* * *
– Нет, все-таки Михаил классный парень! – засыпая, сказал Тотошка, – сокровище мы с тобой подобрали, старая.
Ирина не ответила. Тотошка почувствовал, как подрагивает ее плечо.
– Ты чего, Ирина? – немного переполошившись, спросил Тотошка. – Долларов тех пожалела? Плюнь, ты правильно решила – Миха все отработает! Не плач!
– Дурак ты, Тотошка, – прошептала Ирина.
– Чего это вдруг?
– Не понимаешь, чему радуешься…
– А ты понимаешь, чего боишься? А, старая?
– Не понимаю…
– Ну, так чем это ты умнее меня?
– Ничем, – сказала, чуть помолчав, Ирина.
– Ну, вот и спи, – приказал Тотошка, потом вдруг приподнялся на локте и, чего с ним не происходило уже лет пятнадцать, поцеловал свою сожительницу в щеку.
– Дурак ты, Тотошка, – сказала Ирина и осторожно погладила старика по щеке, – спи.
Потом, когда Тотошка заснул, еще долго лежала, тихо плача. И если бы ее спросили, чего именно она плачет, Ирина не смогла бы объяснить.
А вот Нина, если бы кто-нибудь поинтересовался у нее, отчего это она нервничает, ответила бы. Ответила бы полно, энергично и аргументировано. С особым удовольствием она рассказала бы об этом капитану милиции Гринчуку. Если бы позволил шеф. А шеф этого, естественно, не позволил бы никогда.
Шеф, разжиревшая сволочь, хочет, чтобы Нина легла в постель с ментом. Он хочет решить свои какие-то делишки, расплатившись ею, Ниной. И ему наплевать, что сама Нина, после того, что с ней сделал этот мент, с удовольствием уложила бы его куда-нибудь на рельсы, перед тяжело груженным поездом. Двумя поездами. Тремя поездами и одной дрезиной. И чтобы колесами покрошило этого проклятого Зеленого в лапшу.
Нина предавалась этим сладострастным мечтам, бегая по вещевым рядам рынка, высматривая одежду и крепко прижимая к себе сумочку. Дважды за день она не хотела быть обворованной.
Забежав домой, Нина успела принять душ, переодеться, соорудить на голове что-то более или менее приличное и привела в порядок лицо. Обычно, надевая новую одежду или обувь, Нина испытывала душевный подъем и с удовольствием рассматривала себя в зеркало.
Сегодня это ее раздражало. Особенно то, что вопреки всем правилам и привычкам, приходилось надевать новое белье не стиранным. Мент проклятый!
То, что все это происходит с ней не по вине Гринчука, а по воле Геннадия Федоровича, Нина добросовестно не замечала. К подобному обращению со стороны шефа, Нина привыкла давно.
Нет, это первый раз он подкладывал ее в чью-то постель. Сам никогда не пытавшийся прижать Нинку в угол, или позвать ее в сауну писать под диктовку, Геннадий Федорович не слишком одобрял, и это было еще мягко сказано, сексуальные поползновения своего ближайшего окружения в ее адрес. Нина была его вещью, сукой, охраняющей его дверь. Этим все было сказано. Ее, как шавку, он мог и пнуть, мог и приласкать. К этому она привыкла, и ничего особого в этом не видела.
А этот гадский мусор!
Это он был виноват, что пришлось хватать такси, чтобы вовремя поспеть в клуб, это он был виноват, что, пока такси ехало, в городе началась буря, и что несколько деревьев перегородили таки дорогу.
И еще был виноват мусор, что все быки и вся обслуга клуба пялились теперь на Нину, рассматривали ее ноги, оценивающе скользили взглядами по ее телу и причмокивали ей вдогонку, подталкивая друг друга локтями.
Сам Гринчук сидел в кабинете у Геннадия Федоровича и пил кофе. Об этом Нине сообщил Браток, разместившийся в приемной.
– Хоть бы он захлебнулся! – зло бросила Нина.
– Сама смотри сегодня ночью не захлебнись, – посоветовал Браток.
– Что? – Нина резко обернулась к нему.
– Что?
