Фотографии были нечеткие, темные, и белое пятно, грибом стоящее посреди ночного леса, вполне могло оказаться просто дефектом пленки. Более всего пятно это напоминало поганку на тонкой ножке. Или… Ну да, летающую тарелку, зависшую над поляной (в этом случае ножка поганки должна была быть светом, падающим из люка в брюхе тарелки, или пламенем, бьющим из двигателя при взлете-посадке). О кей. Очень удачный дефект. Читатели будут в восторге, когда увидят на первой полосе снимок межгалактического лайнера. Слободская взглянула на следующую фотографию. Та же поганка-тарелка, но рядом – смутные человекообразные тени. На другом снимке существа стояли поближе к тарелке, и видно их было лучше. Голые, безглазые, черные щели ртов… Две руки, две ноги, голова на плечах. Гуманоиды. На некоторых карточках рядом с гуманоидами размахивало лапами пухлое существо – лысое, с выпученными стрекозьми глазами. Морда его заканчивалась темным широким рылом вроде свинячьего пятака. То ли существо пыталось защититься от слепых голых гуманоидов, то ли, напротив, командовало ими. Мда. На компьютере такие фотографии делаются за полчаса и выглядят совсем как настоящие. Однако, судя по виду товарища Веселовского, вряд ли у него дома стоит профессиональный макинтош с последней версией фотошопа. В сущности, Слободская знала, что некоторые умельцы могут и безо всякого компьютера состряпать качественную фальшивку. Как-то она читала про двух девочек-англичанок, которые со скуки подделали фотоснимки домовых эльфов. Дело было в начале 20 века – то ли в 1902, то ли в 1905 году. Экспертизу снимков проводили самые серьезные ученые, но подделки не обнаружили. Лишь полвека спустя одна из подружек, почтенная убеленная сединами старушка, призналась: это была всего лишь шалость. Так что, есть многое на свете, друг Горацио, и Слободская вовсе не обязана верить в летающую тарелку над Калужской областью. Однако, выглядят снимки вполне презентабельно, и читатель, как уже было сказано, придет от них в полный восторг. Значит, надо ехать с Веселовским, писать сенсационную заметку о таинственной поляне в русском лесу, тем самым поднимать тираж родного издания и зарабатывать себе очередную премию Союза журналистов, Ассоциации звездочетов или Общества трезвости мышления.
Приняв решение, Слободская снова сунулась в дверь главного редактора, оставив недоумевающего Виктора Николаевича в переговорной. Савина услышала недовольный голос шефа:
– Ань, ну что, мы вроде все выяснили уже!
После этого дверь захлопнулась.
Было около шести вечера. А в двадцать три сорок ярко-красный джип пламенной журналистки Слободской с визгом затормозил у подъезда Заложновкской гостиницы – облезлого сооружения с колоннадой в духе провинциальной классики. Виктор Николаевич уже был доставлен домой. Они договорились созвониться в шесть утра и отправиться в Тот Самый Лес. Однако до шести утра было еще полно времени, и сейчас пламенная Слободская хотела только одного: в душ и кофе.
Получив у сонной дежурной ключи от номера, который здесь почему-то называли люксом, она кинула вещи посреди комнаты, и направилась в ванную.
– Здравствуй, родина! – поприветствовала Слободская щербатое корыто с отбитой эмалью и душ, весь в пятнах ржавчины.
Душ отозвался на приветствие утробным рычанием. Нельзя сказать, чтобы оно было дружелюбным.
Глава 10
Пламенная Слободская вела преимущественно ночной образ жизни. В два часа ночи у нее, как правило, случался всплеск мозговой активности, и где-то до четырех – до пяти она работала. Все действительно стоящие мысли, которые за последние пятнадцать лет приходили Слободской в голову, пришли именно в это время. Все действительно стоящие статьи были написаны с двух до пяти. Что ни говори, а лучше, чем глухой ночью, никогда не работается.
