Я удивленно раскрыла глаза: неужели? А я-то думала, он будет возражать. Отодвинула стул, встала, посмотрела на маленький коричневый череп, предполагая, что Фуйюки отреагирует. Но он не пошевелился. Никто за столом не поднял на меня глаз: все были заняты разговором. Я подошла к стеклянным дверям, закрыла их за собой и постояла, держась за стекло. Обернулась. Никто не заметил, что я вышла из помещения. У стола в дальнем конце комнаты я видела затылок Джейсона между двумя девушками. Ближе ко мне сидел Фуйюки в той же позе, в которой я его оставила. Его плечи тряслись от смеха. Девушка поднесла зажигалку к спичечному коробку и стояла, держа его над головой, словно маяк. Гости аплодировали.
Я отошла от двери и оказалась в коридоре, точно таком, по какому мы все сюда пришли. Освещенных стеклянных витрин здесь было еще больше - я увидела костюм актера театра Но, доспехи самурая. Вдаль уходили бесчисленные двери. Я глубоко вдохнула и пошла вперед.
Ковер заглушал шаги, шум кондиционеров напомнил мне замкнутую атмосферу аэроплана. Я принюхалась - что я предполагала учуять? Не ешь мясо… С этой стороны должна быть лестница. Я проходила мимо дверей, лестницы не было. В конце коридора повернула направо, вышла в другой коридор, почувствовала, как зачастил пульс. Вот она, лестница, двойные двери раскрыты.
Вдруг вдали, возле поворота, я увидела чью-то тень.
Замерла на месте. Медсестра. Это могла быть только она. Медсестра шла из следующего коридора. Должно быть, шла быстро, потому что тень, увеличиваясь в размерах, стремительно карабкалась по стене, пока не встретилась с потолком. Меня точно парализовало, сердце бешено колотилось. В следующую минуту она дойдет до угла и увидит меня. Послышался скрип кожаных туфель. Я нащупала ручку ближайшей двери. Она открылась. Внутри автоматически включился свет. Успела вовремя, потому что тень упала на пол и отклонилась к стене в мою сторону. Я закрыла за собой дверь с тихим щелчком.
Оказалось, что я вошла в ванную, в комнату без окон, облицованную мрамором цвета крови. Прожилки напоминали жир в говядине. Ванну окружали зеркала, на полке лежали безукоризненно накрахмаленные полотенца. Я несколько минут стояла, безудержно дрожа. Прислонила ухо к двери, прислушивалась к звукам в коридоре. Если она меня увидела, скажу ей то же, что сказала Фуйюки: я искала ванную комнату. Чуть дыша, пыталась уловить звуки за дверью. Но проходили минуты, а я ничего не слышала. Может, она вошла в другую комнату? Щелкнул замок. Почувствовав, что ноги меня не держат, я опустилась на крышку унитаза. Это невозможно, невозможно. Неужели Ши Чонгминг думает, что я смогу с этим справиться? За кого он меня принимает?
Прошло еще несколько минут. Ничего не случилось - ни звука, ни дыхания. Я вытащила из сумки сигарету, поднесла зажигалку. Молча курила, кусала ногти и смотрела на дверь. Глянула на наручные часы, желая узнать, сколько времени я здесь провела. Может, медсестра уже ушла? Постепенно дрожь прошла. Докурила сигарету, бросила ее в унитаз, зажгла еще одну, медленно курила. Потом встала, провела пальцами по краям зеркал: может, здесь установлена камера наблюдения? Открыла ящики, там лежали куски мыла и туалетные принадлежности с логотипом сингапурских авиалиний. Когда, казалось, прошла вечность, я спустила воду, сделала глубокий вдох, открыла дверь и высунула голову. В коридоре пусто. Медсестра ушла, и двойные двери на лестницу закрыты. Я прокралась по коридору, тронула ручку и обнаружила, что они заперты на ключ.
