Бэллард помог ему установить прибор, хотя подозревал, что Макгилл прекрасно бы справился с работой и без него. Прибор состоял из небольшого груза, скользящего вниз по узкому стержню на определенное расстояние и ударявшего по концу алюминиевой трубки, загоняя ее таким образом в снег. Каждый раз, когда груз скользил вниз, Макгилл определял глубину проникновения и делал отметку в тетради.
Они простукивали снег с помощью груза, удлинняя трубку, и наконец достигли дна на расстоянии 158 сантиметров – около пяти футов.
– Там где-то посередине – очень твердый слой, – сказал Макгилл, вынимая из рюкзака электрический штепсель. Один конец он присоединил к верхней части трубки, другой – к коробке с циферблатом. – Запиши температурные показания; всего будет 15 отметок.
Бэллард сделал последнюю отметку и спросил:
– И как мы это вытащим?
– У нас есть штатив, миниатюрный блок и другое снаряжение.
Макгилл усмехнулся.
– По-моему, они содрали эту систему с нефтяной вышки.
Он установил штатив и начал вытаскивать трубки. Он осторожно отсоединил первую секцию, достал нож и стал нарезать кусочками лед в трубке. Макгилл положил трубки со снеговой начинкой обратно в рюкзак.
– Дома мы их исследуем.
Бэллард присел на корточки и оглядел долину.
– А что теперь?
– Теперь повторим процедуру еще, и еще, и еще раз по диагонали вдоль склона. Я бы хотел сделать больше, но это – все трубки, которые у меня есть.
Они только что закончили четвертую пробу, изрядно подустав, когда Макгилл посмотрел на вершину склона.
– У нас есть компаньоны.
Бэллард, повернув голову, увидел трех лыжников, спускавшихся траверсами по направлению к ним. Первый из них двигался быстро, и вскоре притормозил рядом классным поворотом упором, засыпав их снегом. Когда он поднял темно-синие защитные очки, Бэллард узнал Чарли Петерсена.
Петерсен смотрел на Бэлларда с некоторым удивлением.
– Ах, это ты! Эрик говорил мне, что ты вернулся, но я пока тебя не видел.
– Привет, Чарли.
Тем временем подъехали два других лыжника и затормозили более спокойно – это были двое американцев, Миллер и Ньюмен. Чарли спросил:
– Как вы сюда попали?
Бэллард и Макгилл переглянулись, и Бэллард, не говоря ни слова, показал на лыжи. Чарли фыркнул.
– Помнится, ты боялся упасть с биллиардного стола.
Он взглянул с интересом на разобранный пенетрометр.
– Что вы делаете?
Макгилл ответил:
– Смотрим на снег.
Чарли протянул лыжную палку.
– Это что за штука?
– Прибор для определения сопротивления снега.
Чарли насмешливо посмотрел на Бэлларда.
– С каких пор ты начал интересоваться снегом? Твоя мамочка вряд ли подпустила бы тебя к этому занятию, боялась бы, что простудишься.
Бэллард миролюбиво ответил:
– С тех пор я стал многим интересоваться, Чарли.
Тот громко расхохотался.
– Да? Держу пари, девочки от тебя без ума.
Ньюмен резко сказал:
– Пойдем.
– Нет, погоди минутку, – сказал Чарли. – Мне интересно. Так что вы делаете с этой штуковиной?
Макгилл выпрямился.
– Я проверяю давление снега на этот склон.
– Этот склон в порядке.
– Разве раньше у вас было столько снега?
– Зимой всегда есть снег.
– Но не в таком количестве.
Чарли посмотрел на Миллера и Ньюмена и подмигнул им.
– Снег радует лыжников...
Он потер подбородок.
– Только зачем его измерять?
Макгилл нагнулся, чтобы завязать ремень.
– Есть причина.
Чарли Петерсен перестал ухмыляться.
– Какая причина? – спросил он серьезно.
– Мало ли, – терпеливо ответил Макгилл.
