Еще он уважал систему. Местный букмекер знал - его легавый никогда не устроит ему подлянку ради того, чтобы урвать себе лишнего, а ограничится своей долей от приварка, поступающего на все отделение. Он значился в списке наряду с другими и никогда не покушался на дополнительную мзду. Он был нормальный легавый, который честно брал взятки, и его продвижение по службе совершалось неуклонно, хотя и неголовокружительно.
А пока что в семье подрастали четыре сына, и ни один не пошел служить в полицию. Все поступили в Фордемский университет; Марк Макклоски тем временем из сержанта сделался лейтенантом, из лейтенанта - капитаном, и мальчики ни в чем не знали нужды. Как раз тогда о Макклоски пошла слава как о выжиге. Букмекеры с его участка стали платить за защиту от закона, как нигде больше не платили в Нью-Йорке, но ведь и обучать четырех сыновей в университете тоже стоит недешево.
Сам Макклоски не усматривал ничего дурного в системе взяток. Почему это его дети должны учиться в общедоступном Городском колледже Нью-Йорка или дешевом колледже где-нибудь на Юге из-за того лишь, что в полицейском управлении платят жалованье, на которое ни прожить прилично, ни позаботиться о своей семье? Он защищает эту публику с риском для собственной жизни, в его личном деле полно благодарностей за вооруженное задержание на территории участка рэкетиров, грабителей, сутенеров. Он в землю их втоптал. Он в малом уголке большого города, вверенном ему, обеспечил рядовому обывателю безопасность и уж как-нибудь заслуживает большего, чем несчастная сотенная раз в неделю. Но он не обижался, что ему мало платят, он понимал: сам о себе не позаботишься - останешься на бобах.
С Бруно Таттальей его связывала давняя дружба. Бруно учился в Фордеме с одним из его сыновей, потом открыл ночной клуб, и в тех нечастых случаях, когда Макклоски вывозил свое семейство развлекаться, у них всегда была возможность посидеть за обедом и вином, глядя на программу кабаре, - все за счет заведения. В канун Нового года приходила карточка с тисненым приглашением от имени правления клуба, где им неизменно отводили один из лучших столиков. При этом Бруно всегда следил, чтобы их знакомили со знаменитостями, выступающими в его клубе, среди которых подчас бывали и популярные певцы и голливудские кинозвезды. Понятно, что иногда он обращался за небольшим одолжением, как, скажем, "отмывка" человека с сомнительным прошлым для работы в кабаре - обыкновенно речь шла о девочке с хорошей внешностью, состоящей на учете в полиции за проституцию, нередко с грабежом. Макклоски охотно шел навстречу.
Вообще же Марк Макклоски взял себе за правило никогда не показывать, что понимает чужую игру. Когда к нему обратился Солоццо с предложением снять охрану в больнице, где лежал Вито Корлеоне, Макклоски не стал спрашивать зачем. Он спросил - сколько? Солоццо сказал - десять тысяч, и Макклоски понял зачем. Он не колебался. Корлеоне был одним из крупнейших главарей американской мафии, с такими связями в правительственном аппарате, о каких не мог мечтать сам Аль Капоне. Любой, кто покончил бы с ним, оказал бы стране благодеяние. Макклоски взял деньги вперед и исполнил то, о чем его просили. Когда же Солоццо позвонил и сказал, что у больницы все-таки стоят двое приспешников Корлеоне, он рассвирепел. В чем дело, ведь он забрал в участок всех людей Тессио - он снял полицейский пост у дверей палаты Корлеоне! Теперь ему, как человеку слова, придется вернуть Солоццо десять тысяч, а между тем они уже предназначены на обучение его внуков. Вот почему он в таком бешенстве примчался к больнице и вот почему врезал по скуле Майклу Корлеоне.
