– По-моему, нам пора покинуть этот храм смерти. Иначе проспорим до ночи – слишком уж тут уютно и прохладно.
– Все равно с аквапарком дело нечисто, – упрямо сказал Хэммет. – Конечно, пойдемте отсюда…
И решительно направился к выходу.
– Макс, мне сегодня позвонил Вайсгер, – вполголоса сообщила Элис коллеге. – Очень мягко удивился, что мы с тобой до сих пор у него не побывали. Сказал, что едва ли кто-либо еще знаком с подлинной информацией о Биг-Трэйке столь же глубоко и всесторонне, как он. И добавил, что будет рад видеть нас завтра утром, – или в любое другое удобное нам время.
Кеннеди нахмурился. Старая дружба со Истерлингом отнюдь не давала "хозяину озера" права командовать агентами ФБР. И Кеннеди с самого начала собирался выдерживать дистанцию в отношениях с ним. Вообще свести эти отношения к минимуму. Но в словах Вайсгера имелся свой резон. Информирован он наверняка лучше многих. Возможно – лучше всех.
– Хорошо, – кивнул Кеннеди. – Навестим его завтра. Он встает не слишком поздно?
– По его словам – на рассвете.
– Тогда отправимся до начала дневной жары… А теперь надо двигаться, не то мистер детектив опять заблудится в здешнем лабиринте…
ЭПИЗОД 2
Трэйклейн, 25 июля 2002 года, 05:18
Горизонт на востоке светлеет, набухает красным, но солнце еще не появилось. Самый прохладный час – термометры застыли на шестидесяти четырех градусах.
Дом – обширный, но низкий и приземистый, выкрашенный белой краской – стоит примерно посередине между границей Трэйк-Бич и трейлервиллем под названием Пфуллэнд. Впрочем, понятие "граница Трэйк-Бич" – достаточно условное. Границу отмечает лишь щит на огибающей озеро дороге, а дома, большие и маленькие, стоят здесь почти вдоль всего побережья…
В двух окнах упомянутого дома горит свет, потом гаснет. В темноте слышен скрип двери, вспыхивает луч небольшого фонарика. Звенят ключи, щелкает замок. Затем человек с фонарем идет по спускающейся к озеру дорожке. Он выглядит движущимся белым пятном, смутно различимым в темноте. Движения его сопровождает легкий скрип.
На берегу чуть светлее, чем у дома, и теперь можно разглядеть: этот человек – Фрэнк Косовски. Он сгружает с небольшой тележки снасти, весла, рыболовные принадлежности, складывает всё в стоящую у крохотного причала белую лодку.
Предрассветная темнота не безмолвна – шумно всплескивает рыба, пронзительно вскрикивают гагары. Звуки эти, при солнечном свете вполне мирные, сейчас могут показаться зловещими. Могут – но только не старому джентльмену. За много лет он привык к звукам ночи.
Лодка отваливает от причала и медленно исчезает в темноте – смутное белое пятно все менее различимо.
Спустя час
Светает, но поверхность воды покрыта густым туманом – видимость ярдов пятнадцать, не больше. Старика это не тревожит. Любители гонять по водной глади на катерах, скутерах и гидроциклах, выжимая из двигателей полную мощность, наверняка еще крепко спят. Господа такого сорта редко поднимаются рано. Столкновение с ними в тумане не грозит. И старик полностью увлечен рыбной ловлей.
Шарик на конце кивка, окрашенный яркой флуоресцентной краской, вздрогнул раз, другой, – и замер. Косовски тоже замер, ожидая настоящей, сильной поклевки, – но так и не дождался. Вынул удочку из подставки, смотал леску. Наживка – гроздь мелких рачков-бокоплавов, изобильно водящихся под прибрежными камнями бухты, – слегка потрепана, пары рачков не хватает. Старик меняет насадку на свежую – и вновь опускает снасть в воду. Через несколько минут история повторяется.
Балуется мелочь?
