Ее слова повисли в холоде призрачной дымкой; выражения лица Эми рассмотреть было невозможно. Дэвид испытал сильное желание выйти из церкви; он не знал, да и вообще не понимал, зачем сюда приехал. Поэтому он направился к маленькой двери и с облегчением выбрался на неяркий дневной свет. Эми вышла следом за ним и сразу же повернула налево. В сторону от дорожки. И исчезла за театральным занавесом тумана.
- Эми?..
Тишина. Дэвид позвал еще раз:
- Эми?..
Тишина. Но наконец он услышал:
- Здесь… что это? Дэвид!
Мартинес присмотрелся и наконец увидел ее: смутная тень на туманном кладбище, женственная, стройная, ускользающая… Дэвид быстро шагнул в ее сторону.
- Посмотрите, - сказала она. - Еще одно кладбище… совсем заброшенное.
Она была права. Здесь действительно оказалось еще одно место захоронений, отделенное от основного церковного двора невысокой каменной стенкой. И это кладбище было запущено куда сильнее. Примитивная статуя ангела упала в пропитанную влагой траву; ее глаз украшал презрительно воткнутый коричневый окурок. Поверженную фигуру окружали круглые надгробия.
Внимание Дэвида и Эми привлек какой-то шум. Мартинес обернулся. Из тумана возникла какая-то старуха. У нее было темное мрачное лицо. Одета она была в длинную черную юбку и поношенный синий джемпер, поверх которого была натянута футболка, украшенная изображениями диснеевских персонажей - Короля-Льва, Олененка, индейской принцессы Покахонтас…
Сама женщина выглядела неважно. У нее имелся зоб размером с хороший грейпфрут: огромная опухоль выпирала из шеи, и старуха напоминала толкателя ядра, державшего свой спортивный снаряд прямо под подбородком, готовясь запустить его подальше.
Старая карга заговорила.
- Ggghhhchchc… - произнесла она.
Старуха тыкала пальцем в их сторону, ее зоб колыхался, когда она бормотала, на лице светилась бешеная злоба. Она была похожа на каркающую жабу.
- Ggghhhchchc…
Старуха снова ткнула в них пальцем, потом показала на заброшенное кладбище.
- Что такое? Что она говорит?
Сердце Дэвида забилось быстрее, что, конечно же, было глупо. Перед ними стояла всего лишь старая женщина, несчастная искалеченная старуха. И тем не менее Мартинес почувствовал настоящий страх, явную, хотя и необъяснимую тревогу.
- Эми… что она говорит?
- Думаю, это на баскском. Она говорит… "дерьмовые люди"! - шепотом ответила Эми, неловко отворачиваясь.
- Не понял?..
- Она говорит, что мы дерьмовые люди. Дерьмовые люди. Понятия не имею, почему она так решила.
Старуха таращилась на них. Потом прокаркала что-то еще. Это было почти похоже на смех.
- Эми… а не убраться ли нам отсюда?
- С удовольствием.
Они быстро пошли по дорожке, и Дэвид изо всех сил старался не смотреть на гигантский зоб женщины, когда они проходили мимо нее; но потом он обернулся и все-таки посмотрел назад. Старуха продолжала тыкать пальцем в их сторону, то ли в чем-то обвиняя, то ли за что-то осуждая, то ли насмехаясь.
Они уже почти бежали; Дэвид на ходу засунул в карман старую карту.
Чувство облегчения, которое они испытали, добравшись до машины, было всеобъемлющим - и безусловно нелепым. Дэвид быстро завел мотор, схватился за руль, переключил скорость… Машина запрыгала по булыжникам мимо изображенного на стене Otsoko - безмолвно ухмыляющейся черной волчьей головы.
Сотовый телефон Эми пискнул, когда они перевалили через вершину: связь восстановилась.
- Это Хосе Гаровильо. Это Хосе…
- Ну, и?.. - Дэвид заволновался, тут же забыв о пережитом страхе. - Что он ответил?
Эми всмотрелась в дисплей, читая сообщение.
- Он говорит… он хочет встретиться с вами. Завтра. - Эми покачала головой. - Но… это немножко странно… он еще кое-что добавил.