– Что ты сказал? – глаза Нины сузились.
– Что слышала, красавица, – спокойно сказал Браток.
– Ты что это себе позволяешь? – закипая, спросила Нина.
– Это что ты ему собираешься позволить? – Браток зло улыбнулся прямо в лицо Нине. – Потом расскажешь, как он, капитанский минет в четыре звездочки…
Нина задохнулась от обиды и злости.
– Да не пылкай глазами, Нина, – засмеялся Браток, – не пылкай. Мне шеф велел с тобой договориться, как именно я тебя в машину к Зеленому подсажу. Я так понимаю, не в шахматы ты с ним играть будешь. Или ты расфуфырилась по другому поводу?
– Сволочь ты, Браток! – процедила Нина сквозь зубы и села в кресло за свой стол.
– Чего там, сволочь, не сволочи, красавица. Не одну тебя этой ночью трахнут без взаимного согласия. Меня вон сегодня… – Браток махнул рукой, – извини, это я так, со зла.
– Ладно, – кивнула Нина, – давай действительно прикинем, как мне к вам в машину сесть. Пока они там болтать не закончили. О чем они там, кстати?
– О чем – не знаю. Шеф пару раз ржал так, что чуть последние окна не повылетали. Анекдоты травят, наверное…
* * *
Геннадий Федорович и капитан Гринчук анекдотов не травили. Они рассказывали друг другу житейские истории, причем как-то так вышло, что Гиря живописал истории из ментовской жизни, напирая все больше либо на копеечные зарплаты стражей порядка, либо на жирные взятки, которые некоторые особо талантливые менты умудрялись получать у особо щедрых представителей частного, а то и теневого бизнеса.
Зеленый от души смеялся, когда история действительно выходила забавная, и сам в долгу не оставался. Только темой его рассказок, были дела житейские именно братанов, спонсоров и другой элиты современного общества.
– Тут, Геннадий Федорович, тоже думать нужно. Поделил территорию и давай всех на своем участке жмакать на предмет выкачивания бабок – много ума не надо. Умные ведут свои дела так, что и клиентов доят, и еще им этим удовольствие доставляют.
– Ага, те еще и благодарят пацанов, когда им налог выплачивают, – скептически прищурился Гиря и отпил из стакана.
– Именно! Тут нужно активно использовать достижения цивилизации, – Гринчук сидел свободно, закинув ногу за ногу. – Вот что такое реклама?
Гиря снова отхлебнул коньяка и буркнул что-то невнятное. Рекламу он не любил, а любое упоминание гигиенических прокладок, или, не дай Бог, тампаксов, вызывало у него ярость и желание что-нибудь сокрушить.
– Реклама – это двигатель прогресса, – назидательно сказал капитан. – Кое-где это поняли так. Все поделено – кафешки, базарчики, фирмочки и даже газеты с телевидением, не говоря уже об радио. Дошло до того, что фирма никогда не понесет рекламу в ту газету, которая приютилась не под той крышей. Даже если это выгодно. Да. Но, опять-таки, кое-где, скажем, в том же Крыму…
– Ну, в Крыму, – оживился Гиря, – там все так крепко поделено…
– Вот. И тут братва спохватилась. И начали происходить забавные вещи. Является в фирму такой стриженный бык и по бумажке читает, что мол, реклама – двигатель торговли, и что эта фирма, если не хочет совсем прогореть, то она должна размещать свою рекламу в средствах массовой информации. Без базара. Директор фирмы чешет в затылке и понимает, что так или иначе, а платить все равно придется, и что в случае с рекламой от потери бабок будет хоть какая-то польза.
И отправляется по указанному адресу в конкретную газету, чтобы обязательно разместить в этом печатном органе рекламу. И с удовольствием возвращается, расставшись с некоторой суммой.
– И в чем тут прикол? – поинтересовался Гиря.
– Как в чем? Во-первых, тот, кто держит газету, получает бабки. Во-вторых, директор фирмы получает рекламу… – Гринчук сделал паузу.
– И все?