Косовски хмурится и включает эхолот, – он недолюбливает эту электронную игрушку, но порой без нее не обойтись. Включает на несколько секунд – за большее время импульсы могут отпугнуть чуткую крупную рыбу. Всматривается в переплетение разноцветных линий, щелкает преобразователем – линии сменяются стилизованными силуэтами рыб. Не мелочь, вполне крупные, – но клевать как следует не хотят. Аппетит в жару пропадает не только у людей. Ну, погодите же…
Старик берет другую удочку – коротенькую, с зимней блесной на конце лески – на большой глубине такая снасть послужит и летом. Насаживает на крючок блесны единственного рачка. Блесна ныряет в глубину, леска быстро и бесшумно сбегает с катушки – и останавливается, провиснув. Дно. Старый джентльмен выбирает слабину и начинает тихонько дергать удочкой вверх-вниз, постукивая блесной о дно. Он без всякого эхолота представляет, что сейчас происходит внизу, на шестидесятифутовой глубине: подводные обитатели смутно различают сквозь облачка мути, как маленькая, но шустрая рыбешка раскопала в иле рачка и пытается нагло его сожрать у них прямо под носом. Такого не стерпит ни одна уважающая себя рыбина, пусть и не страдающая от избытка аппетита…
Косовски прав – его рука чувствует резкий удар, ожидаемый и неожиданный одновременно. Подсечка, тонкая леска звенит натянутой струной, – старик сбрасывает с катушки несколько метров, парируя первые, самые мощные рывки. Потом медленно начинает подтягивать. Обитатель глубин силен и упорист, но до Биг-Трэйка ему далеко, – яростно сопротивляясь, он идет-таки к поверхности. Его оппонент действует уверенно, отточенными движениями манипулируя удочкой и катушкой, – при особо сильных рывках сдавая леску, выбирая ее при первых признаках слабости.
Наконец у поверхности показывается крупный большеротый окунь, утомленный схваткой. Старик хорошо видит его растопыренные плавники, устало движущиеся жабры. И – видит, что крючок держится едва-едва, за самый край губы. Момент критический – и у самых измотанных рыб в финале схватки открывается порой второе дыхание. Старик стопорит катушку – теперь леску в случае неожиданного рывка не сбросить – и тянется освободившейся рукой к сачку.
Почувствовав приближение сетки, рыба делает резкий кульбит – и блесна вылетает из ее пасти. Поздно – старик втягивает сачок с трепыхающимся пленником в лодку, аккуратно, чтобы не испачкать белый костюм. Наметанным глазом оценивает добычу – фунтов шесть, не меньше – и радостно улыбается.
Фрэнк Косовски поймал сотни и тысячи рыб, но каждой радуется как ребенок.
Спустя полтора часа
Уже совершенно рассвело. Клев, и без того не особенно активный, стих.
Старик меняет дислокацию – плывет неторопливо, стараясь не шуметь веслами. Подплывает к небольшому буйку, отмечающему прикормленное место. Таких мест у запасливого Косовски несколько.
Здесь тоже должны держаться окуни. Но прежде чем бросить якорь и размотать снасти, старик включает эхолот – проверка не помешает.
Включает – и отдергивается. Кажется, что прибор зашкалило – на экран, сминая переплетение линий, наползает громадное желтое пятно. Щелчок преобразователя – экран пуст. Эхолот, как и его владелец, не может поверить в рыбину таких размеров. Старик щелкает тумблером обратно – пятно заняло почти весь экран.
Губы беззвучно шепчут: Биг-Трэйк…
На какое-то мгновение Косовски цепенеет. Но лишь на мгновение. Много лет он искал ЭТО – и готов к встрече.
Рука ныряет в рыболовную сумку – и возвращается с предметом цилиндрической формы. Он, предмет, похож на толстую рождественскую свечу пастельно-розового цвета. Но это не свеча, хотя тоже имеет фитиль.
Старик не успевает.
Удар. Хрусткий удар в пластиковое днище. Лодка взмывает в воздух.
