Итак, с этими кандидатурами все было решено, вплоть до билетов, отеля, условий пребывания и гонораров (не говоря уже о такой чести, как выступление перед аудиторией американского университета). Но в заявке Нельсона оставалось еще шесть незаполненных граф, и тогда он достал из ящика письменного стола свою записную книжку. Быстро пролистав главу "Должны мне", он принялся за внимательное изучение раздела "Должен я". Имелось несколько вариантов. "Было бы интересно связаться с Варелой Рейесом из Сорбонны, - подумалось ему, - тем более что этому прохиндею я обязан вдвойне, и это не считая совместных пирушек и походов к шлюхам, оплаченных из его кармана". Правда, Хосе Варела Рейес был специалистом по Средневековью… Что же делать? Тут в голове профессора блеснула одна замечательная идея, и он отправил такое электронное письмо:
Уважаемый коллега.
Дружище, как тебе, наверное, известно, у нас на носу неделя литературных чтений по творчеству Хорхе Икасы. Хотя это не связано с твоей темой, можно попытаться, к примеру, раскопать что-нибудь о влиянии средневекового романа на его творчество или нечто в этом роде. Если что-либо подобное придет тебе в голову, дай знать, и я включу тебя в свой список приглашенных.
Счастливо, проф. Чоучэнь Оталора.
В графе "Должен я" значился также некий Гийом Дюпон из Лионского университета, однако после некоторых раздумий Нельсон решил не включать его в свой список - все эти французские профессора, по его мнению, были невыносимо скучны, постоянно говорили только о своих авторах-соотечественниках, и к тому же с ними вряд ли удалось бы как следует покутить.
В списке был еще испанский критик Хесус Элиас Кадена, часто печатавшийся во многих специализированных изданиях как у себя на родине, так и в Латинской Америке. С его помощью Нельсон мог бы извлечь для себя тройную выгоду: его друг из Бостона, Аристотель Тривиньо, только что опубликовал свое исследование об образе матери в песнях перуанских креолов. И если с подачи Нельсона профессор Элиас Кадена отнесется благосклонно к бостонскому профессору, тот автоматически попадет в число должников Оталоры. А так как, по слухам, в данный момент он занимался подготовкой нового исследования по современному латиноамериканскому роману, то мог бы посвятить один или несколько разделов своей книги "Блюзу Куско", а то и всем произведениям Нельсона.
Так Нельсон и провел все утро: делал пометки, записывал и вычеркивал имена и фамилии, отправлял сообщения; уже ближе к полудню он наконец составил окончательный список кандидатур, в котором оставалось всего два вопросительных знака.
Пообедав и немного подремав на диване в своем кабинете, Нельсон отправился в библиотеку в надежде разыскать еще какие-нибудь книги китайского писателя, за чтением которого он провел без сна всю ночь. Как его имя? Он вытащил из кармана записку - ах да, Ван Шу. Но библиотечный компьютер выдал ему лишь название книги, которую он уже прочел. Тогда он поискал в разделе "Современный китайский роман"; высветилось несколько имен, ни одно из которых не было знакомым, и Нельсон выбрал наугад: Ли Ян, "Тень голубой лиры". Он взял книгу и уже минуту спустя возвращался с ней в кабинет. В тот день занятий у него не было, так что можно было скинуть ботинки, запереть дверь и прилечь почитать. Из окна дул теплый ветерок; солнечный свет, пробиваясь сквозь занавески, подходил для чтения как нельзя лучше.
Но мгновение спустя в тишине раздался телефонный звонок, и Нельсон вскочил с дивана. "Черт побери", - пробормотал он.
- Профессор Чоучэнь? Это Рамон Ронкарио.
Тот самый эквадорский писатель, которому он послал свое утреннее письмо с приглашением на конгресс.
- Да, какими судьбами? Какой приятный сюрприз, - поздоровался Нельсон.
- Даже не рассчитывал застать вас в такое время, профессор.
- Надо же, я сейчас и вправду чуть было не ушел. - Нельсон присел, поигрывая карандашом.
