– Зачем вы сказали про Сатира и про многочисленные плотские связи?! Зачем вы так методично напиваетесь? Вы вовсе не грязный и не низкий! Быть может, вы действительно ищете чего-то по кабакам, вступаете в какие-то плотские связи, но душа у вас вовсе не грязная и не низкая, вы просто ищете любовь, которую вы никак не можете найти. Но и не найдя ее, просто так успокоиться и жить вы не можете! Ведь так?
– Да, так! – согласился Таборский. – Быть может, это вы – моя любовь?
Она вздрогнула.
– Значит, когда вы говорите про сатириазис и про то, что вы шляетесь, вы на себя наговариваете?.. Вы же говорили, что вам хочется дойти до дна сегодня вечером? – не унималась красивая девушка.
– Да, я наговаривал на себя! – сказал Таборский. – Меня легко принять за Сатира с волосатыми козлиными ножками, но я не Сатир. Я, на самом деле, юноша, которого заколдовали! Полюбите меня с первого взгляда и колдовство отступит. Вот увидите! – водка все сильнее действовала на него. – У меня мрачное прошлое: три жены-алкоголички, Воркута, мглистый Север, но полюбите меня, дайте мне шанс!.. И колдовство отступит.
Лицо красивой студентки стало ужасно печальным.
– Полюбить вас? – прошептала она. – Мне кажется, вы гораздо благородней, чем старались выглядеть поначалу… Но вот что: откуда вы знаете, быть может, меня тоже заколдовали, и я, на самом деле, ужасная старуха, принявшая обличье молодой девушки, ужасная старуха, Наина из Пушкинского "Руслана и Людмилы"? Не боитесь вы полюбить меня? Быть может, так же как вы ловите в свои сети юных дев, я ловлю прекрасных юношей?
– О нет, я не ловлю юных дев в сети! – взмолился Таборский.
– Зачем же вы тогда пришли в молодежное кафе? Вы – такой видный мужчина и могли бы осчастливить какую-нибудь тетеньку среднего возраста… Но вы пришли сюда, в молодежное кафе… Идите туда, куда вам теперь положено идти!
– Я не хочу никого осчастливливать! Я не хочу тетенек среднего возраста! Я хочу вновь стать самим собой! Я – не я! – вскричал Таборский. – Я не могу идти туда, куда положено тому, кто сейчас зовется мной!..
Он начал испуганно озираться по сторонам:
– Какой-то кошмар!.. Куда я попал?! Я – ловлю юных дев! Надо же такое сказать! Какой-то ужас! Это они, девы, всегда ловили меня!.. А я не знал, как от них сбежать, потому что мне надо было учиться, учиться и еще раз учиться. Мне надо было играть на сцене и писать мои пьесы. Я ловил только одну деву – его мать! – он посмотрел на сынка Лассаля. – И то, можно сказать, что это она ловила меня. Но сказать, что я ловлю юных дев, – это уже слишком! Да как вы смеете!.. – в зале раздался хохот. – Зачем мне ловить юных дев, если это юные девы всегда ловят меня?! Не понимаю… Смеетесь?..
Неожиданно Таборский окинул зал тяжелым, угрюмым, звериным взглядом, как какой-нибудь хищник смотрит на своих жертв. Смех тут же смолк.
– Я очень сильный человек, – сказал Таборский. – Во мне столько силы, что я могу гнуть подковы… Я очень талантливый человек. Во мне столько таланта, что каждый из вас убийственно жалок по сравнению со мной. Я знал, что вы станете смеяться! Я – лошадь, коняга, которая тащит свою коляску посреди жалкой человеческой толпы… Я очень талантливый человек. Никто из вас, присутствующих в этом зале, не может со мной сравниться в таланте! Я – житель Олимпа, изгнанный с него, изуродованный, осмеянный и униженный. А вы – ничтожества, которые все вместе не стоят и одного моего мизинца. Ну что ж, идите сюда! Кто будет бить мне морду за то, что я назвал его ничтожеством? Нет среди вас настоящих смелых мужчин?! Идите сюда, ничтожества, любому я сверну шею без особых усилий…
Тем временем представительница косметической фирмы растерянно переводила взгляд с Таборского на красивую студентку, не решаясь продолжить свое выступление.