Но Фрэнк Косовски недаром перепробовал за двадцать лет много моделей лодок – и остановился именно на этой, крепкой и надежной, с прекрасной остойчивостью, никогда не подводившей при внезапно налетающих осенью шквалах…
Лодка рушится вниз. Сильно качается, но встает на киль ровно. Воды внутри нет. Днище выдержало.
Старик с усилием рвет предохранительный пластиковый поясок, срывает колпачок со "свечи". Запальный шнур вспыхивает сам – подносить спичку не надо. Шипение, дымок, вылетающие искры. "Свеча" летит за борт.
– Скушай это! – кричит ей вслед старик.
Секунда тянется, как вечность. Вторая. Третья. Старик кусает губы. Подарки для старого Трэйки лежали у него слишком долго… Осечка?! Не сработает?!
Сработало. Звук, вырвавшийся на поверхность, негромок, но очень мощен, – просто кажется, что большая часть этой мощи лежит в инфраобласти и недоступна человеческому уху – но воспринимается всем телом.
Содрогается лодка, содрогается старик – дошла ударная волна.
По поверхности расходятся волны, в центре возмущения пятно – многочисленные белесые пузырьки рвутся сквозь воду, ставшую в том месте неприятно-маслянистой. Резкий запах чего-то химического. Серебрятся бока всплывших мелких рыбешек. Крупных мало – одна или две, крупные в большинстве своем держатся у дна, и с такой глубины не всплывают…
Старик не обращает на рыбу внимания – ни на мелкую, ни на крупную. Он ищет взглядом одну, самую большую. О миллионах долларов не вспоминает. Кровь кипит азартом схватки и жаждой победы – как у двадцатилетнего. В руках вторая – последняя – "свеча". Он всматривается в озеро и…
И видит совсем не то, что ожидал. В отдалении под углом расходятся две волны – острие этого клина направлено прямо на лодку и быстро приближается. У самой поверхности движется НЕЧТО. Очень большое НЕЧТО.
Проклятье!!!
Тварь после своей неудачной атаки не осталась поблизости. И не ушла на глубину. Сделала широкий круг в верхних слоях воды и возвращается. Заряд пропал зря.
Пальцы, стиснувшие "свечу", белеют от напряжения. Старик высчитывает метры и секунды. Срывает колпачок. Запал вспыхивает, шипит. Старик дает прогореть ему на две трети – и швыряет в ту точку, где через секунду окажется тварь.
Секунда. Вторая. Третья. Ничего.
Осечка. Не сработало.
Тварь все ближе. Старик видит уже не только волны – под водой можно различить смутную огромную тень. Косовски нагибается, затем выпрямляется вновь. В его руках "фермерский" ремингтон – дробовик без приклада, с укороченным толстым стволом.
Оружие рявкает. Еще. Еще. Свинец буравит воду. Возможно, одна из пуль зацепляет тварь. Не сильно, не смертельно, – даже двухфутовый слой воды защищает лучше любого бронежилета. Но тварь опускается чуть глубже. Теперь она почти не видна – но стремительное движение угадывается. Ружье бесполезно.
Удар. Не в днище – в борт. Лодка снова выдерживает, но сильно кренится. Черпает воду. Рыболовные причиндалы и эхолот летят в озеро. Старик с трудом удерживается за борт – оружие он не выпустил. У него последний шанс, и он его использует. Опускает ствол глубоко в воду – и давит на спуск. Не подстрелить – оглушить, напугать.
Выстрел. Заполненный водой ствол взрывается. Резкая боль в пальцах. Старик разжимает их, выпуская изуродованное оружие. С кисти льется кровь.
Удар в борт. Почти без перерыва – еще один, гораздо сильнее. Старик не удерживается, падает в озеро. Пытается плыть к берегу, оставив лодку между собой и тварью.
Далеко он не уплывает – словно гигантский капкан с хрустом сходится на ногах. Старику кажется, что треск его костей слышен далеко-далеко над водой. Это последняя его связная мысль. Чудовищная сила тянет в глубину. Старик бьет руками по поверхности, пытается кричать – вода рвется в горло. Вокруг растет, густеет огромная кровавая клякса…
Две машины на берегу – остановились, привлеченные выстрелами. Люди бегут к озеру.
