Вспомнилось их знакомство. В десятках журналов Кэти видела фотоснимки своего босса, но все они оказались далеки от оригинала. Лара Камерон была пугающе красивой женщиной.
Отложив в сторону листок с краткой биографией новой сотрудницы, Лара сказала:
– Садитесь, Кэти. – В чуть хриплом голосе ощущалась удивительная сила. – Ваше резюме впечатляет.
– Благодарю вас.
– В нем много фантазии?
– Простите?
– Как правило, те, кто ищет работу, горазды на выдумку. Насколько хорошо вы знаете свое дело?
– Очень хорошо, мисс Камерон.
– От двух секретарш я уже избавилась. Вы когда-нибудь попадали в лавину? С напряжением справитесь? Или?..
– Справлюсь, наверное.
– Здесь не викторина. Да или нет?
В этот момент Кэти подумала, что в общем-то ее не так уж и тянет на столь завидное место.
– Справлюсь.
– Отлично. Испытательный срок – неделя. Дадите подписку, что ни с кем и ни при каких условиях вы не будете обсуждать своего босса и работу в "Камерон энтерпрайз". Это означает полный отказ от общения с журналистами, от дневников и мемуаров. Все, что происходит в данных стенах, в высшей степени конфиденциально.
– Я поняла.
– Тем лучше.
Так пять лет назад началась ее карьера. За минувшие годы Кэти научилась любить и ненавидеть Лару Камерон, презирать ее и восхищаться ею. В конце третьей рабочей недели супруг Кэти спросил:
– Ну и на кого же похожа твоя живая легенда?
Вопрос был не из легких.
– Ее невозможно поместить в какие-то рамки. Она немыслимо красива. Она вкалывает не покладая рук, почище любого мужика. Одному Богу известно, когда она спит. Она – перфекционистка, рядом с ней чувствуешь себя ничтожеством. По-своему она даже гениальна. Она умеет быть очень милой и ужасно мстительной. А еще она поразительно щедра.
Муж рассмеялся:
– Другими словами, она – женщина.
Кэти повернула к нему голову, на лице – ни тени улыбки.
– Я не знаю, что она такое. Временами меня от нее бросает в дрожь.
– Брось, девочка. Это уж слишком.
– Нет. Кажется, встань у мисс Камерон кто-то на пути... она его уничтожит.
Когда с факсами и телефонными звонками было покончено, Лара вызвала к себе Чарли Хантера – молодого, полного честолюбивых замыслов человека, который руководил всей ее бухгалтерией.
– Заходите, Чарли.
– Да, мисс Камерон. Слушаю вас.
– Сегодня утром я прочитала интервью, что вы дали газете "Нью-Йорк таймс".
Лицо Чарли просияло.
– А я еще не успел. Вам понравилось?
– Вы взяли на себя смелость рассуждать о "Камерон энтерпрайз" и некоторых наших проблемах, так?
Молодой человек несколько смутился.
– Н-ну... Репортер мог неправильно понять отдельные мои слова...
– Вы уволены.
– Что? Как? Я...
– При приеме на работу вы подписали бумагу, где говорилось о добровольном отказе от любых интервью. Можете собирать вещи. Времени на это до обеда хватит с избытком.
– Я... вы не можете так поступить! Кто займет мое место?
– Соответствующий человек уже найден.
* * *
Обед подходил к концу. Хью Томпсон, ответственный сотрудник редакции журнала "Форчун", оказался очень подвижным, эрудированным мужчиной; глаза его проницательно поблескивали за стеклами по-старомодному круглых очков.
– Еда, должен признать, выше всяких похвал. Угодили, спасибо.
– Рада, что вам понравилось.
– Но такие хлопоты! Не стоило беспокоиться.
– Никакого беспокойства, – улыбнулась Лара. – Отец всегда говорил, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
– А вам хотелось до начала разговора найти путь к моему сердцу?
– Разумеется.
– Скажите, компания действительно находится в трудной ситуации?
Улыбка ее угасла.
– Простите, не поняла.
– Да ладно вам! Такое не утаишь. Люди поговаривают, некоторые ваши активы на грани краха – из-за громадных выплат по долговым обязательствам. Леверидж не в вашу пользу, и нынешняя рыночная конъюнктура делает положение "Камерон энтерпрайз" весьма уязвимым.
Лара расхохоталась:
– Вот о чем поговаривают люди! Поверьте, мистер Томпсон, не стоит всерьез воспринимать идиотские слухи. Сделаем так: я направлю вам по факсу копии наших финансовых отчетов. Получите информацию из первых рук. Согласны?