- Дело в том, что я получил ваше любезное приглашение и, безусловно, принимаю его, профессор. И так как вы просили связаться с вами, сразу же позвонил.
- О, это очень, очень любезно, - повторил Нельсон. - Я хотел бы обсудить с вами один вопрос.
- Весь внимание, - ответил Ронкарио.
- Причем это вопрос личного характера.
- Не беспокойтесь, профессор, я слушаю.
- Ну, в таких случаях… э-э… принято делать некие благодарственные жесты, вы меня понимаете? Претендентов немало, однако из всех кандидатур выбрали именно вас…
Нельсон выждал небольшую паузу и вскоре услышал ответ:
- Это действительно большая честь для меня, профессор.
- Видите ли, вам, особенно ввиду дальнейших приглашений в наш университет, следовало бы помнить об одной детали, а именно об упоминании в вашем докладе одного человека.
- Кого именно, профессор?
- Одного человека с факультета.
- Ах да, я понимаю вас, это вполне естественно, - сказал Ронкарио, - как раз перед тем как позвонить, я подумал, что непременно должен поблагодарить вас публично. Прямо телепатия, не так ли?
- Совершенно верно, однако поймите, что одно дело - благодарности для протокола, но есть вещи более важные. Вы ведь знакомы с моими книгами, не так ли?
- Конечно, профессор, и вам известно, что я сделал все, что от меня зависело, для того, чтобы в "Конэхо" издали ваш "Блюз Куско". Но у них были проблемы с бумагой, потом с типографской краской, а потом и вовсе сменилось правительство, и все, извините за выражение, покатилось к чертям. Вы ведь знаете, как это бывает.
- Да, но я имею в виду другие мои книги - те, что были написаны раньше.
Это был риторический вопрос, ведь остальные книги Нельсона были практически неизвестны в Перу, а в Штатах и вовсе дошли только до филологических факультетов, куда их направил сам же Нельсон.
- Нет, профессор, - ответил Ронкарио, немного занервничав, - я не имел удовольствия прочесть другие ваши произведения.
- Очень жаль… А ведь было бы прекрасно, если бы вы упомянули о них в своем сообщении по творчеству Хорхе Икасы.
- Ну конечно, явственно прослеживается связь "Блюза Куско" с Икасой…
- Вы это заметили?
- Естественно, профессор.
- Хорошо, - заключил Нельсон, - тогда с этим покончено. Завтра утром срочной почтой я вышлю вам мои остальные книги, а вы добавите в свой доклад небольшие ссылки на каждую из них. Дней через пятнадцать вам позвонят из деканата по поводу билетов и гонорара. Вас это устраивает?
- Естественно, профессор, с нетерпением буду ждать. Жаль, что вы посылаете книги срочной почтой - это, должно быть, очень дорого.
- Не беспокойтесь, Рамон, - сказал Нельсон, - для этого у нас в университете существует специальная служба. Итак, завтра я отправлю свои книги, и увидимся на конгрессе, договорились?
- Конечно, я в вашем распоряжении.
Нельсон положил трубку и посмотрел в окно. Вечерело. Выдался на редкость удачный день. Он заслужил хороший ужин, а потом можно было улечься в постель с книгой, которую заполучил сегодня. Лишь бы Дарси не пришло в голову позвонить. Надо бы включить автоответчик. Но по дороге в ресторан профессор вспомнил одну вещь, которая заставила его в корне изменить планы - ведь было первое сентября! Как же он забыл! Как раз в это время в Испании жюри решает, кому присудить первую премию за лучшую городскую новеллу. Нельсон представил на конкурс три свои рукописи (все под разными псевдонимами). Они не издавались практически нигде, а в Испании их совсем не знали. С отчаянно бьющимся сердцем он зашел в магазин, купил бутылку перуанской водки и поспешил домой в надежде прочитать долгожданное сообщение на автоответчике.
