- Ах… ах… ах… - Кашель старика звучал как скрип ржавого железа. Потом дед откинулся на спину и уставился в потолок. - Разве ты не учился в хорошем колледже… что-то связанное с наукой, нет?
- Ну… да, я занимался биохимией, дед. В Англии. Но этим делом много не заработаешь. Вот я и занялся законами.
Наступила очередная пауза. Палату заливал яркий свет. Наконец дед заговорил:
- Дэвид… ты должен кое-что знать.
- Что же?
- Я лгал.
Тишина в комнате стала удушающей. Где-то в коридоре громыхали колеса каталки.
- Ты лгал? Что это значит?
Дэвид внимательно всматривался в лицо деда. Может быть, у старика очередной приступ слабоумия? Дэвид не мог сказать наверняка, но его лицо выглядело живым и встревоженным, когда он продолжил:
- По сути, я и сейчас лгу, сынок… я просто… просто не могу… оставить все как есть. Но поздно что-либо менять. A las cinco de la tarde. Мне очень жаль. Desolado.
Дэвид был озадачен. И внимательно смотрел на деда.
- Ладно, я устал, Дэвид. Я… я… я… теперь я должен это сделать. Прошу, загляни туда… мне самому никак. Пожалуйста.
- Извини, не понял?
- Сумка там, в ногах… моей кровати. Сумка "Кей-Март", универсам. Загляни. Прошу тебя!..
Дэвид живо вскочил и быстро подошел к куче сумок и пакетов, сваленных в углу комнаты, за кроватью. Алая сумка "Кей-Март" бросалась в глаза среди этого жалкого хлама. Дэвид поднял ее и сунул руку внутрь: на дне он нащупал что-то бумажное, свернутое в трубку. Может, это какая-то карта?
Карты были детской страстью Дэвида, карты и атласы. И теперь, развернув лист, он понял, что держит в руках поистине прекрасный экземпляр.
Это была отличная старая дорожная карта, раскрашенная в благородные, элегантные цвета. Мягкие серые переливы показывали горы и предгорья, озера и реки были окрашены в лирический голубой цвет, неровные зеленые пятна обозначали болота рядом с Атлантикой. Это была карта южной части Франции и севера Испании.
Дэвид сел и принялся внимательно ее рассматривать. Пометки на ней были очень аккуратно сделаны синими чернилами: маленькие синие звездочки усеяли серые волны гор между Францией и Испанией. Еще одна одинокая синяя звезда украшала верхний правый угол карты. Она находилась рядом с Лионом.
Дэвид вопросительно посмотрел на деда.
- Это Бильбао, - сказал старик, и теперь было слишком очевидно, что он очень устал. - Это Бильбао… Ты должен отправиться туда.
- Что?!
- Лети в Бильбао, Дэвид. Пойди в Лесака. И отыщи Хосе Гаровильо.
- Не понял?..
Старый человек сделал последнее усилие; его глаза помутнели.
- Покажи ему… эту карту… А потом расспроси о церквях. Пометки на карте. Церкви.
- Но кто этот человек? Почему ты не можешь просто сказать мне?
- Это было слишком давно… слишком много ошибок, я не могу, не могу признаться… - Голос старика стал тише, он перешел в шепот. - Да и в любом случае… Даже если бы я тебе рассказал, ты бы мне не поверил. Никто бы не поверил. Даже тот сумасшедший старик. Ты бы сказал, что и я безумен, старый безумный дурак… потому ты должен сам все выяснить, Дэвид. Но будь осторожен… будь осторожен…
- Дед?..
Но его дед уже отвернулся и уставился в потолок. А потом, с пугающим выражением неизбежного, он еще раз глянул на внука, и его веки опустились. Старик погрузился в прерывистый сон, усиленный лекарствами.
Капельница с морфином уже почти опустела.