Впрочем, все обернулось к лучшему. В ночном клубе Татталья он встретился с Солоццо, и ему предложили еще более прибыльное дело. Макклоски не задавал вопросов, он знал ответы заранее. Лишь твердо договорился о вознаграждении. О том, что здесь может быть какая-то опасность для него самого, он даже не задумывался. Было бы просто смешно допустить, что кому-то хоть на мгновение взбредет в голову дикая мысль убить капитана нью-йоркской полиции. Самый отпетый бандит будет стоять навытяжку перед мелкой полицейской сошкой со склонностью к рукоприкладству. Убивать полицейских слишком невыгодно. Потому что тогда бандитов вдруг начнут одного за другим пристреливать за сопротивление при аресте или при попытке бегства с места преступления - и кто будет в силах этому помешать?
Макклоски вздохнул и собрался уходить. Сложности, вечные сложности. Только что у жены умерла от рака сестра в Ирландии - сколько лет проболела, сколько денег ухлопано на врачей. Теперь вот похороны - значит, новые расходы. Да и его родня - тетки, дяди, - всем надо подсобить хотя бы изредка, чтобы сводили концы с концами, копаясь на своих картофельных полях. Как тут не подослать деньжонок. Он не сетовал, не жался. Зато когда они с женой приезжали на родину, их принимали по-царски. Хорошо бы наведаться и этим летом - война закончилась, свободные деньги сами идут в руки. Макклоски сказал дежурному, где его искать в случае чего. Он не видел надобности соблюдать осторожность. Всегда можно сказать, что встречался с осведомителем. Он вышел из отделения, прошел пешком пару кварталов, потом сел в такси и поехал к дому, где его ждал Солоццо.
Подготовить все необходимое для побега Майкла из страны выпало Тому Хейгену: выправить липовый паспорт, матросскую книжку, найти свободную койку на итальянском грузовом судне, которое становилось в док одного сицилийского порта. В тот же день на Сицилию отрядили самолетом гонцов, чтобы обеспечить Майклу убежище у главаря мафии сицилийского нагорья.
Санни предупредил, что, когда Майкл выйдет из ресторана, в котором состоится свидание с Солоццо, его будет ждать машина с абсолютно надежным водителем. Водителем будет в этот раз сам Тессио, который добровольно вызвался на эту роль. Машина, с виду разбитая колымага, оснащена великолепным мотором. На нее повесят фальшивый номер, но и без того установить, откуда она и чья, будет невозможно. Ее как раз приберегали на такой вот особый случай, когда потребуется нечто из ряда вон выходящее.
Весь день Майкл провел с Клеменцей, осваивая маленький пистолет, который ему подложат. Малокалиберный, стреляющий пулями с мягким носом, которые, входя в тело, оставляют крошечную дырочку, но на выходе наружу - зияющую рваную рану. Майкл обнаружил, что до пяти шагов пистолет бьет точно. Дальше - пуля может полететь куда угодно. Спуск был туговат, но Клеменца поколдовал над ним с инструментами, и он стал мягче. Глушитель решили не надевать. Вдруг какой-нибудь задиристый и ни в чем не повинный зевака, не разобрав, что происходит, ввяжется сдуру и сгинет ни за грош. А услышит пальбу - не сунется.
Покуда Майкл занимался пристрелкой, Клеменца давал ему наставления:
- Как только отстреляешься, сразу роняй пистолет на пол. Нормально опустишь руку и разожмешь пальцы. Никто не заметит. Все будут думать, что ты по-прежнему вооружен. На лицо будут глядеть, а не на руки. И тут же смывайся, но только шагом, не беги. Никому не смотри прямо в глаза, но и не отводи взгляда. Учти, для окружающих ты будешь страшен - будешь внушать им ужас, уж поверь мне. Никто не попытается остановить тебя. Выйдешь, снаружи будет дожидаться Тессио. Садись в машину и остальное предоставь ему. Не бойся непредвиденных осложнений. Ты не поверишь, как гладко все проходит в подобных случаях. Теперь надень-ка вот эту шляпу и покажись, на кого ты похож.
Он нахлобучил Майклу на голову серую фетровую шляпу. Майкл, который шляп не признавал никогда в жизни, скривился, но Клеменца стоял на своем:
- Не повредит - меньше шансов, что тебя опознают. А главное - даст свидетелям предлог отпереться от собственных показаний, когда мы им по-свойски растолкуем, что они обознались. И помни, Майк, отпечатки пальцев - не твоя забота. Рукоятку и спусковой крючок обклеят особой пленкой. За другие части пистолета смотри не хватайся.
