Неподалеку от него Ньюмен наткнулся на неподвижное тело Хэслема. Тот не двигался и не издавал ни звука. Он вытянул вперед руку, чтобы нащупать лицо Хэслема и коснулся его щеки. Хэслем по-прежнему не двигался, поэтому Ньюмен больно ущипнул его за ладонь между большим и указательным пальцами. Хэслем не подавал признаков жизни.
– Тут парень по имени Хэслем, – крикнул он. – Он без сознания.
Теперь в пещере стало так много воздуха, что уже не нужно было кричать. Брюер сказал:
– Погоди минутку. Я постараюсь достать из кармана фонарик.
Из темноты послышалось тяжелое дыхание и шорох, и, наконец, вспыхнул луч фонарика.
Ньюмен поморгал, затем повернулся к Хэслему. Он поднял руку и показал на него.
– Свети вот сюда.
Он нагнулся над Хэслемом, а Брюер с фонариком протиснулся к нему. Ньюмен нащупывал пульс на запястье Хэслема, но не смог обнаружить его, поэтому он нагнулся и приложил ухо к его груди. Подняв голову, он повернулся к лучу света.
– Похоже, этот парень мертв.
– Как это он может быть мертв? – поинтересовался Брюер.
– Дай-ка мне фонарь.
Ньюмен направил его на лицо Хэслема, принявшее серый оттенок.
– Он умер от удушья, это точно.
– У него рот забит снегом, – заметил Брюер.
– Да.
Ньюмен вернул ему фонарь и дотронулся пальцем до рта Хэслема.
– Не очень. Недостаточно, чтобы задохнуться. Слушайте, парни, вы не подвинетесь немного? Я попробую сделать искусственное дыхание.
Потеснились с большим трудом.
– Может быть, он умер от шока, – предположил кто-то.
Ньюмен вдохнул воздух в легкие Хэслема, потом нажал ему на грудь. Он повторял эту процедуру достаточно долго, но Хэслем не пошевелился. Тело его постепенно холодело. Через пятнадцать минут Ньюмен остановился.
– Бесполезно. Он умер.
Он повернул голову к Брюеру.
– Лучше пока выключить фонарик. Он у вас не вечный.
Тот послушался, и вскоре наступила тишина и молчание, все были заняты своими мыслями.
Наконец Ньюмен позвал:
– Брюер.
– Да?
– Никто не будет искать нас с щупами – во всяком случае, в этой пещере. Как ты думаешь, много ли снега снаружи?
– Трудно сказать.
– Надо посмотреть. Похоже, что нам придется спасать себя самим.
Ньюмен пошарил рядом с собой и нашел шапку Хэслема, которой он покрыл лицо умершего. Это был напрасный в темноте, но подлинно человеческий жест. Он вспомнил последние слова Хэслема: "Я тут играл еще ребенком". Это было слишком иронично, чтобы быть правдой.
Шестеро были втиснуты в эту узкую расселину скалы; Ньюмен, Брюер, Андерсон, Дженкинс, Фоулер и Кэстл.
И один погибший – Хэслем.
Нашествие детей Тури Бак выдерживал мужественно. Его дом под огромной скалой Камакамару и в начале был большим, а потом, когда все его дети выросли и разлетелись по белу свету, казался слишком просторным. Сейчас он радовался шуму и суете. Правда, он был не в восторге от стеклянного взгляда мисс Фробишер, учительницы, которая привела сюда детей. Работа школьной учительницы в изолированных общинах довольно скоро превращала женщину в брюзгу, и такой же желчной была и мисс Фробишер. Тури пришлось выслушать ее рассуждения о беспомощности городских властей, мужской тупости и тому подобных материях. Он понял, что та из себя представляет, и с тех пор сторонился ее.
Его невестка, управлявшая сейчас хозяйством, и внучка были заняты – они раскладывали подстилки и готовили спальные места для шумной непоседливой мелюзги. Это было женским делом, и Тури, зная, что никакого вмешательства они не потерпят, ретировался на задний двор – проверить, как установили аварийный генератор.