Небо было чистым, лишь облачко, подсвеченное городской рекламой, двигалось среди звезд; мне чудилось, что это дыхание великана в холодный день. Пока я была в коридоре, гости вышли из-за стола, расселись в полосатых креслах возле складных столиков и приступили к игре в маджон. Официанты убрали тарелки. Моего возвращения никто не заметил. Я села в шезлонг рядом с бассейном.
Фуйюки переместился в дальний конец патио, с ним была медсестра. Она наклонилась над ним и заботливо поправила меховую накидку, наброшенную на его колени. На медсестре была очень тесная юбка, жакет с высоким воротником и туфли на высоких каблуках. Волосы, убранные за уши, открывали белые впалые щеки. Губы накрашены такой темной помадой, что узкий рот казался почти синим. Мужчины за соседними столиками сидели, повернувшись к ней спиной. Они разговаривали, притворяясь, будто не замечают ее присутствия.
Она на меня и не взглянула. Вероятно, те двери она заперла бы в любом случае, подумала я. Не было причины думать, будто она знает, что я там была. Фуйюки что-то ей пробормотал, слабой рукой взял ее за рукав. Она наклонила голову к его рту. Затаив дыхание, я смотрела на ее ногти - каждый овал аккуратно покрашен матовым красным лаком. Ноготь на мизинце очень длинный и загнутый. Китайские торговцы традиционно так отращивали ногти, чтобы показать, что они не занимаются ручным трудом. Интересно, что ей говорит Фуйюки? Может, рассказывает, что я требовала показать ему квартиру? Через несколько минут она распрямилась. Не взглянув на меня, ушла через противоположные двери.
Я была напряжена, держалась за подокотники. Мысленно представляла себе, как она идет по коридору, возможно, спускается по лестнице. Я знала, что она намерена сделать, знала инстинктивно. Шум вечеринки для меня не существовал, все, что я слышала, был пульс ночи, шлепанье воды о фильтр бассейна. Мои уши расширились вместе с сердцем, все слабые звуки усилились в тысячу раз. Казалось, я слышу все, что происходит в квартире. Слышу, как в кухне кто-то моет посуду, слышу мягкие шаги медсестры, спускающейся по ступенькам. Я была уверена, что слышу громыхание замков, слышу, как открываются металлические двери. Она пошла за лекарством для Фуйюки.
И вдруг что-то произошло. Оказалось, что в бассейне, на глубине около восьми футов, есть два подводных окна, закрытых жалюзи. Я не заметила их прежде, потому что за ними было темно. Но сейчас в комнате зажегся свет, и в воде появились вертикальные желтые полосы. Я пошарила в сумочке, зажгла сигарету и встала. Обошла толпу и небрежно приблизилась к краю бассейна. Встала, положив руку на талию, сделала несколько затяжек, стараясь успокоиться. Затем, убедившись, что никто за мной не следит, заглянула в воду. Гость, стоявший по соседству, затянул песню, одна из девушек громко хихикала, но я не обращала на них внимания. Я полностью отключилась от мира, для меня существовали лишь светлые полосы в воде.
Я почему-то была уверена, что за этими жалюзи находится комната, в которой Фуйюки хранит лекарство. Расстояния между пластинками жалюзи было достаточно, чтобы разглядеть часть пола. Я видела тень медсестры. Время от времени она подходила к окну довольно близко, видны были ее ноги в твердых блестящих лодочках. Я сосредоточилась. В комнате было что-то квадратное, сделанное из стекла, похожее на коробку или…
- Что ты делаешь?
Я подскочила. Рядом со мной стоял Джейсон. Он держал в руке бокал и смотрел в воду. И снова ко мне вернулся мир, с его звуками и красками. Поющий гость допевал последние слова своей песни, официанты открывали бутылки с бренди, раздавали гостям бокалы.
- На что ты смотришь?
- Ни на что.
Я быстро глянула в бассейн. Свет погас. Вода снова стала темной.
- Я просто смотрела на воду. Она такая… чистая.
- Будь осторожна, - пробормотал Джейсон. - Будь очень осторожна.
- Да, - сказала я, отступив от края бассейна. - Конечно.
- Ты здесь неспроста, верно?