- Что именно?
- Что он знает, почему вы здесь.
7
Крошечный четырехместный самолет парил над открытыми всем ветрам просторами Шетландских островов, направляясь к взволнованному синему морю, уже видневшемуся вдали.
- Всего двадцать пять минут осталось лететь, - сообщил пилот, перекрикивая гул моторов. - Может немножко поболтать, когда доберемся до побережья.
Саймон Куинн был втиснут в заднюю часть самолетика вместе со старшим инспектором Сандерсоном; рядом с пилотом пристроился детектив Томаски.
События неслись с ошеломляющей скоростью. Всего лишь накануне днем, когда Саймон вместе со своим сыном Коннором смотрел "Шрека", он узнал о том, что случилось еще одно убийство, связанное со "связыванием" в Примроуз-Хилл. И вот он уже был здесь, летел над одинокими, освещенными солнцем утесами, с напутствием от взволнованного редактора "Дейли телеграф", все еще звучащим в его ушах: "Ты прекрасно знаешь это клише, Саймон: убийство - всегда деньги! Наши читатели слопают это за милую душу. Так что отправляйся туда и сам на все посмотри!"
История и в самом деле была первоклассная. Саймон уже видел заголовки статей и фотографию их автора. Но была здесь еще и некая загадка. Все, что сообщили Куинну, - это имя новой жертвы, Джулия Карпентер, и что она также была стара и приехала с юга Франции. И связь с предыдущим случаем была очевидной, к удовлетворению полицейских, поскольку и эту женщину тоже пытали. Вот только о подробностях пыток Саймону пока что не сказали ни слова.
Когда Куинн узнал об этом убийстве, ему пришлось просто умолять Сандерсона взять его с собой; он обещал старшему инспектору как можно чаще упоминать его в будущей статье. Сандерсон поддался на журналистские просьбы и сказал с коротким смешком:
- Ну, надеюсь, у тебя достаточно крепкий желудок. Труп оставался там несколько дней, так что это малоприятное зрелище.
Самолет мчался над утесами к морю. Наклонившись вперед, журналист спросил пилота:
- Каково это?
- Простите? - Пилот, Джимми Николсон, сдвинул один из наушников, чтобы лучше слышать. - Не расслышал. Что вы сказали?
- Каково это, жить на Фоулере?
- Фу-ла! - Джимми рассмеялся. - Запомните это. Произносится "Фула"!
- Ага. Извините.
- Да ничего, не страшно, - ответил пилот. - Мы уж привыкли к тому, что люди ничего о нас не знают.
- В каком смысле?
- Да после того как власти расселили Сент-Килду, Фула - самое отдаленное из населенных мест… во всей Британии!
Саймон уставился в окно, всматриваясь в океан. Барашки волн мелькали белыми крохотными пятнышками в бесконечном пространстве воды. Следующие несколько минут они летели в полном молчании. Куинн ощутил, как что-то дернулось в его желудке; вот только он не понял, то ли его начинает тошнить оттого, что самолет то и дело встряхивало, то ли его просто начинает одолевать страх перед картиной страшного убийства. Но как бы то ни было, он чувствовал себя совершенно по-юношески взволнованным. И продолжал воображать заголовки статей. Это будут заголовки его статей.
- Ну вот, - сообщил Джимми Николсон. - Фула!
В повисшей над водой дымке едва различался дерзко возвышавшийся над океаном островок: Саймон увидел смутные очертания голых камней, лишь кое-где покрытых скудной травой, окруженных крутыми холмами. Прибрежные утесы выглядели гигантскими, а дальние холмы - столь устрашающими, что трудно было поверить, будто кто-то мог решиться разбить здесь лагерь, не говоря уж о том, чтобы найти достаточно ровное место, где можно было бы построить дом. Но дома здесь были: маленькие фермы и коттеджи, прилепившиеся на склонах.
И теперь они направлялись к единственному на Фуле месту, где можно было сесть. К пятнышку зеленого дерна.
Сандерсон рассмеялся.
- Это и есть посадочная полоса?