Передремав часок после ванной, Дуся распаковала сумку, воткнула в розетку компьютер и закурила.
Слободская любила везде устраиваться с комфортом. Уезжая в командировку с небольшой дорожной сумкой, она, если надо, могла, как Мэри Поппинс, извлечь оттуда целый дом со всем необходимым для жизни. Сейчас помимо компьютера из сумки явились на свет божий маленькая кофеварка, махровый халат, шлепанцы, несколько банок с кремами, ароматическая свечка и плетеный короб с провизией, который собрала Леруся – родная тетка пламенной Слободской.
Дуся сунула нос под крышку. В коробе имелось все, что может понадобиться девушке в чужом городе: свиные отбивные с луком, тосты, масло в маленьких упаковочках, кофе, коричневый кубинский сахар, плоская фляжка коньяку, пакетики с быстрорастворимой кашей, и много еще всяких разностей. Дуся удовлетворенно улыбнулась, повернулась к окну и послала воздушный поцелуй в далекую Москву своей взбалмошной тетке. С отбивной под боком она чувствовала себя в этом полном тревог мире уютно, как дома.
Дом пламенной журналистки Слободской – трехэтажный особняк дореволюционной постройки – располагался на Чистых прудах. В огромной квартире с высоченными потолками и сложной топографией (шесть комнат, четыре кладовки, непонятного назначения тупички в коридорах и черный ход, ведущий, почему-то, в соседний подъезд), мирно проживало три поколения Слободских: бабушка, мама с сестрой Лерусей, Дуся с сестрой Алькой, и черный персидский кот Веня – единственный постоянный мужчина в доме. Мужья и поклонники сестер Слободских (как старших, так и младших) постоянством не отличались.
Пятидесятилетняя Леруся разошлась со своим третьим и последним мужем в восемьдесят девятом. С тех пор вся ее энергия была направлена на домочадцев, а также их друзей и знакомых. Когда Дуся заехала домой взять вещи и сообщить, что ближайшие три-четыре дня проведет в городе Заложное Калужской области, Леруся немедленно развила бурную деятельность. Она усадила пить чай смущающегося Виктора Николаевича (Слободская притащила его в дом умыться и передохнуть, пока сложит в сумку все необходимое), загремела сковородками, зашуршала пакетами, и за полчаса соорудила вполне полноценный обед. Пока жарились отбивные для Анечки, тетка успела обсудить с Веселовским все плюсы и минусы жизни в провинции, пересказать содержание недавно прочитанной статьи о каких-то бактериях, которые обнаружили на Марсе, взять с Дуси слово, что в чужом городе она будет соблюдать правила безопасного секса, и тридцать раз напомнить племяннице, чтобы позвонила, когда доберется до этого своего Заложного.
Выслушав теткины наставления, Дуся чмокнула ее в щеку и с облегчением закрыла за собой дверь. Иногда Лерусина активность утомляла. Но сейчас, сидя в обшарпанном гостиничном номере и потягивая кофе, Слободская тетку любила нежнейшим образом.
Отужинав, Дуся взялась, наконец, за работу. Она очередной раз порадовалась, что к Интернету теперь можно подключаться безо всяких проводов и головной боли через инфракрасный порт мобильного телефона, сидя хоть в чистом поле, хоть в провинциальной гостинице, ввела ключевые слова и нажала на "Поиск". До утра следовало как следует порыться во всемирной паутине и собрать максимум информации про славный город Заложное.
К половине пятого Слободская выкурила пачку "Вога" и узнала достаточно, чтобы сдать на пятерку экзамен по краеведению в местной школе. В Интернете она вычитала, что город Заложное был основан на месте одноименной деревни в середине 17 века, и четыре раза практически полностью вымирал от неизвестных науке заболеваний. Однако власти (сперва царские, а затем и советские) вновь и вновь заселяли вымерший город приезжими. Из каких соображений – непонятно.