Сообщений было несколько, но - увы - ни одного из Испании. Единственное заслуживающее внимания было от Дарси: "Целую тебя везде, радость моя. Я в "Пицца-хат", страшно соскучилась. Из-за жары я в короткой юбке, без колготок. Скоро пойду в ванную, сниму трусики. Понимаешь, о чем я, дурачок? Целую…" Но в тот вечер Нельсону было не до "подвигов" - кто знает, быть может, именно тогда могла произойти долгожданная встреча с судьбой, и это многое бы изменило…
Он включил автоответчик, надел тапочки, бросил на кровать галстук и поставил компакт Чабуки Гранды - он считал, что ее музыка приносит удачу. Затем Нельсон отправился на кухню. Выжал сок из десятка лимонов, добавил пару белков, сахарную пудру и водку. В конце добавил 25 кубиков льда и все перемешал. Попробовал и подумал, что не хватает сахара - совсем чуточку. А сейчас? Вот, теперь в самый раз. Он налил себе большой стакан и поставил кувшин в холодильник, чтобы лед не таял быстро, и, пританцовывая, направился в гостиную.
Внезапный телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Послышался голос:
- Это Эльза, дорогой, ты дома? Звоню напомнить, что сегодня день вручения премии.
Нельсон взял трубку, сказал, что он на месте и благодарит за напоминание, и быстро попрощался, чтобы не занимать телефон.
Музыка и спиртное возымели свое действие - воображение Нельсона разыгралось. Вот статья Маркеса, опубликованная в самых известных газетах мира, о новелле Нельсона, получившей премию; вот статья Маркеса и Сарамаго под названием "Истинный писатель"; а вот его фотография с подписью "Награжденный новеллист и два нобелевских лауреата прогуливаются по улицам города"…
Только что глотнувший водки, Нельсон даже поперхнулся, когда телефон зазвонил вновь: "Хай, папик, это Дарси. Я уже дома, ужасно скучаю. Хочу тебя увидеть! Проказник… Перезвони. Бай!" Нельсон решил больше не брать трубку, пошел к холодильнику и снова наполнил бокал. Звонков не было вот уже несколько часов, и, опьянев, Нельсон задремал рядом с телефоном.
Звонок раздался в восемь часов утра, и Нельсон тотчас же вскочил:
- Слушаю?
- Профессор Чоучэнь Оталора?
- Да, это я.
- Вас беспокоят из ректората университета. На одиннадцать часов вам назначена встреча с дисциплинарной комиссией факультета.
Нельсон окаменел. Что могло произойти? С тяжелой головой и дрожью в коленях он начал одеваться. Он был уверен, что здесь не обошлось без происков Флореса Арминьо. В одиннадцать часов он был в ректорате и предстал перед дисциплинарным судом, где во всеуслышание прозвучал его вчерашний телефонный разговор с писателем из Эквадора Рамоном Ронкарио. Нельсона обвинили в злоупотреблении служебным положением и исключили из числа участников конгресса по творчеству Хорхе Икасы и всех последующих мероприятий такого рода на следующие пять лет. Самым же унизительным было то, что сообщение о его проступке и последующем наказании в течение пятнадцати дней должно было быть распространено по всем информационным стендам университета с его подписью под признанием собственной вины. В противном случае профессор был бы вынужден оставить кафедру.
"Катитесь все к чертям", - сказал он себе. На месть Флоресу Арминьо сил уже не осталось. Еще этим утром, до того, как услышать обвинения в свой адрес, он подумывал сделать сотни плакатов с изображением Норби и Лоло на фоне сердечка…
Но ничего этого Нельсон не сделал. Он сел в поезд и отправился домой в надежде провести там всю неделю под предлогом плохого самочувствия. Потом, сославшись на нервный срыв, выхлопотал отпуск, который, во избежание унижения в глазах студентов, ему охотно предоставил ректорат (все-таки он был преподавателем с десятилетним стажем). И когда Эльза спросила, чем собирается заниматься муж все это время, Нельсон ответил:
- Поеду в Пекин, дорогая, поищу какую-нибудь информацию о своих предках. Настало время обратиться к корням. А потом я напишу такой роман, что они лопнут от зависти. А когда ко мне придет известность, я пошлю всех куда подальше и мы с тобой уедем и поселимся в Париже, как тебе моя идея, смуглянка?