- Самое ровное место на всем острове, - ответил Джимми. - И у нас тут никогда не было крушений. Но вообще-то, если промахнешься, как раз окажешься в море, - он хихикнул. - Придержите шляпы, джентльмены!
Это было самое резкое снижение, какое только довелось Саймону испытать при полетах: они просто нырнули к посадочной полосе, как будто намеревались пропахать поле пропеллером. Но потом Джимми с силой дернул рычаг, и самолет вдруг задрал нос и тут же остановился, в каком-нибудь десятке ярдов от бесчинствующих волн.
Томаски от души зааплодировал.
- Отличное приземление!
- Спасибо, - кивнул Джимми. - Теперь смотрите, вон там - вдова Холбурн. И Хэмиш Леск.
Через мгновение краснощекие местные жители уже хлопали Джимми по спине и помогали ему разгружать все то, что он привез на своем маленьком самолете; некоторые уважительно кивали старшему инспектору Сандерсону. Высокий рыжеволосый мужчина в полицейском мундире подошел и представился офицерам Скотланд-Ярда.
- Хэмиш Леск, полиция Шетландского графства.
Сандерсон вежливо улыбнулся.
- Да, конечно. Нам сообщили. Привет! - Он махнул рукой в сторону своих спутников. - Это тот свободный художник, о котором я говорил. Саймон Куинн. Он… пишет для "Телеграф".
- О да… правильная газета! - Леск с сокрушительной силой пожал руку Саймона.
Но прежде чем журналист успел открыть рот, вмешался Джимми:
- Страшное дело, Хэмиш! Страшное дело.
Леск кивнул. Просто кивнул, молча. Потом обернулся к гостям.
- Ну что, парни… сразу к делу?
- Если можно.
- Я тут пользуюсь машиной Джимми. Очень любезно с его стороны. Вон туда.
Пятеро мужчин зашагали через лужок к синему и очень грязному внедорожнику. В "Рейнджровере" пахло торфом, собаками и овечьей шерстью.
Они проехали мимо маленького залива. На усыпанном галькой пляже лежали на боку маленькие деревянные лодки, похожие на пьяниц, заснувших на скамьях в парке. Самая большая из лодок, красный металлический буксир, странно возвышалась над ледяной водой: она буквально была поднята в воздух огромной металлической лапой.
Леск объяснил:
- Им пришлось поднять это судно, иначе его расколотило бы штормом.
- Но… - удивился Саймон, - буксир ведь железный!
Джимми рассмеялся.
- Вы просто не видели штормов на Фуле!
Дорога бежала между лугами, перемежавшимися пятнами темно-коричневой голой почвы, - в тех местах, где из земли бесцеремонно вырезали торф. Овцы пощипывали соленую траву.
Наконец они резко повернули, и дорога превратилась в проселок; за ним на последнем куске плоского пространства пристроились несколько смиренных, некогда белых коттеджей, смотревших на море; некоторые выглядели пустыми, над другими вился белесый дымок. И все эти жилища выглядели прижавшимися к земле и испуганными, они как будто пытались укрыться от бьющего наотмашь ветра - как собаки, которым слишком часто доставалось от жестокого хозяина.
Подъездная дорога к ферме Карпентеров - месту преступления - была короткой и пропитанной водой. Саймон порадовался тому, что надел дорожные ботинки.
- Ну вот, приехали, - сказал шетландский инспектор. - Мы тут ничего не трогали с тех пор, как нашли тело.
- То есть там все осталось как было? - спросил Сандерсон.
- Да, и вид там невеселый. Так что держитесь. Тело обнаружила подруга погибшей, Эдит Тэйт. Еще одна старая леди, что живет в коттедже вон за тем полем. Она предпочла жить на другой стороне острова.
Скромная ферма выглядела совсем невинно в прохладных лучах северного солнца. Квадратный дом с побеленными стенами. И не видно было никаких признаков активной деятельности полиции, никакой суеты, ожидаемой Саймоном.
Хэмиш оглядел всю компанию, сделав театральную паузу.
- Ну что, входим?
