Они пронеслись мимо и у "Сокола" свернули на Алабяна. Затем поворот направо у метро "Октябрьское поле". Проехали по улице Маршала Бирюзова. Выскочили на просторную площадь. Андрей сразу заметил огромную странную глыбу. Что это такое, он сразу понять не мог. И только когда машина приблизилась, лучи подсветки позволили ему понять, что глыба – это огромная голова человека, опиравшаяся о низкий постамент такой же огромной бородой.
– Кто это? – спросил Андрей водителя.
– Курчатов, – ответил тот, не поворачивая головы и не вынимая изо рта сигареты.
– Остановимся, – предложил Андрей, – я посмотрю.
– Еще будет время, – буркнул водитель и прибавил ходу.
Они подъехали в особняку, огражденному от узкой зеленой улицы высоким забором. Перед машиной автоматически открылись ворота. Машина проехала к дому и остановилась.
– Выходите, – пропуская вперед себя Андрея, предложил сопровождавший его капитан и открыл дверь особняка.
Они вошли в холл, хорошо освещенный, со стенами и подвесными потолками, свидетельствовавшими о недавнем ремонте. У стены, за столом, на котором стояло несколько телефонов и портативная рация с выдвинутой антенной, сидел крепкий мужчина лет сорока в штатском. Но даже белый воротничок и легкомысленный галстук не могли скрыть его военную выправку.
– Привет, Гера! – сказал капитан и шлепнул тремя пальцами по протянутой ему из-за стола ладони. – Принимай гостей!
– Здравствуйте! – сказал Андрей, но ответа не дождался.
– Это тюрьма? – спросил Андрей капитана, не скрыв желания задеть охранника за столом.
– Ага, – подал тот без сопротивления голос, – для высокопоставленных персон. Вадим, кто у нас тут последним сидел? Принц из Катманду или шейх из Баб-эль-Мандеба?
– По-моему, министр иностранных дел Чукчестана.
Они рассмеялись.
– Вы все же не ответили, – Андрей посмотрел на капитана. – Я спросил про тюрьму.
– Да бросьте вы!
– Значит, могу сейчас выйти отсюда и уйти куда хочется?
– Конечно, только я пойду за вами.
– Тогда я арестован.
– Нет, вы находитесь под охраной. Арестован – это когда шаг вправо, шаг влево считается побегом. А вы вольны передвигаться. Под моим присмотром.
– Чтобы не убежал?
– Нет. Не люблю этого слова, но я ваш телохранитель. Вы для меня – ВИП. Очень импотентная персона. За вас я головой отвечаю.
– На хрена за меня кому-то отвечать головой?
– Вопрос не по адресу. Мы народ приказной. Сказано охранять, вот и стараемся.
– А для чего? Вам объяснили?
– Объяснения в правила игры не входят. Нам кого-нибудь охранять поручают каждый день. Всеми интересоваться – опупеешь. Дипломаты, олигархи, чрезвычайные и полномочные, полномочные, но не чрезвычайные…
– Вроде меня?
– Кто вас знает? Если приказано – значит вроде… И тут же другим тоном спросил. – Вы поужинаете?
– Если это предложение, то с удовольствием.
– Тогда я распоряжусь, а вы располагайтесь. Спальня наверху. Там же удобства.
– Простите, как к вам обращаться?
– Просто зовите Германом. Фамилия Северин. Устроит?
Андрей поднялся на второй этаж и сразу прошел в туалет. Голубой унитаз был закрыт крышкой, а ее, в свою очередь, перепоясывала белая бумажная лента с красной надписью на каком-то иностранном языке. Андрей постоял, помялся. Потом открыл дверь. Подошел к лестнице.
– Герман, есть вопрос.
Охранник неуклюже шевельнулся в широком кресле, положил на колени газету, которую только что читал.
– Что у вас? Говорите.
– Этим туалетом можно воспользоваться?
– Почему нет?
– Так он опечатан лентой.
– Не пугайтесь, радиации нет. Лента удостоверяет, что до вас на унитаз ни одна посторонняя задница не опускалась. Так что смело располагайтесь.