Майкл сказал:
- Санни узнал, куда меня хочет везти Солоццо?
Клеменца пожал плечами:
- Пока нет. Солоццо очень стережется. Но не волнуйся, он тебя не тронет. Пока ты не вернешься цел и невредим, у нас в руках останется посредник. Стрясется что с тобой - расплачиваться посреднику.
- Ему-то какой расчет лезть в пекло? - спросил Майкл.
- Ему хорошо заплатят, - сказал Клеменца. - Получит целое состояние. К тому же он в лагере Пятерки большой человек. Солоццо не может допустить, чтобы с ним что-то случилось. Солоццо не сменяет его жизнь на твою. Все очень просто. Тебе ничто не грозит - это мы потом попляшем.
- Что, солоно вам придется? - спросил Майкл.
- Ох, солоно, - сказал Клеменца. - Всеобщая война, основные противники - семья Татталья и семья Корлеоне. Остальные в большинстве примкнут к Татталья. Немало покойников подберет этой зимой санитарная служба при уборке улиц. - Он покрутил головой. - Что делать, раз в десять лет такое происходит обязательно. Как бы средство изжить вражду. А потом, дай им волю ущемить нас в малом, и они норовят заграбастать все. Лучше сразу дать по мозгам. Вот дали бы Гитлеру по мозгам уже в Мюнхене - так нет, потрафили голубчику и тем сами накликали на себя беду, прямо-таки напросились.
Нечто похожее Майкл слышал от отца еще в 1939 году, когда война, в сущности, даже не начиналась. Предоставили бы семейным кланам мафии возможность заправлять Госдепартаментом - глядишь, и Второй мировой войны бы не случилось, с усмешкой подумал Майкл.
Они вернулись в резиденцию дона, где, как на штаб-квартире, обосновался Санни. Сколько еще, подумалось Майклу, Санни высидит в своем заточении на безопасной территории парковой зоны? Рано или поздно, а жизнь вынудит показаться наружу. Они застали Санни на диване, он ненадолго прикорнул. На кофейном столике валялись не убранные после позднего завтрака объедки бифштекса, хлебные крошки, стояла бутылка виски. Кабинет, в котором при доне обычно царил порядок, начинал походить на запущенный номер в дешевых меблирашках. Майкл тряхнул брата за плечо:
- Слушай, ты бы велел здесь прибрать, живешь как бродяга.
Санни зевнул:
- Скажи, командир какой пожаловал обследовать казарму! Брось дурака валять, Майк, - мы до сих пор не получили сведений, куда эти сволочи, Солоццо с Макклоски, метят тебя затащить. Как же мы, черт возьми, обеспечим тебя оружием, если не выясним это?
- А нельзя его попросту взять с собой? - спросил Майкл. - Может быть, меня и не обыщут, а обыщут, так не сказано, что найдут, если спрятать с умом. И даже если найдут, что такого? Отберут, и все дела.
Санни покачал головой.
- Не пойдет, - сказал он. - Здесь не годится на авось, этого стервеца Солоццо нам нужно ликвидировать наверняка. Запомни, его - в первую очередь, если позволят обстоятельства. У Макклоски и реакция похуже, и сообразительность не та. С ним - успеется. И обязательно роняй пистолет - говорил тебе Клеменца?
- Говорил раз сто, - сказал Майкл.
Санни встал с дивана и потянулся.
- Как у тебя челюсть, старичок?
- Погано, - сказал Майкл. Вся левая сторона его лица разламывалась от боли, лишь в тех местах, где были наложены анестезирующие шины, онемело. Он взял со столика бутылку виски и приложился к горлышку. Боль немного отпустила.
Санни сказал:
- Эй, Майк, полегче - сейчас не время наливаться, осовеешь.