Джок Маклин, инженер, отвечающий за оборудование шахты, оказался педантом из педантов. Носком ботинка он постучал по цементной поверхности двора, где сейчас лежали снятые с шестов бельевые веревки.
– Насколько он глубок, мистер Бак?
– Меня зовут Тури, а толщина цемента – шесть дюймов. Я сам его клал.
– Хорошо. Мы просверлим четыре дырки для болтов основания и закрепим их каким-нибудь каменным грузом. Нам совсем не нужно, чтоб эта штуковина дергалась.
– Как Вы собираетесь сверлить дырки? – поинтересовался Тури. – Электричества-то нет.
Маклин ткнул пальцем себе за спину.
– Воздушный компрессор с дрелью сжатого воздуха.
Тури посмотрел вниз, на цемент, и покачал головой.
– Только не здесь. Вы можете просверлить скалу?
– С алмазным буром можно просверлить хоть стальную поверхность.
Тури показал.
– Тогда поставьте генератор вон там. Прикрепите его к скале.
Маклин уставился на старика, потом улыбнулся.
– По-моему, шесть дюймов бетона его удержат, – терпеливо разъяснил он.
– Вам случалось попадать в обвал, мистер Маклин? – участливо спросил Тури.
– Можете называть меня Джок.
Маклин покачал головой.
– У нас в Горбелс их не было – почти сорок лет, с тех пор, как помню себя ребенком. Разве что в Авьеморе.
– А мне случалось. Мне приходилось выкапывать из снега трупы.
Тури кивнул головой на север.
– Прямо вон там – двести ярдов отсюда. Прикрепите вашу машину к скале.
Маклин почесал в затылке.
– Они что, действительно так ужасны?
– Когда случается обвал, то это бывает похуже самого ужасного, что было в Вашей жизни.
– Сомневаюсь, – ответил Маклин. – Наш десант высаживали в Энзио.
– Я тоже был на войне, – сказал Тури. – Наверное, пострашнее, чем ваша. Я был на Флендерсе в 1918-м. Когда придет лавина, это будет еще страшнее.
– Что ж, есть, сэр.
Маклин посмотрел по сторонам.
– Только надо найти ровную поверхность на скале, а это не так-то просто.
Он походил вокруг, все внимательно осматривая.
– Вот здесь достаточно ровно. Это годится.
Тури подошел и встал на место, которое очертил Маклин. Он взглянул на Камакамаури и покачал головой.
– Это место не годится.
– Да почему же? – поинтересовался Маклин.
– В 1912-м у моего отца тут стояла мастерская. Она была очень надежно построена, потому что отец привык строить надежно. В ту же зиму произошел обвал и мастерскую снесло. Мы не нашли даже кирпичика.
Он показал рукой.
– Я уверен, что когда налетит ветер, а за ним снежная крупа, здесь образуется круговорот. Это место ненадежно.
– Ты предусмотрительный, – заметил Маклин. – А вон там, прямо под скалой?
– Там, – годится, – печально сказал Тури. – В 1912-м там у меня стояла клетка с кроликами. Она была не совсем прочной, потому что делал ее не мой отец, а я сам. Но с кроликами ничего не случилось.
– Черт меня побери! – воскликнул Маклин. – Так давайте пойдем посмотрим, годится ли эта площадка.
Она оказалась пригодной. Тури сказал:
– Вот здесь с генератором ничего не случится.
Он ушел, и Маклин проводил его долгим взглядом.
Прибыл грузовик, груженный коробками со всякой всячиной, в нем оказалось несколько канистр с топливом. Тури показал Лену Бакстеру и Дейву Скенлону, куда поставить канистры, затем вернулся объяснить детям постарше, как и что разгружать. Потом он вернулся на задний двор, где нашел Бакстера и Скенлона, помогавших Маклину устанавливать генератор.