– А ленту потом назад вернуть?
– Нет, сверните и возьмите на память. Потом будете дома друзьям показывать, каких почестей ваше седалище удостоено правительством России.
– Пошел ты!
Северин весело заржал.
Из туалета Андрей прошел в ванную комнату. Над раковиной умывальника, похожей на гигантскую розовую ракушку, размещалось большое овальное зеркало. В нем Андрей увидел себя и не узнал: загорелое до черноты худое энергичное лицо, озабоченный взор – в самом деле высокопоставленная персона из далекой южной страны. Из Туркменистана. Вот только каким образом ему выскочить из этой почетной клетки?
Андрей прошел в столовую. На большом столе под хрустальной люстрой, в которой горели всего три лампы, был накрыт ужин. Обойдя стол, Андрей повернулся к Северину:
– Мужики, составьте компанию.
– Спасибо, – пытался отказаться Герман. – Нам не положено.
– А если об этом просит министр иностранных дел страны Макаронии?
– Казаков, – обратился Северин к Вадиму. – Как ты на это посмотришь?
– В конце концов, гость просит, – отозвался тот. – Давай посидим. Глядишь – не заложит.
– Могила, – заверил их Андрей и тут же задал вопрос: – А пиво в этом доме можно достать? Или надо сбегать в город?
– В этом доме, как в Греции, есть все, – сказал Северин и голосом известного телеведущего подал команду. – Пиво в студию!
– И водку тоже, – добавил Андрей. – По маленькой.
– Слушай, Назаров, – сказал Казаков. – Быстро ты обретаешь манеры.
– Черт его знает, куда меня переселят завтра. Так что буду ловить момент. За ваше благополучие, стражники!
– Слушай, ты в самом деле сегодня имел беседу?
Андрей понял недосказанное. Ответил коротко:
– Было, сподобился.
– И ты ему прямо так и рубанул, что не патриот?
– Так и рубанул.
– Ну, милки-вэй! Ляпнуть такое президенту!
– А что, тебе я могу говорить правду, а президенту должен врать и говорить иное? Есть, мол, ваше величество. Я патриот и готов выполнить любое ваше задание. Так?
Андрей замолчал. Потом налил стаканчик "Столичной", выпил, но ничего так и не сказал.
Казаков продолжил разговор, но зашел с другого конца:
– Чему удивляться? Пора привыкнуть, Россия нынче страна демократическая.
– Бросьте, мужики! О какой демократической России вы говорите? Да о том, чтобы она стала такой, здесь даже помыслов нет.
– Ну, блин, ты уж совсем распоясался! – Казаков недовольно нахмурился. – Сказать мало, нужны доказательства.
– Хорошо. Давай не пойдем дальше вашей Кремлевской стены. У вас часто марширует президентский почетный караул. Чтобы в него попасть, нужно иметь определенный рост, хорошее сложение и здоровье, а еще славянскую внешность. Так сказать, русскую морду лица. Ни друг степей калмык, ни бурят и уж тем более чукча в этот строй попасть не могут. В анекдот – пожалуйста, в почетный караул – ни за что. Тем более у вас не могут представлять демократическую Россию лица кавказской национальности. Великий прогресс демократии! Особенно если вспомнить, что личный конвой Николая Второго включал горцев Северного Кавказа. Вот был разгул монархии!
– Ну и что ты прицепился к этому? – Казаков не хотел уступать. – Традиция пошла от Сталина, который уважал русских, и ее никто не пересмотрел. Меня она лично не задевает.
– Казак, посиди помолчи, – сказал Северин. – Мне это тоже не очень приятно слушать, но зачем ему рот затыкать? Давай терпеть. – И посмотрел на Андрея. – Ты все сказал?
– Хочется еще? Пожалуйста. Чего у вас здесь больше всего боится демократическая власть? Кавказцев? Ну, чего молчите? Ладно, скажу. Она больше всего боится своего народа и особенно его вооруженной части. Военных в России замордовали и обратили в бомжей. В Швейцарии, к примеру, резервисты армии, находясь в запасе, хранят свою форму, штатное оружие и боеприпасы у себя дома. Объявляется мобилизация, и они на сборный пункт приходят вооруженными. А в демократической России кадровому офицеру личное оружие выдается из-под замка только на стрельбище или при заступлении на дежурство. И вы привыкли к такому оскорбительному недоверию, не замечаете его унизительности.