Наконец сынок Лассаля вмешался, как будто ничего особенного и не происходило в зале только что:
– Уважаемые участники игры, я вас прошу не прерывать представителя нашего замечательного спонсора…
И девушке с изящным портфолио:
– Продолжайте, пожалуйста!..
– Человек в возрасте сорока лет… – вновь заговорила представительница косметической фирмы. – Лицо: изменения очень значительные. По сравнению с восемнадцатью и даже двадцатью пятью годами – это уже совсем другой человек: кожа окончательно высохла, стал крайне заметен ее неприятный рельеф, глубокие складки, морщины. Одним словом, впечатление отталкивающее, особенно в глазах восемнадцатилетних. Старик да и только!.. Тело раздавшееся – грузное, мощное, крепкое… Теперь возникает вопрос, – продолжала она, – можно ли с этим бороться? Можно, если вы используете всю гамму кремов и увлажняющих гелей нашей фирмы.
Представительница косметической фирмы хотела продолжить свой рассказ, но неожиданно ее прервал отчаянный бой ударных инструментов – на пороге появилась женская фигура. Она запуталась в занавеси, которую спустили после прихода Таборского, чтобы из основной залы не было видно гардероба, так что пока в складках материи угадывались лишь ее неясные контуры.
Не дожидаясь пока женщина полностью освободится от задержавшей ее ажурной тряпицы, сынок Лассаля принялся за выполнение своей работы ведущего этого вечера:
– Итак, друзья, как вы помните, я обещал, что последнюю участницу нашей игры выберет злодейка-судьба! Ею станет первая девушка, которая войдет в эту залу после моего объявления. И вот злодейка-судьба сделала свой выбор, – последние слова сынок Лассаля произнес вовсе не так же бодро, как начинал свою речь.
Дело в том, что появившаяся на пороге залы женщина наконец освободилась от занавеси и предстала взорам находившихся в зале людей: трудно было вообразить более изборожденное временем и пороками женское лицо. Откровенная печать цинизма и разврата, бессонные пьяные ночи с клиентами, нищета, пережитая в ранней юности и детстве – все было в этом лице. Это была проститутка!..
Каким образом ее занесло в кафе именно в тот момент – трудно сказать. Может быть, она всегда вечерами ожидала в нем своих клиентов, возможно, случайно пришла сюда в первый раз. Но одно точно: сынок Лассаля нисколько не погрешил против истины, когда заявил, что выбор этот принадлежал злодейке-судьбе.
Через несколько мгновений, точно таким же манером, как и еще недавно Таборский, – только вместо водки и черного хлеба на подносе стоял бокал игристого шампанского, – новая посетительница заняла последний свободный стульчик на помосте, на котором помимо сынка Лассаля и приемного сына старухи Юнниковой уже находились две девушки и двое юношей.
Между тем Таборский почувствовал, как кто-то потянул его сзади за рукав, а еще чья-то ладошка легонько похлопала его по плечу. Он обернулся и увидел нескольких маленьких толстеньких студенток в забавных масках поросяток, что стояли позади него. Они смотрели на него подобострастно и с обожанием.
Одна из них тихо сказала:
– А ведь вы же все-таки красавец!.. И добавила:
– Здесь никто вас не понимает! Здесь хотят над вами посмеяться! Держитесь!
Другая толстенькая студентка в маске поросенка сказала Таборскому:
– Да, вы очень умны. Вы должны все понять и держаться.
– Вы издеваетесь надо мной? – с улыбкой спросил Таборский. – Вы – такие толстенькие, миленькие, мне кажется, вы должны быть добрыми. Иначе, как же жить, если даже такие толстенькие и миленькие, как вы, не будут добрыми?
– Да нет, мы не издеваемся над вами, – отвечала та из студенток-поросяток, что первая заговорила с Таборским. – Мы действительно полагаем, что вы красивы. У вас сегодня какой-то ужасный вечер, не так ли?
– Да-да, верно! – подтвердил Таборский.
