Она открыла книгу, которую дала ей почитать Карла; это оказался основательно захватанный том в порванном переплете, который сестра отыскала на каком-то "блошином рынке". "Краткая история лесных массивов Мэна". Марджи прочитала несколько легенд про форель и лосей, а также рассказ про то, как Франклин Делано Рузвельт достроил себе дом на острове Кампобелло, который располагался по другую сторону моста напротив Любека – это было совсем неподалеку от дома Карлы на Мертвой речке. Сестрица даже пометила красным карандашом наиболее интересные, на ее взгляд, истории.
Марджи помаленьку отхлебывала воду и ждала, когда же ее начнет забирать сон. Книга была написана старомодным и довольно-таки скучным языком, а потому сон нагрянет довольно скоро, – подумала она. Но между тем продолжала читать.
"Обдуваемый ураганной силы ветрами и омываемый яростно бушующим морем, маяк Барнета на Дроздовом острове является одним из наиболее уединенных маяков на всем атлантическом побережье. Он расположен на голой, усеянной острыми валунами скале и возвышается над заливом и протекающей на его противоположном берегу Мертвой речкой..."
Слова "Мертвая речка" были небрежно подчеркнуты красным. Марджи стало приятно от осознания того, что до нее сестра уже скользила взглядом по этим строкам, и ей почему-то показалось, будто и сейчас они, лежа рядышком, вместе читают эту книгу.
"...Дроздовый остров, являющийся в наше время национальным заповедником, крайне редко посещают как туристы, так и сами жители этой местности, причиной чему является поистине неукротимый нрав тамошнего моря. По этой же причине, начиная с1892года, когда был построен новый маяк на мысу Уэст-Куодди, маяк на Дроздовом острове бездействует и в нем никто не живет. Тем не менее более ранняя история этого острова весьма интересна и заслуживает того, чтобы о ней рассказать подробнее.
Построенный в1827году на южной оконечности острова, маяк первоначально представлял собой деревянную башню, примостившуюся рядом с каменным домом смотрителя маяка, пригодным для жизни разве что в относительно хорошую погоду. Собственно источник света располагался на высоте восьмидесяти трех футов над поверхностью воды. В1855году, когда Палата маяков была уведомлена о том, что видимость Барнета значительно меньше предполагавшихся четырнадцати миль (столь слабая видимость маяка была обусловлена тем фактом, что едва ли не тридцать процентов времени его луч утопал в густом и непроницаемом тумане), была построена новая башня, высотой уже девяносто пять футов. Параллельно с этим была произведена реконструкция дома смотрителя маяка.
В том же самом году смотрителем маяка был назначен Дэниел Кук, который вместе со всей своей семьей – а это были его жена Кэтрин, двенадцатилетний сын Бэрджес и две дочери – Либби, тринадцати лет, и Агнес – десяти, – поселился в каменной постройке, располагавшейся в столь негостеприимном месте, где они спокойно прожили первые три года.
Однако19января1858года на атлантическое побережье Новой Англии обрушился страшный ураган, в результате которого оказался практически разрушенным волнолом, а затем приливной волной начисто смыло и дом смотрителя. Таким образом, единственным местом, где еще можно было как-то жить, осталась башня маяка. К счастью, сам маяк во время урагана каким-то образом уцелел, а вместе с ним спаслись и все члены семейства Дэниела Кука. Более того, им каким-то образом удалось спасти почти всех своих кур – погибла лишь одна птица. К сожалению, на протяжении последующих пяти недель жестокая непогода не позволяла ни одному судну хотя бы приблизиться к Дроздовому острову.
С этого периода в истории острова появляются некоторые не вполне ясные места. Скорее всего, утром29или30января сам Кук и его сын Бэрджес покинули башню маяка, очевидно, почувствовав, что ураган несколько поутих и у них появилась возможность переплыть на лодке на большую землю, чтобы пополнить запасы пищи и воды. Почти все куры к тому времени были уже съедены. Ялик на котором отправились в плавание отец с сыном, представлял собой довольно утлое суденышко, снабженное лишь самодельным парусом... Короче говоря, с того печально памятного дня ни того, ни другого больше никто и никогда не видел. Миссис Кук и дочерям пришлось перейти на скудный рацион питания, состоявший из одного яйца в день и чашки кукурузной похлебки, однако и эти запасы довольно скоро подошли к концу.
