Кок советского судна "Восток" Василий Рогов, покупая в Сингапуре в подарок жене янтарное ожерелье, полагал, что приобретает обычное ювелирное изделие. Васе и в голову не могло прийти, что ожерелье это сингапурские бандиты забрали у убитого и ограбленного ими американского спецагента, что в янтарных бусинках скрыто зашифрованное послание, адресованное американскому резиденту в советском городе Южном, и что западная разведка не остановится ни перед чем в стремлении вернуть похищенное украшение…
Л. Земляков
Янтарное ожерелье
1
- Сэр! Разрешите сойти на берег?
Паркинс повернулся в кресле и посмотрел на стоявшего в дверях каюты матроса.
Самоуверенный тон, каким была выражена просьба, не понравился старшему офицеру. И вообще, этот человек производил на него неприятное впечатление.
Свенсон явился на "Манитобу" в Нью-Йорке, за час до отхода. Когда старший офицер заявил, что экипаж укомплектован и вакантных мест нет, посетитель настоял, чтобы о нем доложили капитану.
И тот, к немалому удивлению Паркинса, приказал:
- Принять!
Весь рейс от Нью-Йорка до Сингапура, куда "Манитоба" зашла для бункеровки, новый матрос держался особняком. На палубе он работал не хуже других, отлично стоял за рулем, точно выполнял приказания.
Но его поведение казалось натянутым, искусственным. В коротких односложных фразах, которыми Свенсон обменивался по долгу службы с командой и офицерами корабля, порой звучали высокомерные нотки. Паркинс не мог не видеть, что капитан "Манитобы" Ричард Холл относится к Свенсону иначе, чем к другим членам экипажа. За все время плавания он ни разу не позволил себе повысить голос на нового матроса.
Устремив пристальный взгляд серых глаз на Паркинса, Свенсон ждал ответа.
Старший офицер нервным движением зажег сигарету и, стараясь быть спокойным, спросил:
- Разве вам не известно, Свенсон, что в полночь мы снимаемся с якоря?
- Известно, сэр.
- Может быть, вы не знаете, что команде сегодня запрещено сходить на берег?
- Знаю, сэр.
- И тем не менее обращаетесь ко мне с подобной просьбой?
- Да, сэр, - произнес Свенсон резко.
Старший офицер вскипел. Еще мгновение, и он выставил бы матроса за дверь.
Но тот, будто ничего не замечая, добавил:
- Я имею разрешение капитана, сэр!
Паркинс не выдержал:
- Тогда какого черта вы обращаетесь ко мне?
- Для порядка, сэр, - последовал невозмутимый ответ.
- Можете проваливать! - резко произнес Паркинс. - Но помните: если опоздаете к отходу, - пеняйте на себя.
- Есть, сэр! - приложив руку к козырьку фуражки, матрос круто повернулся и вышел.
В небе зажглись первые звезды, когда Свенсон по узкому качающемуся трапу спустился на набережную.
Порт жил обычной шумной жизнью.
Разгружаясь, стояли у причалов океанские корабли. Отовсюду доносились гортанные возгласы грузчиков. Гремели лебедки, мягко жужжали портальные краны. По черно-масленой воде бухты скользили цветные огоньки судов.
Едкий запах гниющих водорослей и смолы стоял в воздухе.
Вдоль линии причалов протянулся ряд винных лавок и кабаков, где в пьяном угаре веселились свободные от вахт матросы и кочегары. Здесь они отводили душу после тяжелых рейсов, расплачиваясь за бурные ночи жалованием.
Держась в тени, Свенсон шел, засунув руки в карманы короткой куртки.
Ему хотелось побыть одному, чтобы хоть на время отдохнуть. Так надоела роль, которую он вынужден играть на борту "Манитобы".
Ради этого, собственно говоря, он так настойчиво и добивался разрешения сойти на берег.
В его распоряжении было несколько часов. А затем снова в рейс, и снова он перестанет быть самим собой.