Я встретилась с ним взглядом.
- Что?
- Ты что-то ищешь.
- Нет… Что за странное предположение. Он коротко рассмеялся.
- Не забывай, я всегда вижу, когда ты врешь.
Он глянул на мое лицо, затем на волосы и шею, словно они задали ему сложный вопрос. Легко дотронулся до моего плеча. Его ударил разряд статического электричества. Он улыбнулся своей медленной улыбкой.
- Я намерен войти в тебя, - сказал он спокойно. - До самого дна. Но не бойся, я сделаю это очень осторожно.
29
Нанкин, 18 декабря 1937, восемь часов (шестнадцатыйдень одиннадцатого месяца)
Наконец я могу писать. Наконец я немного успокоился. Много часов меня не было дома. Когда вечером я решился выйти на улицу, ничто не могло меня остановить. Прицепил к одежде карточку беженца и вышел из дома. С тринадцатого числа впервые появился на улице в светлое время суток. Было холодно, снег слежался. Я шел по переулкам, сокращая путь, добрался до дома Лю. Входная дверь была открыта, и он сидел сразу за ней, словно не двинулся с тех пор, как я его оставил. Лю курил трубку, взгляд его был рассеянным.
- Лю Рунде, - сказал я, войдя в переднюю, - вы чувствуете запах? Чувствуете запах жареного мяса?
Он наклонился вперед, высунул нос, понюхал холодный воздух, склонив набок голову и задумчиво глядя на небо.
- Возможно, это еда, которую у нас украли, - сказал я. - И эти наглецы ее готовят.
- Может быть.
- Я намерен их найти. Шуджин требуется еда.
- Вы уверены? А как же японцы?
Я не ответил. Мне вспомнилось, как он уверял, что мы будем в безопасности. Подумал о примере, который мы должны подать остальным. После долгой паузы похлопал по пришпиленной к груди карточке.
- У вас есть такая карточка, старина?
Он пожал плечами, поднялся, положил трубку.
- Подождите здесь, - сказал он, - пойду возьму. Слышно было, как он шепотом переговаривается с женой. Они стояли в слабо освещенной комнате в задней половине дома. Отсюда был виден выцветший голубой шелк ее рукава, она то и дело поднимала руку, стараясь, по-видимому, убедить в чем-то мужа. Вскоре он вышел ко мне, осторожно закрыл за собой дверь и осмотрел переулок. К его одежде была пришпилена карточка беженца. Лицо Лю было озабоченным и усталым.
- Никогда не думал, что дойдет до этого, - прошептал он и поднял воротник, спасаясь от холода. - Не мог себе такого представить. Иногда думаю, кто из нас с женой глупее…
Мы прокрались по переулку и выглянули на улицу. Она была пуста - ни звука, ни движения. Не было даже собак. Только ряды заколоченных домов, черных от сажи, возле дома - тележка, поставленная на попа. Вдоль дороги горели небольшие костры, и небо над рекой было красным от зарева. Я понюхал воздух. Соблазнительный мучительный запах словно бы усилился. Казалось, в любой момент мы услышим шипение и потрескивание капель жира на сковороде.
Мы шли по дороге, словно пара голодных котов, прятались в тени, перебегали от одной двери к другой, двигались в северном направлении, в сторону ворот Чжонц-зян, - ведь именно туда убежали воры. Время от времени наталкивались на узлы с пожитками. Так как владельцев не было видно, оттаскивали узлы в сторону, рылись в них, надеясь найти еду. Прижимали нос к каждой двери, шептали в щель: "Кто готовит? Кто готовит?" Голод сжимал желудок так сильно, что я не мог распрямить спину. По лицу Лю видел, что он испытывает такие же муки. "Выходите, - шипели мы в двери. - Покажите, что вы готовите".