Сейчас в Заложном насчитывается восемнадцать тысяч пятьсот жителей, есть две средние школы, техникум, фабрика по производству нижнего белья и кинотеатр. Также имеется общество любителей животных, общество трезвости, и общество помощи матерям-одиночкам. О том, что помимо этого великолепия в городе Заложное есть еще и уфологическое общество, Дуся уже знала. Копнув поглубже, она разыскала историю про сгоревшего в проводах кота, ставшую позором жизни для Савского и Веселовского, и работу какого-то краеведа о древнем кладбище неподалеку от местного кирпичного завода, заброшенном задолго до основания самого города. Работа была нудная и заумная. Сакральный ее смысл, насколько Дуся поняла, сводился к тому, что на это самое кладбище посреди непроходимых когда-то калужских лесов свозил неизвестно кто неизвестно кого, причем – неизвестно откуда и с какой целью. Это краеведа чрезвычайно изумляло.
"Пригодится, – подумала Дуся – Можно написать, что пришельцы, посетившие окрестности лет пятьсот назад, закопали в здешнем лесу погибших при аварийной посадке товарищей".
Помимо полезных сведений об истории Заложного и нудной краеведческой работы в изобилии имелась криминальная хроника, которой Дуся начиталась до одури.
"Русский Маугли". Сотрудница местной больницы пошла за грибами и обнаружила в лесу младенца. Младенец жив, находится под наблюдением врачей, приняты меры к розыску матери. "Голос Заложного", 1979 год.
"Кровавая резня". Шестеро подростков, отправившихся, невзирая на родительский запрет, в дискотеку на окраине, стали жертвами маньяка. Выживший мальчик уверяет, что его товарищей зарезала косой старуха, неизвестно откуда появившаяся на проселочной дороге. Однако на ноже, обнаруженном сотрудниками милиции в кустах – отпечатки пальцев другого парня из той же компании. Дело закрыто. "Калужские ведомости", 1999 год…
Из всего этого криминала особо запомнилась Дусе заметка под названием "Жена-невидимка". Про лесника, который сошел с ума от одиночества и вообразил, будто зарезал свою гражданскую жену и ребенка. На самом деле никакой жены у лесника не было, и, соответственно, никого он не убивал. Это окончательно стало ясно, когда явившийся с повинной лесник продемонстрировал сотрудникам милиции свои фотографии с любимой. На снимках он был изображен совершенно один. Несчастный помешен в Калужскую психиатрическую клинику. Дело закрыто.
Лесника Дусе было жаль. Однако, к ее теме эта заметка не имела ни малейшего отношения. Разве предположить, что гражданская жена Степана Лапина (так звали этого умалишенного) прилетела с Ганимеда, а потом туда же и отбыла, стерев предварительно свое изображение с фотобумаги…
Действительно стоящая история о непонятностях в Заложном была одна. Дуся выудила ее, когда уже почти отчаялась, и терла красные глаза, обещая себе, что вот еще пятнадцать минут – и все, надо выключаться.
Заметка проскочила в Известиях лет двадцать назад и называлась "Чудесное воскрешение в Заложном". Это чудесное воскрешение развлекло пламенную Слободскую чрезвычайно.
Из морга местной больницы пропал труп. На другой день работницы кирпичного завода, идучи на смену, нашли на дороге совершенно голого мужика, по виду мертвого. Доблестные работницы вызвали милицию, доблестные милиционеры обнаружили, что мужик вроде как живой, и свезли его в больницу. Тамошние доблестные сотрудники очень обрадовались, что их потерявшийся труп (а это был именно он) вернулся. Только никак не могли понять, отчего он жив.
На тот момент времени в санатории неподалеку от Заложного пребывал профессор медицины Покровский, которого доблестный корреспондент газеты "Известия" попросил прокомментировать курьезный случай. Комментарии профессора изобиловали медицинскими терминами, недоступными пониманию Слободской. Общий смысл сводился к тому, что вообще-то труп ожить никак не мог и летаргия (всего лишь в качестве предположения, выдвинутого журналистом) здесь сто процентов места не имела. Мужик скончался в больнице от ножевого ранения. Было проведено вскрытие. Пока труп гулял вокруг кирпичного завода, его внутренние органы находились в больничном холодильнике. И разумного объяснения этому профессор Покровский пока не видит.