ГЛАВА 6
Из Парижа в Гонконг
Самолет компании "Катай Пасифик" вылетел вовремя. Мне повезло - мое место находилось рядом с медицинским отсеком, так что я мог спокойно вытянуть ноги. Пети, сидевший рядом со мной, снял ботинки, надел какой-то жуткий шерстяной свитер и с головой погрузился в чтение "Фигаро". Что за невоспитанность! Естественно, в конце концов я достал одну из книг, которые захватил из дома. К счастью, это оказался "Конец одного романа" Грэма Грина, одного из моих любимых авторов. Кажется, впопыхах я успел сунуть в чемодан еще работы Мальро и "Рене Лейс", замечательную новеллу Виктора Сигалена, эксцентричного французского путешественника, которую я прочел еще несколько лет назад; помню, там встречались зарисовки о жителях Пекина, которые могли мне пригодиться.
Через некоторое время принесли аперитивы; я попросил бутылочку белого вина, Пети же продолжал читать свой "Фигаро". Я и не знал, что можно уделять столько внимания какой-то газете. Иногда я поглядывал на соседа украдкой, пытаясь рассмотреть, что же его так увлекло. Сначала это была передовая статья, в которой говорилось об опасности, которую представляет для Европы конфликт в Косово; потом он углубился в анализ падения курса евро. Затем стал читать умнейшее описание футбольного матча, который был сыгран со счетом 0:0. Черт возьми, какая скукота! Самое интересное, что периодически Пети доставал небольшую записную книжечку и делал записи, как будто при чтении ежедневной газеты в голове могут появляться какие-либо идеи.
После ужина, расслабившись от вина и пары стаканчиков виски на десерт, я решил завязать разговор.
- Простите, мсье Пети, - сказал я, - вы уже долго работаете в дирекции радиостанции?
- Всего два года. А вы? Давно стали журналистом?
Чудеса, подумал я, так и знал, что ликер и усталость наконец немного смягчат его суровость.
- Больше десяти лет, - ответил я, давая знак стюардессе, чтобы та принесла еще выпивки.
- А почему вы приехали во Францию? - спросил он, вытирая пот со лба. - Разве у вас на родине нет радиостанций?
- Ну конечно, есть.
- И что же?
- Все очень просто. Я живу в Париже и поэтому работаю здесь. Если бы я жил в Колумбии, то работал бы там.
- Все хотят жить во Франции, - возразил он. - И поэтому все так, как сейчас. Другими словами, все мы по уши в дерьме, понимаете? Франция не должна становиться пристанищем для всех бедняков мира.
- Я приехал сюда учиться и потом остался. Я не бедняк, остался, потому что мне здесь нравится.
- Ну конечно. А почему вы не вернулись в свою страну? Там вам не нравится?
- Многие вещи на родине меня бесят, но я езжу туда всякий раз, когда у меня есть возможность.
Подошла стюардесса с двумя пластиковыми стаканчиками, льдом и парой бутылочек "Джонни Уокер". Пети проворчал:
- Нужно, чтобы каждый жил в своей стране. Будет меньше проблем.
Наконец погасили свет, и начался фильм. Это был "Доктор Т. и его женщины" Роберта Олтмана с Ричардом Гиром и Хелен Хант. Она мне нравится, но Гира я просто не выношу. Так что решил еще немного почитать, а потом поспать. Мы прилетели в Гонконг на рассвете. Из иллюминатора я увидел блестящую гладь воды и несколько островов, окутанных густым туманом. Как только мы приземлились, Пети начал чертыхаться: "Проклятая жара". Он моментально вспотел. На рубахе под мышками проступили большие круги пота.
Кондиционеры в здании современного аэропорта работали с такой мощностью, что мне даже пришлось надеть пиджак.
Пети, только что прошедший таможню, обогнал меня, и, к своему удивлению (я-то решил, что он пошел ловить такси), я заметил, что нас встречают. Это был француз лет пятидесяти пяти, одетый в льняной костюм и белую рубашку с галстуком. Протягивая руку для пожатия, он пробормотал: "Жан-Пьер Гассо, - а потом добавил: - консул Франции". Черт возьми, меня впервые встречал в аэропорту дипломат. Этот Пети, должно быть, важная персона.