– Вполне. Да, между прочим, на церемонии открытия нового отеля я почему-то не видел вашего супруга.
– Филипп очень хотел прийти, – вздохнула Лара, – но, к сожалению, не смог, уехал на гастроли.
– Как-то раз мне посчастливилось побывать на его концерте. Маэстро был неподражаем. Вы ведь женаты уже год, если не ошибаюсь?
– Да, и это самый счастливый год в моей жизни. Мне просто повезло. Мы с мужем часто находимся в разъездах, и я повсюду вожу с собой записи его выступлений.
Губы Томпсона дрогнули в улыбке.
– А он повсюду любуется выстроенными вами шедеврами.
– Не льстите, Хью.
– Я говорю правду, и вы это знаете. Ваши здания высятся по всей стране. Вам принадлежат жилые комплексы, деловые центры, цепь отелей. Как вам такое удалось?
Лара мягко рассмеялась:
– С помощью зеркал.
– Вы не женщина, а загадка.
– Да ну? Почему?
– В настоящий момент в Нью-Йорке нет более успешного предпринимателя, чем вы. Ваше имя значится в списках владельцев половины городской недвижимости. Сейчас вы заняты возведением высочайшего здания на земле. Конкуренты прозвали вас Железной Горлицей. Вы добились успеха в бизнесе, который традиционно считался уделом мужчин.
– И это вас тревожит?
– Нет. Меня, мисс Камерон, тревожит то, что я до сих пор не разобрался, кто вы есть. Спрашивая двоих, что вы собой представляете, я слышу в ответ три мнения. Все сходятся в одном: вы – исключительно одаренная деловая женщина. То есть... я хотел сказать, успех не свалился вам на голову. Мне приходилось немало общаться со строителями, это довольно грубые, крутые парни. Как женщине, подобной вам, удается держать их в узде?
Лара улыбнулась:
– Подобной мне не существует. А если честно, то я всего лишь нанимаю лучших специалистов и не жалею на них денег.
Слишком просто, подумал Томпсон. Чересчур просто. Она явно чего-то недоговаривает. Репортер решил сменить тему.
– Солидные издания на все лады рассуждают о ваших успехах. Хотелось бы, чтобы моя статья вышла, так сказать, более личной. Люди почти ничего не знают о вашем прошлом.
– Я имею все основания гордиться своим прошлым.
– Замечательно. Давайте об этом и поговорим. Как вообще вы пришли в бизнес?
И вновь лицо Лары озарила улыбка. Собеседница журналиста стала похожа на шаловливого ребенка.
– Гены.
– Ваши гены?
– Скорее гены отца. – Повернувшись, Лара указала на портрет, что висел за ее спиной. Из строгой дубовой рамки на Томпсона смотрел моложавый привлекательный мужчина с копной седых волос. – Вот он. Джеймс Хью Камерон. – В голосе Лары прозвучала грусть. – Это ему я обязана своим взлетом. Мать умерла, когда я была еще в пеленках, так что на ноги меня ставил отец. Много лет назад наша семья уехала из Эдинбурга в Америку и обосновалась в Новой Шотландии, в Глэйс-Бэй.
– Глэйс-Бэй?
– Это небольшой рыбацкий поселок на северной оконечности мыса Кейп-Бретон, на побережье Атлантики. Свое название поселок получил от первых французских переселенцев, оно означает "Ледовый залив". Может быть, еще кофе?
– Нет, спасибо.
– В Шотландии деду принадлежали огромные поместья, а отец их еще расширил. Он был весьма состоятельным человеком. Неподалеку от Лох-Морлих до сих пор стоит наш родовой замок. У меня, восьмилетней девчонки, имелась собственная лошадь, платья мне покупали в Лондоне. Мы жили в громадном доме, полном слуг. Ребенку это все представлялось волшебной сказкой. – В голосе Лары звучало эхо далеких воспоминаний. – Зимой мы катались на коньках по замерзшему пруду, смотрели, как мальчишки играют в хоккей, а летом отправлялись купаться на озеро, ходили на танцы, что устраивались в Форуме или Венецианских садах.
Репортер деловито записывал.
– Мой отец строил дома в Эдмонтоне, Калгари и Онтарио. Бизнес с недвижимостью представлялся ему игрой, иного занятия он себе и не мыслил. Я была еще совсем крохой, когда он начал объяснять мне правила этой игры. И я ее полюбила. – Последние слова Лара произнесла с глубоким чувством. – Поймите, мистер Томпсон, то, что я делаю, никак не связано с деньгами, с кирпичом и стальными балками. Для меня важны только люди. Я даю им уютные жилища и удобные офисы, где они воспитывают детей или занимаются бизнесом. Именно это интересовало отца, это же стало главным и в моей жизни.
