* * *
"Скорбящий" имел еще больший успех, чем "Наемники". Кассовые сборы составили двести миллионов. Газеты и журналы в один голос писали, что следующему фильму суждено стать шедевром.
Следующий фильм по счету будет третьим, а для Дикона "три" - несчастливое число.
В студии закончилась пресс-конференция, и я шел к своему новому "Феррари", когда меня окликнули. Какой-то длинноволосый бородач в яркой мексиканской шали. Надеюсь, под шалью джинсы имеются...
Это был Дональд Портер, друг Дикона, которому пришлось дублировать его в "Праве по рождению". Ему уже хорошо за сорок, но душой и телом он предан поколению хиппи: экстравагантная одежда, наркотики, секс. Некоторое время назад он пытался открыть свою собственную студию в Санта-Фе, но первый же фильм с треском провалился. На некоторое время исчезнув из поля зрения, сейчас Портер снова начал сниматься. Ну и костюмчик у него! Интересно, куда смотрит охрана? Черт, наверняка будет просить работу!
- Эй, Дэвид, я тебя искал! - начал Портер.
Из-под шали торчат волосатые ноги. Так я и знал: никаких джинсов!
- Необычно, правда? - явно довольный моим шокированным видом, проговорил он. - А я тут в сериале снимаюсь!
- Да, я слышал, по книге Тома Вулфа. Только не говори, что играешь Кена Кизи!
- Нет, для Кизи я староват. Я Ник Кассиди. В сегодняшней серии Кассиди поругался с Керуаком и вместе с Кизи едет куда-то в автобусе. Знаешь, наш режиссер чистой воды идиот: Кассиди никогда так не одевался, он подражал Дикону. Или, может, это Дикон ему подражал?
- Что ж, похоже, ты снова в деле. Очень за тебя рад. - Я повернулся к машине.
- Подожди секунду! Я ведь не об этом хотел поговорить, а об Уэсе Крейне. Чувствуешь, к чему я веду?
- Нет.
- Да ладно тебе! Он же копия Дикона. Черт подери, я ведь его дублировал и знал как никто другой. Джеймс был моим другом! А у этого мальчишки голос больше похож на диконовский, чем мой!
- И что?
- А то, что это невозможно!
- Невозможно, что Крейн талантливее тебя?
- Грубо, старик, это удар ниже пояса! Не думай, я не под кайфом. Завязал, только изредка травкой балуюсь. Нашел хобби поинтереснее, - в карих глазах заплясали огоньки, - гороскопы, астрология, звезды. Очень полезно для актера, не правда ли? Звезды никогда не лгут.
- Рад, что тебе нравится!
- Нравится? Не то слово, я с ума по ним схожу. Ты послушай: у меня предчувствие, какие-то вибрации ощущаю. Так вот, решив все проверить, я узнал адрес этого парнишки, но поехать так и не решился. Думаешь, почему? - Не дав мне на ответ и секунды, Дональд продолжал: - Потому что адрес до боли знакомый! Я сто раз там бывал... В гостях у Дикона!
Страх ледяными щупальцами сжал мое сердце.
- Зачем менять тему? Ты вроде об астрологии говорил!
- Знаешь, когда родился Крейн?
- Да, а что?
- В день смерти Дикона!
Сердце пустилось бешеным галопом.
- И?..
- Ты идиот или прикидываешься? Звезды не лгут, да ты и сам должен чувствовать дыхание рока. Крейн - твое золотое дно, но "малина" скоро кончится. Четыре месяца осталось!
Шок превратил меня в соляной столб.
- Приближается день рождения Крейна. Годовщина гибели Дикона.
* * *
Впоследствии я обнаружил и другие параллели. Уэсу исполнялось двадцать три - столько же было Дикону на момент смерти. А еще мы завершали третий фильм. Съемки находились примерно на том же этапе, что и "Право по рождению".
