Мелькали столетия, правители и государства, эпидемии уносили сотни и тысячи человеческих жизней, и Дэя привыкла к собственной неуязвимости, как к чему-то изначальному. Дни, когда будучи беззащитной девчонкой она мечтала лишь о том, чтобы добраться до кинжала и забрать с собой к демонам одного-единственного ублюдка, практически стерлись из памяти. Собственное могущество и возрастающая сила пьянили, будоражили, снова и снова, раз за разом позволяя увериться в безнаказанности. Дэя могла получить все, что угодно, под ногами раскинулся весь мир, и в то же время у неё не было никого и ничего.
Любое обретение казалось незначительным и бесполезным, сменяющие друг друга любовники – жалкими и пресными. В каждой эпохе было чему поучиться, но новые занятия надоедали слишком быстро. Приелась даже охота, и первым постоянным спутником стал новый виток безумия. Были ещё танцы и рисование. Она танцевала каждую эмоцию, которую пережила когда-то. Любовь-ненависть к Дариану, отчаяние и боль потери, смерть и новое рождение, писала картины и в них раскрывала всю глубине собственной бездны. В каждом дне, в каждом мгновении Дэя находила то, что можно выплеснуть в танце, раскрыть через первобытные резкие рывки или страстную чувственность кисти, гуляющей по шелку.
Конец восьмого века нашей эры. Небольшой городок на севере современной Германии был интересен разве что для охоты. Она путешествовала по Франкскому государству, сражаясь со скукой самыми экстремальными способами. Например, убийство в людном месте и погоня за теми, кто изначально пытался её преследовать. Даже остановившись над десятками разорванных тел, Дэя приходила в себя лишь в краткие мгновения просветления.
О своей печали она с тоской рассказывала перепуганному до одури селянину, без труда удерживая его за горло. Ей надо было с кем-то поговорить, а он, возвращаясь из леса, увидел путницу у костра, и не смог пройти мимо. Мужчина жалко дрыгал ногами, а когда Дэя разжала пальцы, просто рухнул на землю. Он хотел закричать, но под её взглядом замер, не в силах пошевелиться.
– Поднимайся, – приказала она, не повышая голоса. Он подчинился, как если бы некто невидимый резким рывком вздернул его за плечи и поставил на ноги, – что интересного я могу найти в вашей глуши?
– Ничего такого, госпожа, – пробормотал он сквозь полузабытье дурмана внушения, – разве что казнь…
– Неплохо, – Дэя приблизилась вплотную – она едва доставала ему до груди, и тот покорно опустил голову, чтобы она могла коснуться пальцами его подбородка. С недавних пор ей стали интересны самые изощренные казни и пытки. В издевательствах друг над другом человечество совершенствовалось из года в год. Единственное, что по-прежнему вызывало в ней стойкую, на уровне животной агрессии неприязнь – надругательства над беззащитными женщинами.
Случалось ей отрывать головы и гениталии мужчинам, возомнившим женщину товаром, рабыней или объектом, на котором можно выместить злобу, но чаще всего это делали по приказу у неё на глазах. Прикасаться к ним она считала ниже своего достоинства. Дэя лишь изобретала для них новые мучения и пытки.
Слова простолюдина вызвали мимолетный интерес. Может быть, удастся увидеть хоть что-то интересное в этих забытых всеми краях. Войны, смуты и постоянно льющаяся при переделе власти кровь её уже не будоражили. Чем больше творилось вокруг бесчинств, тем легче было выжить новым измененным. Временами не было надобности даже маскировать убийства: своими зверствами люди все делали за них.
В её окружении мелькало множество измененных, но никто из них надолго не задерживался. Заскучав, она легко отпускала их от себя и без малейших сожалений пресекала попытки сблизиться вновь. Люди казались скучными и бесполезными. Что может быть интересного в тех, кто рядом с тобой беззащитен, как муравей, и суетится подобно этому насекомому?..
– Над кем будет казнь?