Дуся закурила очередную сигарету и крепко задумалась. Если история про труп – обычная утка, то бог бы с ней. Получилось вполне искрометно, надо снять шляпу перед старыми пердунами из "Известий", и забыть о сбежавшем трупе навсегда. Но если профессор настоящий, и история действительно имела место – тогда что? Слободская вытащила из портфеля пачку фотографий, полученных от Веселовского, и еще раз посмотрела их. Черт его поймет, что в этом Заложном происходит… Если бы здесь упал Тунгусский метеорит – тогда понятно. Сотни сумасшедших рассказывают друг другу сказки Шахерезады. Но метеорит в Заложном не падал.
Дуся скоренько написала помощнику редактора Людмиле Савиной электронное письмо с просьбой разыскать профессора Покровского, и завалилась спать. Надо было сил набираться. Через час-другой ей в компании Веселовского переться в лес. А компания Веселовского – это вам не фунт изюму. Чтобы выносить его во время длинной прогулки, необходимо железное здоровье и страстная христова любовь к людям.
Глава 11
Соня сидела за шатким столиком у окна. Голые деревья скреблись ветками в стекло. Лампа отбрасывала на стену горбатую тень, где-то вдалеке звонил телефон… Оторвавшись от любимой Кристи, Соня скосила глаза на Вольского. В свете ночника ее пациент, мужчина мечты, черт бы его побрал, казался моложе, совсем мальчишка. Вспухшие губы, тени под глазами… Он морщился и жалобно стонал во сне, видно, рука болела. Хотелось его погладить, утешить, приласкать.
"Или прекращай его жалеть, или увольняйся!" – строго сказала себе Соня. Медсестре нельзя думать о пациентах, как о живых людях, которым больно и страшно (потому что стоит подумать о них, как о живых людях – и сердце разорвется прямо посреди дежурства). Богданова снова уткнулась носом в книгу. Скоро утро, дежурство закончится, и она отправится в гостиницу спать.
Неожиданно за спиной почудилось некое легкое движение. Ни шороха, ни звука, просто чуть колыхнулась темнота. Но Соне вдруг сделалось страшно. Чего она, глупая, испугалась? Что в углу палаты прячется маньяк с топором? Что из-под кровати выскочит когтистая карлица-кровопийца? Что водитель Федор Иванович – на самом деле опасный сумасшедший?
Соня встала из-за стола, обругала себя дурой, и выглянула в коридор. Федор мирно спал на своем диванчике и на опасного сумасшедшего нимало не походил.
"Это ты, Богданова, с ума сходишь" – подумала Соня. Она решила завтра же купить какое-нибудь успокоительное, и не пить больше такой крепкий кофе, а то совсем нервы ни к черту.
Нервы и правда шалили. Как Соня ни убеждала себя, что бояться нечего, страх все не уходил. Она понимала, что это глупо, что никаких маньяков в Зложном нет, что под кроватью – пусто, но поделать с собой ничего не могла.
Заскрипели половицы, послышались шаги за спиной. Нервная Богданова чуть не лишилась чувств. Еще шаг, еще… Кто-то приближался к ней, подходил ближе и ближе…
"Прекрати! – одернула она себя – Это Федор Иванович проснулся, и пришел клянчить у тебя кофе". Но если это всего лишь Федор Иванович, почему мороз по коже? Почему больше всего на свете ей хочется зажмуриться и не видеть, кто там шаркает за спиной?
"Потому что ты неврастеничка, и накрутила себя до невозможности, – подумала медсестра Богданова – Обернись, убедись, что это всего лишь Федор, и успокойся, наконец".