– И в третьих, быки, которые наезжали на фирму, получают от газеты свой процент, согласно агентскому соглашению. От десяти до двадцати процентов стоимости рекламы. И никакие менты не смогут к этом прикопаться – все совершенно законно.
Гиря засмеялся не сразу. Некоторое время он о чем-то думал, шевеля пальцами в воздухе, потом допил коньяк и только потом уж засмеялся.
– Ехать мне пора, – сказал Зеленый, посмотрев на часы.
– В райотдел?
– По такой погоде – лучше домой. В райотдел я уже звонил, получил ценные указания заниматься только вашими делами, разрешение пользоваться вашим транспортом и другой помощью, – Зеленый всю фразу произнес вальяжно, ровно, не делая ни какого ударения на словосочетании "другой помощью", – заодно сообщил своим коллегам, что теперь им придется вместо меня грести кучу моих дел. Так что с меня – бутылка коньяка.
– Ладушки, – кивнул Гиря и крикнул: – Браток!
Браток оказался на пороге ровно через секунду.
– Все там у тебя готово? – спросил Гиря. – Все получил?
– Все, только…
– Что? – насупился Гиря.
– Тут Нинка приперлась, наряженная как на свиданку…
– Ну?
– А ее хахель только что позвонил, что не приедет за ней. Теперь просится, чтобы я ее подвез. – Браток переводил совершенно честный взгляд с шефа на капитана и обратно.
– А чего ты у меня спрашиваешь? – почти искренне удивился Геннадий Федорович. – У тебя есть вот новый начальник. На своей тачке я Нинку не повезу, не по дороге.
– Как вы, Юрий Иванович? – повернулся Браток к Зеленому.
– А ей далеко? – спросил Гринчук.
– На пересечение проспекта Пятьдесят лет ВЛКСМ и Пятьдесят лет СССР.
– На перекресток двух полтинников, – перевел Гринчук морально устаревшие названия на общепринятое. – Ладно, скажи – завезем. Пусть в машине ждет.
– Ага, – Браток вышел.
– Значит, я поехал, – сказал капитан – если что…
– Если что – я позвоню по твоему мобильнику, – сказал Гиря. – Или ты звони, капитан, по любому поводу. По любому.
Гиря, на всякий случай, памятуя о достаточно конфликтном и непредсказуемом характере опера, руку на прощание подавать не стал.
Зеленый усмехнулся:
– Ремонт почти с самого начала придется делать, сочувствую.
– Ничего, за неделю все сделаем! – как-то рассеянно ответил Гиря, выдвигая ящик письменного стола.
– Кстати, о строительстве. Загадка есть – вот если раньше разборки устраивали стенка на стенку, то как устраивают сейчас?
– И как? – спросил Гиря, вынимая из ящика стола стопку старых газет.
– Крыша на крышу.
Гиря снова понял не сразу. Потом засмеялся:
– Сам придумал? Надо ребятам рассказать.
– Пока! – Гринчук вышел из кабинета, нигде не задерживаясь, прошел до выхода и сел на переднее сидение "жигуленка", которого Браток как раз подогнал к крыльцу.
– Еще раз – здравствуйте, – поздоровался капитан с сидящей на заднем сидении Ниной.
– Добрый вечер, – почти бархатным голосом ответила Нина.
– Поехали.
Когда машина тронулась с места, Гринчук чуть наклонился к Братку:
– Заскочим сейчас к ж/д платформе.
– Нет базара.
Зеленый засмеялся:
– Как в старом анекдоте, мужик тормозит тачку и говорит:" Вначале на базар, потом в аэропорт" – "Нет базара" – "Ну, тогда сразу в аэропорт!".
Первой засмеялась Нина. Просто захохотала.
– Кстати, Нина, у меня появилось страшное подозрение…
– Какое? – Нина наклонилась вперед.
– Завтра первое задание, которое вам даст шеф, будет выяснить расценки на рекламу во всех газетах города.
– Он вам это сказал? – шепотом спросила Нина, почти коснувшись губами уха Гринчука.
– Нет, просто он произвел на меня впечатление очень внимательного слушателя.
Браток выругался и резко затормозил.
– Что там?
– Дерево поперек дороги.