Все кивнули; Хэмиш Леск распахнул наружную дверь, внутреннюю - и Саймон быстро оглядел комнату. Мебель здесь была весьма простой, обстановка - скудной; рядом с фотографией Папы Римского висел живописный портрет английской королевы. И тут же лежал труп: на полу, перед камином.
Старая женщина была одета в нечто вроде капота. Ее тело ниже шеи выглядело нетронутым; седые длинные волосы оставались на месте. У жертвы были темная кожа и босые ноги. И только ее лицо и плечи говорили о том, что здесь на самом деле произошло.
Лицо убитой было изрезано в клочья. Изрезано в клочья в самом буквальном смысле: лоскуты кожи свисали со щек и лба; губы были отрезаны, но остались висеть на тонких полосках кожи, и в жестоких ранах виднелась розовая плоть. Язык старой леди разрезали пополам; он был вытащен изо рта и разделен надвое. Кровь залила ее горло, и самая длинная полоса кожи спускалась на грудь. И, несмотря на все эти многочисленные и варварские увечья, больше всего Саймона поразило выражение лица убитой; он вдруг подумал, что оно навсегда останется в его памяти.
Саймона охватила странная слабость при виде чудовищной картины; это было нечто куда худшее, чем он мог ожидать. Намного хуже. Но он должен был сохранить ясность мысли и восприятия и делать свою работу, оставаясь журналистом. Куинн достал из кармана авторучку - ему нужно было держать что-нибудь в руках, чтобы чуть-чуть успокоиться.
Старший инспектор Сандерсон подошел к трупу, нагнулся, чтобы рассмотреть повреждения на шее. Кровь залила грудь жертвы и обесцветила кожу. Сильный запах разложения уже заполнил дом. Труп следовало убрать скорее, как можно скорее.
- Эй, Томаски… взгляни-ка сюда!
Поляк послушно подошел ближе. Саймон, подавив рвотный позыв, сделал то же самое, не дожидаясь приглашения.
Сандерсон присвистнул чуть ли не одобрительно.
- Однако профессионально сделано. Тоже гаррота.
Саймон проследил взглядом за авторучкой старшего инспектора - тот показывал на некие тонкие рубцы на шее жертвы. Они были неприятного синевато-багрового цвета. И очень тонкими. Убийство явно было быстрым, безжалостным и совершено опытной рукой. Как и сказал старший инспектор. И притом пытка выглядела дикой и безумной.
Тут кое-что еще привлекло внимание Саймона. Он посмотрел на ноги женщины. Что-то там было не так; что-то там было… совсем не так. Он не знал, стоит ли говорить об этом.
Сандерсон выпрямился и энергично произнес:
- Вы должны отправить ее патологоанатомам в Лервике, так?
- Да, погрузим ее на самолет сегодня днем. И так уж она слишком долго здесь пролежала. Но мы думали, что вы, возможно, сначала захотите сами увидеть всю картину, детектив. Выглядит все уж слишком… необычно.
- Что-нибудь передвигали?
- Нет. И не было заметно, чтобы кто-то вломился в дом… но это ничего не значит на Фуле, здесь люди не запирают двери. И отпечатков мы не нашли… вообще ничего.
Он пожал плечами; Сандерсон рассеянно кивнул.
- Да. Да, спасибо.
Детектив Томаски задумчиво произнес:
- О, Пресвятая Дева, Матерь Божья… Лицо…
Сандерсон отошел в сторону.
Журналист был озадачен в той же мере, что и напуган. Он все еще думал о ногах женщины. Это было не только странно, но и придавало картине убийства какое-то таинственное значение. Он повернулся к Сандерсону.
- Для меня главный вопрос вот в чем: что связывает эту женщину с Франсуазой Гоше?
Сандерсон осматривал комнату.
- Ну да. То самое, - меланхолично произнес он. - Она ведь была из Гаскони. Так, Хэмиш?
- Ага. Французская Страна Басков, неподалеку от Биаррица. Приехала сюда вместе с матерью, когда была совсем еще молодой, лет шестьдесят или семьдесят назад.
Грустное молчание воцарилось в комнате; единственным звуком был неумолчный стон несущегося над островом ветра, доносившего едва слышное блеяние овец.