Конечно, Свенсон не отказался бы побыть в компании тех. кто сейчас лихо отплясывает джигу.
Но приказ капитана Фостера - закон. И он, Свенсон, обречен на одиночество до прибытия "Манитобы" в советский порт.
"Что если воспользоваться передышкой и слегка развлечься..." - подумал Свенсон.
Но ему это категорически запрещено. А впрочем, кто узнает, что делает он здесь, ночью, среди множества глухих переулков?
Конечно, ему не следует показываться в людных местах. Но если свернуть в сторону, то, пожалуй, можно разыскать укромное местечко...
Свенсон дошел до перекрестка и углубился в узкую, образованную двумя рядами покосившихся домов улицу.
Здесь царил мрак. Время от времени попадались наглухо закрытые двери. На промасленных стенках фонарей четко выделялись цветные изображения драконов.
Свенсон знал, что это - опиумокурильни, которыми изобиловал портовый район Сингапура.
Все глуше и глуше становился шум, доносившийся из порта. Теперь шаги Свенсона четко звучали в тишине.
Наконец он поравнялся с застекленной до половины дверью.
Бар "Три креста" - прочел Свенсон надпись на английском языке.
Он толкнул дверь и оказался в небольшой, с низким потолком комнате. Вдоль стены протянулась длинная стойка. За ней, опустив голову на руки, дремал бармен. Его лысая голова блестела, освещенная висячей керосиновой лампой.
В углу, у деревянного стола, сидели за бутылкой двое. Один из них, в темно-синем берете и свитере, походил на матроса торгового корабля. Правый глаз другого был закрыт черной повязкой.
Когда вошел Свенсон, собутыльники проводили его взглядами.
Свенсон приблизился к стойке.
- Виски! - громко потребовал он.
Бармен медленно поднял голову, потянулся и поставил перед посетителем бутылку.
Свенсон наполнил стакан и залпом осушил его.
Некоторое время он стоял, разглядывая закопченные гравюры на стенах. Тут были и портреты английских королей, и изображения летящих по волнам парусников, и эпизоды Трафальгарской битвы.
Бармен зевнул и, прикрывая рот тыльной стороной ладони, лениво поинтересовался:
- Иностранец?
- Да, - последовал короткий ответ.
- Откуда прибыли?
- Из Штатов, - сухо отозвался Свенсон.
- А... - протянул бармен.
Свенсон налил еще, выпил и спросил:
- Сколько?
- Два доллара, мистер.
Свенсон извлек из кармана зеленую бумажку.
- О! - удивился бармен. - Пятьсот долларов! Навряд ли я смогу разменять...
Он порылся в кассе и отрицательно покачал головой.
Тогда Свенсон бросил на стойку серебряную монету.
- Сдачи не надо.
На одутловатой физиономии бармена появилась подобострастная улыбка:
- Благодарю, сэр, благодарю...
Не прощаясь, Свенсон направился к выходу.
Когда за ним захлопнулась дверь, бармен заметил, подмигивая:
- Парень с деньгами, видно, а?
- Надо полагать, - согласился одноглазый и, обращаясь к товарищу, позвал: - Пошли, Чарли...
Они расплатились за выпитое и вышли на улицу.
Вдалеке у фонаря маячила высокая фигура. Свенсон брел, слегка покачиваясь.
- Быстрее, Чарли, - шепнул одноглазый.
Вскоре они настигли Свенсона. И прежде, чем тот успел обернуться, одноглазый ударил его ножом в спину.
Американец беззвучно опустился на тротуар.
- Готов, - вырвалось у Чарли.
- Тише, ты, - шепнул одноглазый.
Он стал на колени и начал шарить по карманам убитого.
Чарли ждал, тревожно озираясь по сторонам.
- Что за дьявол, - поднимаясь, пробормотал одноглазый. - Смотри: кроме этого - ничего нет...
На ладони его лежали серебряные часы, бумажная ассигнация и янтарное ожерелье.