Очень долго Дэвид сидел рядом с дедом, наблюдай за тем, как тот тяжело вдыхает и выдыхает, ничего не осознавая. Потом встал и закрыл жалюзи; солнце над пустыней уже почти закатилось.
Дэвид посмотрел на карту, лежавшую на больничном стуле; он не имел ни малейшего представления, что она может означать, какова связь его деда с Бильбао или с церквями. Возможно, это было нечто вроде забытой мечты, вернувшихся юношеских воспоминаний, некое промежуточное состояние сознания… А может быть, это вообще ничего не значило.
Да. Наверняка это именно так. Все это было просто бредом умирающего старика, некий лишенный логики выброс расстроенного мозга перед окончательным распадом. Печально, однако, если это действительно так, то дед сошел с ума.
Мартинес сложил карту и сунул ее в карман, потом наклонился и сжал руку деда, однако старик никак не откликнулся.
С тяжелым вздохом Дэвид вышел в горячий летний вечер Феникса и сел во взятую напрокат "Тойоту". По городской автостраде он поехал к своему мотелю, где уселся смотреть футбольный матч по мексиканскому спутниковому каналу с ужасным качеством изображения, и компанию ему составили упаковка пива и пицца.
Его дед умер на следующее утро. Медсестра позвонила Дэвиду в мотель. Он тут же позвонил в Лондон, чтобы сообщить об этом друзьям, - ему просто необходимо было услышать какие-то знакомые, приятные ему голоса. Потом связался со своей конторой и продлил "отпуск" на несколько дней в связи с тяжелой утратой.
Лондонский босс отнесся к сообщению Дэвида явно с некоторой долей презрения, поскольку речь шла "всего-навсего о каком-то дедушке".
- У нас очень много работы, Дэвид, так что все это весьма, весьма некстати. Постарайся не задерживаться.
Заупокойная служба прошла в безлюдном крематории в другом пригороде Феникса, в маленькой часовне. А Дэвид оказался единственным действительно сострадающим человеком во всем здании. Еще показались две сиделки из хосписа, и на том все кончилось. Больше никого и не извещали. Дэвид уже знал, что больше у него в Америке нет родных - да и нигде в другом месте, если уж на то пошло, - но здесь это одиночество выглядело особенно подчеркнуто, ощущалось в особенности остро… по-настоящему безжалостно. Однако что он мог изменить? Поэтому Дэвид просто молча пребывал рядом с сиделками; они были вместе, но каждый сам по себе, в одиночестве.
И церемония была в равной мере суровая, аскетическая: по просьбе самого деда не было чтения соответствующих текстов, вообще ничего не было; звучала только запись какой-то экзотической мелодии, полной диссонансов, исполняемой на гитаре, - ее заранее выбрал сам дед.
Когда музыка закончилась, гроб покатился прямиком в пламя. Дэвид ощутил быстроту его движения, как удар в живот. Как будто старик отчаянно спешил убежать со сцены, стремясь ускользнуть из этой жизни - или же ему хотелось поскорее сбросить с себя некую ношу…
Днем Дэвид отправился в глубь пустыни, разыскивая какое-нибудь уединенное местечко, как будто надеялся разогнать свою грусть в этих пустынных краях. Под угрожающе штормовым небом он рассыпал прах между колючей грушей и терновым кустом. Постоял на месте около минуты, наблюдая за тем, как разлетается по ветру пепел, а потом пошел к машине. Когда Дэвид возвращался в город, в ветровое окно уже ударили первые капли дождя; к тому времени, когда он добрался до своего мотеля, разразилась настоящая пустынная гроза - изломанные арки молний то и дело проносились между черной землей и зловещими тучами.
Близилось время отлета. Мартинес начал укладывать вещи. А потом в его номере зазвонил телефон. Может быть, его бывшая подружка? Она то и дело звонила в последние дни: пыталась поднять ему настроение. Старалась выглядеть хорошим другом.
Дэвид снял трубку и ответил:
- Э-э?..
