Сэр Гордон Айот (Баронет) никогда не знал своего отца и моего деда, скончавшегося по дороге в Арнем. Папаша унаследовал небольшое поместье в Девоншире, титул баронета и стремление вступить в наш семейный полк конных гвардейцев. В военной службе папа особенно преуспел. Отец делал все, что положено было делать безупречному кавалерийскому офицеру. Он играл в карты, развлекался, гонялся за юбками, нашел красавицу жену и научился водить броневики в самых заброшенных местах земного шара. Женщины его любили, а он любил их. Я понял это еще в то время, когда был совсем маленьким. Родители делали все, чтобы скрыть состояние их брака от меня и Хелен. Вначале они отсылали нас в постель. Затем отправили в пансионаты. Но никакие ухищрения им не помогли. Расходы отца существенно превышали его доходы, и от всего поместья у нас остался лишь крошечный коттедж. Кроме того, папаша считал себя обманутым. Мама должна была стать богатой, но её отец лишился всего состояния во время краха 1974-го года. Мать старалась не замечать развлечений отца и не обращать внимание на его непомерные траты. Однако, когда мне было десять лет, они все же развелись.
Я ненавидел отца за то, что он сделал маму несчастной. Но в то же время и им восхищался. В мою бытность тинейджером, он часто брал меня с собой в самые невероятные путешествия. Мы с ним ныряли с аквалангами в Белизе и карабкались по скалам в Канаде. А позже, когда я стал студентом, он таскал меня по ночным клубам Лондона и Парижа. Я понятия не имел, где он добывал деньги на эти эскапады. Мама тоже этого не знала. Однажды, когда я был в Кембридже, мой наставник пригласил меня к себе и сообщил, что ночью тихо ушел из жизни мой родитель. Предположительно от инфаркта миокарда. Ему в то время было всего сорок пять лет. Позже я узнал, что вечером накануне смерти он крепко выпил, а свидетелями кончины явились две дамы, суммарный возраст которых вряд ли превышал его года.
Окончив Кембридж, я вопреки воле матери поступил в полк отца. Частично это было данью уважения предкам, но главным стимулом для меня служила вера в то, что солдатская служба – дело веселое. Поначалу так все и было, и я слыл хорошим офицером. Но позже дисциплина и традиции меня утомили, и я вышел в отставку.
Я горько сожалел о разводе родителей, и о той роли, какую сыграл в этом прискорбном событии отец. Когда мне было десять лет, я торжественно поклялся себе не делать ничего, что могло бы поставить под удар свою будущую семью. И вот теперь, когда я всего лишь полгода женат на любимой женщине, тесть предполагает, что я отправился по стопам своего папаши. Его подозрения не имели под собой никакой почвы, но они уязвляли мою гордость.
Родители Лайзы тоже состояли в разводе. Фрэнк ушел от жены, когда дочери было четырнадцать лет. Лайзе никто ничего не объяснил, и она, подобно мне, так до конца и не простила отца. Но на этом сходство заканчивалось. Фрэнк так и не женился вторично, хотя его бывшая супруга вскоре сочеталась браком и убыла в Сан-Франциско, прихватив с собой детей.
Я сделаю все, чтобы ни один из нас не повторил судьбу наших родителей.
Взглянув через плечо, я увидел, что эллинг гребного клуба совсем рядом. Мои руки и плечи болели. Это была отличная прогулка.
Джил занимал самый большой кабинет во всей конторе. Его офис украшала антикварная мебель, а стены были облицованы дубовыми панелями. Над головой Джила на самом видном месте висел портрет ничем не прославившегося персонажа колониальных времен по имени Джилберт Стюарт. Именно в честь этого типа наш шеф получил свое имя Джилберт Стюарт Эпплбей. Портрет появился у Джила всего лишь год назад, но наш босс, вне сомнения, хотел убедить посетителей, что образ старого Джилберта Стюарта присутствует в его семье вот уже несколько поколений. Однако Даниэл, со свойственной ему язвительностью, не уставал повторять, что портрет является всего лишь неоправданной и преждевременной растратой тех миллионов, которые должна принести нам компания "Био один".
– Что ты решил относительно "Нет Коп"? – поинтересовался Джил. В его голосе я услышал участливую озабоченность.
– Попытаюсь спасти компанию.
– Каким образом? – изумленно вскинув брови, спросил старший партнер фирмы.
– Еще не знаю, – улыбнулся я. – Но сдаваться не собираюсь. Думаю, что смогу вернуть нам два миллиона. И кроме этого еще кое-что заработать.
Джил внимательно посмотрел на меня из-за толстых стекол очков. Затем шеф улыбнулся, и по его физиономии побежали веселые морщинки.
– Восхищаюсь твоей настойчивостью. Делай, что можешь, но от "Ревер" ты не получишь ни цента.
– Понимаю, – ответил я улыбкой на улыбку.
Джил извлек из ящика стола трубку и принялся набивать её табаком. Курил он только в своем кабинете, поскольку курение в публичных местах ныне в Америке не приветствуется – пусть это даже будет твоя собственная фирма.
– Ты знаешь, Саймон, в чем состоит твоя главная ошибка?
У меня в голове вертелось множество ответов, но я выбрал самый простой:
– Нет.
– Не в том, что ты настаивал на продолжении инвестиций. Это всего лишь вопрос оценки ситуации. И не в том, что ты хочешь сдержать данное тобой слово. Что бы не говорил Арт, твоя позиция заслуживает уважения. Твоя главная ошибка состоит в том, что ты дал обещание и тем самым загнал себя в угол. Человек, который трудится в венчурной фирме, обязательно должен оставлять для себя запасной выход. Обстоятельства меняются. Происходят непредвиденные события.
Я не был до конца уверен в справедливости этих слов. Если предприниматель доверил венчурной фирме свою мечту, вложил в эту мечту все свои сбережения и даже заложил дом, то он по меньшей мере может рассчитывать на то, что фирма выполнит свои обязательства. Но правила игры здесь писал не я, а Джил.
Поэтому я утвердительно кивнул.
– Я рад, что ты решил избегать необдуманных поступков. Желаю успехов в деле "Нет Коп". Да, и еще один вопрос.
– Слушаю.
– Как чувствует себя Джон Шалфонт? Он в порядке?
– Думаю, что да. Почему вы спрашиваете?
– Джон очень хотел протолкнуть идею с ветряными генераторами. Но он достаточно давно в фирме и должен знать, что мы уже отвергли кучу подобных проектов.
– Всего лишь временная утрата перспективы, – сказал я. – Может случиться с каждым.
Похоже мои слова его не убедили.
– Хмм… – протянул он и добавил: – Спасибо, Саймон.
Обрадовавшись, что моей карьере в "Ревер" ничего не угрожает, я вышел из кабинета. Должен признаться, что сомнения мои не исчезли, они лишь отступили на второй план.
Даниэл изучал биржевые котировки на экране своего компьютера. Цена акций "Био один", как я уже знал, поднялись до сорока четырех долларов. Джона в офисе не было.
– Ты все еще работаешь у нас? – спросил Даниэл.
– Работаю.
– Значит Джил убедил тебя не уходить?
– Скорее, это сделала Лайза, – ответил я.
– Рад, что хотя бы у одного из вас есть крупица здравого смысла.
– Джил спросил, как чувствует себя Джон. Похоже его беспокоит история с ветряными электрогенераторами.
– У Джона ветер в голове, – фыркнул Даниэл.
– Брось, Даниэл. Он – хороший парень.
– Кто же в этом сомневается? Он просто отличный парень. Но какой в этом смысл? Это же ничего не стоит. Джон по природе своей неудачник, и в этой фирме ему ничего не светит. Ты знаешь, что он попал сюда только благодаря своему отцу?
Я пожал плечами. Скорее всего, Даниэл прав. Но Джон мне нравился, и я вовсе не хотел списывать его, как неудачника.
Заметив мою сдержанность, Даниэл сменил тему.
– И что же ты собираешься делать с "Нет Коп"?
– Найти для неё деньги.
– Каким образом? – удивленно подняв брови, спросил Даниэл.
– Пока это известно одному Богу. Может быть у тебя есть идеи?
Несмотря на весь свой цинизм, Даниэл иногда проявлял себя человеком весьма творческим, и поинтересоваться его идеями было полезно.
– А как насчет Джеффа Либермана? – немного помолчав, спросил он. – Этот парень вложил средства в "Био один". Почему бы ему не инвестировать немного и в "Нет Коп"?
Интересное предложение, подумал я. Джефф вместе с нами учился в школе бизнеса, и я проводил с ним очень много времени. Он был способным студентом и после окончания школы поступил на службу в "Блумфилд Вайсс" – крупный инвестиционный банк Нью-Йорка. Джефф с интересом следил за моей деятельностью в "Ревер", а когда я рассказал ему о перспективах "Био один" и об открытии Лайзы, он с моей подачи прикупил порядочно акций компании на первоначальной публичной распродаже.
– Пожалуй, стоит попытаться, – сказал я.
Я нашел и набрал его номер.
– Джефф Либерман слушает.
– Привет, Джефф, это я, Саймон Айот.
– Привет, Саймон. Как поживаешь?
– Превосходно.
– А как идут дела у моей маленькой "Био один"? Котировки пока не падают?
– Сорок четыре сегодня утром. Значительно выше той цены, по которой ты покупал.
– Верно. Да я и не жалуюсь.
– Джефф, вообще-то я звоню тебе в связи с другой компанией. Если ты считал, что дело с "Био один" стоит риска, то тебе следует познакомиться и с этим проектом. В случае успеха прибыль будет огромной.
– Давай подробнее.
Я рассказал ему всё о "Нет Коп".
Идея его увлекла. Думаю потому, что к ней был приделан ярлык "Интернет". Я не скрыл, что проект рискованный, что "Ревер" от него отказалась, и для того, чтобы удержать "Нет Коп" на плаву, срочно нужны средства. Но это только подогрело его аппетит. Но он все же задал один, очень важный для него вопрос.
– А лично тебе, Саймон, идея нравится?
Я так надеялся, что он этого не спросит. Теперь мне придется поставить на кон всю свою репутацию.
– Проект связан с большим риском, но мне он очень нравится, – сказал я и, сглотнув слюну, добавил: – Крэг Догерти по своей природе – победитель.
– О’кей. В таком случае высылай мне детальную информацию. Я дам тебе знать.
– Немедленно высылаю.
– Спасибо, Саймон. И обязательно дай мне знать, если появится еще какое-нибудь многообещающее дельце.
Я осторожно вернул трубку на место. Итак, Джефф может дать денег. Но для того, чтобы спасти "Нет Коп", нужны более солидные инвестиции. Однако с этим можно подождать, пока Крэг немного не успокоится.
– Он заинтересовался?
– Не исключено.
– В конце недели я собираюсь в Нью-Йорк. Если хочешь, я могу с ним поговорить.
– Спасибо. Это будет полезно.
Я попытался дозвониться Крэгу, но того "не было на месте", поэтому я оставил ему голосовое письмо, в котором информировал о своих действиях. Я прекрасно понимал его ярость, но не сомневался в том, что он скоро придет в себя. Особенно, если я смогу раздобыть для него денег.
В комнату, насвистывая одну из своих любимых мелодий 80-х гг., вошел Джон. В руках он держал большую бутылку молока.
– Еще работаешь, Саймон? – спросил он.
– Боюсь, что так.
– Эй, а почему бы тебе не попросить Джона сделать инвестиции? – спросил Даниэл.
– Во что? – поинтересовался Джон.
– В "Нет Коп".
– Потенциально высокодоходный проект, и больше ста процентов своих инвестиций ты на нем ни при каких условиях не потеряешь.
– Не могу, – ответил Джон, усаживаясь на свое место.
– Почему? – спросил Даниэл.
– Мне нечего инвестировать.
– Брось, Джон. Неужели ты не можешь выделить какого-то жалкого десятка миллионов?
– Когда ты, наконец, вколотишь в свою глупую башку, что папаша не дает мне денег? Для того, чтобы получить от него хотя бы доллар, я должен вымыть его машину, – небрежным тоном произнес Джон. Мы много раз обсуждали этот вопрос, но Даниэл в отличие от меня не верил своему коллеге.
– А не мог бы ты предложить раскошелиться своему старику? Он вполне способен инвестировать собственные средства.
– Перестань, – взмолился Джон, глядя на пестревший цифрами биржевых котировок дисплей Даниэла. – Да, кстати, сколько бы ты не пялил глаза на монитор, курс от этого не станет выше.
– Кто знает, – ответил Даниэл.
– Ты сейчас контролируешь по меньшей мере половину "Био один", – продолжал Джон.
– Увы.
– Но почему, увы? У тебя уже должен быть хороший навар.
– Я купил телегу этого дерьма по пятьдесят восемь.
– Уоррен Баффит мог бы тобой гордиться, – ухмыльнулся Джон.
– Курс выправится, – раздраженно бросил Даниэл.
Телега дерьма, о которой говорил наш приятель, было ничем иным как большим пактом акций. После первоначальной публичной распродажи курс взлетел к небесам, увеличившись в четыре раза. В прошлом году рыночные цены за акцию доходили до шестидесяти долларов, но в результате недавнего спада, затронувшего весь сектор биотехнологий, курс заметно понизился.
– Несмотря на твою временную неудачу, наши славные партнеры вполне процветают. Как ты думаешь, сколько может стоить на рынке их доля?
– Примерно пятьдесят четыре миллиона долларов на всех, – без малейшей задержки ответил Даниэл.
– Пятьдесят четыре миллиона?!
– Абсолютно точно. В 1994 году "Ревер" инвестировала пять миллионов баксов. Сейчас эти пять миллионов стоят примерно двести семьдесят пять миллионов. Партнеры получают двадцать процентов от прибыли. Вот тебе и пятьдесят четыре миллиона.
Даниэл был с цифрами на ты, и я полностью доверял его раскладу. "Био один" по успехам превосходил все остальные холдинги "Ревер". У нас были успехи – главным образом благодаря Фрэнку, – но имелись и провалы – в основном из-за авантюр Арта. Кроме того, мы располагали смешанным портфелем других более или менее приличных акций. Однако нашим бесспорным достижением был проект, связанный с "Био один".
Пятьдесят четыре миллиона на пятерку партнеров! Большая часть этих миллионов перейдет к Джилу. Солидный кус достанется Арту, который стоял у истоков проекта (хотя все остальное, к чему он прикасался, превращалось в прах). Фрэнк тоже не будет обделен. Новые партнеры Дайна и Рави получат, естественно, гораздо меньше.
Ни один из сотрудников "Ревер" еще никогда не становился партнером, и я отчаянно пытался положить конец этой традиции.
– Саймон, какие чувства ты испытываешь, имея тестя, который стоит много миллионов долларов? – спросил Даниэл.
– Вся эта прибыль пока на бумаге, – ответил я. – И кроме того, у меня создалось впечатление, что в данный момент я не являюсь его любимым зятем.
– У меня почему-то сложилось точно такое же впечатление, – мрачно улыбнулся Даниэл.
– А как Лайза оценивает деятельность "Био один"? – вступил в беседу Джон.
– Не очень высоко, – ответил я.
– Но почему?
– Одна из её подруг там работает и ненавидит эту компанию. Если ей верить, то технический директор фирмы Томас Эневер – тот еще подонок. Ты знаешь, что этот австралийский терьер установил на фирме режим тотальной секретности? Этот парень единственный, кому известно все, что происходит в компании.
– Думаю, что Лайза ошибается, – сказал Даниэл.
Я лишь пожал плечами. Бостонские пептиды были значительно меньше, чем "Био один", и они не были конкурентами, хотя и работали в одном поле. Однако у Лайзы сложилось резко отрицательное мнение о жемчужине в нашей короне.
– Эневер – блестящий ученый, – продолжал Даниэл. – Слегка псих, конечно, но исследователь классный.
– Охотно верю, поскольку в биотехнологии ни уха, ни рыла не смыслю.
– Так же как и Арт, – со смехом сказал Даниэл. – Но это оказалось его единственным инвестиционным проектом, который принес плоды.
Я ответил улыбкой. Даниэл время от времени помогал Арту в работе с "Био один". Особенно в тех случаях, когда надо было возиться с цифрами. Поэтому Даниэл был единственным человеком, кроме Арта, естественно, который имел прямые контакты с компанией. Четыре года тому назад Арт уговорил своего старинного дружка Джерри Петерсона купить "Био один", и Даниэл был прав – Арт ничего не смыслил в биотехнологиях. Боюсь, что нынешний председатель Совета директоров компании "Био один", достойный мистер Джерри Петерсон, тоже ни черта не понимает в этой весьма специфической сфере.
Оказалось, что "Био один" открыла весьма многообещающий препарат для лечения Болезни Альцгеймера – основной причины развития сенильности у пожилых людей. Болезнь Альцгеймера является одной из самых распространенных хронических заболеваний, и, хотя это страшный недуг существовал всегда, в последнее время он диагностируется всё чаще и чаще. Фирмы в сфере биотехнологий просто обожают разрабатывать препараты для лечения хронических болезней, поскольку пациенты вынуждены принимать лекарства многие годы. А это означает, что вновь открытый препарат после одобрения властей приносит на рынке миллиардные прибыли. Именно поэтому активы "Био один" оценивались на бирже высоких технологий НАЗДАК в полмиллиарда долларов.
Арту просто повезло, и все охотно считали это его успехом хотя бы потому, что из него извлекала немалую пользу вся фирма.
Я лежал с закрытыми глазами на диване нашей крошечной гостиной. На моей груди покоилась открытая книга. Услышав, как хлопнула дверь, я открыл глаза и посмотрел на часы. Десять часов вечера.
– Привет, – сказал я, принимая сидячее положение.
– Привет, – ответила Лайза, чмокнула меня в щеку и плюхнулась рядом со мной на диван. – Здесь страшно темно.
Она была права. Я читал в свете одной слабенькой лампы. По вечерам мне нравилось именно такое освещение. Дрожащий желтый свет уличных фонарей, проникая через стекла окон, порождал причудливые тени на белых стенах комнаты и старинном кирпичном камине.
– Хочешь, я включу свет? – спросил я.
– Не надо. Так очень хорошо. Но против бокала вина я возражать бы не стала.
– Сделаем, – сказал я, открыл бутылку красного калифорнийского и наполнил два бокала – для неё и для себя.
Лайза с удовольствием отпила вино, потянулась и сбросила туфли.
– Голова раскалывается, – заявила она.
– Теперь лучше? – спросил я, легонько чмокнув её в висок.
– Немного, – ответила она и, притянув меня к себе, одарила затяжным поцелуем.
– Думаю, что тебе не стоит так надрываться, – сказал я.
– Иначе нельзя. Мы бежим наперегонки со временем. Нам надо довести "БП-56" до такой степени готовности, которая позволит привлечь дополнительные средства, прежде чем мы успеем окончательно обанкротиться. Перед тем, как перейти к испытанию на людях, надо закончить все тесты на животных.
– А мне из твоих слов показалось, что испытания на животных завершены.
– Ты не ошибся. Получены хорошие результаты. Но теперь надо представить все документы в Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов. Кошмарная работа.
– Еще бы!
Лайза допила вино и снова наполнила бокал.
– Итак, ты, насколько я понимаю, в отставку не вышел?
– Нет. Ты была права. Я попытаюсь спасти "Нет Коп".
– Каким образом?
– Не знаю. Приятель по школе бизнеса может дать кое-какие средства. Но мне надо значительно больше того, чем он располагает.
– Найдешь, – сказал Лиза. – Какие идеи по поводу Хелен и её апелляции?
– Мне хотелось бы подать апелляцию. Сестра в капкане, и это её единственная надежда из него вырваться. Но у нас нет на это денег.