- Ну что, достаточно? - спросил Хэмиш.
- Пока достаточно, - кивнул Сандерсон. - И, конечно, нам нужно поговорить с ее подругой.
- Эдит Тэйт.
- Может быть, завтра?
Шетландский инспектор кивнул и повернулся к Джимми Николсону. Вся бодрость оставила пилота.
- Она была такой отличной старой теткой… Говорят, приехала сюда сразу после войны. А теперь гляньте на нее… - Он прикрыл глаза ладонью и вышел из дома.
Леск вздохнул.
- Фула - совсем крошечное местечко. Это всех просто убило. Идемте-ка, пройдемся.
Он вывел их наружу, в холодный чистый воздух. Джимми Николсон уже сидел в своей машине, яростно куря. Томаски отправился было к нему, но Хэмиш Леск уже быстро шагал в противоположном направлении - вверх по ближайшему склону. Он обернулся и крикнул через широкое плечо:
- Давайте-ка поднимемся на Снуг! Мне просто необходимо очистить легкие!
Саймон и Сандерсон переглянулись, потом повернулись и пошли следом за местным офицером.
Подъем был крутым, так что разговаривать оказалось практически невозможно. К тому времени, когда они наконец добрались до вершины могучего холма, журналист обнаружил, что сердце болезненно колотится у него в груди.
На вершине яростно дул ветер. Они стояли на краю отвесного обрыва. Саймон подошел поближе к краю, чтобы посмотреть вниз.
- Черт побери!
У подножия утеса кружили чайки, но сверху они выглядели как едва заметные снежинки.
- Боже праведный… Какая же тут высота?
- Это один из самых высоких прибрежных утесов в Европе, а может, и в мире, - сообщил Леск. - Больше полумили!
Саймон поспешно отступил назад.
- Весьма мудро, - одобрительно кивнул Леск. - Ветер легко может смахнуть вас с этого утеса и сбросить вниз. - Хэмиш мрачно хихикнул и добавил: - Но знаете, что тут по-настоящему изумляет?
- Что?
- Благодаря этим утесам Фула жива многие века.
- В смысле?..
- Посмотрите туда. Вон туда… - Местный офицер показывал на некие отдаленные точки, означающие птиц, примерно на середине гигантской каменной стены неподалеку. - Буревестники, они гнездятся на обрывах. В прежние времена, когда после долгой зимы людям было нечего есть, местные мужчины спускались по утесам и воровали у буревестников яйца и птенцов. Это было источником жизненно необходимого белка в тяжелые годы. Птенцы буревестников очень вкусные, сплошной жир, понимаете?
- Люди спускались вот по этим обрывам?!
- Ага. У них даже развилась необычная деформация из-за этого. Они стали чем-то вроде особого человеческого подвида.
- О чем это вы?
- О мужчинах Фулы. И Сент-Килды тоже. - Хэмиш пожал плечами, его ржаво-рыжие волосы трепал ветер. - За многие века они отрастили себе очень большие пальцы на ногах, потому что постоянно цеплялись ими за камни. Полагаю, это своего рода эволюция. Так уж получилось, что те мужчины, у которых пальцы на ногах были подлиннее, более ловко карабкались по скалам, и потому им доставались жены, и они могли хорошо кормить детей, и передавали им свои длинные пальцы на ногах.
- Вы это серьезно?
- Вполне серьезно. - Хэмиш безмятежно улыбнулся.
Но Саймон был весьма далек от спокойствия своего собеседника; разговор о странных пальцах на ногах жителей Фулы сразу напомнил ему… Напомнил то, что он увидел. Босые ноги старой женщины. Он должен был упомянуть об этом…
- Ребята… а мы не можем уйти куда-нибудь, где не так дует?
- Конечно.
Два полисмена и журналист отошли в ложбинку и улеглись на влажный торф. Саймон заговорил:
Вы упомянули о пальцах на ногах, мистер Леск.
- Ага.
- Ну вот. Забавно, но… пальцы на ногах Джулии Карпентер… Кто-нибудь из вас заметил?