Новый фильм назывался "Ярость" и рассказывал о судьбе молодого человека из неблагополучного района. Окончив университет, парень становится учителем и возвращается на родную улицу, к радости его старых дружков. Они терроризируют бывшего приятеля с женой до тех пор, пока молодой учитель не убивает главаря банды, вернувшись таким образом к жизни, от которой столько лет бежал.
По совету Крейна главный герой должен был пересесть с солидного "БМВ" на старый мотоцикл. Идея отличная, хотя и чреватая огромными затратами, учитывая страсть Уэса к скоростям. А еще он отказался от дублеров, заявив, что выполнит все трюки сам.
Я пытался его отговорить... Безуспешно. Крейна словно подменили: он начал опаздывать, выпивать, устраивать разные выходки. Однажды подложил в костюмерную шутиху. Пришлось вызывать пожарных, а несколько человек, отравившись угарным газом, попали в больницу.
Уэса, похоже, не интересовали ни фильм, ни жизнь вообще. Отождествив себя с Диконом, он подошел к опасной черте.
Так же, как и его идол на съемках последней картины, Крейн казался потерянным. Сильно похудев, он стал походить на собственную тень. Отснятый материал не выдерживал никакой критики.
- Зрителям придется приплачивать, чтобы заманить на это дерьмо! - расстроенно восклицал Уолт.
- Нужно несколько сместить акцент: будем снимать не Уэса, а то, как его воспринимают другие, - с тяжелым сердцем отвечал я.
- Где-то я это уже слышала, - негромко проговорила сидящая рядом Джилл.
Она совершенно права: я превратился в режиссера, которого сам критиковал на съемках "Нарушенного обещания".
- Ты что, не можешь привести его в чувство? - изумился Уолт.
- Ну, это не так-то просто. В последнее время он немного не в себе.
- А если дело в тебе и другой режиссер сможет призвать его к порядку? Черт возьми, проект-то не из дешевых, как-никак сорок миллионов!
От гнева кровь так и забурлила: пусть заберет свои сорок миллионов и засунет их...
Нет, нужно держаться, если мои подозрения оправдаются, то терять нечего!
- Расслабься Уолт! Дай мне неделю. Если к тому времени ситуация не изменится, я с легким сердцем сложу с себя полномочия.
- Ловлю на слове. Ты сказал "неделя", время пошло.
* * *
Следующим утром я поджидал Уэса в трейлере. Он, как всегда, опаздывал.
Так, мальчик явно не в форме: руки трясутся, глаза красные.
- Эй, да это же наш учитель! Нет, - он затряс головой, - учитель - это я... Как называется отстой, который мы снимаем?
- Уэс, нам нужно поговорить!
- Без проблем, дружище! Только хлебну пивка, ладно? - Захлопнув дверцу, он бросился к маленькому холодильнику.
- Слушай, постарайся вникнуть: дело важное!
- Без проблем! - Не удосужившись закрыть холодильник, Уэс прильнул губами к банке. - Только сначала обещай, что выполнишь просьбу.
- Смотря какую.
- Знаешь, я ведь и спрашивать не обязан. Сделал бы, как мне надо, и точка! Просто стараюсь быть вежливым!
- Что случилось?
- В понедельник у меня день рождения, хочу взять выходной и поехать в Сонору на Кубок штата по мотоспорту.
- У нас ведь уговор.
Уэс криво ухмыльнулся. С подбородка капало пиво.
- Разве мы не команда? Я сценарист и режиссер, ты исполнитель главной роли.
- Я что, не выполняю свои обязательства?
- Уолт дал мне неделю: либо ты берешь себя в руки, либо они приглашают другого режиссера.
- Пойду и поставлю условие: если тебя выгонят, я не останусь!
- Все не так просто, Уэс. Боюсь, сейчас тебя не послушают, продюсеры тобой недовольны. Кстати, помнишь, почему ты хотел со мной работать?