- Стоило из-за этого пачкаться, - с досадой произнес Чарли.
- Кто же знал... - пожал плечами одноглазый. - И в нашем деле бывают промахи.
2
В ту ночь Ли Чан спал плохо. Беспокойно ворочаясь на лежанке, он думал о письме, полученном из Пекина.
Там, на родине, люди стали свободными. Теперь Китай - великая и независимая держава. Там нет больше иностранных колонизаторов, нет помещиков и богатеев.
И каждый может строить жизнь по своему желанию.
Об этом писал Ли Чану его дядя Ван Си.
Раньше Ван Си был кули в Шанхайском порту. А теперь он - передовик труда и пользуется заслуженным почетом. Семья его живет в достатке. Все кланяются Ли Чану и зовут домой. Пусть не сомневается: и для него здесь найдется достаточно рису.
Сон бежит от Ли Чана. Он тяжело вздыхает, садится на лежанку.
Конечно, неплохо бы вернуться в Китай. Там можно стать настоящим человеком.
Ну, кто такой он сейчас, здесь, в Сингапуре? Полунищий торговец - не больше. Доход, который приносит ему жалкая лавчонка, мал, очень мал. Его едва хватает на то, чтобы не умереть с голоду. Да и какой доход может принести торговля морскими раковинами и сувенирами для иностранцев?
И все же трудно расставаться с насиженным местом, ох, как трудно.
Сейчас Ли Чану сорок лет. Он вспоминает, как десять лет назад, опасаясь наказания за участие в забастовке, он бежал из гоминдановского Китая, спрятавшись в трюме английского корабля.
Очутившись в Сингапуре, он работал на фабрике, был уличным торговцем, разносчиком газет.
Отказывая себе в самом необходимом, живя впроголодь, он собрал небольшую сумму и купил эту маленькую лавочку, рассчитывая дожить остаток своих дней без нужды.
Но мечты так и остались мечтами...
Ли Чан медленно обводит взглядом стены своей лачуги.
Освещенные тусклым светом коптилки, стоят на полках уродливые фигурки бонз. В углу поблескивает матовый панцирь гигантской черепахи. Пятиконечные высушенные морские звезды давно ждут покупателей...
- К черту! - внезапно решает Ли Чан, - брошу все и уеду.
И от этой мысли ему сразу становится легче.
Вскоре сомнения снова одолевают его.
И он сидит, слегка покачиваясь, размышляя о будущем...
Внезапно раздается стук.
Ли Чан от неожиданности вздрагивает, затем вскакивает на ноги и на носках подбегает к дверям.
- Кто? - тревожно спрашивает он.
- Открывай! Это я, Кривой Джим...
Ли Чан слышит знакомый голос и успокаивается. Он отодвигает засов, открывает дощатую дверь.
В лавку входят двое. Одного из них китаец знает давно. Ему не раз приходилось иметь с ним дело. Время от времени одноглазый приносил ему для продажи разные вещи: добротные бумажники, часы и дамские украшения.
Ли Чан догадывался о занятиях своего клиента, но никогда не рисковал спрашивать его об этом. Тем более, что тот обычно был сговорчив, не торговался по мелочам...
Сейчас Кривой Джим чем-то взволнован. Ли Чан молча следит, как он выкладывает на прилавок часы и небольшое ожерелье.
Часы не привлекли внимания Ли Чана, а вот ожерелье заинтересовало антиквара.
Ли Чан осторожно взял его и поднес к свету.
Ожерелье было причудливой формы. Каждая из девятнадцати бусинок его отличалась одна от другой. И что удивило Ли Чана - на всех гранях были нанесены странные знаки. Очевидно, это были буквы какого-то языка - языка, которого китаец не знал.
Пока антиквар был занят осмотром, одноглазый терпеливо ждал. Его товарищ стоял у входа, куря сигарету.
Наконец Ли Чан поднял голову.
- Сколько? - коротко спросил он.
- Десять долларов, - отозвался одноглазый.
- За ожерелье?