– Злодей, душегуб, – спешно забормотал мужчина, – всю округу в страхе держал, никак выследить не могли… когда его схватили, слезами умывался…
Дэя передернула плечом. Кажется, интересное представление отменялось. Кающиеся грешники её совершенно не интересовали, вот только не вязалось как-то "всю округу в страхе держал" и "когда его схватили, слезами умывался".
– Рыдал, говоришь? Почему? – она провела пальцем по его щеке и шее, по груди в вырезе рубашки, надавила острым краем ногтя, неотрывно глядя, как из-под него проступает кровь.
– Потому что больше убивать не сможет, – селянин вздрогнул: Дэя ослабила внушение, и сейчас в глазах мужчины плескался страх. Так ей нравилось гораздо больше. – Отпустите, – сдавленно прошептал он, – у меня жена… дети… мы все отдадим… только отпустите.
Улыбнувшись, она одним несвойственным для хрупкой миниатюрной женщины рывком притянула его к себе, разрывая кожу ногтями и зубами. Его крик потонул в булькающем хрипе и когда тело ослабло в её руках, Дэя брезгливо отшвырнула его в сторону. То, что совсем недавно было живым человеком, сейчас валялось у костра грязной тряпичной куклой. Искры, пляшущие над пламенем, взлетали в воздух и таяли в темноте, и Дэя не стала гасить огонь.
Она умылась прохладной речной водой – перед тем, как направиться в городок. Что-то подсказывало ей, что она не будет ждать завтрашнего представления с казнью, и что в лице этого убийцы её ждет приключение поинтересней.
Разобраться с местной стражей труда не составило. Она прошла через двор к внутренним подземным казематам, слизывая кровь со своих губ. Руки, платье, накидка пропитались ею, заключив в себе яркий, будоражащий аромат. Его камера была в самом конце подземелья, и, устроившись рядом с решеткой, Дэя наблюдала за притворившимся спящим мужчиной. Длинные, спутанные волосы, перепачканная одежда, надорванный на плече камзол, грубоватые черты лица, ссадина во всю щеку.
– Как тебя зовут? – она обхватила пальцами металлические прутья, закрывая глаза. Измененные обладали даром задействовать сразу все чувства, но ей хотелось сконцентрироваться на одном.
У него была потрясающая для человека энергетика: жестокая, сильная, лишенная малейшей крупицы страха, сожаления или раскаяния. Только отчаянное безумие и яростная жажда жизни, совсем как в ней самой когда-то. Кажется, он до сих пор не верил в то, что завтра в самом деле умрет.
Дэя услышала движение, но не пошевелилась, не отняла рук даже тогда, когда его пальцы с силой сомкнулись на её запястьях. Она открыла глаза и встретила заинтересованный взгляд.
– Натан.
– Убийца с именем пророка? Любопытно, – она кивнула на ключи, которые бросила к своим ногам. Натан одним движением подхватил связку и отпер замок, рванул на себя дверь. Он ещё не догадывался о том, что все стражники спят вечным сном. Его руки сомкнулись на её шее сразу, как только он оказался на свободе.
Дэя не попыталась вырваться или перехватить инициативу, не стала использовать внушение. Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза, не пытаясь сделать вдох. И сама не заметила, как хватка ослабла. Натан отпустил её.
– Кто ты такая?
От его прикосновений по телу прошла волна желания, голос Натана – низкий, с хрипотцой, сводил с ума. Они набросились друга на друга, как изголодавшиеся звери, прямо рядом с трупами стражников. Дэя не могла знать, сколько продлится это чувственное помешательство, но свое одиночество она оставила в ту ночь в убогом городишке.
---------------------------------------------------------------------------------------------------
– Ты извращенка, так и знай.
Думаете, от её откровений в другом стиле мне стало легче? Нифига. Разве что я не чувствовала, как на моей шее сжимаются пальцы серийного убийцы, а я от этого кончаю. Поверьте мне, осознание того, что в твоем теле сидит подобное существо, тоже облегчения не приносит.
Хотите ещё новость? Именно его она тогда рисовала.