23февраля к каменистому берегу острова все же пристало судно капитана Уоррена из Бут-Бэя, который обнаружил на острове лишь одного уцелевшего человека – дочь Кука по имени Либби, к тому моменту пребывавшую в состоянии истерики и крайнего физического истощения. Как потом подсчитали, пытка семейства смотрителя маяка продолжалась целых тридцать три дня.
Трагично, но сама миссис Кук скончалась лишь за день до прибытия капитана Уоррена. Либби похоронила мать в неглубокой могиле, которую сама же вырыла в нескольких ярдах к северу от маяка; ей пришлось делать все это в одиночку, поскольку ее сестра Агнес за несколько дней до этого бесследно исчезла. Все попытки Либби отыскать пропавшую сестру завершились безрезультатно, и она даже не смогла установить, потерялась ли ее сестра или утонула. Не позволили хотя бы отчасти прояснить ситуацию и поиски, проведенные позже капитаном Уорреном.
Тело миссис Кук было извлечено из земли и несколькими днями позже похоронено на кладбище церкви Христа в Любеке. Либби Кук приютила у себя ее двоюродная бабка, миссис Уайт, также жительница Любека, с которой девочка и прожила вплоть до смерти старухи, наступившей в1864году. Следовало признать, что сама она так до конца жизни и не смогла оправиться от последствий пережитой трагедии. При этом Либби пребывала в твердой уверенности относительно того, что ее сестра жива и до сих пор находится где-то на острове. Однако никаких следов Агнес так и не было обнаружено.
Через месяц после трагического несчастного случая на маяк был назначен новый смотритель – Джеймс Ричарде, житель одного из селений на Мертвой речке, – который прожил там лишь до лета следующего,1859года, когда его сменил Лоуренс С. Дау – тот также, подобно его предшественнику Дэниелу Куку, перевез на Дроздовый остров всю свою семью: жену, дочь и младенца-сына.
И вновь остров постигла трагедия. В1865году загадочно исчез сын Дау, тогда уже семилетний мальчик. По существовавшим предположениям, его смыло волной, когда он играл у береговой линии. И снова все поиски тела мальчика окончились безрезультатно.
После этой повторной трагедии уединенный пост на маяке благополучно просуществовал еще двадцать семь лет, после чего его закрыли окончательно.
Всегда бывает небезынтересно узнать, что говорят местные жители по поводу случившихся несчастий. Как уже указывалось выше, жители Мэна всегда являлись прирожденными выдумщиками и рассказчиками. По поводу данного конкретного случая, в частности, утверждалось, что Либби Кук отнюдь не ошибалась, говоря о том, что ее сестра Агнес все же спаслась, хотя и лишилась рассудка, а также совершенно одичала на почве жуткого голода. Более того, поговаривали, что несчастное создание втайне от матери и сестры якобы поселилось в одной из многочисленных гранитных пещер, которыми и поныне столь богаты северные скалы и утесы Барнета.
Аналогичным образом объясняется и исчезновение сына Дау: мальчик был попросту похищен Агнес, которая намеревалась подобным образом скрасить свое безрадостное одиночество. Как утверждают любители всевозможных слухов, и поныне двое призраков – Агнес и сына Дау – бродят и резвятся среди развалин старого маяка, роются в залежах помета крачек и других морских птиц, пытаясь отыскать среди них своих младших родственников. А живущие в тех краях строгие и даже суровые матери и по сей день стращают своих непослушных детей призраком Агнес Кук..."