Зимой на востоке Китая быстро темнеет, вскоре солнце ушло, и мы чуть ли не ощупью пробирались по улицам; порою костры помогали найти дорогу. Мы изнемогали. Казалось, мы преодолели несколько ли, а на самом деле, даже не подошли к крепостной стене. Единственным живым существом, встретившимся нам по дороге, была тощая и голодная собака. Она одичала, облезла, покрылась ужасными язвами, в некоторых местах был виден хребет. Какое-то время она следовала за нами. Хотя животное было больным, мы сделали попытку подманить его. Собака была довольно крупной, хватило бы накормить обе семьи. Когда мы к ней приблизились, она занервничала и громко залаяла. Звук разнесся по безмолвным улицам. Из опасения обнаружить себя мы прекратили погоню.
- Поздно, - сказал я, остановившись неподалеку от ворот. - Я уже не голоден, старина.
Запах жареного мяса исчез, сменившись вонью канализации. Мы погрустнели. Я посмотрел на ветхие дома, стоявшие вдоль улицы.
- Вы устали. Всего лишь устали.
Я хотел ответить, но глянул через плечо Лю и схватил его за руку.
- Тихо, - прошипел я. - Молчите.
Он обернулся. В конце улицы появился японский солдат с винтовкой через плечо. Его лицо освещал маленький фонарь, установленный на бочке с водой. Всего пять минут назад мы стояли точно на этом месте.
Мы метнулись в ближайший дверной проем, тяжело дыша, переглянулись.
- Минуту назад его там не было, - прошептал Лю. - Вы его видели?
- Нет.
- Как же теперь добраться домой?
Мы долго стояли, глядя друг на друга, наши сердца громко бились. Оба надеялись, что другой придумает, как поступить. Я знал, что эта улица идет прямо и между домами нет промежутков. Придется на виду у солдата преодолеть длинный участок, ведь только тогда доберемся до улицы, в которую можно свернуть. Я сделал глубокий вдох, натянул на глаза шапку и рискнул высунуть голову наружу. Всего на секунду. За это мгновение можно оценить обстановку. Тут же втянул голову назад и прижался к стене, тяжело дыша.
- Что? - прошептал Лю. - Что там?
- Он чего-то ждет.
- Ждет? Ждет…
Прежде чем он успел закончить вопрос, явился и ответ: издалека покатился знакомый зловещий звук, тихий гром. Окружавшие нас дома задрожали. Мы оба знали, что это такое. Танки.
Инстинктивно навалились на деревянную дверь в надежде, что шум заглушит наши усилия. В случае необходимости мы готовы были вскарабкаться на крышу. Дверь громко затрещала, а грохот приближавшихся танков усилился: должно быть, повернули за угол на улицу. Дверь упала внутрь помещения, на нас пахнуло спертым воздухом. Напуганные и потные, мы повалились в темноту вместе с дверью.
В доме было бы совсем темно, если бы не слабый свет луны, заглядывающей в дыру в крыше.
- Лю? - Мой голос звучал приглушенно и слабо. - Старина, вы здесь?
- Да, да, я здесь.
Вместе мы подняли остатки двери, закрыли проем, как смогли, затем ощупью, по стенке, пошли по комнате, держа курс на отверстие в потолке. Удивительно, что люди приносят в город сельские привычки. В доме вместе с хозяевами жили домашние животные. Возможно, для того чтобы ночью было теплее. Мы с Лю наступили на теплую подстилку и навоз. Рев танков становился все громче, маленький дом содрогался - вот-вот развалится.
- Сюда, - прошептал Лю.
Он остановился, и я увидел, что он держится за перила лестницы, уходящей в дыру. Я подошел и посмотрел наверх. Ночное небо над нами было светлым, звезды - холодными и яркими.
- Пойдем.
Он вскарабкался по лестнице с ловкостью, которой я не ожидал от пожилого человека. Остановился наверху, протянул мне руку. Я ухватился за нее и поспешно поднялся. Лю втащил меня через отверстие. Там я выпрямился и оглянулся. Мы стояли на открытом воздухе: здание было развалюхой. Крыша давно прохудилась, остались лишь гнилая солома и известковый раствор.