– Ты нервничаешь? – голос Дэи был вкрадчивым, как если бы она снова собиралась сунуть руку в кипяток. У меня перед глазами все ещё стоял продирающий до мокрых штанишек (в моем случае от страха) диковатый шатен. Я мысленно повторяла все детские и не только стишки, что приходили на ум, только чтобы не наткнуться на свою мысль, которая могла здорово разозлить Дэю.
Увы и ах.
"Психопаты друг друга находят".
– Да. Находят, – её голос был обманчиво спокойным, а рука тянулась за ножом для резки бумаги. Что, ради всего святого, он здесь делает? Ах да, она вчера вскрывала какой-то пакет, а я сдуру забыла убрать.
Дамы и господа, ответственно заявляю: не разбрасывайте свои вещи по комнате, сразу кладите все на свои места. Возможно, однажды это спасет вам жизнь.
Дэяненадоненадоненадо…
Я кричала это вслух или вопила мысленно? Не помню, потому что когда край лезвия коснулся моей кожи и из-под него показалась кровь, я поняла, что мне настал абсолютный и бесповоротный несчастливый конец, и заткнулась. Наверное, так чувствует себя курица на птицефабрике, которая перестает верещать за пару минут до того, как ей сворачивают шею. А как вообще убивают кур? Почему я об этом раньше не думала?
Я смотрела, как из-под лезвия выходит кровавая полоса, как потеки заливают стол, и вспоминала портреты, которые нашла тогда, очнувшись на балконе с ополовиненной бутылкой Бурбона. Черт подери, она его рисовала – снова и снова, раз за разом, пока я была в отключке. Почему она не рисовала гребаного Дариана или бесконечно талантливого Хасана? Почему только Натана?
"Потому что, милая, – подсказало мне что-то, – она испытывала все то же самое, что испытала ты, впервые увидев Сэта. Во что могло бы вылиться ваше более чем продолжительное знакомство, хочешь узнать? Если бы ты провела рядом с ним пару тысячелетий, а потом…"
Додумать не получилось. Я услышала странный глухой звук, и не сразу поняла, что нож отлетел в сторону, ударившись о стену. Крик, который разорвал тишину, заставил меня содрогнуться изнутри: вой раненого зверя, исходящий из моего горла. Вот только кричала не я.
– Прости, пожалуйста, прости, – шептала я, – Дэя, послушай, прости…
Я ни на секунду не сомневалась в искренности своих слов, равно как и в боли, вымораживающей изнутри. Я не чувствовала ничего подобного ни разу за все время нашего "соседства", и понимала, что сейчас сойду с ума вместе с ней. От безысходности, отчаяния, невозможности ничего изменить. Мои чувства – это её, или наоборот? Мы все ещё две разные личности, нас двое, или…
Все закончилось так же внезапно, как началось. Будто захлопнулась дверь, отрезавшая меня от неё. Как я ни звала, достучаться не получилось. Пожалуй, впервые за долгое время я окончательно и бесповоротно принадлежала себе самой, но это меня совершенно не радовало.
Автоматически я поднялась, промыла рану, перевязала руку и вернулась за стол. Я хотела записать то, о чем подумала после. Наверное, для того, чтобы никому в голову не пришло судить со своей колокольни на тему любви. Какой бы она ни была, между кем бы ни состоялась… Она просто есть. Или нет. Второе однозначно хуже первого. Я не знаю, что ещё добавить и не знаю, что будет дальше. Да и будет ли вообще?..
И да, если вы это читаете, там, на странице выше, не вишневый сок. Это моя кровь.
Запись двадцать вторая. 6 октября, 22:17
До настоящего дня писать в дневник ничего не хотелось, а Дэя не настаивала. Это пугает меня гораздо больше, чем все её предыдущие штучки.