Что может быть лучше, – подумала Марджи, – чем отложить на ночь книгу, дочитав до конца историю про привидения. Она щелкнула выключателем стоявшей на прикроватной тумбочке лампы и вскоре уснула, слегка изогнув во сне – словно в улыбке – уголок рта. Дождь за окном прекратился, и с реки потянулся густой туман. Часы медленно отстукивали приближение рассвета.
Часть вторая
13 сентября 1981 года
14.15.
Ник проскользнул на переднее сиденье машины и взялся за руль. От проносившихся мимо по шоссе автомобилей его черный "додж" модели 1969 года слегка подрагивал. День выдался ясный и солнечный, а потому никто, похоже, не следил за показаниями спидометра. Ник засунул руку в карман и вынул очки. С той стороны, где сидел Джим, также хлопнула дверца.
– А ты что, носишь очки? – спросил его Джим.
– Все дешевле, чем покупать собаку-поводыря, – ответил Ник.
Он повернул ключ в замке зажигания и стал съезжать с обочины шоссе, легонько постукивая ладонью руль. Добрая старая колымага, – подумал он. – И за все это время почти не причиняла ему неприятностей. Хорошо бы, если бы так было и дальше.
Сидевшая у него за спиной Лаура, казалось, с головой ушла в чтение очередного номера журнала "Мастер Детектив". Ну вот, устроила читальню, – подумал Ник, оглядываясь назад. На задней обложке журнала был помещен старый комикс "Зэп", тогда как на передней красовалась надпись: "МИЛЫЙ МАЛЬЧУГАН, ЖИВУЩИЙ ПО СОСЕДСТВУ, ОКАЗАЛСЯ СЕКСУАЛЬНЫМ МАНЬЯКОМ"; и чуть ниже: "УБИЙЦА-ГОМОСЕКСУАЛИСТ ЗАМАНИВАЕТ ОЧЕРЕДНУЮ ЖЕРТВУ". Похоже на то, что это было темой номера. Однако больше всего ему понравился текст, набранный помельче, в самом низу обложки: "Вопрос следователям штата Кентукки: "Где сейчас руки и ноги медсестры?" И в самом деле, где?
Ниже располагалась фотография брюнетки, картинно лежащей на каком-то явно дешевом, занимавшем всю стену ковре, и одновременно пытавшейся защититься от наступающего на нее громилы с бензопилой в руках.
Боже Праведный! Лауре нравились подобные штучки. Ну что ж, жаловаться герою не приходится – девочка вся аж распласталась на ковре, вот он и щерится.
– Ну, как журнальчик? – спросил Ник.
– Дешевка.
– А что ты в нем читаешь?
– "Кто прирезал блондинку кухонным ножом?"
– Но это же не то, что на обложке, – заметил он.
– А, все одно, заснуть от них можно. – Лаура выпустила изо рта громадный пузырь жвачки и одновременно скривила губки.
Ник снова улыбнулся, на сей раз с некоторой грустинкой во взгляде. Что и говорить, временами подобные вещи его, что называется, доставали. Иногда ему казалось, что Лауре вообще лет двенадцать, не более того, хотя самой ей вроде бы даже нравилось производить такое впечатление. Зато ему в свои тридцать три года становилось уже скучновато от подобных шуток. Миленькая девочка, даже нравилась ему, но вот кривляний таких надо бы поменьше, не в его это вкусе. В постели тоже очень приятная, но разве это все, что ему нужно? А что ему нужно? Он задумался над этим вопросом и как-то даже не сразу нашелся с ответом. Когда-то на ее месте была Карла. А все же интересно, как у него получится с Лаурой, как с ней закончится? Вот так прямо утверждать, что хорошо, он как-то не решался.
Потом закурил сигарету и стал выворачивать старый черный "додж" на проезжую часть дороги.
