Телега, скрипя и качаясь, ехала по дороге, и в тряске их не раз прижимало друг к другу. Линдсей чувствовал тепло ее тела, и даже через толстый жакет ощущалось, какое оно у нее упругое…
Теперь уже он упорно смотрел вперед, а она украдкой бросала на него мимолетные взгляды, стараясь угадать по его лицу, что он сейчас чувствует. Бора, спрятавший автомат в цветастый саквояж, пристально следил за дорогой, взгромоздившись на вязанки дров. Крестьянин не разговаривал с пассажирами, а сидел наклонившись вперед и крепко держал в руках вожжи. Время летело как во сне, мерное покачивание телеги убаюкивало.
- Мы уже подъезжаем к Марибору, - прошептала Пако. - Теперь все переговоры буду вести я. Тут надо говорить только по-сербохорватски. Ты у нас будешь глухонемым. - Ее голос заискрился смехом:
- Сделай над собой усилие, сыграй дурачка…
Крестьянин высадил их возле маленького полустанка, и они опять разделились на пары. Линдсей пошел с Пако, а Бора - с Миличем. Первый неприятный сюрприз ждал их, когда Пако попыталась навести справки о следующем поезде на Загреб.
Она разговаривала с грубоватым стариком дежурным, которому явно было не меньше семидесяти. Линдсей вслушивался в напевные, убаюкивающие звуки незнакомой речи, которые он впервые услышал, стоя за двумя старухами в очереди на границе в Шпилфелд-Штрассе.
Поблагодарив дежурного по станции, Пако взяла Линдсея за руку и повела на платформу, где толпились крестьяне, ожидая поезда. Пако предусмотрительно не заговаривала с Линдсеем, пока они не отошли подальше, к самому краю щербатой платформы.
- Почему тут так много стариков? - спросил он. - Я это заметил сразу, как только мы приехали. В Мариборе не видно ни одного юного лица. В Германии это понятно, но здесь…
- Здесь та же причина, - коротко, но выразительно ответила Пако. - Молодежь в горах, с партизанами и четниками. Черт побери, Линдсей, ты был прав! Надо решить, что делать…
- Ты насчет…
- Это невероятно, но я дважды спрашивала у старикана. Ближайший поезд - это поезд на Загреб. И приедет он из Шпилфелд-Штрассе!
- Никогда не надо недооценивать врага. Лучше пропустим этот поезд и сядем на следующий…
- Который пойдет только завтра. Да и то необязательно! А в этом городке, между прочим, есть немецкий штаб. Городок крохотный, и я тут никого не знаю. Это Хорватия. Если остаться в Мариборе, то можно напороться на облаву, и нас сцапают. А почему ты не хочешь поехать этим поездом?
- Пако, мы же не знаем, кто в нем едет! Кого могли послать за нами в погоню? Ты не сомневайся, они, конечно же, кого-то послали. Но кого? Полковника Ягера? Грубера? Гартмана? Выбирай на вкус.
- Надеюсь, что не Ягера. Я уверена, он меня узнает! Даже в этом наряде. Мы ведь провели несколько часов в мюнхенском ресторане "Времена года", когда я выманивала у него разрешение на проезд…
- Ты так и не рассказала мне, как тебе это удалось…
- Ну, ты опять?! Я же тебе говорила. Я не спала с ним!.. Тебя ведь это заботит, да? Ягер - профессиональный военный, честный человек, который ревностно исполняет свой долг… По крайней мере, мне так показалось… А женщины - его хобби… Однако тебе-то что за дело?
- Значит, ты готова рискнуть и поехать поездом, который придет из Шпилфелд-Штрассе?
- Да, иначе нам нужно будет торчать в Мариборе. И потом, я не вижу опасности. Мы же их намного опередили!
Вечером Тим Уэлби встретился с Савицким в лондонской пивной на Тоттенхэм-Корт-Роуд, где всегда много посетителей. Войдя в пивную ровно в девять часов, Уэлби с удивлением увидел, что русский уже сидит в уголке, заказав полпинты светлого пива. Русский связной впервые приходил на свидание заранее.
Уэлби взял в баре двойное виски и пошел между столиками. Остановившись возле свободного стула, на который Савицкий положил шляпу, чтобы никто его не занял, Уэлби спросил:
- Вы не возражаете, если я здесь сяду? А то сегодня тут полно народу.
- Пожалуйста, присаживайтесь.
Уэлби проглотил половину виски и отметил про себя, что русский смотрит на него неодобрительно. А, плевать на этого педанта!.. Ишь, выискался тут… мальчик на побегушках! Уэлби выпил еще немного и поставил бокал на стол.
- Линдсей перебрался через югославскую границу.
- Немцы не слишком расторопны, да? - откликнулся Уэлби. - Когда это случилось?
- Только вчера утром.
Уэлби был потрясен. Он крепко сжал бокал, но больше пить не стал, а просто держал его в руке. Он понимал, что важно не выказать волнения. Уэлби не сомневался, что Савицкий регулярно докладывает в Москву о том, на что способен недавно завербованный советский агент.
Однако как, черт побери, в посольстве на Кенсингтон Палас Гарденз так быстро узнают последние новости? У них, видно, существует какая-то фантастическая система связи! И, похоже, истоки ее следует искать в Германии…
- А куда, по-вашему, он теперь направляется? - спросил Уэлби.
- Это яснее ясного: в одну из военных миссий союзников, сотрудничающих с партизанами. Теперь он может прилететь в любой момент. Гораздо скорее, чем мы ожидали. Вы должны его остановить, чтобы он не успел ничего сообщить в Лондон…
- Благодарю покорно, - лаконично ответил Уэлби.
- Извините, я не совсем понял…
- Вы мне уже говорили, что я его должен остановить. Может, потрудитесь сообщить, почему?
- Вам передают инструкции. Подоплека же вас не касается. Ваше начальство наверняка получает от Линдсея сообщения, в которых докладывается о последних событиях…
- Если и получает, то меня не информирует…
- А вы бы поинтересовались… Осторожно… Поняли?
- Очень вдохновляющий совет, - тихо пробормотал Уэлби. - Я надеюсь, вы не забыли, что мой сектор - это Испания и Португалия? Вернувшись домой, раскройте атлас и сами убедитесь, что они довольно далеко от Югославии.
- Раз эта задача представляется вам такой сложной, то вы сами себе покажетесь умнее, когда наконец решите ее!
- Вот именно, - усмехнулся Уэлби. - Для вас это, конечно, пара пустяков!
Уже стемнело, когда вдали, замаячили огни паровоза, подъезжавшего к Марибору. Гартман сказал, что ему нужно подышать свежим воздухом, оставил Майзеля в купе, вышел в коридор и, открыв окно, выглянул на улицу.
Трубка - "фирменный знак" Гартмана - лежала у него в кармане. На голове красовалась старая кепка, точь-в-точь как те, что носят в Югославии пожилые рабочие. Даже друзья узнали бы майора Густава Гартмана, только если бы столкнулись с ним нос к носу.
Гартман прекрасно видел в темноте, а она стремительно сгущалась, когда поезд подползал к станции. На платформе стояло много людей. Гартман слово в слово припомнил описание парочки, которое ему удалось выудить у раненого капитана Бруннера. Описание мужчины и девушки, которые протянули ему "неправильно оформленные бумаги" буквально за миг до того, как "мир взорвался".
В дальнем конце платформы, примерно там, где остановился, пыхтя, паровоз, устало дожидались поезда Пако и Линдсей. Они рискнули ненадолго покинуть станцию и зашли в маленькое кафе на задворках Марибора, чтобы перекусить. Владелец потребовал с них баснословную плату, заявив, что вынужден покупать мясо на "черном рынке".
- Всю дорогу до Загреба я буду спать, - заявила Пако. - Твое плечо послужит мне подушкой, хорошо?
- Мы будем спать по очереди, - возразил Линдсей. - Один из нас должен на всякий случай бодрствовать.
- Знаю-знаю! На поезде едет целая танковая дивизия, и у них нет другого дела, кроме как охотиться за нами. - Пако запнулась, устыдившись несдержанности, которая вообще-то была ей несвойственна. - Извини, я устала, как собака. Слишком много ответственности. Ты, конечно, прав. Мы составим расписание… О Господи, Линдсей, ты действительно прав!
Паровоз плавно проехал мимо них, и они увидели немецких солдат. Потом заметили пулеметчика, сидевшего на крыше топки. Они только не увидели человека, высунувшегося из окна последнего вагона… человека в старой кепке, который внимательно вглядывался в их лица.
Полковник Браун допоздна засиделся в своем кабинете на Райдер-стрит. Неожиданно туда вернулся Уэлби: якобы он забыл на работе какие-то бумаги. У Брауна в последнее время вошло в привычку разбирать свои бумаги после ухода остальных.
С начала войны он тратил все больше времени днем на всякие бесполезные совещания и заседания. Браун проклинал американцев. Похоже, они только языком трепать горазды. Полковник отложил ручку и вытянул затекшие ноги.
- Присаживайтесь, Уэлби. Хотите выпить?
- Да я только что пропустил кружку пива на Тоттенхэм-Корт-Роуд. Я там поболтал со старшим лейтенантом авиации Линдсеем. Он случайно не родственник подполковника авиации, который отправился в Берхтесгаден?
- Сомневаюсь. Наш Линдсей - единственный сын.
- От него никаких известий?
Измотанный Браун замялся, и от Уэлби не укрылась короткая пауза, наступившая в разговоре.
- Ни гу-гу, - коротко ответил полковник. - Но он даст о себе знать, когда придет время…
- Как, должно быть, изматывает ожидание, - еще раз попробовал прощупать Брауна Уэлби.
- Нет, не больше, чем всякие другие проблемы.
Уэлби оказался в безвыходном положении. Он знал, что структура командования на Средиземноморском театре военных действий недавно изменилась. Теперь штаб союзников в Алжире под командованием Эйзенхауэра и Александера контролировал все военные операции в Северной Африке, включая действия Восьмой армии, которая завершала Тунисскую кампанию.
Однако подрывной деятельностью на Балканах, включая Грецию и Югославию, руководило Средиземноморское командование со штаб-квартирой в Каире. Уэлби не представлял себе, как упомянуть в разговоре с Брауном о Каире, ведь полковник не знал, что Уэлби известно о местонахождении Линдсея. Ладно, придется подождать… обычно все само собой рано или поздно плывет к нему в руки.
- Вы о чем-то задумались? - спросил Браун.
- Да, о том, что пора спать. Спокойной ночи, сэр!
Борману сообщили в Волчье Логово о том, что Линдсей, очевидно, бежал в Югославию. Информация поступила к нему из двух источников. Когда Гартман бросил Вилли Майзеля на аэродроме в Граце, гестаповец немедленно позвонил Груберу в Вену.
- Этот хитрый мерзавец Гартман ускользнул от меня! Он полетел на "Физлере-Шторхе", который заранее был для него приготовлен в Шпилфелд-Штрассе. Гартман хочет провести самостоятельное расследование произошедшего инцидента. Он думает, что Линдсей сегодня пересек границу…
- Какой-такой инцидент? - резко оборвал его Грубер. - Чем он доказывал свои безумные предположения?
Грубер знал Мартина Бормана, знал, как осторожно действует рейхслейтер. Борману потребуются УБЕДИТЕЛЬНЫЕ доказательства, а сообщение Майзеля может на поверку оказаться всего лишь слухами. Бог свидетель, уже поступило столько донесений о том, что там-то и там-то видели англичанина.
А Борман всегда требовал доказательств, потому что подстраивался под фюрера. Он неоднократно слышал, как Гитлер обрушивался на генералов, которые являлись к нему с плохими вестями, а потом, когда генералов начинали расспрашивать, они шли на попятную.
- Там произошло нападение партизан, - объяснил Майзель и рассказал Груберу все с начала и до конца. - Гартман связал это с происшествием возле собора… гранаты и дымовые шашки - те же приемы…
Рассуждения Майзеля вполне убедили Грубера; он решил, что передать эти сведения Борману неопасно. В конце концов он может подчеркнуть, что всего лишь передает информацию, полученную от Вилли Майзеля! И если где-то выйдет осечка, виновником будет Майзель.
Грубер немедленно позвонил Борману, который выслушал его, не проронив ни слова. Грубер знал: рейхслейтер тщательно обдумывает: может ли новое развитие событий повредить его собственному положению при фюрере.
- Я передам фюреру ваш рапорт, - решил Борман, на всякий случай не упоминая о том, что он уже знает о происшедшем от Гартмана. - Хотя инцидент в Шпилфелд-Штрассе - это, конечно, не доказательство.
- Мне сообщил Майзель, - повторил Грубер. - А он, насколько я знаю, основывается на разговоре с другим человеком - с майором Густавом Гартманом.
- А, абвер! Но кто теперь доверяет этому гнезду предателей?
Однако фюрер, очевидно, доверял. Когда Борман сообщил новости Гитлеру, тот велел принести крупномасштабную карту Южной Европы и собственноручно расстелил ее на большом столе в зале заседаний. Фюрер провел пальцем по карте, прослеживая путь из Мюнхена в Вену через Зальцбург.
- А в этом есть смысл! - провозгласил он. - Борман, вы ведь перекрыли все дороги из Мюнхена в Швейцарию, да?
- Да, он же явно собирался в Швейцарию.
- А группа людей, которые пытаются переправить Линдсея домой, - это профессионалы…
- У нас нет доказательств, - запротестовал Борман.
Гитлер вспылил.
- Вы забыли, что случилось возле собора Божьей Матери? Такое могли провернуть только профессионалы! Они обвели вокруг пальца солдат, которые их там поджидали. А что было дальше? Гартман ищет чемоданы, которые они бросили в Вене на Западном вокзале. И чемоданы оказываются как две капли воды похожи на те, что нес так называемый шофер так называемой баронессы, когда они в присутствии Майра садились в Венский экспресс в Мюнхене. Так или нет, Йодль?
Два человека, сидевшие в комнате: генерал-полковник Альфред Йодль и фельдмаршал Вильгельм Кейтель до сих пор слушали рассуждения фюрера молча. Йодль кивнул.
- Вроде бы так, мой фюрер, - осторожно ответил он.
- Дальше, - взволнованно продолжал Гитлер, - на следующее же утро происходит история на Южном вокзале. На допросе один из убийц немецкого солдата рассказал, что видел девушку и мужчину, которые садились в поезд, отправлявшийся в Грац. А куда можно попасть из Граца, если двигаться дальше на юг? В Шпилфелд-Штрассе, где разыгралась гораздо более серьезная драма. Так или нет, Кейтель?
- Вы рассуждаете логично, мой фюрер.
- А теперь Гартман докладывает, что он узнал почерк - очень уместное здесь слово - почерк людей, орудовавших у собора Божьей Матери в Мюнхене… снова гранаты и дымовые шашки…
Гитлер раскинул руки, оперся о стол, на котором лежала карта, и обвел взглядом троих человек, внимавших ему в полном молчании. На его лице появилось циничное выражение.
- Пять миллионов большевиков сражаются со мной на Восточном фронте. Мне приходится каждый Божий день отдавать приказы: как, каким образом уничтожать их варварские орды. А теперь я еще вынужден играть в детектива, доискиваясь, как именно Линдсей пытается от нас удрать. И помогает мне в этом только один человек, единственный из вас, у кого есть хоть какие-то мозги! Этот человек - Гартман! Господа, совещание окончено.
В голосе Гитлера зазвучало презрение, и, выйдя из комнаты, он пошел по коридору к выходу на улицу.
Известие о вероятном побеге Линдсея достигло Лондона, как обычно, сложным, двухступенчатым путем. Через пару часов после совещания у Гитлера Рудольф Ресслер принял в Люцерне сигнал от Дятла, зашифрованный опять-таки особым способом.
Ресслер немедленно передал сигнал в Москву Казаку, и Сталин вновь вызвал Берию. Советский вождь молча передал сообщение о Линдсее начальнику секретной службы. Это была его политика - всегда показывать сигналы, полученные от Люси, бледному мужчине в пенсне. Если что-то не будет ладиться, Сталин всегда переложит вину на Берию. И окажется, что идея вовлечь в игру Люси исходила от Берии.
- Вы полагаете, Линдсей пытается связаться с одной из союзнических шпионских миссий? - спросил Берия.
- Этот вывод напрашивается сам собой, - язвительно ответил Сталин. - Наступит время - за ним пошлют специальный самолет и перебросят в Алжир, а потом в Лондон. Мы не можем доверить его уничтожение Тито. А раз так, то что нам делать?
- Наш агент в Лондоне позаботится, чтобы Линдсей не добрался до своего шефа.
- Хорошо. - Сталин взял донесение Ресслера из вялой руки Берии. - Когда будете выходить, пришлите ко мне моего персонального шифровальщика.
Оставшись один в темной комнате, где горела только настольная лампа с островерхим колпаком, Сталин сел за стол и, тщательно подбирая каждое слово, составил текст шифровки. Когда шифровальщик появился на пороге, Сталин не шелохнулся и, словно в комнате никого, кроме него, не было, продолжал работать. Наконец, офицер, стоявший по стойке "смирно", увидел руку, которая протягивала ему листок бумаги.
- Немедленно отошлите это Савицкому в наше посольство в Лондоне.
Вот какие запутанные события стояли за тем, что в Лондоне советский агент Савицкий удивил Тима Уэлби, явившись первым на свидание в пивную на Тоттенхэм-Корт-Роуд.
Впервые на памяти Савицкого сигнал от Казака пришел с пометкой "срочно". Русский очень обрадовался, что они с Уэлби - совершенно случайно! - заранее назначили встречу именно на этот вечер. Встречи, организованные впопыхах, всегда очень опасны.
Что касается Савицкого, то он спихнул ответственность на Тима Уэлби. В Вашингтоне, Лондоне, Волчьем Логове, Вене и Москве жизнь устроена примерно одинаково. Если вам дают гранату с выдернутой чекой, вы стараетесь как можно скорее передоверить смертоносную игрушку кому-нибудь другому.
Когда поезд из Шпилфелд-Штрассе доехал до Марибора, Гартман вернулся в купе и увидел, что Вилли Майзель достает с полки свой чемодан. Спасаясь от ночного холода, гестаповец застегнул верхнюю пуговицу пальто.
- Надеюсь, вы не уходите? - спросил Гартман, придав своему голосу заинтересованные интонации. И оказался прав!
- Я должен проинформировать Грубера о развитии событий, которые, как я вижу, никак не развиваются. Я могу позвонить ему из местного военного штаба. Вот уж он завертится как кошка на раскаленных кирпичах: ему же надо будет снова докладывать Борману…
- А я, наверно, останусь в поезде и поеду в Загреб, - небрежно проронил Гартман, сел и закурил трубку.
- Как хотите. Но я думаю, это пустая трата времени.
Гартман подождал, пока Майзель уйдет, а потом снова вышел в коридор и открыл окно. Он успел вовремя: Пако и Линдсей как раз садились в первый вагон, возле самого паровоза.
Поезд выехал из Марибора чуть раньше и уже мчался в темноте на юг, когда Вилли Майзель добрался до штаба и, предъявив свое удостоверение, попытался связаться с Грубером.
Телефонист сообщил ему, что из соображений секретности все звонки должны пропускаться через военный штаб в Граце. Майзель назвался и, ожидая ответа, вдруг осознал, что страшно голоден. В комнату долетали запахи готовившейся пищи… То, что последовало дальше, застало его врасплох.
- Это Вилли Майзель? - раздался хриплый голос.
- Да, я уже просил, чтобы меня связали с…
- Говорит полковник Ягер. Что вы делаете в Мариборе?
- Я сошел с поезда, который ехал из Шпилфелд-Штрассе. Я ехал вместе с майором Гартманом, абверовцем…
- Пожалуйста, дайте ему трубку.
- Но я сказал, что ЕХАЛ с ним! Это было примерно час назад. Он остался в поезде.
- А он не объяснил причины? Куда он сейчас направляется? Вы что, напали на след англичанина Линдсея?