РАССЛЕДОВАНИЕ. ФАЗА 2
Трэйк-Бич, гостиница "Олд Саймон", 25 июля 2002 года, 08:00
О своем предполагавшемся вояже к владельцу здешних мест Элис и Кеннеди в известность Хэммета не поставили. Однако, спустившись к раннему завтраку в десерт-холл гостиницы, они обнаружили там детектива, с энтузиазмом употребляющего уже вторую порцию омлета – по утреннему холодку к Хэммету вернулся аппетит. И вообще он выглядел свежим и отдохнувшим, чего никак нельзя было сказать о его коллегах из ФБР. На что детектив, поздоровавшись, тут же обратил внимание:
– Что-то у вас, коллеги, вид не очень… Плохо спалось на новом месте?
– Да нет, просто ночью немного поработала, – рассеянно ответила Элис ("немного" в ее понимании означало "почти до утра"). – Отсканировала все снимки ранений Берковича и начала делать объемную виртуальную модель искомых челюстей. Заодно составила программу идентификации прикуса по восьмидесяти семи параметрам. К вечеру закончу, тогда можно будет сравнить нашу модель со всеми имеющимися в Сети изображениями крупных животных – и весьма сузить круг поиска.
– А мне действительно снилось нечто неприятное и навязчивое, – сказал Кеннеди.
Элис украдкой поморщилась. Сны-кошмары снились ее напарнику часто. Обычно после этого работоспособность агента Кеннеди резко падала.
– Мне снилось, – продолжил Кеннеди, – что в Трэйк-Бич пустили трамвай, совсем как у Теннесси… И, прицепившись сзади к трамваю, по всему городу на нем раскатывал кот. Огромный черный кот, неимоверных размеров, – настоящий Биг-Трэйк среди котов…
– Черный кот – это серьезно, – с непроницаемым лицом сказал Хэммет. – Кстати, в штате Нью-Хемпшир лишь в шестьдесят девятом году – на общей антисегрегационной волне – отменили закон, предписывающий обывателям топить черных котят сразу после появления на свет…
– А рыжих девочек сразу после их рождения тот закон топить не предписывал? – с легкой тревогой спросила Элис.
– Нет. В Новой Англии традиционно считалось, что ведьмы должны быть не рыжими, а черноволосыми. Жгучими брюнетками. Очевидно, сказался опыт общения первых поселенцев с индейскими колдуньями. Или с негритянками-вудуистками…
Элис облегченно вздохнула, а Кеннеди прокомментировал:
– Не диво. Я всегда знал, что нью-хемпширцы скрытые расисты…
Пфуллэнд, 25 июля 2002 года, 08:11
Шериф Кайзерманн был в ярости.
– Знаешь, что я тебе скажу, сынок? – спросил он. Голос шерифа звучал тягуче, как у героев вестернов или фильмов из жизни юго-западных штатов, но слышалось в нем почти не скрываемое бешенство. – Я скажу тебе, что в полиции Трэйк-Бич пидоры не нужны. Пардон, я хотел сказать: не нужны представители сексуальных меньшинств. Гребанных в задницу сексуальных меньшинств.