Но это была не подружка. Голос в трубке звучал с ярко выраженным американским акцентом.
- Дэвид Мартинес? С вами говорит Фрэнк Антонеску…
- Э-э… добрый день.
- Я адвокат вашего дедушки. И прежде всего должен сказать - я с большой грустью узнал о его кончине.
- Благодарю вас. Простите… э-э… у деда был свой юрист?
Голос в трубке подтвердил: да, у деда был юрист. Дэвид удивленно покачал головой. Сквозь окно номера он видел, как хлещущий над пустыней дождь выбивает фонтанчики из бассейна перед мотелем.
- Так, ладно. Продолжайте, прошу вас.
- Спасибо. Вы кое-что должны знать. Я распоряжался состоянием вашего дедушки.
Дэвид рассмеялся - слишком громко. Его дед жил в медленно разрушавшемся старом бунгало; он ездил на "Шевроле" двадцатилетней давности, и у него, по сути, ничего не было. Состояние? Ну да, конечно.
Но тут Дэвид подавился смехом, потому что его вдруг укололо странное опасение. А не было ли именно это поводом к вечным страданиям деда? Возможно, старик завещал ему какой-нибудь громадный долг?..
- Мистер Мартинес… Состояние вашего дедушки составляет два миллиона долларов, или около того. Наличными. На сберегательном счете в банке Феникса.
Дэвид покачнулся, как от хорошего удара; затем попросил адвоката повторить сумму. Юрист повторил, и Дэвида тут же охватил истинный гнев.
Все это время! Все это время его дед был жутким, самым настоящим, чертовым миллионером? Все то время, пока он, Дэвид, его осиротевший внук, боролся, пробиваясь в жизни, грыз гранит наук в университете, выбивался из сил просто ради того, чтобы удержать голову над водой… и все это время его горячо любимый дедушка сидел на двух миллионах долларов?!
Дэвид спросил адвоката, как давно его дед обладал этими деньгами.
- С тех самых пор, как нанял меня. Как минимум двадцать лет.
- Значит… но почему, черт побери, он жил в этом дерьмовом старом домишке? Ездил на такой машине? Не понимаю.
- Это вы в точку попали, - ответил адвокат. - Поверьте мне, мистер Мартинес, я не раз предлагал ему воспользоваться деньгами, потратить что-нибудь на себя или отдать вам. Но он меня не слушал. Ну, по крайней мере, там накопились проценты, - адвокат грустно усмехнулся. - Если вы когда-нибудь узнаете, откуда взялись эти деньги, уж, пожалуйста, дайте мне знать. Меня всегда это очень интересовало.
- Так, и что мне теперь делать?
- Приезжайте завтра в мою контору. Подпишете кое-какие документы, и деньги ваши.
- Вот так просто?
- Вот так просто. - Последовала пауза. - Однако… Мистер Мартинес, вам лучше сразу узнать, что в завещании есть некое дополнительное условие, отдельный пункт…
- И в чем он состоит?
- Там сказано… - юрист вздохнул. - Ну… это несколько эксцентрично, конечно. Там сказано, что, прежде всего, вы должны потратить часть денег на то, чтобы кое-что сделать. Вы должны поехать в края басков и найти некоего человека по имени Хосе Гаровильо, он живет в городе под названием Лесака. Думаю, это где-то в Испании. Я имею в виду, край басков. - Юрист замялся. - В общем… я думаю, лучше всего сделать так: как только доберетесь до Испании, сообщите об этом мне, и я переведу деньги на ваш счет. И после этого делайте с ними что хотите.
- Но зачем ему нужно… зачем он хотел, чтобы я отыскал этого типа?
- Спросите что-нибудь полегче. Но это обязательное условие.
Дэвид все так же смотрел в окно, на дождь, который уже превратился в морось.
- Хорошо… Я приеду к вам завтра утром.