В этот момент третья толстенькая студентка в маске поросенка принесла для Таборского от барной стойки тарелку, на которой стояла рюмка водки и лежал бутерброд с рыбой. Таборский понял, что ему предлагают подкрепиться.
– Действительно, необычно ужасный вечер… Я не ел целый день, к тому же с поезда, устал, мотался по городу, – проговорил он растроганно, беря с протянутой ему тарелки рюмку водки и опрокидывая ее в рот.
– Вот видите, это просто такой неудачный черный день в вашей жизни! Оттого-то вы так и неуверенны в себе и думаете, что вы некрасивый, старый, что у вас не лицо, а морда. Но это на самом деле не так. Вы вовсе не так уж и стары, вы еще очень даже красивы, а уж про прочие ваши достоинства – ум, силу – и говорить нечего.
– Да-да, вы очень красивы, – проговорила вторая студентка-поросеночек.
– Я хочу заметить, что у вас очень, невероятно прямая, красивая спина. Это очень важно!..
– Да-да, – согласился с ними шепотом, потому что весь разговор проходил шепотом, Таборский. – Про меня еще в театральном училище всегда так говорили: мол, Таборский – это спина!
Он взял бутерброд с рыбой с тарелки, которую до сих пор держала перед ним студентка в маске поросенка, и принялся жадно есть.
– Вот видите! Вот видите! – тут же запеняли ему студентки-поросятки.
Неизвестно, чем продолжился бы этот разговор, но в зале раздался ужасный шум: грохот ударных инструментов возвещал наступление очередного этапа в телевизионной игре "Любовь с первого взгляда", проходившей на этот раз прямо в молодежном кафе: девушки должны были назвать своих избранников, а сильный пол – избранниц.
Зазвучала торжественная музыка, вспыхнули и стали переливаться электрические лампочки на высоких ножках, установленные за спиной у каждого из участников игры, и через мгновение выяснилось, что два парня выбрали разных девушек, девушки – разных парней, причем выбор оказался вполне в духе взаимности, Таборский выбрал наиболее красивую из двух девушек, которая заступилась за него в самом начале, а ужасная проститутка – Таборского…
– Что ж! Прекрасно! Как известно, развратные мужчины должны становиться достоянием развратных женщин! Как мы видим в случае нашего последнего участника, нашего Таборского, эта формула как нельзя лучше воплотилась в жизнь!.. – объявил ведущий этого вечера сынок Лассаля.
– Нет, нет, это неправда! – вскричал Таборский. – Я вовсе не так ужасен, как вам показалось!
– Поскольку ваше чувство оказалось безответным, вы выбываете из игры, – никак не реагируя на слова Таборского, сухо объявил сынок Лассаля. – Прошу вас спуститься с нашего пьедестала в зал!
Проститутка встала со своего стульчика, подошла к Таборскому и, схватив его за рукав, потащила за собой:
– Пойдем! – говорила она при этом ужасным прокуренным и пропитым голосом. – Теперь мы с тобой получим от спонсоров шоу хорошие призы, да еще и сходим с тобой в ресторан за бесплатно! А чего еще нам с тобой желать?!
– Вы не можете так со мной поступить, это слишком бесчеловечно! Слишком унизительно для меня!.. – продолжал обращаться к ведущему вечера Таборский.
– Почему же не можем?.. – спросил сынок Лассаля. – Можем…
Полненькие девушки в масках поросяток в ужасе всплескивали руками и смотрели то на сынка Лассаля, то на Таборского.
– Нет, так нельзя!.. Нельзя!.. – в отчаянии повторяли они.
– Нет-нет, это ужасно, я не могу так уйти, – все не соглашался покинуть помост Таборский. – Получается, я опять коняга!.. Не можете… Потому что именно сейчас мне хочется света, солнца, молодых лиц. Я только что от гроба, оттуда где смерть, старость. Вы не можете так поступить!
– Ах вот как!.. Да как же вы посмели в этом признаться: в том, что вы только недавно стояли у чьего-то там гроба?! – возмутился сынок Лассаля. – Как же вы решились привнести это ужасное гробовое настроение, этот аромат похорон в это кафе, на мое шоу?! Разве вы не понимаете, насколько этот аромат похорон неуместен на моем шоу?! Я ничего не желаю знать ни про какие похороны, я ничего не желаю знать про смерть и старость!..