– Забавно! – сказал Чарли. – Очень забавно! Сколько вы здесь намереваетесь пробыть?
– Сколько понадобится.
– А точнее?
Бэллард шагнул вперед.
– Это пока все, что мы можем тебе сказать, Чарли.
Чарли добродушно ухмыльнулся.
– А ты стал чертовски колючим. Раньше ты не был таким дерзким.
Бэллард улыбнулся.
– Может быть, я изменился, Чарли.
– Я не думаю, – сказал тот. – Такие, как ты, не меняются.
– Не скажи.
Ньюмен сказал:
– Прекрати, Чарли. Я не знаю, что ты имеешь против этого парня, да мне наплевать. Я знаю только, что он помог нам вчера. В любом случае, здесь не место для выяснения отношений.
– Я тоже так считаю, – согласился Бэллард.
Чарли повернулся к Ньюмену.
– Слышал? Он не изменился.
Он развернулся и показал вниз, на склон.
– Хорошо. Мы спустимся на треверсах, для начала. На этом склоне удобно осваивать повороты упором.
Миллер подтвердил:
– Он смотрится неплохо.
– Подожди минутку, – резко сказал Макгилл. – Я бы не стал этого делать.
Чарли повернул голову.
– Но почему?
– Это может быть опасно.
– Переходить улицу тоже опасно, – презрительно сказал он. И кивнул Миллеру: – Пойдем.
Миллер надел защитные очки.
– Пошли.
– Подожди, – сказал Ньюмен. Он посмотрел на пенетрометр. – Может, этот парень нашел здесь что-то.
– И черт с ним, – ответил Чарли и взял старт.
Миллер молча последовал за ним. Ньюмен посмотрел на Бэлларда, потом выразительно пожал плечами и поехал вдогонку за обоими.
Макгилл и Бэллард смотрели, как они спускались. Впереди Чарли, который выпендривался как мог, Миллер, чувствовавший себя довольно неуверенно, и Ньюмен – аккуратный и точный в движениях. Они наблюдали, пока те не спустились до самой долины.
Все было в порядке.
– Что за выскочка? – спросил Макгилл.
– Чарли Петерсен. Он сейчас работает лыжным инструктором.
– Похоже, он тебя знает. – Макгилл посмотрел по сторонам. – И твою семью.
– Да, – безучастно произнес Бэллард.
– Я все время забываю, что ты здесь вырос. Бэллард потер щеку.
– Ты мне должен помочь. Я хочу найти кого-нибудь в долине, кто жил здесь долгое время, чья семья долго жила здесь. Мне нужна информация.
Бэллард задумался на мгновение, потом улыбнулся и показал лыжной палкой.
– Видишь скалу там, внизу? Это Камакамару, и в доме с другой ее стороны живет человек по имени Тури Бак. Мне следовало бы повидаться с ним раньше, но я был чертовски занят.
Макгилл повесил свой рюкзак на столб перед домом Тури Бака.
– Лучше не брать это с собой. Лед будет таять.
Бэллард постучал в дверь, которую открыла девочка лет четырнадцати, маори с доброй улыбкой.
– Я к Тури Баку.
– Подождите минутку, – сказала она, затем исчезла, и он услышал в глубине дома ее голос:
– Дедушка, там к тебе кто-то пришел.
Вскоре появился Тури. Бэллард почти не узнал его: волосы Тури стали пепельно-седыми, а лицо избороздили морщины, словно холм в засушливую погоду. Его карие глаза смотрели не мигая, когда он спросил:
– Чем могу служить?
– Ничего серьезного, Тури, – сказал Бэллард. – Разве ты меня не помнишь?
Тури шагнул вперед, выйдя из дверей на свет. Он нахмурился и сказал неуверенно:
– Я не... мое зрение сейчас не такое, как... Йен?
– Не так уж плохо у тебя со зрением, – сказал Бэллард.
– Йен! – в восторге воскликнул Тури. – Я слышал, что ты вернулся, мог зайти ко мне раньше. Я думал, ты забыл меня.