- Отлично. Встретимся в девять. И еще раз - примите мои соболезнования по поводу вашей потери.
Дэвид бросил трубку и посмотрел на часы: разница во времени с Англией слишком велика. И уже поздно звонить и рассказывать кому бы то ни было о необычной, удивительной новости; и слишком поздно звонить боссу и предлагать ему подавиться его идиотской работой.
Вместо того Дэвид подошел к маленькому журнальному столику и достал из сумки карту. Он развернул мягкий, печально поблекший лист и внимательно всмотрелся в крошечные синие пометки. Звезды уверенно и аккуратно были нарисованы рядом с названиями населенных пунктов. Поразительными названиями. Аризкун. Элизондо. Сугаррамурди. Почему отмечены именно эти места? Почему вообще у его деда оказалась эта карта?
И как могло получиться, что его нищий дед владел двумя миллионами долларов, к которым так ни разу и не прикоснулся?
Дэвид решил, что нужно поскорее узнать, есть ли какие-то рейсы до Бильбао.
3
В набитой людьми зоне прибытия аэропорта Бильбао Дэвид открыл свой ноутбук и отправил электронное сообщение Фрэнку Антонеску. К сообщению он приложил собственную цифровую фотографию - с басконской газетой в руке, чтобы доказать: он действительно прибыл в эту страну ради того, чтобы выполнить последнюю волю деда. Все это предприятие выглядело сюрреалистичным, на грани полной глупости, и тем не менее именно этого желал его дед. И потому Дэвид был только рад повиноваться ему.
Несмотря на проблемы с разницей во времени, адвокат сразу же прислал ответное сообщение и с впечатляющей деловитостью сообщил, что деньги уже переводятся.
Заглянув на соответствующий сайт, Дэвид проверил свой банковский счет. И правда, они были уже там. Деньги действительно уже лежали на его счету.
Два миллиона и сто тысяч долларов.
Дэвид чувствовал себя слегка растерянным, но также и бесконечно довольным.
Он был богат, но при этом пребывал в полном замешательстве; он чувствовал себя не в своей тарелке. Это было похоже на то, как если бы кто-то тайком прокрался в его дом и позолотил всю мебель. Да можно ли теперь садиться на эти стулья?
Закрывая ноутбук, Дэвид зевнул, потом зевнул еще раз и посмотрел сквозь широкое стекло дверей терминала. Снаружи шел дождь, настоящий ливень. А Дэвид очень устал. Завтра ему неплохо было бы отдохнуть от всех этих приключений.
Без особого смысла прикрываясь газетой "Эль Коррео", Дэвид покатил свой чемодан к стоянке такси; его спас некий бодрый таксист в яркой майке футбольного клуба "Барселона", поверх которой был надет щеголеватый кожаный пиджак; таксист непрерывно курил и болтал, когда они выбирались из аэропорта.
Такси мчалось по залитому дождем шоссе. Слева виднелась далекая серая масса Атлантического океана, справа неожиданно высились горы, уходящие в облака; на крутых склонах между ними прятались стальные конструкции бумажных фабрик, и эти фабрики, с высокими трубами красного кирпича, выпускали длинные ленты дыма цвета посеревшего от времени белого белья.
Дэвид опустил окно, позволяя дождю заливать лицо. Прохладный дождь был хорош - потому что пробивал усталую онемелость; он будил, он напоминал. Дэвид смотрел на Страну Басков. Он был здесь.
За время своего тридцатичасового перелета вокруг земного шара Мартинес успел провести кое-какие исследования - нашел в Интернете все, что мог, не только о Стране Басков, но и о жителях, ее населяющих.
Теперь он знал, что кое-кто полагал, будто баски произошли прямиком от неандертальцев. Он знал, что у них удивительно длинные мочки ушей. Он знал, что их язык уникален и не находится в родстве ни с одним другим языком мира; он знал, что слово "аррауктака" означает "ударить кого-нибудь веслом".