Майкл огрызнулся:
- Да пошел ты - тоже корчит из себя… Я, знаешь, на фронте воевал с мальчиками покруче твоего Солоццо, и условия были похуже. Где у него минометы, елки зеленые? Где укрытия от воздушных налетов? А тяжелая артиллерия? А фугасы? Ни черта, есть один продувной мерзавец и при нем - высокопоставленный легаш. Надо только решиться - вот в чем суть, а убить их - уже не проблема. Самое трудное - решиться. А уложить - делов-то…
Вошел Том Хейген. Кивком поздоровался и сразу шагнул к телефону, записанному на вымышленное имя. Набрал несколько номеров, и в ответ на немой вопрос Санни качнул головой.
- Глухо, - сказал он. - Видно, Солоццо будет молчать до последней минуты.
Зазвонил телефон. Санни подошел и предостерегающе поднял руку, как бы призывая не шуметь, хотя никто и так не проронил ни слова. Он нацарапал что-то в блокноте, и со словами "Понятно, он будет на месте" повесил трубку.
- Ну и гусь этот Солоццо, - смеясь сказал он, - то есть это нечто. Значит, так. В восемь вечера они с капитаном Макклоски подъедут за Майком на Бродвей к бару Джека Демпси. Оттуда двинут втроем на переговоры, неизвестно куда. Причем заметьте - Майк с Солоццо объясняются по-итальянски, чтобы этот ирландский легавый ни хрена не понял. Он меня даже успокоил, Турок, что, дескать, Макклоски, кроме слова "сольди", в итальянском ничего не сечет, а про тебя, Майк, он выяснил, что сицилийский диалект ты разбираешь.
Майкл сухо сказал:
- Подзабыл слегка - ну да разговор у нас будет недолгий.
Том Хейген сказал:
- Майк не тронется с места, пока к нам не прибудет посредник. Как с этим, все в порядке?
Клеменца кивнул:
- Посредник уже у меня, сидит, дуется в карты с тремя моими ребятками. Будут ждать моего звонка, без этого его не отпустят.
Санни вновь уселся в кожаное кресло.
- Ах, дьявольщина - как бы все же узнать, куда его повезут на переговоры? Том, ведь у нас есть осведомители в семье Татталья, кой же черт они нас не осведомляют?
Хейген вздохнул:
- А потому, что Солоццо соображает, что делает. Он эту игру ведет, не раскрывая карты, буквально ни одной - до такой степени, что никого не берет для прикрытия. Рассчитывает, что хватит и капитана, а секретность надежнее стволов. Прав, между прочим. Остается пустить по следу Майка "хвост" и положиться на судьбу.
Санни качнул головой:
- Нет, от "хвоста" отделаться при желании проще простого. Об этом они позаботятся в первую очередь.
Между тем время подходило к пяти вечера.
Санни, озабоченно морща лоб, предложил:
- Может, пусть Майк, когда за ним подъедут, просто шарахнет сразу по всем, кто сидит в машине?
Хейген неодобрительно повел подбородком:
- А если Солоццо в машине не будет? Получится, что выдали себя, и без толку. Нет, будь я проклят, необходимо узнать, куда Солоццо повезет его.
Клеменца вставил:
- Не худо бы для начала уразуметь, почему он из этого делает великую тайну.
Майкл сказал нетерпеливо:
- Да полный смысл, вот почему. Зачем ему давать нам информацию, когда есть возможность не давать? Кроме того, он чует подвох. Он должен быть опаслив, как бес, даже имея при себе на поводке полицейского капитана.
Хейген щелкнул пальцами:
- А что этот малый из полиции, как его, Филипс? Звякни-ка ему, Санни. Пускай узнает у себя в отделении, где в случае чего надо искать капитана Макклоски. Стоит попробовать. Капитану-то, поди, начхать, если кто и пронюхает, куда он едет…
Санни взял трубку, набрал номер. Что-то негромко сказал и нажал на рычаг.
- Узнает, позвонит.
Прошло около получаса, и раздался звонок. Звонил Филипс. Санни снова что-то пометил у себя в блокноте и бросил трубку. На скулах у него обозначились желваки.
