К тому времени, как он въехал на больничную стоянку, ледяной дождь прекратился, но было ветрено и очень холодно. Он припарковался в дальнем углу. Если мимо пройдет охранник и заговорит с ним, он просто скажет, что его вызвали встретить одну из пациенток, у которой начались роды. Если вдруг это станут проверять, он сделает вид, что рассержен, и скажет, что вызов был ложный. Но гораздо безопаснее, если его никто не увидит. Держась в тени кустарника, окаймляющего островок безопасности на стоянке, он поспешно повторил путь от машины до двери кабинета. По идее, мокасин мог соскользнуть, когда он перехватил тело, чтобы открыть багажник. Скорчившись, он обыскал землю. Прокрался по собственным следам. Теперь все окна в этом крыле были темными. Он взглянул на центральное окно на третьем этаже. Жалюзи закрыты. Кто-то закрепил их. Наклонившись, он медленно шел по щебенке. Вдруг кто-нибудь видел его? От гнева и разочарования он не замечал пронизывающего холода. Где этот башмак? Его надо найти.
Стоянку осветили фары вылетевшей из-за угла машины, взвизгнули тормоза. Возможно, водитель направлялся в отделение скорой помощи и понял, что не туда свернул. Он развернулся и уехал со стоянки.
Надо уходить. Оставаться бессмысленно. Он попытался выпрямиться и упал вперед. Рука проехала по скользкому щебню и нащупала что-то кожаное - мокасин. Он схватил его, поднял. Даже при тусклом свете было ясно, что это мокасин. Он нашел его.
Через пятнадцать минут он поворачивал ключ в замке своего дома. Стащив плащ, он повесил его в шкаф в прихожей. Висевшее на двери зеркало отразило его во весь рост. Он с ужасом понял, что колени мокрые и грязные. Волосы взлохмачены. Руки испачканы в земле. Щеки горят, а глаза, всегда выпуклые, теперь навыкате, с расширенными зрачками. Он выглядел как глубоко потрясенный человек, карикатура на самого себя.
Бросившись наверх, он разделся, сунул часть одежды в корзину для грязного белья, а часть в мешок для химчистки, принял ванну, надел пижаму и халат. Он был слишком взвинчен, чтобы спать, и жутко голоден.
Домработница оставила ему ломтики баранины на тарелке. На сырной доске на кухонном столе лежал свежеотрезанный кусок "бри". Во фруктовом ящике холодильника нашлись хрустящие сладкие яблоки. Он аккуратно сложил все на поднос и отнес в библиотеку. Щедро плеснул себе виски и сел за письменный стол. Он ел и обдумывал все, что произошло сегодня вечером. Если бы он не остановился свериться с ежедневником, то упустил бы ее. Она бы уехала, и он не успел бы ее остановить. Отперев стол, он выдвинул большой центральный ящик и сместил назад двойное дно. Там хранились текущие "особые" дела и в большом коричневом конверте лежало одно-единственное подробное досье. Он достал чистый лист и сделал последнюю запись:
15 февраля
В 8.40 вечера врач запирал заднюю дверь своего кабинета. Данная пациентка только что вышла от Фухито. Она подошла к врачу и сказала, что собирается домой в Миннеаполис и будет просить своегопрежнего доктора, Эммета Салема, принять роды. Пациентка была в истерике, и ее удалось уговорить войти в кабинет. Очевидно, что пациентке нельзя было позволить уехать. Сожалея о такой необходимости, врач приготовился устранить пациентку. Врач предложил ей стакан воды, под этим предлогом растворил в стакане кристаллы цианида и заставил пациентку проглотить яд. Пациентка скончалась ровно в 9.15. Возраст плода 26 недель. По мнению врача, он мог бы родиться жизнеспособным. Полный и точный медицинский отчет находится в этом конверте и должен заменить и аннулировать отчет, хранящийся в кабинете Вестлейкской клиники.