Журналист поднял голову от блокнота, посмотрел на Лару:
– Вы помните, с чего все началось?
Она чуть подалась вперед.
– Разумеется. В день моего восемнадцатилетия отец спросил, какой подарок я хотела бы получить. В Глэйс-Бэй тогда сотнями прибывали искатели лучшей жизни, поселок с трудом вмещал приезжих. Даже я понимала, что им нужна крыша над головой. Вот и сказала отцу: хочу построить небольшой дом. Он дал мне денег, и через два года я сумела вернуть ему всю сумму. На строительство второго дома я взяла ссуду в банке. В двадцать один год мне принадлежало уже три здания, и каждое давало прибыль.
– Должно быть, отец очень гордился вами.
Глаза Лары потеплели.
– О да. Старое шотландское имя, которое он для меня выбрал, имеет латинские корни и означает "прославленная", или "известная". С самого раннего моего детства отец не уставал повторять, что придет день, и я стану знаменитой. – Мягкая улыбка, согревавшая ее лицо, исчезла. – Он умер совсем молодым, от сердечного удара. Каждый год я езжу в Шотландию на его могилу. Я... Без него наш дом опустел, оставаться в нем у меня уже не было сил, и я решила перебраться в Чикаго. В голове возникла идея создать сеть небольших, но роскошных гостиниц. Я обратилась к банкирам, и мне пошли навстречу. Затея себя оправдала. – Лара едва заметно повела плечами. – Все остальное, как говорится, пыль истории. Психоаналитик сказал бы, что я построила свой собственный мир, возвела вокруг себя империю. Может быть, и так, но скорее это дань уважения отцу. Джеймс Камерон навсегда остался для меня самым удивительным человеком.
– Вы его любили.
– Очень. Как, собственно, и он меня. Как-то раз я слышала, что в день моего появления на свет отец поставил выпивку всем жителям Глэйс-Бэй.
– Значит, все начиналось там. Верно?
– Верно. Все начиналось в Глэйс-Бэй. Почти сорок лет назад...
Глава 3
Глэйс-Бэй
10 сентября 1952 года
Той ночью, когда его супруга дала жизнь сыну и дочери, Джеймс Камерон находился в публичном доме и был в стельку пьян. Он лежал в кровати меж двух молодых скандинавок и не сразу услышал за дверью голос Кристи, хозяйки борделя.
– Джеймс! – Дверь распахнулась, на пороге возникла дородная фигура мадам.
– Да пошла ты, старая курица! – возмущенно заорал Джеймс. – Неужели и здесь не дадут мне покоя?!
– Прости, что приходится прервать ваши утехи. Твоя жена...
– Трахал я ее!
– Безусловно, – хмыкнула Кристи. – Так вот, она сейчас рожает.
– Ну и что? Для этого баба и предназначена.
– Звонил врач. Он разыскивает тебя уже часа два, и без всякого успеха. Дела довольно плохи. Советую поторопиться.
Камерон с трудом сел на постели, свесил ноги, потряс головой.
– Чертова кошелка. Нигде от нее не скроешься. Ладно, мэм, иду, иду. – Он с сожалением посмотрел на два обнаженных женских тела. – Но платить за этих потаскух я не буду.
– Хорошо, хорошо. Одевайся и бегом в свою ночлежку. – Кристи повернулась к девушкам: – А вы – за мной!
Когда-то Джеймс Камерон был весьма привлекательным мужчиной, но теперь его лицо несло на себе неизгладимые следы множества самых низких пороков. Никто не решился бы дать Камерону меньше пятидесяти. В свои тридцать лет Джеймс был управляющим одного из ночлежных домов, или пансионатов, которые принадлежали Шону Макаллистеру, владельцу единственного в городке банка. Последние пять лет Джеймс Камерон и его жена Пегги твердо придерживались принципа разделения обязанностей: он пил, она мыла комнаты и готовила еду для двух десятков постояльцев. По пятницам муж собирал плату во всех пяти пансионатах, что являлись собственностью Макаллистера. Это служило Камерону еще одним поводом – если таковой ему требовался – оставить постылую супругу и как следует промочить горло.