– Все, – сказал Казаков. – Он меня достал. Слушай, критик, ты сам-то хоть служил?
– Тебе выписку из личного дела или показать афганскую отметину на пузе?
– Не надо, – воспротивился Северин. – С такими аргументами у нас верят на слово. А насчет патриотизма ты либо чего-то недопонимаешь, либо плутуешь. Скажи, как назвать солдата, который служит стране бесплатно, ничего за службу не получая? Разве он не патриот?
– Он жертва несправедливости. Попробуй такой не пойди в военкомат, да его затравят и с милицией увезут к месту службы силой. А это насилие. Теперь прикинь: за учебу в вузе парню нужно платить, а в армии он служит бесплатно. Институты забиты детками тех, у кого баксов навалом.
– Что предлагаешь?
– Платить солдатам сполна. Отслужил два года – у тебя на счету сумма, которой можно оплатить учебу.
– У государства нет денег.
– Пусть отслужившим выдают безналичные сертификаты. Плохо служишь – штрафуй, опять же из этих сумм.
– Назаров, ты социально опасный тип, – Казаков ошалело мотнул головой. – Тебе хоть что-то в жизни нравится?
– Да, конечно.
– И что же?
– Женщины.
– И все?
– В стране, где благополучие людей определяют два эквивалента – тротиловый и долларовый, для простого человека другого стоящего ничего нет.
– А водка? – спросил Казаков иронически. – Она не в счет?
– Ладно, мужики, не возмущайтесь. Вас я понимаю прекрасно. Вам здесь жить и служить, а потому положено все одобрять, поддерживать и кричать "Ура!" Если вы возьмете манеру недовольно бурчать на порядки и власть, то сами сразу станете службой государственной опасности.
– Хороший ты парень, Назаров, – сказал Северин и сжал правой рукой костяшки пальцев левой так, что раздался треск сухих ломаемых сучьев, – но даже я сейчас бы врезал тебе от души. Так, что потом собирали бы тебя из мелких частей.
Андрей задиристо хохотнул:
– Это у тебя от близости к красным стенам.
– К каким?! – не понял Северин.
– К кремлевским.
– При чем они? – теперь уже удивился Казаков.
– При том, что пока власть не выберется из-за этой стены, она все время будет тяготиться стремлением к монархии. Вы хоть раз задумывались над тем, в какой эпохе живете?
– Все, – Северин встал. – Хватит. Поговорили. Давай-ка, Назаров, иди спать. Пока тут тебе настоящие патриоты не помяли ребер. Беседа окончена.
– Спокойной ночи, господа, – откланялся Андрей. – Только скажу по-нашему, по-азиатски. Никогда не надо наказывать зеркало. Оно ни в чем не виновато.
Андрею и самому это показалось странным, но в ту ночь, после нервного напряжения и споров, он спал беспробудно и проснулся только в девятом часу утра, когда его пришел разбудить Северин.
– За вами машина, – сообщил он тоном вышколенного коридорного пятизвездочного отеля, который вежлив в силу исполнения служебных обязанностей. – Будете завтракать?
– Буду, – сказал Андрей. – И бриться – тоже.
В десять он сел в черную "Ауди" с правительственными номерами, и молчаливый водитель отвез его на Лубянку. Поставив машину у подъезда, он сам провел Андрея в здание. На вахте, где пропуска у входивших проверяли два прапорщика, их пропустили без какой-либо задержки. Через пять минут Андрей был у Травина.
Генерал оглядел гостя и вдруг спросил:
– Сегодня ты завтракал, или готовить бутерброды?
– Даже побрился.
– Это заметно. А коли сыт, не станем терять времени. Сначала обговорим…
– Простите, Иван Артемьевич, сперва один деликатный вопрос.
