Зверя как обозначение чего-то другого. Это всего лишь элемент шифра. Он хотел дать понять что-то, но не собирался называть вещи своими именами, говорить прямым текстом. На это косвенно указывает сам метод, которым он передал послание – секретный метод… Но что таится за этими иносказаниями… Если бы это был просто шифр…
Гараничев взял со столика бутылку, посмотрел на Андрея, – тот показал рукой: больше не хочу. Шеф налил коньяк только в свой бокал.
– Если бы это был обычный зашифрованный текст, сейчас бы его уже раскладывали на составляющие несколько лучших в стране криптографических отделов! – с грустной улыбкой сказал Рудалев.
– Да-а… – протянул пожилой контрразведчик. Он выпил коньяк, вздрогнул. Несколько мгновений сидел молча. – Имей мы дело с шифром… Уже бы порвали загадку на части!.. Сколько мы этих шифров раздербанили… Специальные компьютерные программы, математическое обеспечение… – Гараничев сладко зажмурился – прошлые успехи в тайной войне предстали частью благословенного и потерянного рая. – Сколько американцы не старались, каких только тонкостей не выдумывали… Я думаю, в части шифров мы преуспели больше!..
– А "Венона"?.. – скептическое замечание вырвалось у Рудалева невольно. Ему не хотелось портить розовую картину, нарисовавшуюся в начальственных воспоминаниях.
Гараничев моментально погрустнел. Порция коньяка привела к неожиданному результату – вместо того, чтобы опьянеть больше, почувствовал, что трезвеет. "Венона" было названием тайной операции спецслужбы США в результате которой американцы, – дело было в годы Второй мировой войны, – разгадали советский дипломатический шифр. В течении долгого времени вся секретная переписка с представительствами за рубежом читалась и архивировалась "янки".
– Во всех случаях, то что сочинил Брежнев – не агентская шифровка! – мрачно проговорил Михаил Павлович. – Обычный метод к ней неприменим.
Гараничев задумался… В голову пришла одна мысль. А что если это именно то, что надо?!..
Он посмотрел на молодого выдвиженца.
– А ведь у нас есть одно очень оригинальное математическое обеспечение… Что если попробовать…
– Кривая судьбы?.. – догадался Рудалев.
– Да. Интересно, можно ли применить эту математическую модель к разгадке послания Брежнева?.. Мне почему-то кажется… Не знаю, чутье… Могут получиться крайне неожиданные и интересные результаты!..
Рудалев чувствовал, что у него слипаются глаза. Страшное напряжение, в котором находился последние часы, давало о себе знать.
До него даже не сразу дошло, почему Гараничев отвлекся от разговора, – кажется, в эти секунды он попросту стал с открытыми глазами засыпать.
– Да, понял!.. Срочно привезите мне! – проговорил тем временем шеф в телефонную трубку. – Я должен видеть это сам!
40.
– А от себя хочу сказать… У моей спецслужбы много всяких разных задач. В том числе мы работаем и с контингентом, который… В общем нам нужны и игроки тоже!..
– Я – не игрок. Я – брат игрока…
– Пусть так. Не имеет значения. Я предлагаю тебе примкнуть к нашим рядам, – Сергей Васильевич пристально посмотрел на Антона.
– Не люблю форму.
– По правде сказать, я ее сам не люблю… Никакой формы. Найдем тебе применение там, где форма не только не обязательна, но и противопоказана.
– Не знаю… Если можно… Какой-нибудь пробный период.
– Он уже начался. Можешь считать, что испытательный срок – пройден.
– Не слишком ли вы торопитесь? Вы знаете меня меньше суток…
– Открою тебе один профессиональный секрет, – Сергей Васильевич самодовольно улыбнулся. – В вербовке агентов имеет значение чутье, а не время… Сотрудник службы не всегда имеет возможность месяцами проверять анкету. Да и что это даст?.. Наш контингент – особенный. С анкетными данными у него не всегда лады…
– Значит, я завербован?
– Конечно!.. Но на самых выгодных условиях. Не терзайся. Во-первых, ты заключил выгодный контракт. Во-вторых, у тебя все равно не было выбора.
* * *
– Идея в том, чтобы проработать это письмо по программе, которая выдала данные о "Кривой судьбы". Может быть здесь есть какое-то совпадение?.. Какая-то зацепка, хоть что-то…
Гараничев по-прежнему находился в Саду Коммунизма. Знал – администрация президента и службы, ведающие протоколом, начинают раздражаться: с какой это стати он использует в качестве рабочего кабинета один из залов дворца: разложил на одном из столиков служебные документы, устраивает совещания с подчиненными?! Мог бы временно разместиться в одном из кабинетов, благо административных зданий в Кремле предостаточно…
Гараничев не любил кабинетов. Тем более чужих. В Саду Коммунизма через огромную стеклянную стену открывался вид на старинные постройки. В темное время суток, когда свет и тени вели на средневековых камнях причудливую игру, в душу заслуженного гебиста вползало странное ощущение: здесь, в искусственном саду, созданном по воле одного из самых загадочных и непонятых Генеральных секретарей ЦК КПСС, он находится в самом центре событий, сути которых до сих пор не в силах разгадать никто. Предчувствие заставляло его не покидать сада, устроить здесь импровизированный штаб.
Он протянул руку и потрогал стебель красивой, словно восковой камелии.
Петренко наконец ответил:
– Я не могу отправиться сейчас в вычислительный центр.
– Отправь Исаева… – Гараничев хмуро посмотрел на подчиненного.
– Я бы не хотел отпускать его… Мы раскопали свидетеля. Поедем к нему вместе.
– Рыбная история?..
– Можно назвать и так… Поймите, это азарт! – продолжал Петренко. Гараничев медленно двинулся в сторону бассейна с хрустальной горкой и бьющего из нее фонтана. – Сами знаете, когда идешь по следу… Все дело слишком необычное. Исаев иногда замечает такое, что не удается подметить мне. Считаю, в данном случае нельзя работать поодиночке! – твердым, решительным тоном закончил агент. – Это может повредить раскрытию истины.
Несколько мгновений оба молчали. Затем Петренко произнес:
– Михаил Павлович, с вычислительным центром до сих пор работал Рудалев. Почему вы не хотите отправить его?
– Он спит. Я не могу его будить… Парень окончательно вымотался. Пусть схватит хотя бы пару часов сна…
– Хорошо, мы сделаем крюк и по дороге к свидетелю заедем в вычислительный центр. Один раз я все же виделся с этим программистом. Правда, не уверен, что он все еще там, – Петренко отодвинул с запястья рукав пиджака, глянул на огромные, по последней моде, круглые наручные часы. – Время позднее…
– Если он уже дома, заедете туда и доставите его на работу! – распорядился шеф. – Кроме вас послать некого. Сами понимаете, посвящать кого-либо еще в подробности дела невозможно…
Они были уже у фонтана. Струи воды стекали по горке из хрусталя вниз… К ним подошел Исаев.
– Смотрите, Михаил Павлович, – проговорил он, показывая пальцем куда-то вниз, в воду бассейна. – Рыбки…
В отсветах, которые отбрасывали подсвеченные снизу глыбы разноцветного хрусталя, медленно плавали золотые рыбки.
– А ведь это… – невольно озвучил мысли шефа Петренко, – единственное место в Кремле, где плавают живые рыбы…
По лицу Гараничева пробежала тревога. Он резко повернулся и кинул напряженный взгляд куда-то туда, в глубь Сада Коммунизма, где в эти часы царствовала полутьма.