Вместо ответа тупой, непонимающий взгляд.
- Тебе нужен был друг, который подскажет, если что не так. Так вот, Уэс, сейчас все не так, ты ведешь себя неправильно.
Допив пиво, Крейн наступил на банку. Раздался оглушительный треск. Чувственные губы изогнулись в презрительной усмешке.
- Веду себя неправильно, потому что хочу взять выходной в свой день рождения?
- Потому что слишком вжился в роль. Уэс, ты не Джеймс Дикон и разбиваться в понедельник на мотоцикле совершенно не обязан.
На мгновение Крейн словно протрезвел.
- Ты что, в гадалки переквалифицировался? - надменно спросил он.
- Нет, в психоаналитики! Ты подсознательно стремишься к полному сходству с Джеймсом Диконом. Все зашло слишком далеко, остановись, пока не поздно!
- Я с самого начал говорил, что не хочу быть марионеткой, а плясать под дудку какого-то мертвеца - тем более.
- Так докажи это! В понедельник держись подальше от мотоциклов, машин, даже к картам не приближайся! Приходи на студию трезвым и вовремя, выкладывайся на все сто. Вечером поедем к нам и тихо отметим твой день рождения. Джилл приготовит чили, сандвичи, если хочешь, даже торт испечет! Салют устроим! Во вторник ты покончишь с Джеймсом Диконом и...
- И что?
- Достигнешь высот, которые ему и не снились.
В голубых глазах ясно читалось сомнение.
- Есть и другой вариант: в понедельник ты разбиваешься и губишь не только себя, но и меня... Мы команда, Уэс, мы зависим друг от друга, как сиамские близнецы. Не подведи меня!
Закрыв лицо руками, Крейн безвольно опустился на колени. Его била мелкая дрожь.
* * *
Понедельник был похож на ужасный кошмар: Уэс не поехал в Сонору, с мрачным видом съел приготовленный Джилл ужин и, даже не взглянув на торт, закрылся в комнате для гостей.
Итак, он не погиб. Зато во вторник совершенно не мог играть: не помнил слов, мимика и жесты деревянные, голос то и дело срывался. Не талантливый молодой актер, а безвольная марионетка, Пиноккио.
В среду было еще хуже.
Но в свой день рождения, совпавший с годовщиной смерти Дикона, Уэс пришел трезвым, вел себя примерно и играл просто божественно. Никогда ничего подобного не видел. Трудно поверить, что человек способен так перевоплотиться. С удовольствием просматриваю отснятое за тот день и не устаю восхищаться.
Уолт пришел в такой восторг, что с легким сердцем разрешил мне закончить "Ярость". Правда, он никогда не узнает, что финальную сцену я смонтировал. Отснятого материала оказалось более чем достаточно, плюс голос Дональда Портера, которому пришлось как следует заплатить за молчание.
- Говорил я тебе, звезды не лгут! - восклицал Дональд.
Я не верил ему, пока не отнес четыре кассеты специалисту по звуковой аранжировке. Совсем молодой парень в толстых очках пропускает голоса через компьютер и выстраивает диаграммы и графики.
- Вас разыграли. - Аранжировщик разложил на столе графики. - Либо вы надо мной издеваетесь.
Голова закружилась, и я схватился за стол, чтобы не упасть.
- В чем дело?
- Если считать за эталон голос Дикона в "Блудном сыне", то голос на второй кассете очень к нему близок, а на третьей не имеет ничего общего.
- А где же юмор?
- На четвертой кассете. Голос идентичен эталону, значит, он им и является.
На первую кассету записан "Блудный сын" с Джеймсом Диконом, на вторую - дубляж Дональда Портера, на третью - сцена из "Ярости", записанная в среду, когда Уэс совершенно расклеился и для съемок больше не годился.
Ну а на четвертой? На четвертой - проба Уэса, сцена из "Блудного сына", которую он так бесподобно скопировал.