Потом мы поехали в город.
На меня произвели впечатление движение, гигантские неоновые вывески, большая влажность. Высоченные здания, облупившиеся от соленого морского ветра, вызывали чувство тревоги. Любой город, в который приезжаешь впервые, внушает беспокойство.
- Как прошел перелет? - поинтересовался Гассо.
- Нормально, - сухо ответил Пети, лишая меня возможности что-либо сказать.
Вскоре Гассо затормозил на довольно людной улице, и мы спустились к коммерческому центру, который оказался частью гостиницы. Отель назывался "Принц" и был весьма неплох, если судить по носильщикам у дверей, их ливреям и белым перчаткам, а также по той предупредительности, с которой они приняли наш багаж. Перед стойкой ресепшн Пети выхватил паспорт у меня из рук и пошел оформлять документы. Я взглянул на него с недоумением. Зачем он это сделал? Я взрослый человек, говорю по-английски и не в первый раз нахожусь за границей. Но я уже понял, что не должен задавать лишних вопросов.
- Поднимитесь принять душ, - предложил Гассо. - Через полчаса я буду ждать вас в кафе.
Номер был большой, из окна была видна часть города, а вдалеке - морской залив и ряд небоскребов. Да, Гассо тоже не был образцом жизнерадостности и общительности, но я оценил то, что он дат нам время для душа. Это по-человечески. Взглянув на телефон, я подумал: было бы здорово, если бы у меня был кто-нибудь, кому можно позвонить. Кто-то, кому можно сказать: "Я долетел хорошо, все нормально, не беспокойся". И тут же решил выбросить из головы мысли о Коринн.
Я спустился посвежевший, в чистой рубашке и льняных брюках - это была самая легкая одежда из моего чемодана. Гассо пил кофе и читал газету, южнокитайский "Морнинг пост". Пети же нетерпеливо покачивал ногой.
- Почему вы опоздали? Мы договаривались встретиться через полчаса.
- А что, разве так поздно? - Если верить моим часам, я опоздал на три минуты.
- Я уже хотел звонить вам, - посетовал Пети. - Идем те завтракать.
В столовой я увидел подносы с тарелками, доверху заполненными едой: цыпленок карри, жареные овощи, мясо под острым соусом. Интересно, здесь всегда так завтракают?
- Они привыкли плотно есть по утрам. Угощайтесь, я подскажу вам, на что стоит обратить особое внимание.
Вскоре мы вышли.
Французское консульство находилось на острове Гонконг в районе Коулун, а это одно из самых фешенебельных и дорогих мест города. С открытым ртом я глазел на небоскребы. Один из них, здание Китайского банка, казался сделанным изо льда и напоминал гигантский сталагмит. Через насколько поворотов Гассо заехал на стоянку, поставил машину и повел нас к лифту, мы поднялись на 66-й этаж. Чтобы не кружилась голова, я старался держаться подальше от окон и не смотреть вниз.
- Подождите здесь. - И Гассо указал на диван в зале ожидания.
Оставшись один, я быстро огляделся, оценивая окружающую обстановку: три достаточно посредственные картины, на которых были изображены Эйфелева башня, Сакре-кер, Нотр-Дам; французский туристический журнал; посреди комнаты - стол с пепельницей; выключенный телевизор; четыре закрытые двери, в том числе входная, и коридор, который, насколько мне было видно, тоже заканчивался запертой дверью. Я повертел в руках карандаш, посвистел, поднялся. Три раза обошел вокруг стола. Наконец дверь открылась, и я увидел выходящего Пети.
- Заходите.
Гассо сидел на противоположном конце стола, положив на него ноги. Именно он спросил:
- Итак, сеньор Суарес Сальседо, скажите, вы впервые едете в Китай?
- Да, - сказал я, - но я частенько захаживаю в Китайский квартал в Париже, особенно в ресторанчик "Трикотин", и отдаю должное супу из равиолей с королевскими креветками.