* * *
Они решили выехать на Девяносто пятое шоссе и по нему пересечь весь Массачусетс. В общем-то, это была идея Марджори, которая в данный момент явно пребывала в приподнятом настроении оттого, что ее предложение было принято. А что, и в самом деле, неплохая оказалась задумка: держаться поближе к побережью Коннектикута, так доехать до Нью-Лондона, а потом свернуть на север; там, у границы с Провиденсом и Бостоном, снова повернуть к морю и ехать дальше до Брауншвейга, что в штате Мэн. После этого Первое шоссе мимо Бар-Харбора вывело бы их прямо на Мертвую речку – благо дело и дорога там отменная, и грузовиков встречных почти нет. А сама бы она сидела на заднем сиденье и наслаждалась панорамой проносящихся мимо деревьев, таких ярко-красных и золотистых; потом, когда они доберутся до Карлы – если, конечно, это не случится слишком поздно, – можно будет даже сделать несколько зарисовок.
Впрочем, Марджори явно недооценила протяженность трассы, и то, что по карте казалось не более чем девятью часами пути, на деле обернулось всеми двенадцатью. Короче говоря, через восемь часов езды до Мертвой речки оставалось еще ох сколько, а потому к месту. По ее новым подсчетам, они доберутся не раньше чем к полуночи. Ну и хорошо, все равно у них остается не меньше недели свободного времени – вот только добраться бы поскорее.
И все же нетерпение вскоре начало давать о себе знать, поскольку ей никогда не нравилось подолгу находиться в замкнутом помещении или в непосредственной близости от посторонних людей. Марджи принадлежала к тому типу людей, которые предпочитали садиться на крайние места в кинотеатре, занимать местечко у окна в автобусе или в торце общего обеденного стола. Карла считала это "причудами", однако сама Марджори прекрасно понимала, чего именно она добивается.
Ну что ж, каждому свое. Себя она понимала отлично, да и Карла, скорее всего, также обрадуется ее приезду. Правда, Карла не раз повторяла, что ездить с сестрицей на длинные расстояния для нее что нож острый, потому что сама всегда любила пронестись с ветерком, тогда как Марджи этого терпеть не могла. Ну в самом деле, уж лучше неспеша и спокойно, но зато наверняка добраться до места. По крайней мере, уж в этом-то она определенно была намного мудрее Карлы. Однако именно сегодня Марджи чувствовала себя просто прекрасно и даже не возмутилась, когда они на полном ходу проскочили перекресток у Бостона, хотя это и было довольно опасно. В ней яростно бурлили живительные соки ранней осени, да и день выдался, слишком прелестным, чтобы мучить себя какими-то серьезными жалобами.
Что же касается жалоб менее серьезного свойства, то как Марджи ни старалась их отрицать, они все же существовали. Как ни крути, а компания ей подобралась, что называется, не ахти. Ник, как и всегда, вел себя прекрасно – мило, несуетливо, заботливо и, казалось, совершенно не обращал внимания на мелкие остроты Дэна. Кстати сказать, последний тоже вел себя достаточно ровно, тогда как эта его подружка, Лаура, оказалась той еще штучкой. Толком даже и не поймешь, какая она на самом деле: то ведет себя как дура набитая, то вдруг жеманничать начинает, а то ни с того ни с сего словно в раковину забивается и держится отчужденно, особняком. И то и дело сыплет свои шуточки-подначки. Ей вообще было интересно знать, как мог Ник – человек, который когда-то, причем отнюдь не так уж давно, имел роман с ее сестрой – увлечься такой напыщенной, колючей и капризной девицей из лос-анджелесской музыкальной компании. Боже ж ты мой, с такой прической, как у стриженого ежа, извечной жвачкой во рту, в какой-то майке и потрепанной кожаной куртке, и еще изображать из себя девочку на десяток лет моложе, чем ты есть! Нет, этого Марджи никак не могла понять. Определенно, мужчины всегда будут совершенно непрогнозируемыми существами.
Хотя, если разобраться, с Лаурой она все же уживалась; иного выхода у нее просто не оставалось. В противном случае очень уж длинной покажется ей эта неделя. Возможно, все это позерство, как впрочем и наряд, было лишь мимикрией, защитной реакцией. Скорее всего, что так. И тут же поймала себя на мысли: "Ну что ты в самом-то деле? Только что познакомилась с девушкой, а уже начала! Пусть все идет само собой".