Дэвид также выяснил, что слово "бизарре" произошло от баскского слова, означающего "бородатый"; что эти люди высоки ростом и гораздо крепче испанцев; что баски - искусные китобои; что они выращивают особый сорт вишен, страстно любят регби, носят белье особого фасона и особый символ в виде волнистого солнца, называемый лаубуру, и что у них есть крошечные дикие лошадки поток.
Дэвид поднял стекло. Поиски его вполне отвлекли, вот только они не смогли дать ему те сведения, которые были по-настоящему нужны. Кто такой Хосе Гаровильо? Какое он имеет отношение к церквям? При чем тут карта деда?
Воспоминания о деде вызывали ощутимую боль. Дэвид постарался подавить эмоции; если он начнет думать о деде, то нить ассоциаций неизбежно приведет его к мыслям о родителях. Поэтому он должен действовать, а не думать; и сейчас он должен был оборвать кое-что, совершить еще одно решительное действие, ведущее к полным переменам.
Дэвид достал из кармана мобильный телефон. Звонок прозвучал в Лондоне.
- Роланд де Вилльерс. Слушаю.
Это был привычный высокомерный голос, привычная манера речи. Тот самый голос, который Дэвиду приходилось терпеть добрую половину десятилетия.
- Роланд, это Дэвид. Я…
- Ох, черт побери! В самом деле, Дэвид, куда ты провалился? Где ты сейчас?
- Роланд…
- Ты вообще понимаешь, что твой стол завален бумагами? Меня совершенно не интересуют все эти твои обстоятельства. Ты профессионал, не забывай это! Так что жду, что ты появишься в своем кабинете в течение часа, или…
- Я не вернусь.
Последовала пауза.
- У тебя час на то, чтобы добраться сюда…
- Отдай мое место тому парню из бухгалтерии. Тому, который трахает твою жену. Привет!
Дэвид отключил трубку. А потом негромко рассмеялся. Он без труда вообразил своего босса, сидящего в кабинете с пунцовым от злости лицом. Отлично.
Прямо перед ним дорога извивалась, спускаясь вниз; похоже, они направлялись прямиком к центру города. Серые многоквартирные дома, запятнанные дождем, ждали внимания, стоя вдоль шоссе.
Водитель посмотрел на Дэвида в зеркало.
- Centro urbano, señor? Отель "Доностия"? Si?
- Si. Э-э… ну да, si. Да. Центр города. Отель… "Доностия".
Водитель повернул с autopista и погнал машину по широким центральным улицам города. Большие офисные здания в сумерках источали влажную напыщенность. Похоже, большая часть из них была банками. "Банко Вискайя". "Банко Сантандер". "Банко де Бильбао". Люди спешили в разные стороны мимо этих торжественных архитектурных сооружений, держа над собой зонтики; это напоминало фотографии Лондона пятидесятых годов.
Отель "Доностия" оказался весьма похожим на свои изображения в Интернете: поблекший, но весьма официальный. Портье неодобрительно посмотрел на помятую рубашку Дэвида. Но Мартинеса это не озаботило - он почти ничего не соображал от усталости. Найдя свой номер, Дэвид некоторое время сражался с электронным ключом; потом просто упал на слишком мягкую кровать и проспал подряд одиннадцать часов, видя во сне какой-то пустой дом. Еще ему снились родители, живые, едущие в машине, - а вдоль дороги скакали маленькие дикие лошадки.
Потом - крик. Потом - все заливает красным. Потом маленький мальчик бежит по гигантскому пустынному пляжу. Бежит к морю.
Проснувшись, Дэвид раздвинул занавески - и разинул рот. Небо сияло яркой голубизной: вернулось сентябрьское солнце. Он оделся, подкрепился кофе с булочками, а потом поймал такси и поехал на вокзал, где взял напрокат машину. После недолгого колебания Мартинес решил, что заключит договор об аренде на месяц.