- За все.
- Часы мне не нужны, - мотнул головой Ли Чан.
- Как хочешь, - сказал одноглазый и взял с прилавка часы. Потом протянул руку за ожерельем.
- Разве ты ничего не уступишь? - попробовал торговаться антиквар.
- На этот раз - нет.
Ли Чан на мгновенье задумался. Ожерелье, несомненно, стоило этих денег. Можно неплохо заработать, если... если найдется хороший покупатель.
Антиквар вынул из шкатулки зеленую бумажку и протянул ее одноглазому.
Кривой Джим, не глядя, сунул деньги в карман.
- Ну, прощай, старая крыса, - бросил он китайцу и, обернувшись к спутнику, сказал:
- Идем, Чарли.
Дверь захлопнулась. Ли Чан задвинул засов, подошел к прилавку и склонился над ожерельем...
3
Василию Рогову необычайно тяжело было расставаться с деньгами, полученными за рейс от Владивостока до Сингапура. Хотелось потратить их только на себя.
Но, памятуя о строптивом нраве горячо любящей его супруги, Рогов понимал, что совершенно невозможно явиться в Южный с пустыми руками. После долгих колебаний он все же решил приобрести для жены подарок, кстати сказать, обещанный перед уходом "Востока".
Рогов медленно шел по улице, поглядывая на витрины туземных лавчонок, в надежде разыскать экзотический и притом недорогой сувенир.
Рогов неспроста забрел в этот район. Будучи человеком расчетливым, он знал, что здесь за полюбившуюся ему вещь он заплатит гораздо дешевле, чем в фешенебельном магазине на Викториа род, центральной улице Сингапура.
Тропическое солнце висело над головой. И даже широкие кроны кокосовых пальм не давали тени.
В глубине лавок на циновках дремали утомленные жарой торговцы.
Улица была пустынна. Лишь изредка попадались нищие в жалких рубищах.
Рогов, то и дело вытирая потное багровое лицо платком, продолжал поиски.
Наконец, счастье улыбнулось ему.
За давно не мытым, запыленным стеклом витрины он увидел ожерелье.
Впоследствии Василий не мог сказать, чем оно привлекло его. То ли оригинальностью граней, то ли цветом...
А может быть, слишком необычно выглядело ожерелье, матово-желтое и эффектное, среди рухляди, сваленной на витрине.
Рогов решительно шагнул в открытую дверь и очутился в полумраке.
Прошло несколько минут, прежде чем глаза Василия привыкли к темноте, и он смог разглядеть стоявшего у стены китайца.
Тот, скрестив на животе руки, выжидательно смотрел на покупателя.
В синем халате, с любезной улыбкой на пергаментно-желтом лице, продавец казался воплощением любезности.
- Что вам угодно, господин?
Рогов плохо знал английский язык, но вопрос понял. Он приблизился к окну и показал пальцем на ожерелье:
- Это.
Китаец наклонил голову, мелкими шажками подошел к витрине, открыл ее и положил ожерелье перед покупателем.
Рогов внимательно оглядел ожерелье.
Действительно, она была хороша, эта штука. Без сомнения, Анечка останется довольна подарком.
Василий представил себе: как эффектно будет выглядеть ожерелье на полной шее жены, и улыбнулся.
Затем откашлялся и вопросительно взглянул на продавца:
- Хау мач?
- Двадцать долларов, господин...
Рогов вздохнул, но торговаться не стал. Достоинство советского моряка он соблюдал при всех обстоятельствах.
Не желая расставаться с редкостной безделушкой, Василий отсчитал деньги и вручил их продавцу.
Сердце Ли Чана радостно забилось: его предположения оправдались. На ожерелье, приобретенном у одноглазого, он заработал десять долларов.
По внешнему виду покупателя антиквар понял, что перед ним иностранец. И, чтобы убедиться в этом, спросил:
- Господин - американец?
- Русский. Совиет. - с гордостью произнес Рогов, выходя на улицу.