* * *
Крейн пропал. Конечно, с такой игрой звездой уже не стать. Что там говорить, его и в эпизоды не возьмут. Я время от времени ему звонил, но никто не брал трубку. А если что-то случилось? Нет, нужно проведать парня.
Как только появилась свободная минутка, я поехал к нему в каньон. Молодые наркоманы исчезли, у покосившегося дома стоял один мотоцикл. Поднявшись по ветхим ступенькам, я постучал и, не получив ответа, открыл дверь.
Жалюзи опущены, в доме полумрак. Пройдя холл, я услышал тяжелое дыхание. В комнате справа кто-то есть!
- Уэс?
- Не включай свет!
- Дружище, я о тебе беспокоился!
- Не включай...
Но я не послушался и от того, что увидел, чуть не подавился рвотой.
Уэс сидел, развалившись на стуле. Вернее, не развалившись, а растекшись. Тело разлагалось, щеки прогнили до зубов. На полу - зеленая лужица, в комнате пахнет гнилью.
- Лучше бы я пошел на гонки, верно? - сквозь зияющую дыру в горле просвистел Уэс.
- Боже, почему ты мне не сообщил! - зарыдал я.
- Сделай одолжение, выключи свет. Думаю, я заслужил покой.
Мне столько нужно ему было сказать, но слова будто застряли в горле. Сердце разрывалось от жалости.
- Думаю, об уговоре лучше забыть... Нашей команде конец...
- Могу я чем-нибудь помочь? Только скажи, все сделаю!
- Оставь меня...
- Уэс, дружище...
- Уходи, жалость мне не нужна!
- Ну зачем ты так? Я же твой друг!
- Именно поэтому ты выполнишь мою просьбу и... - зияющее горло снова засвистело, - уйдешь.
Я стоял в темноте, прислушиваясь к жутким хлюпающим звукам.
- Тебе нужен доктор!
- Мне уже ни один доктор не поможет. Пожалуйста...
- Что?
- Уходи, тебя никто не приглашал!
Минуту я не знал, на что решиться.
- Хорошо.
- Люблю тебя, братан.
- Я тоже тебя люблю!
На дрожащих ногах я вышел на улицу, и у машины меня вырвало. Казалось, запах гнили навсегда поселился в одежде, коже и волосах.
* * *
На следующий день мы поехали к нему вместе с Джилл. Он исчез, я так и не узнал, куда.
* * *
А вот как закончилась его карьера. Таланта больше нет, одна решимость осталась.
Видите ли, спецэффекты стоят дорого, ради экономии студии готовы на что угодно.
"Нашей команде конец", - сказал Уэс, и позднее я понял, что он имел в виду. В фильме "Зомби из ада" он снялся без меня и в титрах упомянут не был.
Помните Белу Лугоши в его последних картинах, где режиссеры пытались сыграть на старом успехе "Дракулы"?
Так вот, по сравнению с Уэсом старик Бела просто красавец.
"Зомби из ада" имел шумный успех, мы с Джилл едва достали билеты и весь фильм, не стесняясь, глотали слезы.
Чертов город! Все только о деньгах и думают.
На экране под оглушительный хохот зрителей Уэс врезался в красавицу-блондинку.
И его полуистлевшая челюсть отваливалась.
Оранжевый для боли, синий для безумия
"Orange is for Anguish, Blue is for Insanity" 1988
В 1986-м, через год после публикации предыдущего рассказа, я принял решение, которое удивило всех и больше всего - самого меня. С 1970-го я преподавал литературу в университете Айовы и прошел путь от помощника преподавателя до профессора. Преподавать мне страшно нравилось, ведь общаться с талантливой молодежью - одно удовольствие. Целых шестнадцать лет я не представлял свою жизнь без университета, но однажды утром проснулся и понял, что больше не могу совмещать две профессии. Сколько себя помню, работал без выходных и праздников. Чтобы закончить рассказ, приходилось вставать чуть свет и засиживаться за полночь. Преподавать здорово, писать еще лучше, но сколько можно жечь свечку с обоих концов? Решение принято, и осенью 1986 года я ушел из университета.