Вздохнув, он отложил ручку, убрал запись в конверт и запечатал его. Затем встал и подошел к последней секции книжного стеллажа. Нащупав за книгой кнопку, нажал ее, и панель повернулась на петлях, открывая сейф в стене. Он положил туда конверт, невольно отметив, что число их растет. Он мог наизусть процитировать имена, написанные на конвертах: Элизабет Беркли, Анна Хоран, Морин Кроули, Линда Эванс - более семидесяти: взлеты и падения его медицинского гения.
Он закрыл сейф, вернул полку на место и медленно пошел наверх. Снял халат, лег в большую кровать с пологом и закрыл глаза.
Теперь, покончив с этим, он чувствовал себя измученным до тошноты. Не упустил ли чего-нибудь, не забыл ли? Он убрал пузырек с цианидом в сейф. Мокасины где-нибудь выбросит завтра вечером. События последних часов яростно прокручивались в голове. Делая то, что было необходимо, он оставался спокоен. Теперь, когда все позади, как и в прежних случаях, его нервная система бурно протестовала.
Утром он сам забросит вещи в химчистку по дороге в клинику. Домработница Хильда умом не блещет, но она заметит грязные и мокрые колени брюк. Он выяснит, кто находился в центральной палате на третьем этаже восточного крыла, кто мог его видеть. Не стоит думать об этом сейчас. Сейчас - спать. Приподнявшись на локте, он открыл ящик ночного столика и достал коробочку с пилюлями. Легкое успокоительное, вот что ему нужно. Тогда он сможет проспать часа два.
Он нащупал маленькую капсулу. Проглотив ее без воды, откинулся назад и закрыл глаза. Ожидая, пока подействует лекарство, он пытался убедить себя, что ему ничего не угрожает. Но как ни старался, он не мог отогнать мысль о том, что пропустил самое очевидное доказательство своей вины.
3
- Если не возражаете, мы хотели попросить вас выйти через заднюю дверь, - сказала медсестра. - Главная подъездная дорога покрыта льдом, и рабочие чистят ее. Такси будет ждать вас.
- Я готова через окно вылезти, чтобы вернуться домой, - с жаром произнесла Кэти. - Но самое неприятное, что придется вернуться сюда в пятницу. На субботу мне назначили небольшую операцию.
- Операцию? - медсестра заглянула в ее карту. - А что случилось?
- Я, кажется, унаследовала проблему своей матери. Во время менструации буквально истекаю кровью.
- Наверное, поэтому у вас и был такой низкий гемоглобин, когда вы к нам поступили. Не беспокойтесь. Выскабливание - несложное дело. Кто вас оперирует?
- Доктор Хайли.
- Ну, он-то лучший. Вы будете в западном крыле. Все его пациентки поступают туда. Там все как в первоклассном отеле. Он тут самая важная персона, знаете ли.
Она продолжала изучать карту Кэти.
- Плохо спали ночью?
- Честно говоря, да.
Застегивая блузку, Кэти поморщилась: ткань была забрызгана кровью. Кэти не стала засовывать в рукав перевязанную левую руку. Медсестра помогла ей надеть пальто.
Утро было облачное и очень холодное. Кэти подумала, что отныне февраль станет для нее самым неприятным месяцем в году. Выйдя на стоянку, она вздрогнула, вспомнив ужасный сон. На эту площадку она смотрела из палаты. Подъехало такси. Кэти направилась к машине, морщась от боли в коленях. Медсестра помогла ей сесть, попрощалась и закрыла дверь. Водитель поставил ногу на педаль газа:
- Куда едем, леди?
Из окна палаты на третьем этаже, которую только что покинула Кэти, за ее отъездом следил мужчина. В руках он держал карту, которую оставила на столе медсестра. Кэтлин Н. Демайо, Вудфилд-Вэй, 10, Эббингтон. Место работы: Прокуратура округа Вэлли.
Он почувствовал острый приступ страха. Кэти Демайо.
Из карты явствовало, что ей дали сильное снотворное.
Судя по истории болезни, она не принимала регулярно никаких препаратов, включая снотворные или успокоительные. Значит, привыкания у нее нет, и лекарство, которое ей дали, должно было свалить ее с ног.
Но в карте записано: в два часа восемь минут дежурная медсестра видела, как пациентка сидит на кровати. Кэти была возбуждена и жаловалась на кошмары.