Ли Чан проводил его. Потом он долго стоял у входа, глядя вслед щедрому покупателю...
4
Полковник Джемс Кампебл метался по кабинету. Шеф морской разведки сегодня был не в духе. Больше того: по уверению его адъютанта, лейтенанта Лонгвуда, разъярен.
Вероятно, стряслось нечто необычное. Ибо легче было вывести из равновесия нильского крокодила, чем полковника Кампебла.
Поэтому с утра никто из начальников отделов не рисковал явиться к нему.
Предупрежденные Лонгвудом офицеры терпеливо ждали вызова в приемной.
Ровно в десять раздался звонок. Лонгвуд, подтянутый и нагловатый, вскочил, одернул френч и скрылся за тяжелой дверью кабинета.
Спустя несколько минут он снова появился в приемной.
- Капитан Фостер - к шефу! - отчеканил он.
Высокий, худощавый капитан, прижимая локтем черный портфель, направился в кабинет.
Полковник встретил его пристальным взглядом. Внешне Кампебл казался спокойным. Только легкое подергивание правой щеки выдавало его.
Капитан Фостер остановился в трех шагах от массивного стола и приложил руку к козырьку фуражки:
- Явился по вашему приказанию, сэр!
Кампебл смерил его взглядом. Затем оперся руками о спинку тяжелого кресла:
- Доложите, в каком состоянии операция "Медведь"?
Фостер с облегчением вздохнул. Он подошел к столу, положил папку и раскрыл ее:
- С вашего разрешения, сэр, ожерелье отправлено специальным агентом.
- Специальным? - перебил Кампебл.
- Да, сэр. Наш лучший агент...
Полковник порывистым движением выхватил из кипы бумаг газету и швырнул ее Фостеру:
- Это он?
Капитан взглянул на газету. Это была Сингапурская Ньюс.
Через всю первую полосу ее протянулся заголовок:
"Таинственное убийство матроса "Манитобы"".
Бледнея, Фостер взглянул на снимок убитого. Несмотря на плохое клише, он сразу узнал своего агента.
Несомненно, это был Свенсон...
У Фостера отвисла челюсть.
- Ну? - прогремел полковник.
- Невероятно, - пробормотал капитан.
- Может быть, вы скажете, где ожерелье? - со сдерживаемой яростью спросил полковник.
Фостер молчал.
Кампебл ударил кулаком по столу:
- Я всегда был убежден, что вы бездарны, капитан... А теперь - слушайте: отправляйтесь хоть к дьяволу, а ожерелье разыщите. И помните: если оно попало в руки русских - вам несдобровать. Идите.
Капитан стал пятиться к дверям.
5
Василий Рогов был разочарован. На другой день по выходе "Востока" из Сингапура кок показал янтарное ожерелье закадычному приятелю, боцману Годыне.
Старый моряк внимательно осмотрел покупку, затем молча положил ее на столик.
- Ну, - нетерпеливо спросил Рогов.
Годына пожал плечами:
- Влип ты, Василько, от що. Хиба ты не знаешь, що от таких цацок скильки завгодно у нас, у Южному, у кожному Ювелирторзи? Та мабуть покраще. Оцей янтарь у нас на Балтици здобувають. А навищо ты його тут купувал?
Рогов попытался спорить:
- Не, не скажь так, Гриша. Может, и в самом деле у нас янтаря много. Да не такого. Ты взгляни только, цвет-то какой, цвет...
- Тильки й того, - согласился боцман, невольно любуясь золотистым ожерельем, освещенным лучами солнца.
Рогов, ободренный словами друга, продолжал:
- Да разве только цвет? Ты посмотри на отделку: что ни бусинка, то шедевр. Нет, как ни говори - редкая работа.
Боцман пожал плечами:
- Одно слово - музейная вещица. Да тильки не думаю, що твоя Анна зрадие такому подарунку...
Василий обиделся. Он бережно завернул ожерелье в бумагу и спрятал в ящик стола.