– Ты аккуратнее, – посоветовал Зеленый, – не хватало еще…
– Сам знаю!
– Ну, тебе виднее, – согласился капитан и обернулся к Нине, – что так сегодня не повезло? Кавалер не явился?
– Да и не кавалер это вовсе, а так… Начал клеиться, а потом почему-то съехал с базара, – Нина сказала это небрежно, слишком небрежно.
– Ну, – протянул Гринчук, – нужно быть очень занятым человеком, чтобы отказаться от такого свидания. В ресторан, небось, собирались?
– В "Космос".
– Навороченный кабак! – сочувственно покачал головой капитан.
– Дай закурить, – Нина тронула Братка за плечо.
Браток быстро глянул в сторону Гринчука и пожал плечами:
– Сегодня бросил.
– Жаль, – разочаровано протянула Нина, – я бы сейчас покурила…
– Целовать курящую женщину… – начал Браток.
– … все равно, что облизывать пепельницу, – закончила Нина, – знаю, но иногда бывают моменты, когда очень хочется.
– Вот тут притормози, – приказал Гринчук, – я через скверик быстрее дойду, чем будем петлять по переулкам на машине. – Нина, вы не очень торопитесь?
– Нет, я могу подождать.
Гринчук прикрыл дверцу машины и исчез в темноте.
– А ты, Ниночка, актриса, – одобрительно сказал Браток, – так мента охмуряешь, почти как профессиональная шалава.
– Заткнись, мудила, – зло бросила Нина, – и так тошно.
– И чем он тебе не нравится – видный мужик, не курит…
– Пошел ты… У тебя, что – и вправду нет сигаретки?
– Есть.
– Ну, тогда не выпендривайся, а дай закурить…
– Я и не выпендриваюсь, но в машине курить нельзя.
– Шеф не любит?
– Капитан.
– Ах, капитан! Тогда я подымлю на улице. Компанию составишь?
– Ладно, давай, – Браток открыл дверцу, вылез из машины. Оглянулся. – Темно – как у негра в желудке.
Нина обошла машину и остановилась возле него:
– Хотя бы дождь не влупил…
– Ну, хоть ветер стих, и то хорошо, – Браток сунул в рот сигарету, потом прикурил сам и дал прикурить даме.
– И не жарко… – сказала Нина, затянулась слишком глубоко и закашлялась.
– Не нужно, Ниночка!
– А ты меня не учи!
– Да я не о том, что ты куришь, – засмеялся Браток, – не нужно передо мной крутую строить. Перед капитаном выделывайся. Хотя, я думаю, его особо не разведешь.
– Пошли… вы… оба… – с трудом выдавила Нина.
– И оба в одно место! – закончил Браток.
Нина промолчала. Сигарета прочертила огоньком дугу и упала на асфальт, разбросав в стороны искры.
Браток свою сигарету докурил до самого фильтра:
– Скоро там наш капитан? Не заблудился, часом?
– Чего в темноту зря пялиться, – Нина передернула плечами, – все равно ничего не увидишь.
– Может, услышу, – усмехнулся Браток.
И действительно услышал, только шорох раздался не с той стороны, куда ушел капитан, а с противоположной. Браток обернулся на звук и даже не увидел, а, скорее почувствовал, что к нему приближается кто-то.
– Кто здесь? – спросил Браток, пытаясь нащупать под мышкой пистолет.
Рука нащупала пустую кобуру. Прошла почти секунда, пока Браток сообразил, что пистолет его сейчас у Зеленого.
Взвизгнула Нина, Браток рванулся в сторону, пригибаясь, и почувствовал, как что-то рассекло воздух над его головой.
Нина замолчала. Краем глаза Браток увидел, как вынырнувший из темноты человек зажал ей рот рукой, а потом Братку стало некогда оглядываться. Следующий удар пришелся на руку.
Браток взвыл от слепящей боли. Били резиновой дубинкой, это Браток успел понять. Он даже успел уклониться еще от одного удара, но на этом его успехи закончились. Перед глазами вспыхнуло, и Браток отключился.