Маклин проделал в скале четыре отверстия и при помощи прочных зажимов укрепил в них болты. Тури подивился скорости, с которой Маклин проделал эти отверстия; Маклин явно имел основания доверять своему буру с алмазной головкой. Теперь же он установил штатив и спускал генератор с помощью блока и троса, пока Скенлон и Бакстер следили за тем, чтобы болты вошли в отверстия фундамента.
Наконец все было готово, и Маклин крякнул с облегчением.
– Ладно, ребята, – сказал он и вынул из кармана четыре стальных гайки. – Дальше я и сам справлюсь.
Дейв Скенлон кивнул.
– Я бы вернулся. Мне надо поговорить с Морин.
Они ушли вдвоем, и Тури услышал, как завелся и уехал грузовик.
С полным подносом подошла невестка Тури.
– Не хотите ли чаю, мистер Маклин? У нас есть домашние бисквиты.
Маклин ссыпал гайки обратно в карман.
– С большим удовольствием. Спасибо, миссис... мисс... гм...
– Это Руихи, моя невестка, – представил ее Тури.
Откусив кусочек, Маклин явно оживился.
– Неплохо, – сказал он. – Такому старому вдовцу, как я, не часто выпадает случай полакомиться настоящей домашней стряпней.
Руихи улыбнулась ему и ушла, оставив поднос, а Тури и Маклин поболтали еще за чаем с бисквитами. Маклин налил себе вторую чашку и махнул рукой в сторону долины.
– Эти трупы, о которых ты говорил недавно, сколько их было?
– Семеро, – ответил Тури. – Вся семья Бейли. Там стоял их дом. Он был разрушен полностью.
Он рассказал Маклину, как помогал отцу их откапывать. Маклин покачал головой.
– Это ужасно. Во всяком случае, для двенадцатилетнего мальчишки.
Он допил чай и взглянул на часы.
– Так мы еще даже генератор не укрепили.
Он вынул из кармана гайки и взял гаечный ключ.
– Надо этим заняться.
Тури наклонил голову. Он услышал гул и на какой-то момент ему показалось, что это самолет, пролетающий над головой. Затем он услышал и сразу узнал тот жуткий низкий гул и высокий свистящий звук, который он не слышал с самого 1912-го.
Он схватил Маклина за плечо.
– Слишком поздно. Давай в дом – быстро!
Маклин стал сопротивляться.
– Какого черта! Мне надо...
Тури стал тащить его.
– Идет лавина, – заорал он.
Маклин взглянул на искаженное лицо старика и сразу поверил ему. Оба устремились к задней двери, которую, как только они оказались внутри, Тури немедленно захлопнул и закрыл на все засовы. Потом он шагнул вперед.
– Дети...
Маклинн видел, как Тури открывает и закрывает рот, но конца фразы не услышал, потому что шум сделал оглушительным.
Лавина накрыла город.
Маклину приходилось слышать огневой шквал в битве под Эль-Аламейном, который, как ему казалось, превосходил даже шум котельной в Клейде, где он работал подмастерьем. Теперь он знал, подумал он с грустной уверенностью, новую границу максимально возможного шума.
Гул был удивительно низким, всепоглощающим – он сдавил его желудок гигантской рукой. Он открыл рот, и воздух неожиданно вырвался у него из легких, а брюшная диафрагма болезненно сжалась.
На фоне главной басовой ноты звучала целая какофония свистов, пронзительно режущих слух, они накладывались друг на друга, создавая странную и жуткую гармонию. Ему показалось, что давящий на уши гул сплющивает его мозг. Старый дом дрожал до самого основания. Неожиданно исчез свет, как при солнечном затмении, и в окне он мог разглядеть только грязно серое пятно. Дом накренился под двумя резкими ударами, оконные стекла брызнули внутрь. Звука бьющегося стекла он не услышал.
Сквозь пустые рамы в комнату ворвалась снежная крупа, словно выброшенная гигантским насосом. Струя снега ударилась в стену рядом с Маклином и начала заполнять комнату, затем прекратилась также неожиданно, как и началась. Началась обратная реакция, но уже не такая сильная. Воздух высасывало из комнаты вместе со снегом.