– Работа, Тури, работа прежде всего – ты меня учил этому. Это мой друг, Майк Макгилл.
Тури просто сиял от радости.
– Что ж, входите, входите.
Он повел их в дом, в комнату, которая была знакома Бэлларду.
Над огромным камином из грубого камня висела голова оленя-вапити с ветвистыми рогами, и под ней весело потрескивали поленья. На стенах были развешаны резные деревянные гравюры, инкрустированные раковинами пайя, которые радужно переливались. Нефритовый мере – военный топор маори – также все еще красовался там, вместе с тростью уакапапа, предметом гордости Тури, его самой ценной реликвией, украшенной изящной резьбой. Это был трофей предков.
Бэллард огляделся.
– Ничего не изменилось.
– Пожалуй, – согласился Тури.
Бэллард кивнул на окно.
– А в долине все по-другому, я сперва ее не узнал.
Тури вздохнул.
– Да, там все не так, как раньше. Но ты-то где был, Йен?
– Где я только не был. Поездил по всему миру.
– Садись, – сказал Тури. – Рассказывай.
– Сперва ты расскажи о себе. Эта очаровательная юная леди назвала тебя дедушкой?
– У меня пятеро внуков, – Тури расправил плечи. – Все мои сыновья уже женаты. Обе мои дочери – уже матери.
– Таухаки, – сказал Бэллард. – Как там Таухаки? – Он был другом детства Йена, да и позднее, когда он вырос, они продолжали дружить.
– У него все в порядке, – ответил Тури. – Он учился в университете Отаго и получил ученую степень.
– В какой области?
Тури засмеялся.
– В экономике. Представь себе маори, который разбирается в экономике. Он служит в Министерстве финансов в Окленде. Я не так часто с ним вижусь.
– Скажешь мне его адрес. Я навещу его, когда буду в следующий раз в Окленде.
Бэллард заметил, что Тури с интересом рассматривает Макгилла.
– Это Майк, он очень интересуется снегом. Он настолько им интересуется, что собирается в Антарктику.
Печальная улыбка появилась на лице Тури.
– Тогда здесь для тебя кое-что найдется, Майк. У нас много снега; таких снегопадов я не припомню с 1943 года.
– Я так и предполагал.
Бэллард подошел к окну. На другой стороне долины ветви кедров тяжело поникли под тяжестью снега. Он обернулся и спросил:
– Что случилось с деревьями на западном склоне, Тури?
– Над шахтой?
– Да, – подтвердил Бэллард. – На том склоне, где деревьев не осталось.
Макгилл насторожился.
– Так этот склон был покрыт лесом?
Тури кивнул, затем пожал плечами.
– Когда они строили шахту, понадобились материалы для стройки. Из кахикатейи выходит неплохое оборудование для шахт.
Он взглянул вверх.
– Этим участком владеют Петерсены; они хорошо на нем заработали.
– Не сомневаюсь, – сказал Бэллард.
– Лучше бы твоя мать не продавала им эту землю.
Тури стиснул руки.
– Потом они выкорчевали все пни и решили использовать землю для заготовки сена. Там, в речных низинах они пасут скот; херфордширских быков – на мясо и несколько молочных коров. Это ведь становится сейчас выгодным делом, когда город растет.
Бэллард сказал:
– Разве никто не сообразил, что может случиться, когда выпадет снег.
– Да, конечно, – ответил Тури. – Я подумал об этом.
– И ничего не сказал? Не возражал, когда они начали строить здания для шахты? Когда они выстроили поселок для рабочих?
– Я возражал. Я протестовал как мог. Но Петерсенам наплевать. Кто станет слушать старика?
Его губы скривились.
– Особенно с коричневой кожей.
Бэллард фыркнул и посмотрел на Макгилла, который медленно произнес:
– Тупые подонки! Тупые, жадные подонки!
Он осмотрел комнату и его взгляд остановился на Тури.
– Когда Вы приехали в долину, мистер Бак?
– Меня зовут Тури, и я здесь родился.