Нина с ужасом увидела, как Браток рухнул, словно подкошенный, дернулась, но руки неизвестного держали крепко.
– Куда мент пошел? – спросил негромко чей-то голос сзади, и Нина ясно почувствовала кавказский акцент.
– Я сейчас тебе открою рот, но если ты пикнешь – приколю, – сказал Нине тот, который держал ее. – Поняла?
Нина кивнула. Страх почти парализовал ее. Она слышала, что взрывы в клубе организовали черные. Она слышала, как об этом же расспрашивал у всех в клубе опер. Теперь кавказцы пришли за ней. Или за самим Зеленым…
– Где мент? – рука, зажимавшая рот, ослабла.
Нина вздохнула.
– Куда он пошел?
– На платформу. На жд-платформу, – быстро ответила Нина.
– Зачем?
– Не знаю, – совсем тихо сказала Нина. Ноги ослабли, и если бы ее не держали, Нина бы упала. – Я, честное слово, ничего не знаю. Пожалуйста, не нужно ничего…
– Когда придет назад? – снова спросил тот же голос.
* * *
А капитан уже почти пришел.
Дел на платформе у него было немного. Гринчук зашел в гости к своему давнему приятелю, старшему лейтенанту милиции Алексею Ковалеву, на минуту, отказался от предложенной выпивки, согласился, что погода действительно отвратительная, потом отвел Ковалева в сторону и тихо, чтобы не слышали подчиненные старшего лейтенанта, попросил денег взаймы. До зарплаты.
Ковалев тяжело вздохнул. С одной стороны, деньги у него были. С другой стороны, он ужасно не любил давать их кому-либо. С третьей стороны, жена в любой момент могла потребовать отчета о состоянии семейных финансов, и недостача в данном случае сулила очень много проблем. С четвертой стороны. С пятой. С шестой…
Над всем этим нависало, абсолютно подавляя и сминая своей значимостью, то, что денег просил Гринчук. Ковалев Гринчуку никогда и ни в чем не отказывал. Просто не мог отказать. Были на то личные резоны.
– Сколько? – тихо спросил Ковалев.
– Сколько сможешь.
– По минимуму или по максимуму?
– Я же сказал, сколько сможешь.
– Значит, по максимуму, – тяжело вздохнул Ковалев и вытащил деньги из кошелька.
К машине Гринчук возвращался не по прямой. Жизнь накрепко отучила его дважды проходить по одной и той же дороге. К "жигуленку" он планировал выйти слева, со стороны заброшенной танцевальной площадки. И вышел как раз к тому моменту, когда Браток потерял сознание, а Нину начали расспрашивать.
Двое, сразу прикинул капитан. Откуда такие резкие? И сколько их еще болтается в темноте?
Гринчук потрогал пистолет, который носил сзади за поясом. Успеется. Мягко обходя компанию, Гринчук аккуратно размял пальцы рук.
– Где-то вы здесь недалеко, – прошептал про себя Гринчук, – вы у нас пешком ходить не любите, вы у нас любите ездить в крутых тачках.
На него попытались сделать засаду. Это немного льстило самолюбию Зеленого, но радости особой не доставляло. Горцы чертовы! Вспыльчивый какой народ. Ну, разборка у вас с Гирей, какого черта вы наезжаете на опера? Да еще на самого Зеленого?
Гринчук заметил машину, стоящую всего метрах в двадцати от их "жигуленка", сразу за поворотом. Возле машины кто-то стоял.
Капитан не смог рассмотреть, не сидит ли кто-нибудь в салоне. Ладно, прорвемся. Тихо-то как, с раздражением подумал Гринчук. Всего двадцать минут назад все шумело так, что даже на танке можно было подъехать незаметно. Одно хорошо, человечек у машины наверняка ждет сигнала от приятелей. И поставлен здесь, чтобы в случае чего, прийти своим братьям по крови на помощь.
А это значит, что сейчас он превратился в слух. В направленный звукоулавливатель, слабо реагирующий на звуки со стороны. И это резко снижает его пользу в качестве часового. И это значит, что если подкрасться достаточно тихо, как это сделал Гринчук, и ударить достаточно точно, как это…