В моей жизни образовалась огромная зияющая дыра. Я же сразу после школы попал в колледж, так что, можно сказать, вырос в университете, сначала - Пенсильвании, потом - Айовы. Здорово, что можно целый день писать, но я так скучал по коллегам и студентам, что начал подумывать о возвращении. А через несколько месяцев работа отошла на второй план.
В январе 1987-го у сына нашли лейкемию, и на целых шесть месяцев в нашем доме поселился кошмар. Бедный мальчик так страдал, а мы с женой сходили с ума оттого, что не в силах помочь.
Нет, только не Мэтью!.. Дежуря у него в реанимации, я совершенно случайно взял в руки книгу Стивена Кинга. Стивен - друг нашей семьи, поддерживал Мэта, присылал ему кассеты и записки. Удивительно, но придуманный ужас отвлекал от реального. Теперь я понял своих читателей, которые пишут, что мои книги помогают пережить жизненные катаклизмы: смерти близких, разводы, потерю работы, пожары, наводнения. Прав был Джон Барт, сказав: "Реальность как музей: можно изредка навещать, а постоянно жить - невозможно".
Мэт был уже совсем плох, когда Дуглас Уинтер предложил мне написать рассказ для антологии "Первородный грех". Сначала я отказался: какие рассказы, когда сын умирает! Однако Дуг был настойчив, и в перерывах между дежурствами я написал рассказ, сюжет которого навеян картинами Ван Гога. История о безумии, в час тяжелых испытаний она помогла мне сохранить здравый ум и твердый рассудок.
* * *
Ван Дорн - художник уникальный. В конце девятнадцатого века в Париже его работы вызвали скандал. Пренебрегая существующими канонами, совмещая несовместимое, он заложил собственное направление в искусстве. Отличительный принцип - главенство цвета, текстуры и композиции. Руководствуясь им, Ван Дорн писал портреты и пейзажи, необычные в первую очередь тем, что замысел уходил на второй план, уступая место технике. Яркие цвета, нервные завитушки и пятна, иногда чуть не в сантиметр толщиной, выступающие с поверхности картины, подобно барельефу, занимали воображение человека настолько, что сюжет картины казался лишь поводом для ее написания. Словом, главное не что, а как.
Импрессионизм, основное течение конца девятнадцатого века, использовал присущую человеческому глазу особенность воспринимать находящиеся на периферии предметы как расплывчатые пятна. Ван Дорн пошел дальше: у него периферические предметы сливались, образуя нечто единое, яркое, многослойное. Ветви деревьев жадными щупальцами тянулись в небо, трава - к деревьям, солнечные лучи - к деревьям и траве. Разноцветные щупальца переплетались в плотный пестрый клубок. Ван Дорн обращался не к оптическим иллюзиям, а к реальности в собственной оригинальной трактовке. "Дерево есть трава, - утверждала его техника, - небо есть трава и дерево. Все взаимосвязано и едино".
В конце девятнадцатого века подобное мировоззрение понимания не нашло, а картины продавались за бесценок. Ван Дорн пережил нервный срыв. Вернее, пережило тело, а душа погибла. Окончательно сломленный, он дошел до самоистязаний. Близкие друзья, Гоген и Сезанн, в отвращении от него отшатнулись. Умер Ван Дорн в нищете и безвестности, и лишь через тридцать лет, в 1920 году, людям открылась наполняющая его полотна гениальность. В 1940-м о его жизни был написал ставший бестселлером роман, а в 1950-м о нем сняли фильм.
На сегодняшний день даже наименее популярные из его картин оцениваются в десятки миллионов долларов.
Ах, искусство, непостоянное искусство...