Он улыбнулся.
– В 1900-м, в первый день Нового года. Я – ровесник века.
– Кто построил этот дом?
– Мой отец построил его примерно в 1880-х, так вроде. Он был построен на месте дома моего деда.
– А тот когда построили?
Тури пожал плечами.
– Я не знаю. Мой народ живет здесь давно.
Макгилл кивнул.
– Ваш отец объяснял когда-нибудь, почему он строил на том же месте? Под этой большой скалой?
Тури ответил уклончиво:
– Он говорил, что каждый, кто строит в Хукахоронуи, должен принять меры предосторожности.
– Он знал, что говорил.
Макгилл повернулся к Бэлларду.
– Я хотел бы как можно скорее проверить тут пробы снега. И мне хотелось бы еще раз поговорить с Вами, Тури, если можно?
– Вы оба должны зайти еще раз. Приходите поужинать и поиграть с моими двумя внучатами.
Пока Тури провожал их до дверей. Бэллард сказал:
– Тебе не слишком по душе эта шахта, не правда ли, Тури?
– Слишком много перемен, – сказал он, и сделал кислую мину. – Теперь у нас есть супермаркет.
– Ты знаешь, я теперь во главе шахты – и мне она тоже не очень-то нравится. Но, похоже, по другим причинам. Тури, будут еще перемены, но они тебе, я думаю, понравятся.
Тури похлопал его по плечу.
– Хи тамарики коу? Ты теперь мужчина, Йен; настоящий мужчина.
– Да, – сказал Бэллард. – Я вырос. Спасибо, Тури.
Тури смотрел, как они надевали лыжи, и, когда они двинулись по склону, удаляясь от дома, помахал рукой и крикнул:
– Хэре ра!
Бэллард посмотрел через плечо назад.
– Хэре ра!
Они поехали назад к шахте.
Послеполуденное солнце прибивалось сквозь окна зала, отражая разноцветные лучи от витражей. Пятна света лежали на столах; графин с водой перед Бэллардом казался красным.
Дэн Эдвардс чуть ослабил галстук, мечтая о холодном пиве.
– Скоро они сделают перерыв, – сказал он Дэлвуду. – Лучше бы старине Гаррисону поторапливаться. Весь этот треп о снеге совсем не охлаждает.
Гаррисон налил себе в стакан воды и сделал глоток. Поставив стакан, он произнес:
– Значит, Вы взяли пробы снежного покрова на западном склоне в присутствии мистера Бэлларда. Что же Вы обнаружили?
Макгилл расстегнул кожаную сумку и вытащил стопку бумаг.
– Я написал подробный доклад о событиях, произошедших в Хукахоронуи – с технической точки зрения, разумеется. Я предоставляю этот доклад комиссии.
Он вручил доклад Риду, который передал его Гаррисону.
– Часть первая содержит результаты первых проб снежного профиля, которые были представлены руководству шахты, а затем – муниципальным властям Хукахоронуи.
Гаррисон бегло пролистал страницы, нахмурился и передал их профессору Роландсону. Они недолго, шепотом совещались, потом Гаррисон произнес:
– Все это прекрасно, доктор Макгилл; но ваш доклад представляется узкоспециальным и содержит математические формулы, недоступные пониманию большинства сидящих здесь. Поскольку это открытое слушание дела, не могли бы Вы сообщить результаты Ваших исследований на языке, который понимали бы другие кроме Вас и профессора Роландсона?
– Разумеется, – сказал Макгилл. – Конечно, я так и рассказывал жителям Хукахоронуи.
– Пожалуйста, приступайте. Учтите, что вам могут задавать вопросы, в частности, профессор Роландсон.
Макгилл сложил руки перед собой.