– Но это неправда, мой прекрасный ведущий! Вы лжете, потому что я только недавно стоял у гроба старухи Юнниковой, которую вы тоже, естественно, прекрасно знали! Вероятно, вы и сами сегодня стояли возле того же самого гроба в той же самой церкви, что и я, – сказал Таборский.
Ни один мускул не дрогнул на лице сынка Лассаля.
– Отстаньте!.. Перестаньте! Что вы пристаете к нам? Я не знал и не знаю никакой старухи Юнниковой! – громко сказал ведущий шоу.
– Не знаете?!.. И это вы говорите при вашем отце?! – поразился Таборский, который был уверен, что великий актер Лассаль находится где-то здесь, в зале, но просто не хочет перед телекамерой обнаружить себя и подойти к нему, Таборскому. – Лассаль, где ты?! Ты где-то здесь!.. Ты сам мне говорил, что будешь здесь! Я хочу видеть тебя!
Сынок Лассаля усмехнулся:
– Послушайте, мне понятно ваше желание видеть моего отца: все хотят видеть великого артиста Лассаля…
В ответ на это замечание сынка Лассаля зал одобрительно рассмеялся.
– Но одного желания мало, – продолжал шоумен. – Я, например, тоже желал сегодня в одном месте, чтобы мне вернули один документ, от которого очень серьезно зависит моя жизнь. Однако… Да, я хочу через телевизионный эфир поделиться одним соображением: уважаемые господа, мне конец!.. Я только что был в странном театре, который называется "Хорин", но не встретил там того, кого я искал… Я попросил Их вернуть мне то, что они у меня взяли, поскольку эта вещь очень важна для меня!.. Я оставил им адрес нашего заведения. Может быть, они придут сюда… И вот что, вы, убирайтесь отсюда со своими похоронами и мертвецами! Мы не хотим ничего знать обо всем этом. Наше дело – любовь! И пока я, Сергей Лассаль, являюсь ведущим этой передачи, на ней не будет сказано ни одного слова ни про одно из мрачных явлений жизни! Пусть кругом, за пределами этого кафе происходит все, что угодно. Пусть гибнут и умирают люди, пусть приходят к ним старость и болезни – нас это не интересует! Мы молоды, прекрасны, здоровы и хороши собой! Наши щеки сверкают здоровым румянцем, наша кожа полна влаги, а на лице нет морщин!
– Нет-нет, вы не правы, и я вовсе не то хотел сказать!.. – не унимался Таборский.
– Убирайтесь отсюда, посланец мрака и смерти! – рассердился теперь еще больше ведущий шоу. – Посмотрите на себя: вы ужасны, мрачны, вы таковы, что, кажется, не какую-то старуху сегодня хоронили, а вас! Вам хотелось, чтобы вас выбрала эта прекрасная девушка? Но нет, вы должны быть счастливы, что хотя бы эта ужасная проститутка вами не побрезговала. Убирайтесь отсюда, посланец мрака и смерти!
– Нет-нет! Я не посланец мрака и смерти! Мне всего лишь двадцать восемь лет! – защищался Таборский.
– Двадцать восемь лет?!.. Да вы на морду-то свою посмотрите! – рассмеялся сынок Лассаля.
В зале раздался хохот.
– Морда не моя! – закричал Таборский и принялся раздирать лицо в кровь, словно пытаясь сорвать с себя некую маску.
– Что он делает?! Что он делает?!– в ужасе прошептали при этом толстенькие девушки в масках поросяток. Вслед за этим они взбежали на подиум и окружили Таборского, пытаясь увести его с подиума вниз, в зал.
– Уйдите от меня! – кричал на них, упираясь, Таборский. – Толстые свинюшки! Уродки! Не смейте меня тащить!
Но девушки-поросятки были терпеливы и никак не выказывали обиды, словно они, и впрямь, не обижались, а только просили у Господа терпения, чтобы унять своего подзащитного.