Мы больше не разговариваем. Я пыталась, но Дэя молчит. Она занимается своими заклинаниями для ритуала, о котором ничего мне не рассказывает. Я существую в другой реальности: как бы внутри её сознания, но отдельно. Такое было в самом начале нашего соседства и, признаться честно, мне это не нравится. Будь на месте Дэи кто-то другой, я бы решила, что она обиделась и дуется до сих пор, но нет. Ей начхать на букашку, запертую в собственном теле, и ничего кроме.
Я каждый день прихожу в себя, как после комы, и понимаю, что время снова прошло без меня, в голове блаженная пустота. За время радиомолчания мы "вместе" много где побывали. Например, на Капитолийском холме. Один из тех самых семи холмов, о которых Дэя говорила раньше. Места здесь и правда удивительные. Во-первых, это один из самых богатых районов Сиэтла. Точнее, его часть. Дома как картинки, многие из них спроектированы и построены в прошлом столетии. Ощущение, что ты оказалась на другой планете или на съемках какого-нибудь фильма. Фантастического или исторического, а может, первое и второе вместе.
Колледж искусств мне почему-то напомнил латиноамериканские сериалы. Обычно именно в таких местах учатся всякие благопристойные воспитанницы, которых совращают главные герои. Глядя на еврейский Храм де Хирш Синай, я думала об Афинах, в которых никогда не побываю. И о которых у Дэи весьма красочные воспоминания.
Холм королевы Анны – самая высокая точка в Сиэтле, тоже район с весьма богатой историей. С обзорной площадки вид здесь ничуть не хуже, чем со Спейс-Нидл. Лично мне даже больше понравилось. Я немного побродила по дорожкам Киннер-парка, радуясь долгожданному уединению. В большом городе в принципе трудно затеряться, а такие вот места – отрада для души социопатки, коей я становлюсь. Нет-нет, я сейчас не о Дэе, а именно о себе. Чем больше вокруг людей, тем ближе я к состоянию помешательства. Хочется закрыться в четырех стенах, но не получается. Она уже объехала весь город и окрестности, и я догадываюсь зачем. В Сиэтле случится то, что Дэя задумала, город она выбрала не случайно и не только из-за Сэта сюда приехала. Пока я не знаю, что именно, но исходя из откровений Древней в самом начале ("ей осталось жить несколько месяцев" и бла-бла-бла), ничего хорошего.
Я не поехала крышей окончательно лишь благодаря мыслям о Сэте. Он – моя единственная отрада и спасение. Когда думаю о нем, становится немного легче. Я вспоминаю его голос, улыбку, жесты… Понимаю, как разительно он отличается ото всех, с кем я заочно познакомилась в мире Дэи, и мне хочется петь. В его жизни нет места крови, убийствам, жестокости. Я надеюсь, что так и останется. По крайней мере, я сделаю все, чтобы мое внутреннее зло обошло его по касательной. Насколько это возможно.
Запись двадцать третья. 7 октября, 22:50
Сегодня мы посетили наш драгоценный университет. Она все-таки явила мне свое присутствие. Её раздражают мои "чертовы ногти", которые не желают выглядеть достойно и ломаются при каждом удобном случае. А ещё – и это бесило Дэю гораздо больше – ломалось что-то внутри неё. С каждым днём, с каждым часом, с каждой минутой: неотвратимо, безжалостно, неумолимо.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что с Натаном что-то произошло. Точнее, не так. Он мертв. Его больше нет, и она умирает вслед за ним. Я не знаю, какой была его смерть, но для неё это растянутое во времени мучение. Не могу обвинять в том, что она хочет забрать Дариана с собой, потому что без него тут явно дело не обошлось.
Мы сидели на ступеньках у входа в административный корпус, собирался дождь, нас тошнило и хотелось убивать всех первым попавшимся под руку тупым предметом. Может, это то, о чем она говорила. Я больше не воспринимаю себя отдельно от Дэи. Чувствую то же, что испытывает она. Переломным моментом стал тот день, когда я чуть не рехнулась от боли её потери.
– Мелани, привет, – бросил пробегающий мимо однокурсник: невысокий пухлый парень с курчавыми волосами.