В палате поднялись жалюзи. Кэти, наверное, стояла у окна. Что она видела? Если она что-то заметила, даже приняв это за кошмар, профессиональная выучка не даст ей покоя. Это риск, недопустимый риск.
4
Они сидели в дальней кабинке закусочной на 87-й улице, касаясь друг друга плечами. Оладьи остались нетронутыми, и они мрачно прихлебывали кофе. Рукав ее бирюзовой форменной куртки лежал на золотом галуне его рукава. Пальцы переплелись.
- Я соскучился, - осторожно начал он.
- Я тоже соскучилась, Крис. Вот почему я огорчилась, что ты встретил меня сегодня. Это все усложняет.
- Джоан, дай мне немного времени. Клянусь, мы как-нибудь разрешим ситуацию. Должны разрешить.
Она покачала головой. Он повернулся к ней и с болью заметил, какой несчастной она выглядит. Ее карие глаза затуманились. Светло-каштановые волосы зачесаны назад, подчеркивая бледность гладкой чистой кожи.
В который раз он спрашивал себя, почему не порвал с Венджи, когда в прошлом году его перевели в Нью-Йорк. Почему согласился подождать еще немного, чтобы спасти их брак, если десять лет попыток ни к чему не привели? А теперь должен родиться ребенок. Он вспомнил жуткую ссору, которая произошла между ним и Венджи перед его отъездом. Может, рассказать об этом Джоан? Нет, ни к чему хорошему это не приведет.
- Как тебе Китай? - спросил он. Ее лицо прояснилось.
- Потрясающе, просто здорово.
Джоан работала стюардессой в "Пан Американ". Они встретились шесть месяцев назад на Гавайях, на вечеринке у Джека Лэйна, капитана из "Юнайтед Эйрлайнс".
Вместе с двумя другими стюардессами Джоан снимала квартиру на Манхэттене.
Просто невероятно, как некоторые люди сходятся с первой минуты. Он честно сказал Джоан, что женат, а также - что после перевода из Миннеаполиса в Нью-Йорк хочет порвать с Венджи. Отчаянная попытка спасти брак не удалась. Никто не виноват. Им вообще не следовало жениться.
А потом Венджи сказала ему про ребенка.
- Ты прилетел вечером? - спросила Джоан.
- Да. В Чикаго у нас забарахлил двигатель, и дальнейший полет отменили. Нас доставили назад. Прилетел около шести и остановился в "Холидей-Инн" на 57-й улице.
- Почему ты не поехал домой?
- Потому что не видел тебя две недели и хотел увидеть, должен был увидеть тебя. Венджи не ждет меня раньше одиннадцати. Так что не беспокойся.
- Крис, я говорила тебе, что подала заявление о переводе в Латиноамериканское подразделение. Его приняли. Я переезжаю в Майами на следующей неделе.
- Джоан, не делай этого.
- Это единственный выход. Послушай, Крис, не в моем характере быть доступной женщиной для женатого мужчины. Я не разлучница.
- В наших отношениях нет ничего плохого.
- Кто этому поверит в наше время? Одно то, что через час ты будешь лгать жене о времени прилета, уже говорит о многом. Разве нет? И не забывай - я дочь пресвитерианского священника. Представляю, что скажет отец, если узнает, что я люблю женатого мужчину. И не просто женатого, а мужчину, чья жена ждет ребенка, о котором молилась десять лет. Думаешь, он будет мною гордиться? - Она допила кофе. - И что бы ты ни говорил, Крис, я чувствую, что без меня вы с женой могли бы наладить отношения. Ты думаешь обо мне, а ведь тебе следует заботиться о ней. Ты не представляешь, как дети объединяют супругов. - Она мягко высвободила пальцы. - Я лучше поеду домой, Крис. Рейс был долгий, и я устала. Да и тебе лучше поехать к жене.
Они посмотрели друг на друга. Она коснулась его лица, желая разгладить глубокие горькие морщины на лбу.
- Нам действительно могло быть очень хорошо вместе, - произнесла Джоан и добавила: - У тебя очень усталый вид, Крис.