- Ну, есть, по-моему. Капитан Макклоски обязан оставлять на работе свои координаты, чтобы с ним могли связаться. Так вот, сегодня с восьми до десяти вечера он в Бронксе, в "Голубой луне". Кому-нибудь это что-нибудь говорит?
Тессио уверенно сказал:
- Мне говорит. Для нас - лучше желать нельзя. Тихий семейный ресторанчик, места много, между столами перегородки, и можно беседовать без посторонних глаз. Прилично кормят. Каждый занят своим делом. Идеально. - Он наклонился над письменным столом и разложил на нем окурки в виде ориентиров. - Смотрите, вот это - двери. Майк, ты, когда закончишь, выходи, идешь налево и заворачиваешь за угол. Я, как только вижу тебя, включаю фары и подхватываю тебя на ходу. Если вдруг что не так, крикнешь - я постараюсь проникнуть внутрь и вытащить тебя. Клеменца, у тебя времени в обрез. Сейчас же посылай человека подложить пистолет. Уборная в ресторане оборудована по старинке, между бачком и стеной есть пространство. Вели прикрепить оружие к бачку сзади пластырем. Майк, в машине тебя обыщут, увидят, что ты чист, и успокоятся. В ресторане для отвода глаз обожди чуток, потом извинись и выйди. Нет, лучше даже попроси разрешения. Покажешь, очень аккуратно, что тебе невтерпеж, нормальная вещь. Все взятки гладки. Но уж когда вернешься, минуты зря не теряй. Не садись обратно за столик, пали с ходу. Бей наверняка. Стреляй в голову, по две пули на каждого, и скорей уноси ноги.
Санни придирчиво слушал.
- Ты мне пошлешь туда с пистолетом самого лучшего, самого верного человека, - сказал он, обращаясь к Клеменце. - Я не желаю, чтобы мой брат вышел из сортира, держа в руках свою пипиську и больше ничего.
Клеменца отозвался уверенно:
- Пистолет будет на месте - это я гарантирую.
- Так, - сказал Санни. - Ну, все за дело.
Тессио с Клеменцей вышли. Том Хейген спросил:
- Санни, я подкину Майка в Нью-Йорк?
- Нет, - сказал Санни. - Твое место тут. Когда Майк управится, для нас здесь наступит самая работа, ты мне ой-ой как понадобишься. Репортеров уже выстроил на старт?
Хейген кивнул:
- Как закрутится карусель, начну им скармливать информацию.
Санни поднялся, шагнул к Майклу и заглянул ему в лицо. Он протянул брату руку.
- Все, старик, теперь действуй. С мамой тебе не придется проститься перед отъездом, но я ей объясню. И твоей девочке дам знать, но только это - со временем. Ладно?
- Хорошо, - сказал Майкл. - И долго, ты полагаешь, мне нельзя будет вернуться?
- Самое малое - год, - сказал Санни.
- Не исключено, что у дона получится и раньше, - вставил Том Хейген, - но ты, Майк, на это не уповай. Сроки будут зависеть от многого. Клюнут ли на нашу наживку газетчики. Примутся ли в полицейском управлении выгораживать своего. Ополчатся ли на нас другие семейства. Одно можно сказать наверняка - гонений нас ждет предостаточно, жарко придется.
Майкл пожал Хейгену руку.
- Все же ты постарайся, чтобы недолго, - сказал он. - Три года я уже болтался вдали от дома, неохота снова.
Хейген мягко сказал:
- Майк, а не поздно переиграть - мы пошлем кого-нибудь другого, мы, в конце концов, пересмотрим наше решение. Быть может, не так уж обязательно ликвидировать Солоццо.
Майкл усмехнулся:
- Уговорить себя можно в чем угодно. Да только выбор был с самого начала сделан правильно. Ну а мне, что ж, не век выезжать на чужом горбу, пора уже отрабатывать свою долю.
- Если ты это потому, что тебе сломали челюсть, то зря, - сказал Хейген. - Во-первых, Макклоски - остолоп, а потом, здесь не личный выпад, всего-навсего деловая мера.
Второй раз он увидел, как застыло лицо Майкла Корлеоне, сложилось в маску, необъяснимо и жутковато напоминающую дона.