Маклину показалось, что он стоит здесь уже целую вечность. Разумеется, он ошибался, так как лавина прошла сквозь скалу Камакамару всего за двадцать секунд. Когда все стихло, он продолжал стоять неподвижно, как статуя. С ног до головы он был покрыт снежной крупой, делавшей его похожим на привидение. В ушах звенело, и он слышал крики до того далекие, что казалось, они доносились из города.
Зашевелился Тури Бак. Он медленно поднял руки и приложил к ушам, затем покрутил головой, словно хотел удостовериться, держится ли она еще на шее.
– Обвал кончился, – сказал он.
Его голос прозвучал неестественно громко, словно завибрировав в пустотах черепа Маклина. Он повернул голову и посмотрел на него, повторив:
– Кончился.
Маклин не двигался, поэтому Тури мягко взял его за руку. Дрожь пробежала по телу Маклина, и он взглянул на Тури, Его глаза испуганно блуждали по сторонам. Тури сказал:
– Все кончилось, Джок.
Маклин видел, как шевелятся губы Тури и едва слышал его голос, доносившийся словно издалека, почти тонувший в постоянном шуме. В ушах у него звенело. Он чуть нахмурился, и глубокие морщины появились на его покрытом снегом лице, выделив желобки от крыльев носа к уголкам рта. Он судорожно глотнул, и слух стал возвращаться к нему. Крики, которые он слышал, стали громче, раздаваясь у него в ушах почти как шум обвала.
Кричали находившиеся в доме дети.
– Дети, – сказал Тури. – Надо посмотреть, что с детьми.
– Да, – сказал Маклин. Его голос охрип. Он взглянул на свои руки и увидел, что все еще держит четыре стальных гайки в левой руке и ключ – в правой. Он глубоко вздохнул и снова посмотрел на Тури. – У тебя кровь идет, – сказал он.
Порез на щеке Тури от пролетевшего стеклянного осколка был единственной раной, от которой пострадали обитатели дома. Конечно, не говоря о психических травмах.
Остальным домам долины не так повезло.
Мэтт Хьютон был уверен, что уж ему-то не приходилось бояться никаких лавин с западного склона. Его дом стоял на другой стороне реки, вверх по восточному склону, как бы возвышаясь над долиной. Ее панорама, обозреваемая с парадного входа, была предметом особой гордости Мэтта Хьютона – летом он очень любил сидеть на крылечке и попивать пиво погожими вечерами. Тщеславие было ему не чуждо, и с тех пор, как его избрали мэром Хукахоронуи, он считал, что обозревает свои владения. К тому же, по его мнению, эта панорама увеличивала стоимость его дома по крайней мере на две тысячи долларов.
Случилось так, что в то воскресное утро он не сидел на своем крыльце. Во-первых, было слишком холодно, а во-вторых, крыльцо было завалено упакованными в спешке чемоданами, принадлежащими его неожиданным гостям. Его жена, Мэми, приготовляла на кухне груды бутербродов и галлоны чая, а сам он играл роль добродушного хозяина.
– Так мило с Вашей стороны принять нас, – сказала миссис Джарвис мелодичным голосом.
Она была самой старой в Хукахоронуи. Ей было восемьдесят два.
– Не стоит благодарности. – Хьютон весело рассмеялся. – Я делаю это только, чтобы получить Ваш голос на следующих выборах.
Она неуверенно посмотрела на него и спросила:
– Вам кажется, мы здесь в безопасности?
– Конечно, в безопасности, – заверил он ее. – Этот дом стоит здесь очень давно – второй старейший дом в долине. До сих пор обвалы его не трогали, поэтому надеюсь, что и сейчас бог милует.
Сэм Критчелл, сидя в большом инвалидном кресле, сказал:
– Никогда не угадаешь. Обвалы совершенно непредсказуемы.
– Что ты знаешь об обвалах, Сэм? – саркастично спросил Хьютон.
Критчелл продолжал безмятежно набивать трубку коротенькими, похожими на сосиски пальцами.
– Да видел я их.
– Где?