Зато с Джимом дело обстояло несколько хуже. Было в этом парне что-то такое, что Марджи определенно не нравилось. Карла не раз рассказывала ей о Джиме, особо подчеркивая, что кроме секса ее с ним в общем-то ничего не связывает – это Марджи очень даже могла понять, поскольку глядеть на него действительно было одно удовольствие. Но какое самомнение! Везде только "Я", "Я" и "Я". Уж в этом-то все смогли убедиться на собственном опыте, а потому она поняла, что не особо ошиблась на этот счет.
Ей еще ни разу не доводилось встречать актеров, которые в жизни не оказывались бы чертовски скучными людьми, причем Джеймс Харни в этом отношении отнюдь не являлся исключением. Следовало признать, что про театр с ним действительно поговорить было можно, но кому, скажите на милость, все это интересно? Ему словно на роду было написано играть в каких-нибудь музыкальных комедиях – причем, как Марджи иногда казалось, неважно в каких. А заодно сняться в любом рекламном ролике или "мыльной опере". Самой Марджи все это казалось безумной тратой времени. Ну неужели за свою красоту человек должен был платить такую большую цену? Свое собственное "Я" и мыльная стружка? Она даже порадовалась тому, что сама была отнюдь не красавицей, а всего лишь хорошенькой.
Марджи старательно и, пожалуй, излишне усердно культивировала в себе подобное чувство и давно знала за собой этот грех. Да и куда деться – ведь этот парень был любовником ее родной сестры, а она всегда очень ревностно и заботливо относилась к Карле, и та платила ей взаимностью. Если бы ситуация вдруг повернулась на сто восемьдесят градусов, то Карла вела бы себя по отношению к ней точно так же, а потому стоит ли расстраиваться?
Марджи очень хотелось узнать, как бы отреагировала Карла, если бы узнала, что Джим целый день то и дело заигрывал с ней, по любому поводу и без всякого повода прикасался, улыбался и вообще оказывал ей всевозможные знаки внимания. Возможно, реакция Карлы оказалась бы вполне спокойной, тогда как про себя Марджи так сказать никак не могла. Ей бы это отнюдь не понравилось. Ну, если бы на ее месте оказалась бы та же Лаура, это еще куда ни шло, хотя сама она не пыталась даже попробовать заставить себя понравиться Джиму Харни.
И все же в глубине души она не могла не признать, что ей было бы гораздо удобнее и приятнее, если бы у Карлы завязался роман с таким мужчиной как, скажем, Ник. Печально, конечно, что у них так все разладилось, хотя хорошо уже то, что им все же удалось остаться добрыми друзьями. Интересно, думала Марджи, как же это они смогли? Она вообще довольно часто задавалась вопросами насчет их взаимоотношений, хотя напрямую спрашивать все же не решалась. В последнее время в Карле вообще чувствовалось какое-то странное самодовольство, которое иногда даже пугало Марджи, отдаляло ее от сестры. Могло показаться, что Карла не хотела, чтобы ее кто-либо беспокоил; она словно была слишком занята делами, чтобы отвлекаться на что-то личное. Зато если бы они смогли, как раньше, поговорить об этом по душам, Марджи и самой было бы легче разобраться в своих весьма неуверенных отношениях с Дэном, и она, скорее всего, смогла бы воспользоваться сестринской помощью.
Марджи скользнула взглядом в его сторону, увидела низкие, густые брови, высокий лоб, широкие плечи и четкие черты лица, по которым легко угадывался человек, который давно привык к самостоятельной жизни. Что и говорить, симпатичный мужчина и к тому же очень милый. Более того, временами у нее возникало такое чувство, словно она и сама хотела опереться о его плечо, заиметь с ним намного более серьезные отношения, возможно, даже скрепленные определенными обязательствами. Сейчас же ей было очень трудно и так хотелось кому-то излить свою душу. Как бы Здорово было, если бы ее сестра не вела себя так замкнуто, черство, что ли, хотя и у нее, скорее всего, были на то свои собственные причины.