Травин, не терпевший, когда его прерывали, поморщился:
– Давай.
– Насколько я понимаю, в этой игре я и пуля и мишень в одном лице. Сам выстрелю, и, если попаду, то в самого себя.
– Куда гнешь, Назаров?
– Господин генерал, ваше высокоблагородие! Президент вашей страны определил, что детали операции мне предстоит согласовать с руководством контрразведки. Поэтому я ничего никуда не гну, а стараюсь выстроить прямую линию. Разве не так?
– Давай по порядку. Если решил титуловать, то не делай ошибок. К генерал-лейтенанту, как к имевшему чин третьего класса, равный чину тайного советника, в прошлом было положено обращаться со словами "ваше превосходительство". Далее. Я тебя хорошо понимаю. Ты вляпался в дерьмо, и только теперь начинаешь понимать, в какое. Скажи, кем ты себя мнил, когда согласился взять на себя дело? Мастером тайных операций? Тоже мне, Цезарь. Пришел, увидел… Или просто возжелал денег, о которых раньше не мог и мечтать?
– Могу и отказаться. Скажу, что получил от вас добрый совет.
– Не выйдет. Ты уже прыгнул и летишь. Думать о том, как вернуться назад, бессмысленно. Надо решать, как заполнить водой бассейн, куда ты нацелился.
– Элегантно, Иван Артемьевич! С каким мастерством вы вернули меня на землю. Вот спасибо!
– Тогда к делу. Давай продумаем, как выстроить твою оборону. Видишь, какую плешь я здесь нажил? – Травин положил ладонь на голову с таким количеством волос, чтобы считаться лысым. – И все только потому, что выкручиваю мозги при каждой операции. Даже если в них не участвуют Цезари. Берешь гребаного боевика, а готовишь чуть ли не батальонную операцию. Чтобы дело сделать и людей не потерять. А ты побегал от туркменов по тундре и уже решил, что можешь исполнить все. Теперь скажи откровенно, ты думаешь, что я разверну для тебя операцию прикрытия в полном масштабе?
– Почему нет? – сказал Андрей, понимая, что злит генерала.
– Ай, голова! – вскипятился тот. – Ты взялся за дело, а теперь только понял, что попа у тебя голая. Значит, я должен снять портки и отдать тебе. Так? Тогда ответь, кто на этом месте будет держать беспорточного генерала?
– Это неконструктивно, – сказал Андрей задумчиво. – Если в вашем ведомстве нет лишних штанов, доложите своему шефу. Он переговорит с президентом…
– Ладно, разберемся. Сообщи свои размеры и рост.
– Для гроба?
– Нет, за мой счет этого не получишь.
– Тогда о чем говорить?
– О деле. Я твои проблемы представляю, но лучше, если сперва о них скажешь ты сам.
Андрей задумался. Все, что он заранее продумал, идя на встречу, вдруг раскололось, рассыпалось. Надо было определять свои требования сначала.
– Я слушаю, – прервал его раздумья Травин.
– Для подрыва устройства потребуется взрывчатка.
– Нет проблем.
– Но я везти ее с собой не могу. Как доставить?
– Записал. Подумаем. Дальше.
– Нужен канал связи с вами.
– Продумаем.
– Найдите мне консультанта по взрывному делу.
– Найдем. Что еще?
– Пока вы его будете искать, я поработаю в Минатоме. Изучу геологию района. Разрешите позвонить с вашего телефона?
Андрей кивнул в сторону нескольких аппаратов правительственной связи, стоявших справа от Травина.
– Это спецсвязь, – сказал тот, словно сразу желал отбить у Андрея охоту кому-то звонить.
– Догадываюсь, – Андрей иронично улыбнулся. – А я разве не состою с вами в спецсвязи? Значит, тоже спецчеловек. Так можно или нет?
– Кто тебе нужен, спецчеловек?
– Минатом. Аркатов.
– Хорошо, я тебя с ним соединю, но сперва скажи, тебе знаком этот человек?
Травин положил перед Андреем фотографию.