– В конце войны мне пришлось побывать в горах около Триеста. Той зимой случилось много обвалов. Для спасательных работ вызывали солдат.
Он чиркнул спичкой.
– Повидал достаточно, чтобы знать, какие неожиданные штуки они могут выкидывать.
– Так если бы я не считал этот дом безопасным, разве я бы жил здесь? – задал риторический вопрос Хьютон.
Критчелл выпустил долгую струю дыма.
– И я бы не жил. Я только хочу сказать, что обвалы полны неожиданностей.
К Хьютону подошла высокая, худая женщина, и он воспользовался возможностью избежать ненужного спора.
– Ну как ваши дела, миссис Фоусетт? – приветливо спросил он.
В руках у нее была папка. Миссис Фоусетт была одной из самых энергичных в общине. Ее неутомимая энергия направлялась на театральный кружок, которым она жестко руководила, и "спор-клуб". Ее сын, Бобби, был начальником команды скаутов. Она была прирожденным организатором, личностью необычайно деловой, у Хьютона всегда возникало неприятное чувство, что она рассматривает его с осуждением. Она сверилась с каким-то списком из папки и сказала:
– Все здесь, кроме Джека Бакстера.
– Сколько всего?
– Двадцать пять вместе с Джеком. С вашей семьей нас здесь будет двадцать девять.
Хьютон хмыкнул.
– Будем надеяться, что еды хватит.
Она посмотрела на него, как на слабоумного.
– У стариков незавидный аппетит, – едко заметила она. – Интересно, почему задерживается Джек?
– Кто привезет его?
– Джим Хэтерлей.
Она слегка наклонила голову и взглянула наверх.
– Опять этот самолет.
– Неужели этот идиот-летчик не знает, что любой звук может вызвать обвал? – раздражительно спросил Хьютон.
Он вышел из комнаты, пройдя через гостиную на крыльцо, где принялся рассматривать небо. Ничего не было видно.
Он уже собирался войти обратно в дом, когда подбежал задыхающийся Джим Хэтерли.
– У меня беда, мистер Хьютон. Джек Бакстер поскользнулся, когда выходил из машины. Я уверен, что он сломал ногу.
– О, черт! – воскликнул Хьютон. – Где он?
– Лежит около машины тут, за углом.
– Лучше позвонить врачу; телефон там, у входа. Я пойду посмотрю, что с ним.
Хьютон замолк, покусывая губы. Он недолюбливал миссис Фоусетт, но та, наверняка, знала, как быть с переломом.
– И попроси миссис Фоусетт подойти сюда.
– Хорошо.
Хэтерлей зашел в дом и стал разыскивать миссис Фоусетт. Ее он не увидел, зато заметил телефон и решил сначала позвонить. Он снял трубку и услышал голос Морин Скэнлон на коммутаторе.
– Какой номер Вам нужен?
Хэтерлей сказал:
– Морин, говорит Джим Хэтерлей из дома Мэтта Хьютона. Тут старый Бакстер упал неудачно и, похоже, сломал ногу. Ты не могла бы найти сейчас доктора Скотта?
Спустя несколько секунд она ответила:
– Попробую.
Раздался щелчок, и линия отключилась.
Хэтерлей в нетерпении постукивал по телефонному столику, пока ждал, когда его соединят. Он обернулся и увидел входившую в гостиную миссис Фоусетт. Он помахал ей и быстро объяснил, что случилось с Бакстером.
– Ох, бедняга, – сказала она. – Я сейчас иду.
Она повернулась, сделала два шага в направлении двери и умерла.
Когда лавина достигла дна долины, плотное облако снежной крупы и воздуха снизило скорость, но остановилось не сразу. Его энергия должна была рассеяться трением о землю и окружающий воздух, и оно продолжало быстро катиться через долину.
И только достигнув другого склона, его движение стало замедляться. Теперь, когда оно поднималось по восточному склону, сила тяжести постепенно заставила его остановиться в ста ярдах от дома Хьютона и приблизительно в ста футах под ним по вертикали. Сама снежная лавина больше не угрожала дому Мэтта Хьютона.