- Я плохо спал, - он выдавил улыбку. - Я не сдаюсь, Джоан. Клянусь, что приеду за тобой в Майами, и приеду свободным.
5
Кэти вылезла из такси, быстро поднялась по ступеням, сунула ключ в замок, открыла дверь и прошептала:
- Слава богу, дома.
Она чувствовала себя так, словно ее не было не одну ночь, а целые недели, и свежим взглядом окинула успокаивающие неброские коричневатые тона прихожей и гостиной, цветы в подвесных кашпо, которые привлекли ее внимание, когда она впервые пришла в этот дом.
Она взяла в руки горшок с африканскими фиалками и вдохнула острый запах листьев. В носу застоялся запах антисептиков и лекарств. Тело болело даже больше, чем утром, когда она встала с постели.
Но, по крайней мере, она дома.
Джон. Будь он жив, можно было бы ему позвонить ночью…
Кэти повесила пальто и опустилась на обтянутую абрикосовым бархатом кушетку в гостиной. Она посмотрела на портрет Джона, висящий над камином. Джон Энтони Демайо, самый молодой судья в Эссексе. Она ясно помнила первую встречу с ним. Он пришел в юридический колледж Сетон-Холла читать лекцию по гражданскому праву.
После лекции его облепили студенты:
- Судья Демайо, я надеюсь, Верховный суд отклонит апелляцию по делу Коллинза.
- Судья Демайо, я согласен с вашим решением по делу Рейчер против Рейчер.
А потом настала очередь Кэти.
- Судья, должна вам сказать, что не согласна с вашим решением по делу Киплинга.
Джон улыбнулся:
- Это, безусловно, ваше право, мисс…
- Кэти… Кэтлин Кэллахан.
Она так и не поняла, зачем тогда выдала это "Кэтлин". Но он всегда называл ее Рождественская Кэтлин.
В тот день они отправились пить кофе. Следующим вечером он пригласил ее в ресторан "Монсеньор II" в Нью-Йорке. Когда к их столику подошли скрипачи, Джон попросил их сыграть "Вена, город моей мечты". Он тихонько напевал вместе с ними: "Wien,Wien,nurduallein…" Когда они закончили, он спросил:
- Ты когда-нибудь была в Вене, Кэтлин?
- Я никогда не была за границей, не считая школьной поездки на Бермуды. Четыре дня лил дождь.
- Я бы хотел свозить тебя за границу. Сначала я показал бы тебе Италию. Это красивая страна.
По дороге домой он произнес:
- У тебя самые красивые голубые глаза, в которые я когда-либо имел удовольствие смотреть. Не думаю, что двенадцать лет - слишком большая разница в возрасте. А ты, Кэтлин?
Спустя три месяца, когда она окончила колледж, они поженились.
Этот дом… Джон здесь вырос, унаследовал его от родителей.
- Я очень привязан к нему, Кэтлин, но решай сама. Может, ты хочешь что-нибудь поменьше?
- Джон, я выросла в трехкомнатной квартире в Квинсе. Спала на кушетке в гостиной. Слово "уединение" знала только по словарю. Я обожаю этот дом.
- Я рад, Кэтлин.
Они так любили друг друга, - но еще были близкими друзьями. Она рассказала ему про свой кошмар.
- Предупреждаю, что периодически я буду просыпаться с воем баньши. Это началось после смерти отца, когда мне было восемь лет. Он лежал в больнице после инфаркта, и там у него случился второй. Очевидно, старик, его сосед по палате, давил на кнопку вызова медсестры, но никто не пришел. К тому времени, как на звонок откликнулись, было слишком поздно.
- И тогда тебе начали сниться кошмары.
- Наверное, я слышала эту историю столько раз, что она меня очень проняла. Это кошмар про больницу, я брожу от кровати к кровати, разыскивая папу. Там лежат мои знакомые. Все они спят. Иногда это мои одноклассницы, или кузины, или еще кто-нибудь. Но я пытаюсь найти папу. Я знаю, что нужна ему. Наконец я вижу медсестру, бегу к ней и спрашиваю, где он. Она улыбается и говорит: "Да он умер. Все эти люди умерли. И ты тоже умрешь здесь".