Соня, глубоко вздохнув, обернулась. И вот тут ей действительно стало страшно.
Глава 12
Отважный охотник за марсианами, Виктор Николаевич Веселовский ждал Дусю во всеоружии. На спине – здоровенный рюкзак, сам с головы до ног обвешан непонятного назначения приборами.
– Вот, уникальная аппаратура собственной разработки! – похвастал он Слободской, разглядывавшей его амуницию – Это у меня определитель электромагнитного излучения, а здесь – прибор для регистрации хрональных эффектов. А вот, посмотрите, тут датчик ионизации. Надеюсь, обращение к энергоинформационному полю Земли поможет нам в изучении места посадки.
Дуся пригляделась повнимательнее. Определитель электромагнитного излучения был сработан из радиоприемника "Спидола" и, кажется, останков древнего телевизора. Прибор для хрональных эффектов, красовавшийся на запястье уфолога, точь-в-точь походил на будильник, примотанный к руке брючным ремнем, а датчик ионизации в прошлой жизни служил, судя по всему, кипятильником. Правда, Веселовский несколько усовершенствовал его, снабдив батарейками и лампочкой от елочной гирлянды.
"Мда… – подумала Дуся – слава Богу, у него нет передвижной электростанции. А то, неровен час, все это добро закоротило бы".
Они доехали до заброшенного кирпичного завода, стены которого украшали многочисленные надписи о величии "Спартака" и взаимоотношениях полов в окрестностях. Здесь дорога заканчивалась. Дальше надо было идти пешком. Бросив машину возле бывшей проходной, Дуся и Веселовский углубились в лес. Тропка, по которой они шли, становилась все уже, пока, наконец, совсем не пропала. Виктор Николаевич, однако, шагал уверенно, то и дело поглядывая на свои загадочные приборы, подмигивавшие зелеными огонечками.
Лес становился все гуще. Под ногами жирно чавкало – видно, подо мхом здесь было болото. Дуся на всякий случай подобрала суковатую ветку, и тыкала ею перед собой, прежде, чем сделать шаг. Где-то она читала, что так по болоту ходить безопаснее.
Виктор Николаевич остановился, осмотрелся, и, удовлетворенно крякнув, указал пальцем на сосну, ствол которой был невообразимым образом перекручен и завязан, как оказалось при ближайшем рассмотрении, совершенно правильным морским узлом.
– Нам сюда. Теперь уже недалеко.
На сосне прибита была потемневшая от времени табличка с изображением какой-то рогатой скотины – то ли коровы, то ли козы, наверняка не скажешь.
– Что это? – спросила пытливая Слободская Виктора Николаевича.
– А… – махнул он рукой – Мракобесие сплошное. Народ у нас очень суеверный, вот и прибили доску с чертом, чтобы не ходил никто.
– Куда не ходил?
– Да на чертово кладбище, – без особого энтузиазма пояснил Виктор Николаевич.
Дусе пришлось потратить не менее получаса и задействовать все свое обаяние, чтобы заставить Виктора Николаевича рассказать о чертовом кладбище подробнее. В итоге усилия ее были вознаграждены. Веселовский поведал, что, мол, есть в лесу одна поляна, там часто выходят на поверхность болотные газы и деревья растут очень странным образом. Вот она и считается в народе гиблым местом. Раньше через эту поляну проходила дорога на дальние выпасы, но после того, как два года подряд коровы вымирали от эпидемии ящура, тропу перенесли на три километра западнее.
– И что? – спросила Дуся – Коровы после этого болеть перестали?
– Перестали, конечно, – ответил Виктор Николаевич, желчно усмехнувшись – Как раз в это время в районе всполошились, что эпидемия перекинется на соседние поселки, и прислали ветеринара с большим запасом вакцины. Так что животные, конечно же, больше не болели.
– Слушайте, а тут действительно, что ли, кладбище было? – спросила Дуся, вспомнив нудное исследование местного краеведа.