Я сделал знак Лю, и мы поползли к краю, осторожно глянули через разбитую стену. Оказывается, успели вовремя. Внизу по улице медленно шла танковая колонна. Грохот стоял оглушительный. Он распространялся по улице и поднимался, словно тепловая волна, казалось, что он сдвинет луну. На башнях танков раскачивались лампы. Они отбрасывали странные тени на стены домов. По обе стороны от колонны шагали солдаты с мечами и карабинами. Лица их были бесстрастны. Должно быть, они шли по разным кварталам, потому что за танками двигались другие машины: разведывательные автомобили, водоочистительный автофургон; грузовик тащил два понтонных моста.
Я заметил собаку, возможно, ту, за которой мы охотились. Она появилась внезапно и, преисполнившись надежды, увязалась за солдатами. Очень скоро мы услышали визг: один из солдат пнул ее под ребра с такой силой, что она упала перед идущими танками, где пропала из виду. Двое солдат в танке заметили это, с любопытством перегнулись и засмеялись, глядя, как несчастное искалеченное животное, вытянув заднюю ногу, единственную часть тела, которая не была раздавлена, свалилось на обочину, продолжая дергаться. Я не любитель собак, и все же довольный смех солдат пронзил мое сердце.
- Взгляните, - пробормотал я. - Вы только взгляните на это, старина Лю. - Теперь я понял, как был глуп: думал, что японцы хоть немного похожи на нас. Считал, что с ними мы можем считать себя в безопасности. Нет, эти люди были совсем другими. Я лег за маленький парапет и схватился руками за голову. - Какую ужасную ошибку мы совершили. Какую ужасную ошибку.
Лю сел рядом, ласково положил мне на спину свою большую руку. Я был рад, что он со мной не заговорил, потому что если бы ответил ему, то, возможно, сказал бы такие слова: "Может быть, не сейчас, может быть, не сегодня, но скоро придет конец. Поверьте мне, старина Лю, наши жены были правы. Скоро мы все умрем".
30
В такси по дороге домой мы с Джейсоном молчали. Ирина и Светлана хихикали, курили, то и дело переходили на русский язык, но я не слышала ни слова. Я ощущала каждый миллиметр своей кожи, она зудела, как у животного, которого гладят против шерсти. Я ерзала на сидении, пока Ирина не возмутилась и не толкнула меня.
- Перестань, прекрати крутиться, как уж на сковородке. Ты что, взбесилась?
С другой стороны от нее, рядом с окном, я видела профиль Джейсона. Он с довольным видом покачал головой, приставил палец к кончику носа и кивнул, словно кто-то невидимый прошептал ему на ухо вопрос.
По приезде двойняшки сразу отправились спать, а я сняла жакет, повесила его на крючок рядом с сумкой Джейсона на лестничной площадке и без слов пошла по коридору в свою комнату. Он последовал за мной. Когда вошел в комнату, увидел, что я нервничаю.
- Я знаю, ты боишься.
- Нет. - Я потерла ладонями предплечья. - Нет, не боюсь.
Он, должно быть, не понимал, отчего я так беспокоюсь. Может, предполагал, что я боюсь изнасилования. Я так сильно дрожала, что каждый раз глубоко вздыхала, когда он меня касался. Старалась взять себя в руки и представить под своими ребрами что-нибудь спокойное, темное и тяжелое, поэтому и не упала духом. Джейсон, кажется, ничего не замечал - он припер меня к туалетному столику и встал между моими раздвинутыми ногами, вздернув платье выше талии. Взглянул на мои покрасневшие бедра, словно загипнотизированный местом, в котором мы должны были соединиться. При соприкосновении наших бедер я чувствовала, как в больших сосудах паха бьется его сердце. Он взялся за мои панталоны.
- Сними их.
- Нет. - Я отчаянно за них схватилась. - Пожалуйста.
- Ага, - сказал он, тихо и с любопытством заглянул мне в лицо. - Вот оно что! Я нашел. - Он снова сунул пальцы в пояс панталон. - Уже не это ли ты скрываешь?
- Нет! - я подалась назад, флаконы со столика полетели на пол и разбились. - Пожалуйста, не надо. Пожалуйста!