- Бедная девочка.
- Джон, умом я понимаю, что циклиться на этом - глупо. Но клянусь, меня до смерти пугает мысль о том, что я окажусь в больнице.
- Я помогу тебе справиться.
Кэти смогла признаться ему, каково ей было после смерти отца.
- Я так скучала по нему, Джон. Я всегда была папиной дочкой. Молли было шестнадцать, и она уже встречалась с Биллом, поэтому вряд ли смерть отца стала для нее настолько тяжелым ударом. Но в школе я все время думала, как было бы чудесно, если бы он приходил на спектакли и на выпускные вечера. Каждую весну я боялась Дня Отцов.
- А у тебя не было дяди или еще кого-то, кто мог бы пойти с тобой?
- Только один. Пришлось бы слишком долго ждать, пока он протрезвеет.
- Ох, Кэтлин! - Они рассмеялись, и Джон добавил: - Что ж, милая, я изгоню твою печаль.
- Ты уже сделал это, судья.
Весь медовый месяц они путешествовали по Италии. Тогда у Джона и начались боли. Они вернулись домой к открытию суда. Джон председательствовал в суде округа Эссекс. Кэти приняли на работу в прокуратуру округа Вэлли.
Джон пошел на осмотр через месяц после возвращения. Ночь в больнице Маунт-Синай вылилась в три дня дополнительных анализов. Как-то вечером он ждал ее у лифта, безукоризненно элегантный в темно-красном велюровом халате, со слабой улыбкой на лице. Она подбежала к нему, как всегда замечая взгляды, которые бросали на него пассажиры лифта, думая о том, как эффектно выглядит Джон даже в пижаме и халате. Она как раз собиралась сказать ему это, когда он произнес:
- У нас неприятности, дорогая.
Даже тогда именно так он сказал: "У нас неприятности". За несколько коротких месяцев они стали единым существом. В палате он все рассказал.
- Злокачественная опухоль. По-видимому, в обоих легких. Господи, Кэтлин, я ведь даже не курю.
Трудно поверить, но они расхохотались в приступе горя и иронии. Джон Энтони Демайо, судья Высшего суда округа Эссекс, бывший президент коллегии адвокатов Нью-Джерси, не достигший тридцати восьми лет, приговорен к неопределенной мере наказания в виде шести месяцев жизни. Для него не было ни условно-досрочного освобождения, ни права апелляции.
Джон вернулся в суд.
- Умру на своем посту, а почему бы нет? - пожимал он плечами. - Обещай, что снова выйдешь замуж, Кэтлин.
- Может, когда-нибудь. Но вряд ли кто-то сравнится с тобой.
- Я рад, что ты так думаешь. Мы используем каждую минуту из тех, что у нас остались.
Даже зная, что их время тает, они веселились. Однажды он пришел домой и сказал:
- Кажется, с работой покончено.
Рак расползался. Боли становились все мучительней. Сначала он проводил в больнице на химиотерапии по нескольку дней. Ее снова постоянно мучили кошмары. Но Джон возвращался домой, и у них еще было время. Она уволилась с работы. Хотела проводить с ним каждую минуту. К концу он спросил:
- Ты не хочешь, чтобы твоя мама приехала из Флориды и пожила с тобой?
- Упаси боже. Мама - чудесная женщина, но мы жили вместе до моего поступления в колледж. Этого вполне достаточно. И вообще, она любит Флориду.
- Ладно, я рад, что Молли и Билл живут рядом. Они за тобой присмотрят. И тебе будет хорошо с детьми.
Они помолчали. Билл Кеннеди был хирургом-ортопедом. У них с Молли было шестеро детей, и они жили через два городка от них, в Чепин-Ривер. В день свадьбы Кэти и Джон хвастались перед Биллом и Молли, что собираются побить их рекорд.
- У нас будет семеро отпрысков, - заявил Джон. В последний раз он ушел на химиотерапию и не вернулся. Он был так слаб, что его оставили на ночь. Они разговаривали, а потом Джон соскользнул в кому. Оба надеялись, что конец наступит дома, но он умер в больнице той ночью.