– Снег – не только вещество, но и процесс, который находится в непрерывном движении. Снежинка, падая на землю, становится частью всего снежного покрова. Это шестигранный кристалл, не очень устойчивый, и с него начинается процесс сублимации – нечто вроде выпаривания. Постепенно кристалл превращается в маленькое круглое ядрышко. Это называется деструктивным метаморфизмом и приводит к высокой плотности, поскольку весь воздух как бы "выдавливается" наружу. В то же время, из-за процесса испарения, в снежной массе почти не остается воды и, благодаря низкой температуре, отдельные ядрышки скапливаются вместе.
– Это не очень прочное образование, не правда ли? – спросил Роландсон.
– Не прочное, если сравнивать с другими веществами.
Роландсон кивнул, и Макгилл продолжил.
– Следует принять во внимание температуру снежного покрова. Она непостоянна – нижняя часть теплее верхней и образует таким образом температурную кривую на графике. Если Вы посмотрите на график номер один, то увидите температурную кривую первых пяти проб.
Роландсон пролистал страницы.
– Если она отклоняется, то ненамного – не больше, чем на два градуса.
– Достаточно для следующего этапа этого процесса. В снежном покрове все еще достаточно воздуха – относительно теплый воздух начинает подниматься со дна, вызывая одновременное испарение воды. Она оседает на более холодных ядрышках сверху. Так развивается строительный процесс, называемый конструктивным метаморфизмом, и начинает формироваться новый кристалл – кристалл в форме чашки.
– Не могли бы Вы описать этот кристалл, доктор Макгилл?
– Он имеет форму конуса с углублением в тупой части – как чашка.
– И каких же размеров этот "чашечный" кристалл?
– Хорошо развитый кристалл может достигать половины дюйма в длину, но обычно большинство из них – не больше четверти дюйма.
Макгилл остановился и, поскольку Роландсон ничего не сказал, добавил: – График номер два дает показания пенетрометра, то есть сопротивление снега различным давлениям.
Роландсон внимательно рассматривал схему.
– Это сопротивление измеряется в тоннах на квадратный фут?
– Да, сэр.
– Но график прерывается на середине на всех пяти пробах.
– Да, сэр, это слой инея на поверхности. Гаррисон вмешался:
– Если он не на поверхности, как Вы можете говорить, что это иней на поверхности?
– Он был на поверхности. Когда снежная поверхность холоднее, чем воздух над ней, тогда процесс испарения воды проходит интенсивнее – что-то вроде конденсации наверху бокала с холодным пивом.
В ложе прессы Дэн Эдвардс тяжело вздохнул и облизнул губы.
– В этом случае следует представить, что это происходило ясной безоблачной ночью, когда была возможна значительная радиация. Тогда иней, или наледь, будут образовываться на поверхности, создавая широкие пластинки тонкого льда.
Снова Гаррисон попытался возразить.
– Но этот разрыв в графике, как его назвал профессор Роландсон, отражает то, что было не на поверхности.
– Да, – согласился Макгилл. – Обычно он исчезает под утренним солнцем. В этом случае я могу выдвинуть гипотезу, что тучи собрались перед самым рассветом и снова начался очень сильный снегопад. Он накрыл и тем самым сохранил слой наледи.
– И что дальше? – поинтересовался Роландсон.
– А дальше могло произойти несколько вещей. Этот слой достаточно тверд, как Вы можете судить по показаниям пенетрометра. К тому же он достаточно гладкий и мог образовать скользящую поверхность для снега, что находится над ним.
Макгилл вытянул второй палец.
– Во-вторых, слой наледи образован из спаянных вместе широких пластинок льда, то есть он относительно воздухонепроницаем. Это значит, что наиболее вероятное место для формирования "чашечных" кристаллов будет как раз под слоем наледи.
– Вы все подчеркиваете роль "чашечных" кристаллов. Чем именно они опасны?
– Они опасны своей круглой формой, а также тем, что связь между одним кристаллом и другим очень непрочна.
Макгилл почесал затылок.
– В качестве очень глубокой аналогии могу привести пример. Ходить по полу, устланному катающимися биллиардными шарами, человеку было бы очень трудно. Это именно такая нестабильность.
– Есть ли свидетельства о возникновении таких кристаллов?