Таборский, тем временем, упорно раздирал, расцарапывал в кровь свое лицо, словно это было не лицо, а маска, которую непременно нужно было сорвать именно сейчас…
– Морда не моя!.. Не моя морда!.. – повторял он в отчаянии. – Я хочу быть изнеженным юношей, который целыми днями лежит на мягких подушках и ест сладости!.. Изнеженный юноша, который лежит целыми днями на мягких подушках и ест сладости – это самая выигрышная со всех сторон роль в жизни, самое выигрышное дело…
Молодые люди, что были в кафе, теперь смотрели на Таборского с нескрываемым удивлением и страхом.
Проститутка по-прежнему стояла рядом с ним. Вблизи она казалась Таборскому еще ужасней – еще старее, с печатью порока, которая издали, когда она только появилась на пороге зала, была не так заметна.
– Идем со мной, дорогой! – повторила она, обращаясь к Таборскому. – Ничего-то у нас здесь не получится!.. Ни я здесь клиентов не найду, даром, что зашла случайно… Ни тебе здесь ничего не светит!.. Нечего тебе здесь с молодежью ошиваться!..
– Идите, идите!.. Конечно, идите!., – заговорили наперебой те молодые посетители кафе, что стояли рядом с подиумом. В основном, это были красивые девушки.
А один прекрасный юноша крикнул Таборскому:
– Я тебя понимаю, отец!.. Если еще захочешь поболтать – заходи к нам!..
– Но подождите, подождите!.. Я же еще не успел… Я должен рассказать вам всю свою жизнь, чтобы вы поняли и разрешили мне остаться!.. – не унимался и не уходил с подиума Таборский.
– Остаться где?.. – кричали ему из зала. – Выбор сделан!.. Зачем вам оставаться на подиуме?!..
По-прежнему толстенькие девушки в масках поросяток, которые поднялись на подиум, пытались увести Таборского вниз:
– Пойдемте, пойдемте!.. Вам не нужно больше здесь оставаться!..
Словно оправдываясь, Таборский говорил толстеньким девушкам:
– Да они просто поймут, что я хороший… И тут же сам себе возражал:
– Хороший?! Здесь?! В таком месте?! Разве хороший придет поздно ночью в такое место? В такое место только злой, испорченный, недовольный придет… Придет искать приключение… Приключение… Я… Да вы на лицо мое посмотрите! На эту красную лошадиную морду… Хороший!.. Но ведь не моя же это морда, как не поймете вы?! Мне сделали такую морду… Сделали… Старуха!.. Заколдовала… Карлик-Нос… Мне двадцать шесть лет… Не моя… Морда не моя!..
Наконец девушкам-поросяткам удалось стащить его вниз. Но и проститутка не отходила от Таборского ни на шаг и спустилась вместе с ним, видимо, полагая, что он в этот вечер непременно станет ее клиентом.
– В юности, на самом деле, ничего нет, – проговорил Таборский, оборачиваясь на красивую девушку, которую он выбрал во время шоу, когда еще находился на подиуме. – Одни мечты!.. Поймите, как вы все со своими мечтами ужасно заблуждаетесь!.. – воскликнул он и потом добавил в отчаянии:
– Но разве вы поймете что-нибудь!..
– Годы пройдут и у некоторых будет солидная материальная база… – зачем-то сказал он еще.
Таборский наконец смог вырвать свою руку из цепких рук проститутки и, все еще надеясь и пытаясь разглядеть где-нибудь в толпе посетителей кафе великого артиста Лассаля, а потому то и дело оборачиваясь и оглядывая зал, подскочил к бару. Желание выпить еще водки было у него в этот момент нестерпимым. Мысли и чувства в его голове путались.
Махнув в раздражении рукой, проститутка пошла к выходу из зала.
– Водки! Стаканчик! – громко велел бармену Таборский.
Тот моментально выполнил заказ и поставил перед Таборским наполненный до краев запотевший стаканчик холодной водки.
– С вас двадцать пять рублей! – бодро произнес бармен.
Таборский, не удержавшись, тут же, махом, опрокинул весь стаканчик в рот, а уж потом принялся открывать свой чемоданчик, который он держал в руках все это время, пока был в кафе. Из чемоданчика Таборский собирался извлечь убранный туда, как ему казалось, в поезде бумажник, чтобы расплатиться за водку.