Андрей легко узнал Кашкарбая, но на мгновение задержался, просчитывая в уме, стоит ли ему узнавать знакомого узбека. Немного раздумывал, но вскоре понял: раз спрашивают, значит что-то знают и темнить незачем.
Он отодвинул фотографию.
– Это Кашкарбай. Доверенное лицо Ширали-хана.
– Верно. И насколько мы разобрались, он здесь пытался приглядывать за тобой. Много накопать мы ему не позволили, но бестия он что надо. Несколько раз уходил от моих людей и что-то мог пронюхать.
– Черт с ним, подозрение – не доказательство.
– Тоже верно. Тогда начнем?
Травин набрал номер и протянул трубку Андрею. Тот взял ее и почувствовал крепкий запах мужского парфюма. Генерал, должно быть, одеколоном протирал микрофон.
– Аппарат Алексея Адамовича Аркатова, – в телефонной трубке прозвучал хорошо поставленный голос Катенина. – Алексея Адамовича нет на месте. У аппарата его помощник…
– Виктор, – прервал Андрей объяснение. – Это Назаров. Я сейчас еду к вам. Будь добрым, зажги мне зеленый свет. У меня мало времени, а дел ваше хозяйство подкинуло выше головы.
– Я понимаю, но Алексея Адамовича не будет до обеда. Без него…
– Ничего, найди его по телефону и доложи. Он знает, что сказать. И давай, до встречи.
Андрей потянулся через стол и положил трубку на аппарат.
– Круто ты их зажал, – сказал Травин, с удивлением слушавший разговор.
– Нормально, пусть покрутятся. Кому Россия больше нужна? Мне или вам?
Андрей приехал в министерство, когда Аркатов уже был на месте. Министр знал, что президент серьезно воспринял его сообщение, что в Кремле прорабатываются какие-то меры для исправления опасной ситуации, но ему никто не сообщил, какую роль в этих планах будет играть Назаров, и тот оставался для него всего лишь человеком, который принес в министерство поганую новость. Однако когда Катенин сообщил, что Назаров звонил по правительственной связи, Аркатов принял гостя без задержки. Поздоровался из-за стола, не подавая руки. Спросил:
– Вы все еще в Москве? Что теперь требуется от нас?
– Совсем немногое. Нужно посмотреть маркшейдерские листы горных работ в Ульген-Сае.
Аркатов, казалось, уже привыкший к общению с Назаровым, не сдержал раздражения.
– А может быть, вам и схемы изделия потребуются?
Министр все еще никак не мог привыкнуть, что человек, явившийся со стороны, с огромной настырностью требует того, о чем не могут говорить вслух более двух третей сотрудников его ведомства. Более того, даже не подумывают об этом, чтобы не навести начальство на мысль о подозрительном любопытстве. Предоставление литерных документов постороннему лицу нарушало режим секретности, благодаря которому государству все еще удавалось сохранять свои тайны от чужих любопытных глаз и ушей.
Назаров не обратил внимания на тон, каким министр задал вопрос. Ответил спокойно:
– Хорошо, что напомнили. Описание объекта и самого изделия мне тоже потребуется. Только чуть позже.
Уверенность, с которой говорил Назаров, подсказала Аркатову, что тот действует не по наитию, а по указанию свыше. А поскольку в этом деле фигурой свыше был сам президент…
Аркатов снял трубку и набрал кремлевский номер Краснова.
– Роман Андреевич? Это Аркатов. Сейчас у меня находится Назаров. Он просит предоставить ему для ознакомления ряд документов. Да, точно. Допуска у него нет. Вы так считаете? Тогда, может быть, мне стоит перезвонить президенту? Значит, взять под свою ответственность и показать ему в полной мере? Да нет, я верю, хотя все это крайне странно. Спасибо за информацию. Придется делать.
Сложившиеся за долгие годы и вошедшие в кровь Аркатова понятия о секретности ломались и летели к чертовой матери. Президент давал человеку со стороны право знакомиться с документами высшей степени засекреченности. Однако то, что о тайне Ульген-Сая знали те, кому об этом не следовало знать вообще, аргументом для рассекречивания закрытого объекта не являлось.