Джеймс был тяжелым человеком, причем собственный невыносимый характер служил для него источником радости. Джеймс был неудачником, причем свято верил в то, что в бедах его виноваты исключительно окружающие. Со временем он даже научился находить в своих несчастьях удовлетворение. Невзгоды судьбы как бы окружали его ореолом мученика. Когда Джеймсу исполнился год, его семья перебралась из Шотландии в Глэйс-Бэй, прихватив с собой лишь скудные, самые необходимые пожитки. Родителям пришлось мучительно бороться, чтобы выжить в чужом краю. Четырнадцатилетнего мальчишку отец отправил на угольные копи. В шестнадцать Джеймс надорвал спину и ушел из шахты. Годом позже отец и мать погибли в железнодорожной катастрофе. Получалось так, что напасти Камерону посылала сама судьба. Однако были у юноши и два неоспоримых преимущества: редкая для парня красота плюс обаяние, которое усиливало ее чары, когда подсказывала интуиция. Однажды, в Сиднее, соседнем с Глэйс-Бэй поселке, Джеймс встретил симпатичную Пегги Максуэлл, приехавшую вместе с родителями на каникулы. Если говорить строго, Пегги нельзя было назвать красивой, зато у ее отца водились доллары, а Джеймс не имел за душой и гроша. Ему удалось без особых усилий очаровать девушку. Две недели спустя та, пойдя наперекор воле отца, вышла за него замуж.
– Я дам дочери приданое в пять тысяч долларов, – сообщил жениху Джордж Максуэлл. – Таким образом, ты получишь шанс стать человеком. Рекомендую вложить деньги в недвижимость, через пять лет сумма удвоится. Можешь рассчитывать на мою помощь.
Но ждать пять лет Джеймс не захотел. Ни с кем не посоветовавшись, он решил рискнуть и вместе с приятелем сделал ставку на разработку нефтяной скважины. Через два месяца дело лопнуло, деньги оказались выброшенными на ветер. Вне себя от гнева, тесть категорически отказался от своих слов.
– Ты дурак, Джеймс. Больше не жди от меня ни цента.
Брак, который представлялся Камерону избавлением от ада нищеты, привел его на край пропасти: теперь нужно было как-то содержать жену. Не имея работы.
Спас Шон Макаллистер. Банкиру едва перевалило за пятьдесят, низкорослый, с большим животом, он не вылезал из шелкового жилета, украшенного массивной золотой цепью. В Глэйс-Бэй Макаллистер появился двадцатью годами ранее и очень быстро оценил открывающиеся там перспективы. По улицам поселка расхаживали толпы угольщиков и лесорубов в поисках сносного жилья. Располагая средствами, Шон мог бы выстроить для них дома, но предпочел действовать иначе. По его расчетам выходило, что куда больше прибыли принесет сдача комнат внаем. Не прошло и двух лет, как бригада рабочих возвела в городке небольшой отель и пять пансионатов. От желающих снять угол не было отбоя.
Собственностью требовалось управлять, а найти достойного человека все не выходило: работа ему предстояла не из легких. Обязанности менеджера включали в себя поиск съемщиков, обеспечение их горячей пищей, закупку продовольствия и поддержание в комнатах хотя бы относительной чистоты. Что же касалось оклада управляющего, то мысль прослыть благотворителем Шона не соблазняла.
Расставшись с первым менеджером, который оказался настоящим сорвиголовой, Макаллистер остановил свой выбор на Джеймсе Камероне. Время от времени молодой человек заходил в банк, чтобы взять небольшую ссуду, и в конечном итоге задолжал довольно приличную сумму. Посыльным Шон вызвал должника к себе.
– Могу предложить тебе работу.
– Работу?
– Считай себя счастливчиком. Только что открылась великолепная вакансия.
– Здесь, в банке? – Идея стоять у кассы пришлась Джеймсу по вкусу. Когда имеешь дело с деньгами, к пальцам обязательно прилипнет несколько монет.
– Не совсем. У тебя, Джеймс, хорошие задатки, ты наверняка умеешь ладить с людьми. Как тебе должность управляющего моим пансионатом, что на Кейблхед-авеню?
– Ночлежным домом, сэр? – В голосе Камерона слышалось разочарование.
– Тебе нужен кров, – раздельно произнес Макаллистер. – Получишь с женой комнату и стол – даром – плюс небольшой оклад.
– Насколько небольшой?
– С тобой я буду щедрым, парень. Двадцать пять долларов в неделю.
– Двадцать...
– Как хочешь. Другие об этом мечтают.
Выбора у Камерона не было.
– Согласен.
– Вот и хорошо. По пятницам будешь собирать плату во всех пяти заведениях, а на следующий день, в субботу, деньги должны быть у меня.
Когда Джеймс поделился новостью с Пегги, та обреченно протянула:
– Но, милый, мы же ничего в этом не понимаем!
– Научимся. Распределим обязанности.
Она поверила мужу.
– Ладно. Попробуем.
Проба удалась. Супруги получили пансионат в свое распоряжение.