– Привет, – Дэя не знала его имени и даже не попыталась выдавить из себя ответную улыбку. Это достаточно сложно сделать, представляя, как вскрываешь ему артерию прямо здесь, и кровь фонтаном заливает ступеньки. Парень, явно собиравшийся пофлиртовать, перехватил наш взгляд и исчез в мгновение ока. Умница мальчик.
Дождь уже закончился, зато надвинулся туман со своей неизбывной спутницей сыростью, поэтому вокруг было относительно безлюдно. И студенты, и преподаватели предпочитали прятаться в кафетерии, на занятиях, на кафедрах – в общем, где угодно, где тепло и относительно сухо. Я тоже хотела погреться, но мы ждали Сэта, а ради такого можно и потерпеть. Увидеть его – уже само по себе счастье. Или нет? Если бы во мне не сидела Дэя, ответ был бы однозначным, но…
Ждать пришлось недолго. Он вышел из корпуса и взглядом буквально наткнулся на нас. В отличие от нашего с Дэей пасмурного настоящего, Сэт выглядел счастливым. Он будто светился изнутри, и мне подумалось, что так выглядят люди, которые влюблены, причем не в работу. Я не представляла, встречалась ли Дэя с ним, когда меня "не было". А может, есть другая?
Он ответил на незаданный вопрос ещё до того, как я успела рот раскрыть.
– Здравствуйте, мисс Вэйр. Когда вы вернетесь и скрасите мои занятия своим юмором?
Значит, есть.
Судя по его участливому взгляду и теплой улыбке, выглядели мы просто отвратительно. Что ж, судьба такая. Спасибо, Дэя.
Во мне не было даже сил сопротивляться. Я смотрела на него и прикидывала, какая женщина сумела заставить его светиться от счастья, как её зовут, сколько ей лет, как выглядит? Наверняка эффектная, уверенная в себе красавица. А я – недочеловекоизмененная с острыми психическими расстройствами и слиянием личностей. Такого счастья никому не пожелаю, а ему и подавно.
Пришествие Сэта Торнтона Дэя, как оказалось, прозевала – вопрос застал её врасплох. Если можно так выразиться.
– Когда мой юмор ко мне вернётся, очевидно, – её слова были резкими, но Сэт не успел опешить. Я поняла, что улыбнулась – тепло, искренне, только для него. Именно я, а не она. Это было так же нереально, как увидеть зависшую прямо над корпусом летающую тарелку. Дэя во мне, но тело контролирую я! Больше того, слова, которые вырвались следом, совершенно точно не имели никакого отношения к её ощущениям, поведению, к ней самой.
– Я слишком вызывающе разговаривала с вами на занятии, – пробормотала я и добавила, окончательно стушевавшись – то ли от возможности самой говорить с ним, то ли от сознания, что она меня больше не контролирует. – Простите меня, пожалуйста.
Это произошло настолько внезапно, что я даже не успела осознать принадлежность самой себе. А следом поняла, что Дэя меня не отпускала. Для неё это тоже был сюрприз, в отличие от меня – неприятный. Мы офигели на пару: обладательница с хиленьким человеческим разумом только что отправила в нокаут могущественную Древнюю. С губ сорвался нервный смешок, и Дэя закрыла рот рукой.
Только этого ей ещё не хватало – влюблённой дамочки в своей голове. Скажи кто-нибудь Древней, что девятнадцатилетняя девчонка способна прорваться через барьер её сознания, Дэя бы здорово повеселилась. Похоже, это тот самый случай, когда без сарказма можно сказать, что любовь творит чудеса.
Не успела я отчасти прийти в себя и насладиться возможностью говорить с ним, как она перехватила контроль. Как я ни пыталась открыть рот, у меня ничего не выходило. Какие-то они кратковременные, чудеса эти.
– Вы на учебу или в город? Если в город, я могу подвезти, – видно было, что к моему признанию Сэт отнесся скептически. Он предложил помощь скорее из вежливости, нежели действительно хотел остаться со мной наедине.