Хэмфри Батлер – двадцатилетний младший помощник шерифа – молчал. И, чтобы успокоиться, зримо, в ярких красках представлял, как короткий и быстрый удар его левой – согнутыми суставами пальцев – вдавится в кадык жирной старой жабы. Как жаба начнет широко разевать рот, безуспешно пытаясь ухватить хоть толику воздуха. Как рухнет на колени, скребя ногтями воротник и собственную шею. Как он, Хэмфри, ударит ногой – на этот раз неторопливо, наслаждаясь зреющим в глазах жабы ужасом, – впечатает подошву в мерзкую жирную харю и повернет её туда-сюда, словно желая раздавить, растереть в прах отвратительное насекомое…
К пресловутым меньшинствам Хэмфри отнюдь не относился. Девушки – и Ширли Мейсон в первую очередь – вызывали у него вполне нормальные мужские реакции. И уж тем более он не был виноват, что природа наградила его длинными ресницами, миловидным лицом и гладкой, нежно-розовой кожей. Хэмфри добирал мужественности, терзая тренажеры в зале "Атлетик-клуба", и даже втайне мечтал заполучить суровый мужской шрам на лицо… Но мечты оставались мечтами: начальство ценило в Батлере отнюдь не оперативную хватку, а лишь умение составлять служебные документы на отборном канцелярите, – языке, как известно, весьма сложном и не каждому дающемся. Мисс Мейсон, к примеру, так им до конца и не овладела…
До сих пор Кайзерманн подтрунивал над своим помощником достаточно осторожно и беззлобно, но сегодня как с цепи сорвался. Хэмфри понимал, что сам отчасти виноват в этом, но легче ему не было.
Добравшись в своем мысленном избиении до шерифской мошонки, Батлер немного успокоился. И стал размышлять уже вполне серьезно: стоит ли немедленно сорвать с форменной куртки звезду помощника шерифа и отдать ее Кайзерманну вместе с советом засунуть в одно темное и тесное местечко, – или лучше немного потерпеть. Батлер-отец, водивший знакомство с братом самого мистера Вайсгера, пару раз прозрачно намекал сыну: переизбрание Кайзерманна находится под большим вопросом…
А шериф перешел от личных и деловых качеств помощника Батлера к общему упадку нравов в Соединенных Штатах. В итоге он злорадно констатировал, что ничего хорошего в ближайшем будущем этой стране не светит – и, спустив пар в свисток, вернулся к делу.
– Ну и каким же образом вы, сэр, умудрились в течении шести часов наблюдать за подозреваемым и к утру убедиться, что сторожили пустой фантик от конфеты? Что птичка упорхнула неведомо куда? И до сих пор неизвестно, где эта птичка порхает и кому гадит на головы?
Хэмфри тем временем пришел к выводу, что применять звезду помощника в нетрадиционных целях пока не стоит. Следует все-таки подождать – однако все планы на служебный рост отныне можно связывать лишь с вероятным преемником Кайзерманна. И молодой человек ответил самым изысканно-казенным слогом, на какой только был способен, – монотонно, словно зачитывал по бумажке невероятно скучный документ:
– В двадцать три пятьдесят восемь вчерашнего дня объект наблюдения вернулся в свой трейлер совместно с неустановленной молодой особой женского пола, после чего в означенном трейлере зажегся свет и стали раздаваться звуки, свидетельствующие, что объект и означенная особа занимаются распитием спиртных или иных напитков, а также прослушиванием музыкальных произведений, предположительно на принадлежащем объекту наблюдения музыкальном центре. В ноль-ноль двадцать три дня сегодняшнего музыка смолкла, но свет продолжать гореть, раздавались звуки разговора и звон бокалов, свидетельствующие, что общение объекта с означенной молодой особой остается в прежней стадии. В ноль три сорок два ситуация осталась без изменений, что привело к подозрению, что дело нечисто, ибо внешность означенной особы женского пола никак не давала возможности предположить, что объект наблюдения не предпримет за столь долгий срок в отношении означенной…
Бах!!! – ладонь шерифа с маху впечаталась в приборный щиток машины -разговор происходил в его служебном джипе, припаркованном в некотором отдалении от Пфуллэнда и скрытом густым кустарником от глаз обитателей трейлервилля.
– Если ты еще раз скажешь "означенная особа", – проскрежетал Кайзерманн, – то у твоего отца станет одним ребенком меньше! Неужели нельзя сказать проще: уж за три с лишним часа парень или затащил бы девку в койку и вдул ей от всей души, или бы они разошлись и поплыли каждый своей дорогой, как два использованных презерватива в городской канализации?! Продолжай, и выражайся попроще.
Хэмфри продолжил: