Тэсс заплатила водителю и вышла из такси. Проходя мимо шофера-телохранителя, она нарочно уставилась на него во все глаза, давая ему возможность хорошенько разглядеть себя. Брайан, по-видимому, заранее описал ее внешность, потому что шофер кивнул, сделал шаг назад и больше не обращал на нее внимания. Он не сводил глаз с задних огней такси, которое, описав полукруг по подъездной аллее, выехало на усаженную деревьями улицу и исчезло из вида. Да, определенно телохранитель, подумала Тэсс.
Она донесла свой чемодан вверх по лестнице до дверец и там немного постояла, прежде чем нажать кнопку звонка. Через десять секунд дверь открыл дворецкий в ливрее.
Тэсс так давно не была в этом доме, что не узнала его.
– Я приехала повидаться с матерью.
– Я знаю, мисс Дрейк. Меня зовут Джонатан. – И, улыбнувшись, церемонно добавил: – Добро пожаловать. Вас ждут. Позвольте мне донести ваш чемодан, пожалуйста.
Когда Тэсс вошла, он закрыл дверь и повел ее через большой, с высоким потолком и мраморными полами холл, где гулко разносился звук их шагов, к гостиной справа. По дороге Тэсс заметила, что к коллекции картин, развешанных по стенам, добавился новый Матисс. Раздвигающаяся дубовая дверь гостиной была закрыта. Когда дворецкий бесшумно отодвинул ее, Тэсс при виде матери, поднявшейся ей навстречу с французской кушетки времен Регентства слева от камина, постаралась придать своему лицу безмятежное выражение.
– Тереза, дорогая, как я рада тебя видеть.
Мать всегда неодобрительно относилась к тому, что отец называл ее Тэсс. Стройная, высокая, в свои почти шестьдесят лет мать выглядела лет на десять моложе благодаря многочисленным подтяжкам кожи на лице, отчего тем не менее ее аристократическое лицо приобрело страдальческое выражение.
Как и всегда, по вечерам, она была одета словно на прием, на сей раз в дорогое шуршащее шелковое платье цвета янтаря. Ее туалет дополняло изрядное количество драгоценностей: бриллиантовое колье и к нему такие же серьги, рубиновая брошь, сапфировое кольцо на одной руке, а на другой – сверкающие, удивительные по красоте обручальное и свадебное кольца (несмотря на смерть мужа шесть лет назад, она так и не сняла их), изумрудный браслет на одном запястье и золотые швейцарские часы "пьяже" – на другом.
– Я действительно счастлива тебя видеть. – Как и многие другие выпускницы элитарной школы Рэдклифф той целомудренной старой поры, когда женский колледж еще не соединили (Господи, куда же катится мир?) столь непростительно глупо с мужскими в Гарварде, она ходила так, словно к спине у нее привязана доска, и говорила хрипловатым, напоминающим Лорен Баколл (которая не ходила в Рэдклифф) голосом. – Ты так давно не приезжала. Ты же знаешь, как я по тебе скучаю. Ты совсем отбилась от дома. – С этими словами мать подошла к Тэсс и, как полагается, модным жестом, изображавшим поцелуй, едва коснулась поочередно ее щек своими.
– Да, мама, и я рада тебя видеть. – Тэсс удалось изобразить улыбку.
– Джонатан отнесет чемодан в твою комнату. Входи. Садись. Ты, должно быть, ужасно устала от такого путешествия.
– Мама, из Нью-Йорка только час лета.
– О? Действительно? Да, я полагаю, это так. Тогда почему я не вижу тебя чаще?
Тэсс подошла к креслу той же эпохи, что и кушетка, стоявшему напротив.
– У меня полно работы. Нет времени постирать, не говоря уж…
– Постирать? – Мать вскинула голову. – Ты сама стираешь? Я все время забываю. Ты ведь хочешь быть независимой.
– Это так, мама. – Тэсс, ерзая на кресле, обитом тканью с вычурным рисунком, обежала комнату глазами и, к своему беспокойству, не обнаружила в ней Брайана Гамильтона. – Независимой.
– А что твоя работа? Как идут дела в вашем маленьком журнальчике?
– Он не маленький, мама. И я думаю, он делает полезное дело.
– Ну конечно, мы все к этому стремимся. – Мать Тэсс поудобнее устроилась на кушетке. – Он ведь занимается проблемами окружающей среды. Что-то о загрязнении.
Тэсс кивнула.
– И эти проблемы становятся все серьезнее.
– Ну, в моем возрасте… я вряд ли доживу… Ладно, оставим это. Главное – что ты счастлива.
– Да, мама. – Несмотря на все смятение, вызванное смертью Джозефа и появлением человека, который по описанию походил на него и который пытался украсть фотографии, сделанные ею в спальне Джозефа, Тэсс удалось улыбнуться без всякого притворства. Она повторила, подражая матери: – Я действительно счастлива.
– Ну, – мать оправила платье, – в таком случае, – она поправила колье, – по-моему, это главное, – произнесла она, по-видимому не очень убежденная в этом.
Тэсс стало не по себе, когда мать принялась изучать ее кроссовки, джинсы и пуловер с короткими рукавами.
– Я знаю, мама. Тебе хотелось бы, чтобы я одевалась как…
– …леди. Сейчас ты выглядишь, словно явилась со спортивных соревнований. По крайней мере, ты могла бы надеть бюстгальтер.
– Мне так удобнее, мама. Особенно когда так влажно.
– Влажно? Вот именно. Твой пуловер такой мокрый, что видны твои… Я никогда не прощу себе, что позволила тебе учиться в Джорджтаунском университете, а не отправила в одно из приличных заведений.
– Это не ты позволила, а папа, – вспылила Тэсс.
Мать покачала головой.
– Это извечная тема. Мы обсуждали ее слишком часто. Извини, что затронула ее снова. Поскольку мы так редко видимся, давай не будем ссориться.
– Именно этого я больше всего и хочу, мама.
– Вот и прекрасно. Решено – мы не будем ссориться. – Мать Тэсс снова оправила платье. – Я знаю, ты говорила, что не будешь обедать, но я взяла на себя смелость и приказала Эдне приготовить паштет. Я помню, что тебе он всегда очень нравился.
– Да, очень, – солгала Тэсс.
– И, конечно, чай. По-моему, хороший чай всем пойдет на пользу.
Когда мать подняла маленький серебряный колокольчик и изящным жестом позвонила, Тэсс снова огляделась.
– Кстати обо всех. Я просила Брайана Гамильтона быть здесь. – Тэсс неодобрительно посмотрела на мать. – Кажется, у дома стоит его "роллс-ройс", но я не…
Двери гостиной раздвинулись. Тэсс резко обернулась. Вошла служанка в форме, включая наколку. Она несла серебряный поднос с тостами и паштетом, который поставила на антикварный столик ценой в тридцать тысяч долларов. Вслед за ней в комнате появился мужчина в смокинге. Он держал в руках другой серебряный поднос, на котором стояли чашки и японский чайник двухсотлетней давности.
– Прошу прощения, что так долго разговаривал по телефону, Мелинда. Я подумал, что могу быть полезным и помочь Эдне. Надеюсь, ты не возражаешь?
– Возражаю? Конечно, нет. Я уверена, что Эдна отдаст должное твоей любезности, к тому же ни один мой гость не может сделать что-то не так.
Мужчина поставил поднос на стол рядом с первым и с улыбкой повернулся к Тэсс. Ему было за шестьдесят, но он сохранил отличную выправку, был худощав, подтянут, с густыми, темными, великолепно подстриженными волосами и красивым лицом с резкими чертами, которое прекрасно выходило на фотографиях. В подписях под газетными снимками обычно упоминалось о его бесчисленных заслугах во Вьетнаме и головокружительной карьере лихого генерала морской пехоты. От улыбки морщинок вокруг его глаз прибавилось, и они стали резче. Голос вошедшего был хрипловатым, но с мягкими интонациями телевизионного комментатора.
– Как поживаешь, Тэсс? – Он протянул ухоженную мускулистую руку.
Тэсс неохотно приняла ее. Рукопожатие его было крепким.
– Не слишком хорошо, Брайан. В данное время у меня проблема.
– Так я и понял по телефону. – Брайан повернулся к служанке, затем, подняв брови, взглянул в сторону матери Тэсс. – Но прежде чем мы начнем ее обсуждать…
Мать Тэсс поняла намек.
– Спасибо, Эдна. Мы сами нальем чай.
– Как скажете, мэм.
Сделав реверанс, Эдна вышла и задвинула за собой дверь.
– Ну вот, – сказала мать Тэсс. – Теперь я уверена, ты не будешь возражать против роли хозяина, Брайан.
– Конечно. – Он взял чайник.
– Нет, постойте, – остановила его Тэсс. – Я правда не хочу…
Они непонимающе посмотрели на нее.
– …есть или пить. Я перехватила претцель[8] в аэропорту.
– Претцель? – с ужасом переспросила мать Тэсс.
– Мне хотелось бы перейти к делу, – сказала Тэсс. – И поскольку ты, Брайан, в смокинге, я полагаю, что ты либо сбежал с приема в честь советского посла, либо опаздываешь туда. Я также полагаю, что тебе надо либо вернуться туда, либо успеть к началу, поэтому не буду задерживать тебя больше, чем нужно. Поверь, я не хочу зря тратить твое время. – Она старалась, чтобы в ее словах не прозвучало сарказма.
– Тэсс, ну разве это возможно, чтобы ты зря потратила мое время. – Брайан поставил чайник, обошел вокруг стола и встал лицом к ней. – Я сказал тебе по телефону, что в память о прежних временах и о твоем отце… я готов сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
– Совершенно верно. В память о моем отце.
– Мы были друзьями, – проговорил Брайан.
– Но это не помешало тебе послать его в Бейрут.
– Ну вот что, – прервала ее мать, – если этот разговор и дальше будет продолжаться в таком тоне, я не собираюсь сидеть здесь и…
– Это неплохая идея, мама: почему бы тебе не оставить нас? У нас с Брайаном есть тема для разговора.
– Нет, Мелинда, не вздумай уходить. Пора поставить все точки над "i", – сказал Брайан. – Ради всех нас. – Он сел рядом с матерью Тэсс и взял ее за руку.
Неожиданно у Тэсс впервые появилось подозрение, что у них может быть роман. Лучший друг ее отца, человек, пославший своего лучшего друга на смерть, мог ли он спать с женой этого своего лучшего друга? При мысли о них в постели Тэсс затошнило так, что она пожалела о съеденном по дороге из аэропорта претцеле.
– Ладно, давайте разберемся втроем, – согласилась Тэсс. – Меня это устраивает. Если я получу то, чего хочу…
– Твой отец был преданным идее дипломатом, – сказал Брайан. – Он поехал в Бейрут, где творилось черт знает что, полагая, что его вмешательство сможет остановить войну между христианами, мусульманами и всеми этими разношерстными группировками. Он искренне верил, что может покончить с насилием.
– Ты, похоже, решил произнести речь, – сказала Тэсс.
Брайан пожал плечами.
– Профессиональная болезнь.
– Кстати, всю эту дребедень, которую ты только что выдал, причем в тех же самых выражениях, я, по-моему, читала в "Вашингтон пост" в день смерти отца.
– Возможно, – мрачно ответил Брайан. – К сожалению, поскольку мне без конца задают вопросы, я, случается, повторяюсь.
– Однако ты не сказал корреспонденту "Вашингтон пост", что отца послали в Бейрут вести переговоры о поставках оружия той стороне, которую хотели видеть победителями, – христианам. И ты также не сказал, что ваша служба безопасности так чертовски плохо работала, что мусульмане узнали о сделке и похитили моего отца, чтобы он не смог завершить переговоры.
– Но, Тэсс, это же все домыслы.
– Не принимай меня за дурочку. Мусульмане хотели добиться от отца признания в том, что США участвовали в ливанском конфликте на стороне христиан. Но мой отец, как они ни старались, ни в чем не признался. Поэтому они его били, морили голодом, а когда и это не помогло, перерезали ему горло и бросили в сточную яму. В назидание Америке, чтобы она не вмешивалась.
– Тэсс, это твоя интерпретация происшедшего. Поставка оружия не имела никакого отношения к его миссии. Он находился в Бейруте с целью примирения воюющих сторон, все очень просто и честно.
– Никогда еще вы, ублюдки, ничего не делали просто и честно.
Мать Тэсс вздрогнула.
– Я никому не позволю говорить таким языком в…
– Нет, Мелинда, – прервал ее Брайан, – пусть она закончит. Мы решим этот вопрос раз и навсегда.
– Я знаю, что именно ты приказал сделать отцу. Я знаю, что он не одобрял задания, но не мог не подчиниться приказу из Белого дома, – продолжала Тэсс. – Откуда я узнала? Потому что подслушивала его разговоры по телефону. А когда он принес с работы документы, я не только тайком прочитала их. Я сделала с них копии, прежде чем отец их уничтожил.
– Если это так, Тэсс, то это нарушение закона о национальной безопасности, за что положено суровое наказание…
– Такое же суровое, как для отца? Что ты мне сделаешь? Посадишь в тюрьму? Конечно, нет. Я все расскажу. Поэтому, если не хочешь еще одного скандала "Иран-контрас"[9], тебе придется убить меня!
– Достаточно! – Мать Тэсс резко выпрямилась. – Избавьте меня от продолжения. Твой отец был великий человек, и я не желаю слушать, как ты чернишь его репутацию и репутацию Брайана!
– Нет, Мелинда, подожди. – Брайан снова сжал ее руку, голос его звучал неестественно спокойно. – Мне кажется, Тэсс близка к завершению своих обличении. По-моему, она к чему-то клонит. И когда она наконец перейдет к делу, думаю, все недоразумения между нами будут улажены. Извини, Тэсс, за вульгарность, но давай возьмем быка за рога. Какого дьявола тебе нужно?
Тэсс глубоко вздохнула и постаралась говорить спокойно.
– Когда я вижу твою фотографию в газетах, я готова разорвать её на части. Но, поскольку я живу не на острове и до меня доходят слухи, я догадываюсь, что, несмотря на перемены в администрации, у тебя еще сохранились обширные связи в правительстве.
– Это верно, – откликнулся Брайан.
– И в том числе в Совете национальной безопасности, – добавила Тэсс.
– Необоснованные слухи.
– Послушай, Брайан, подошло время платить долги! Услуга за мое молчание! Я не прощу тебе того, что ты послал моего отца на смерть, но клянусь – Господь мне свидетель, – если ты сделаешь то, что мне нужно сегодня, я никогда больше не коснусь этой темы!
Суровый герой войны внимательно посмотрел на нее.
– Это соблазнительное предложение.
– Тогда соглашайся.
Взгляд дипломата стал еще более испытующим.
– Так в чем твоя проблема?
Задеревеневшие мышцы Тэсс внезапно расслабились.
– У меня есть… То есть у меня был… Не знаю, как назвать его… Друг.
Затем в течение четверти часа Тэсс медленно, запинаясь, рассказывала, как впервые встретилась с Джозефом, почему он не пришел в парк, как они условились, описала весь тот ужас, который ей пришлось пережить в городском морге, и то ошеломление, которое она испытала при посещении квартиры Джозефа, и в завершение своего бессвязного рассказа показала фотографии загадочных предметов в спальне Джозефа.
Брайан просмотрел снимки.
– Странно. Ты уверена, что твой друг не сидел на игле?
– Ты хочешь сказать, он был наркоманом? Ни в коем случае. Он и не пил. И даже не употреблял аспирин. В том, что касалось здоровья, он был фанатиком.
– Но он вел себя так, словно за ним следили. – Брайан покачал головой. – Честно говоря, не понимаю, чего ты от меня хочешь?
– Используй свои связи с ФБР и ЦРУ. По-моему, Джозеф был испанцем. Я знаю, что он взял чужое имя. В ФБР есть отпечатки его пальцев. Сделай с них копии и отправь в Интерпол. Свяжись с кем надо. Сделай что-нибудь. Вообрази, что это дело представляет угрозу безопасности страны, если тебе нужны какие-то мотивы, которые подвигнут тебя на действие. Я хочу знать, кто убил его! И кто хотел украсть фотографии! И кто может за мной следить! И…
– Подожди, – прервал ее Брайан. – Ты думаешь… Ты хочешь сказать, что за тобой следят?
– Я так сбита с толку, что не знаю, что и думать.
– Ладно. Успокойся. Дай мне подумать. Ну а эти фотографии, могу я взять их на время и сделать копии?
– Ни за что на свете! Я ни за что не выпущу их из рук.
– Другими словами, ты мне не доверяешь?
– Я сама сделаю копии и вышлю их тебе.
– Очень хорошо, – сказал Брайан. – С этим ясно… У меня есть еще один вопрос.
– Мне нечего скрывать. Спрашивай.
– Ты видела этого человека всего три раза и тем не менее чувствуешь себя обязанной найти его убийц. Значит ли это, что ты его полюбила?
Тэсс бросила на него свирепый взгляд.
– Это все не так просто. Он был не таким, как все. Другим. Скажем так: он мне нравился. Ну и что?
– Просто мне надо знать мотивы, движущие тобой.
– Мои мотивы – желание восстановить справедливость, Брайан. Те же самые, которыми по идее должен руководствоваться и ты. Если только это не связано с торговлей оружием в Бейруте.
– Ладно. – Брайан встал, по-военному выпрямившись. – Я дам тебе знать о результатах.
– И чем раньше, тем лучше.
– Поспешность не всегда во благо, – сказал Брайан. – А вот довести дело до конца… в этом я знаю толк.
– Тогда докажи это, – сказала Тэсс.
– Когда-нибудь, я надеюсь, ты перестанешь меня ненавидеть.
– Не знаю, почему тебя это волнует. Нет. – Тэсс покачала головой. – Не так. У меня есть подозрения, поэтому, Брайан, если я права… ради памяти моего отца… и отношений с моей матерью… расшибись в доску, но сделай что-нибудь.
– Тереза! – возмутилась Мелинда.
– Мама, если не возражаешь, отвали.
– О Боже, – ахнула мать.
– Ну что, Тэсс, договорились? – спросил Брайан, протягивая ей руку.
– Если ты исполнишь обещание, да, договорились.
Тэсс пожала его руку. Она больше не была твердой.
– Исполню, как только смогу.
– Зная тебя и твои способности… – Тэсс умолкла.
– Тебе следовало бы стать дипломатом.
– Очень уж это противное дело, Брайан.
– Возможно, ты права. Прости, Мелинда. У меня дела.
– Не забудь о приеме в честь советского посла, – язвительно напомнила Тэсс.
– Не забуду. Но я решил не идти. Как ты выразилась по телефону, пошел он куда подальше. Но с моим величайшим почтением.
– Да уж, без почтения никак нельзя.
Брайан Гамильтон решительно направился к дубовой двери, раздвинул ее и исчез.
– Неужели, – сказала мать Тэсс, – он не мог обойтись без этого…
– "Пошел куда подальше"? Мама, ради Бога, он же герой войны. Если Брайан тебе нравится, постарайся привыкнуть к тому, что время от времени он будет ругаться.
– Не дай Бог!
– Мама, неужели папа ни разу не говорил "пошел он…"?
– Ну, иногда, но я не обращала на это внимания.
– Тогда у тебя одной проблемой больше. Я передумала. Дай мне, пожалуйста, тост. И налей чашку чая.
– Я позвоню Эдне.
– Нет, мама. Ты сама налей. И, кстати, я ненавижу паштет.